***
Возьми первый луч взошедшей над дюнами луны за край и потяни, — пелось в сказаниях джиннов. — и выйдет тогда из него тонкая нить. Сотки из той нити полотно, и получится оно легче перышка и ярче драгоценных каменьев, ибо будет подарком самих божеств. Серебристые волосы скользили сквозь обхватившие голову пальцы словно самый превосходный лунный шелк. — Хайта-ам, — сбивчиво бормотал Тигнари в самое его ухо, покрывая макушку поцелуями и с наслаждением зарываясь носом в такие густые мягкие пряди. — Хайтам, Хайтам! Маленькое тело гибрида упругой лозой выгибалось на простынях, сминая под собой в одну кучу затейливо вышитые на ткани глазурные лилии и чашечки лотоса. Зажавшие широкую поясницу острые коленки подрагивали, а ненасытные руки притягивали ближе, жарче, как если бы каждый разделяющий их сантиметр приносил ему невообразимые страдания. Хайтам низко, по-грудному мычал в ответ, спрятав лицо в подушке над его плечом. Горячие выдохи дразнили незащищенное ухо, посылая табуны мурашек, — и он с новой силой подавался ему навстречу, растягивая фенека на всю длину ствола, пока они не оказывались переплетены намертво, скованные не только твердой плотью, но и коленками, локтями, ладонями, и всем, что только у них было. В полутемной гостиничной комнате, подсвеченной через деревянное окно незашторенной ночью, несмотря на прохладу снаружи атмосфера была раскалена до предела. У них оказались раздельные номера. Тигнари с Кавехом пришлось признать, что двухместный они бы не поделили без угрожающих целостности гостиницы «агрессивных переговоров» о том, с кем из них молодой лингвист останется на ночь. Спать вместе они также отказались: как они могли обжиматься в одной кровати, когда их драгоценный за стенкой совсем никем не согрет! Поэтому самым справедливым решением стали три одноместных комнатки и быстрая партия в «Священный Призыв Семерых», оставившая Тигнари вторым на очереди в объятия Хайтама. Кавех после себя сообразил открыть окно, так что запах предыдущего соития понемногу сошел на нет, оставляя только тонкий флер архитекторских ароматов в уголках кровати, достаточно приглушенный, чтобы быть скорее приятно-напоминающим, чем соперническим. Лесному стражу всегда нравилось, как пахло от блондина: сладко и по-цитрусовому ярко, с пьянящей ноткой изысканного алкоголя и хрустом засахаренных орехов. Хайтам же, наоборот, носил на себе более массивное сочетание сандала, свежей листвы, меда и терпкого аниса, который сам собой будоражил память об их прежних пустынных чертогах. Легкий дух цветов-диковинок Ли Юэ, пристроенных персоналом на столике, и дерева цуйхуа ненавязчиво стелился между всем пришлым разнообразием, завершая восхитительную композицию. Казалось, что его сознание уплывало на волнах блаженства только от этого плотного благоухающего покрывала, — не говоря уже о том, как вся палитра запахов сейчас растиралась между двух обнаженных тел, с каждым поцелуем, касанием, проникновением и толчком пробираясь все глубже в душу. — О Хайтам, — Тигнари влажно лизнул его за ухом, потихоньку начиная нетерпеливо двигать бедрами вверх и вниз, не смотря на то, что отчасти хотел сохранить на подольше волшебно-кристаллизовавшийся момент их полного единения. — Я люблю тебя, мой король. — Пока что не король, — с ноткой сожаления глухо вздохнул тот, так и не оторвавшись от подушки. — Это мы скоро поправим, обязательно. Но для меня ты всегда был моим лордом, Хайтам. И в Море Красных Песков, и в моих снах, и в Академии, когда я впервые увидел твои глаза. Ладошка рейнджера обняла его за щеку, поощряя все же приподнять голову и посмотреть. Большой палец погладил бровь, очерчивая контур, пока они любовались друг другом. Одинаково пылающие лица, взмокшие растрепанные волосы и расширившиеся в удовольствии зрачки вызывали у каждого из них особо терпкий прилив чувств к партнеру. — Золотые пески и изумрудные оазисы… Точно такие, какими их запомнило мое сердце. И какими оно помнит их до сих пор, — с нежностью сказал Тигнари. — Тебе это вряд ли о чем-то говорит, но я ждал тебя почти тысячу лет. Мы ждали. И даже если ты ничего не помнишь, видеть тебя живым, здесь и сейчас, это уже больше, чем мы с Кави когда-либо смели надеяться. — Тигнари, — Хайтам вытянул шею, чтобы поцеловать его в уголок губ и прижаться лбом к лбу. — Я ничего не хочу так сильно, как знать тебя не только профессором, но и моим принцем. Да, мне любопытна история моего королевства и вся мудрость, которую я накопил, это тоже… Но по-настоящему во всей этой затее я желаю только тебя и Кавеха. Я провел с вами столько времени, столько ночей, — и я не могу поверить, что я все это забыл. — Лорд Моракс обязательно нам поможет, вот увидишь. И знаешь… Кое-что ты уже припоминаешь, не правда ли? — Уже? — Ты ведь помнишь, как сделать мне приятно. Ты всегда любил, чтобы вот так- Тигнари положил его руку на свое бедро, заставляя крепко ухватить бархатную кожу и провести по ней вверх по приподнятым ягодицам, до основания хвоста. — Это да, — Хайтам согласно дернул за пушистый хвост, подтягивая рейнджера ближе к себе. — Это ты помог мне вспомнить, милый. Чувствуя моментально прошившую конечности сладкую искру, фенек мелодично всхлипнул, прогнулся еще сильнее, до дрожи сжимаясь на восхитительно-распирающем члене и притирая собственное возбуждение к его животу. Согнутая в локте рука услужливо нырнула под спину, помогая удержаться. — Ты прекрасен, мой король, — прошептал Тигнари в перерывах между несдержанными стонами, — наученный им самим же, Хайтам теперь за пару сильных, жарких шлепков плоти о плоть с легкостью находил ту самую точку наслаждения, от которой лисьи уши моментально жались к затылку, а хвост оживал, в порыве эмоций неистово закручиваясь вокруг его лодыжек, будто умоляя не останавливаться. — Я твой, я только твой! Ох да, да, еще, прошу, еще! Глубокий страстный голос, сбивчиво одаряющий его похвала за похвалой, был так непохож на его обычный, каким он дразнил Кавеха или вел лекции по ботанике. Этот звучал совершенно особенно, помимо очевидной интимости не стесняясь показать уязвимость и доверить ему все свои тайные желания. Лингвисту казалось, что этим чарующим, как старинные пустынные песни голосом ему лукаво приоткрывают завесу тайны над прошлым величественного королевства песков, позволяя краем глаза поймать отражение золотой шерсти и услышать далекий перезвон самоцветных украшений. Сладкие вздохи и блаженствующие стоны, рвущиеся наружу из хрупкой, отзывчиво трепещущей груди, хотелось слушать вечно. А чувствовать царапающие лопатки пальцы, цепляющиеся за него в отчаянных поисках надежности, как вьюнок оплетает своими побегами ствол своего любимого дерева, — и того больше. Хайтам утробно рыкнул, притискивая трясущегося рейнджера еще крепче, так, что он отчетливо ощутил, как часто и горячо бьется чужое сердце напротив его собственного. Купленная в той самой странно-двусмысленной лавке смазка (двусмысленность, в конечном итоге, была вполне оправдана), растопленная трением, хлюпала и брызгала, добавляя в общий букет карамельно-густой привкус масла шелковицы. — Тигнари! Не выдержав, он отпустил руку, позволяя ушастому партнеру снова упасть на вышитое лилейное поле. Вцепившись в подушку по обе стороны от его головы и не отрывая взгляда от огромных, как два черных жука, пожирающих его зрачков фенека, студент из последних сил ускорился, преследуя накатывающий оргазм. Слепящая волна облегчения, взметнувшись к своему пику, окатила его с головой, на секунду заставив потерять не только остатки слуха, но и зрение. Тяжело дыша, он вслепую нашарил на тумбочке полотенце и шнур наушников, понемногу возвращая себе в полной мере все пять человеческих чувств и ответственно помогая рейнджеру убрать следы их любви. — Завтра мы встретимся с Мораксом, — еще раз пообещал Тигнари, оставляя легкий поцелуй на его щеке и подбирая со стула просторную кофту, чтобы не смутить никого в коридоре, пока будет возвращаться. — И все у нас получится, вот увидишь. Деревянные полы легонько скрипнули, когда он остановился перед соседней с Хайтамом дверью. Собственная комната встретила еще не остывшего гостя свежестью сквозняка и взлохмаченной долговязой тенью, оккупировавшей его постель. — Нему, — сейчас он чувствовал себя настолько расслабленно, что не хотелось даже язвить. — Не спится? — Немного, — Кавех поманил его к себе. — Иди сюда, аюни. Как там Хайтам? Цел, после двух подряд-то? — Уснул почти мгновенно, но держался молодцом. — Он будет отличным милордом. — Он и так наш милорд. Архитектор похлопал по одеялу рядом с собой, дожидаясь, пока рейнджер сядет, а затем соскользнул на пол, устраиваясь между его коленей. — Ты решил, куда мы пойдем? К Гань Юй, как ты и хотел? — На самом деле, я уже не уверен. Мы об этом не думали, но после того, как Хайтам мне напомнил, что в Ли Юэ Моракса считают мертвым… Я подозреваю, что и своих адептов он скорее всего оставил в неведении. — Думаешь, они сами не догадались? Раз даже мы заметили, что с этой инсценировкой не все в порядке. — Может быть, но они его адепты, понимаешь? — Тигнари особо выделил это «его», пока рассеянно переплетал рассыпавшиеся косички. — Если бы на месте Моракса был Ахмар, мы бы тоже ему поверили. По крайней мере, если Гань Юй все такая же впечатлительная, как раньше, она точно на это повелась. Я бы мог спросить у нее про других, но сильно сомневаюсь, что остальные сейчас не ударились в отшельничество где-нибудь далеко отсюда на самой высокой горной вершине с кучей препятствий и ловушек. — Я догадываюсь, куда ты клонишь, — Кавех облизал губы и вскинул голову. — Кроме Гань Юй, в шаговой доступности здесь только он. Но ты уверен, что хочешь его увидеть? И чтобы он видел перерожденного Ахмара? — Это самый рациональный вариант. Кроме того, прошла уже тысяча лет. Я хочу посмотреть ему в лицо. — Значит, завтра будет интересно. — Не сомневаюсь, — Тигнари погладил его локоны, томно жмурясь. — А теперь не отвлекайся, аюни. — Слушаю и повинуюсь, твое высочество.***
О плачевном состоянии истерзанного скверной леса, едва-едва одолевшего эту нежданную напасть ценой всех оставшихся сил Великой Властительницы Руккхадеваты, кричало буквально каждое дерево, каждый опадающий листок и каждый пожухший бутон прежде роскошных цветочных ковров. Тамим шел немного впереди, упрямо не отрывая глаз от петлявшей под ногами тропинки. Его отведенные назад уши мелко дрожали, а хвост прижался к ногам, выдавая плохо скрываемую колкую злость, которая временно все больше уступала животному страху по мере того, как они приближались ко входу в подземные владения лорда Вьягхары. Кхнему старался не отставать, запинаясь длинными ногами то о выступающий корень, то о неудачно подвернувшийся камень. Пристыженно сгорбленная спина и выражение крайнего отчаяния на лице не оставляли его с тех самых пор, как небо заполыхало красным, а людское королевство Каэнри’ах пало под гневом Селестии, до этого повторно выпустив в Тейват то самое ужасающее запретное знание. Нехорошее, поднявшее дыбом темную шерсть предчувствие первым посетило именно принца Шамсина. В тот вечер бывшие фамильяры, облюбовавшие себе в Инадзуме закрытый горячий источник и пару кувшинов дорогого сакэ, уже собирались было осквернить девственные воды купальни, как вдруг Тамим уперся рукой в чужую грудь и настороженно замер, принюхиваясь к сменившему направление ветру с континента. — Тамими? — Кхнему с беспокойством потянул принца за локоть. — Что там, лисенок? — …не знаю, — нехотя сдался тот, покорно обмякая в сильных руках. — Не нравится мне все это. Не стоило нам оставлять Сумеру, Нему. — Сумеру под надежной защитой, — убежденно произнес архитектор, ласками упрашивая его расслабиться. — Ты зазря нагнетаешь уже который месяц. А ты ведь обещал, что в этой поездке ты будешь думать только о нас. — Я помню, — Тамим потряс головой и постарался улыбнуться, заново обвивая талию Кхнему ногами и разделяя с ним поцелуй. — Это просто… Это все еще чувствуется как-то неправильно. Я и ты, вместе, хотя мы все еще не нашли ни следа Ахмара… Чувствую себя каким-то предателем. — Ахмар был бы рад за нас. Наше счастье — его счастье. То, что ты согласился отправиться со мной в путешествие по Тейвату, — это просто чудесно, я уже говорил тебе. Я люблю тебя, Тамими. И моя любовь к тебе и к Ахмару — две параллельные прямые. Независимые, но совершенно равнозначные. — Я тоже люблю тебя, Нему, — выдохнул принц, невольно срываясь на стон, когда Кхнему плавно опустил его на свой член, принуждая оставить тревоги. — Я тоже. А той же ночью их едва-едва выстроенный на месте пожарища шаткий новый мир безвозвратно рассыпался в прах, вместе со вспыхнувшим на горизонте кровавым заревом. Они возвращались так быстро, как только могли, в зловещей тишине, пока где-то далеко за плотным пузырем душащей вины осиным роем копились все новые страшные подробности: Леди Баал и леди Фокалор мертвы Каэнри’ах стерт с лица земли Черные монстры из Бездны прорвались на поверхность и наводнили леса Сумеру Великая властительница Руккхадевата исчезла Касала встретил их в Органе, который смертные теперь называли Порт-Ормосом. Его вид был мрачным и осунувшимся, не предвещающим ничего, кроме подтверждения всех самых ужасных слухов. Жрец, одетый по своей текущей легенде в нефритово-зеленую робу мудреца, мало сочетавшуюся с неизменной ритуальной шапкой, смерил фамильяров тяжелым взглядом, в котором без всяких сомнений читался молчаливый укор. — Где Руккхадевата? Она погибла?! В глазах Касалы на секунду промелькнуло что-то странно-неуверенное, как если бы он сомневался, что именно сказать в ответ. Но непонятная тень тут же пропала, а голос прозвучал твердо и четко. — Нет. Но она потратила слишком много силы, запечатывая скверну и очищая от нее элементальные артерии. Когда Академия нашла ее, ее физическая форма сильно изменилась. — Она снова уменьшилась? — До маленького ребенка. Теперь она не больше мятного стебля. Мы перенесли ее в Храм Сурастаны, но потребуется время, прежде чем она хотя бы очнется. Ее жизненная энергия рассеяна по всему Сумеру, пока лес восстанавливается. — Прости, что нас не было рядом. Кхнему обернулся к Тамиму, — но тот все так же молчал, стиснув зубы и уставившись в пол. Он вздохнул. Злость принца на все произошедшее в целом и на него в частности была понятна. Но от этого понимания легче не становилось никому. — Вы бы мало чем помогли, — Касала пожал плечами. — Но если хотите быть полезными сейчас, то разыщите лорда Вьягхару. Кто-то должен ему передать, что случилось с его супругой. Принц кивнул, первым срываясь в чащу леса. Кхнему, умоляюще посмотрев на Касалу (тот только сочувственно потряс шакальими ушами), поспешил за ним. И вот теперь, так и не обменявшись ни словом, они приближались к самому сердцу джунглей, где были спрятаны чертоги владыки лабиринтов. А все множащиеся следы разрушений, вкупе с гниющими остатками потусторонних монстров, теснили личные обиды на второй план, оставляя лишь растущую тревогу за короля джунглей. Круглые маленькие аранары боязливо прятались за камнями и колоннами ветвистых туннелей, не спеша вылезать, чтобы поприветствовать вернувшихся знакомых. Многие, как заметил Кхнему, выглядели крайне подавлено — поблекшие, как сухая трава, с помятыми листиками и порванными шапочками. Аранары провожали их тонким шепотком на своем языке, и в этом шепоте, не громче шуршания цветочных лепестков, слышались жалость и скорбь. Лесные духи оплакивали своего доброго создателя, и оба фамильяра очень скоро это осознали. Подземный коридор в последний раз сделал петлю и разверзся огромной просторной пещерой, своды которой подпирали резные каменные столбы, а стены покрывал пушистый мох и светящиеся грибы. В центре обители лорда лабиринтов, в пустом стволе гранатового дерева сияла машина Варуны — затейливое устройство, созданное владычицей Руккхадеватой для управления дождями и солнцем, которое когда-то и стало началом союза богини мудрости и призванного ею защитника джунглей. А у корней недвижимо лежал исполинский тигр, в прежние дни определенно внушавший первобытный ужас каждому обитателю тенистых тропических лесов, но теперь медленно угасающий, уронив на вытянутые лапы крупную полосатую морду. Рядом с гигантским зверем, положив руку на его надрывно вздымающуюся грудь, сидела принцесса Синамон. Девушка выглядела не намного лучше — испачканное мятое платье, кудри, скатанные в птичье гнездо, лук за плечами сломан и забрызган какой-то фиолетовой жижей. Заслышав посторонних, Синамон подняла голову, и ее тусклые карминовые глаза озарились слабой искрой. — Тамим! Тамим, ты жив! — она, пошатнувшись, поднялась с пола пещеры, делая пару неверных шагов навстречу лисьему принцу, прежде чем тот подхватил ее на руки, крепко, — искренне, — обнимая. — Я так боялась. Тамим почувствовал, как по его щеке покатилась чужая мокрая слеза. — Это был кошмар наяву. Они собрали всех Семерых, чтобы не дать скверне расползтись, но леди Фокалор была смертельно ранена, а отравленная грязь все лилась и лилась, и монстров становилось все больше. Они прорвались сквозь стену Самиэль и уничтожили нашу Ванарану… Мой лорд и моя леди объединились, чтобы защитить остальной лес, но, но, — принцесса задрожала, пытаясь не разрыдаться. — Но эта задача оказалась непосильной для леди Руккхадеваты, и Вьягхара, он… Он принял ее боль на себя. Мой лорд умирает, Тамим! Тигр, потревоженный голосами, открыл глаза, окидывая мутным взглядом стоявших вокруг. Огромная красная пасть открылась, и по пещере прокатилось гулкое эхо звериного рева. — Лорд Вьягхара тоже рад видеть, что вы в порядке, — перевела Синамон. Она вытерла лицо и вновь упала на колени перед зверем, прислушиваясь к глухому порыкиванию. — Он сожалеет, что вынужден встречать вас в таком виде, но у него нет сил поддерживать человеческую форму. — Вам не за что извиняться, Вьягхара, — Кхнему приблизился и, по кивку принцессы, провел ладонью вдоль полосатой шкуры. — Вы спасли лес. Вы спасли всех нас. И леди Руккхадевата тоже жива и в безопасности. Правда, теперь она выглядит как совсем дитя. В рычании Вьягхары зазвучали новые, более ласковые оттенки. — Ему кажется, что крошечная супруга должна быть похожа на белый редис. И ему жаль, что он не сможет ее увидеть, хотя это наверняка самое очаровательное зрелище на свете. Он благодарит вас за то, что позаботились о ней. — Скажите, что мы можем как-то вам помочь. Может быть, вы знаете лекарство… Острые клыки сверкнули в широко открытой пасти. Вырвавшееся из глотки ворчание было ворчанием старика, беззлобно увещевающего неразумную молодежь. — Бессмертие не заключено в одной оболочке, оно скорее подобно неиссякаемому роднику, — проговорила Синамон. — В конце жизни Царь Леса сольется с чащей, откуда вышел. Когти и зубы обернутся в дерево и железо, полоски станут бесконечным лабиринтом, а горящие глаза превратятся в луны на небе и в воде. Это то, что он хочет, чтобы вы не забывали. Все, что умерло, возродится вновь. Все, что сгнило, прорастет молодыми побегами. Даже утраченные воспоминания в конце концов возвратятся на землю. Во сне у каждого есть шанс начать все сначала. Когда она закончила, Вьягхара удовлетворенно зевнул и боднул ее лбом, показывая, что он больше не намерен говорить. Принцесса еще раз обняла зверя, прежде чем отвести фамильяров подальше от задремавшего божества. — Еще мой лорд намеревался передать вам это, — она достала из складок платья несколько свернутых листков, пахнущих смолой и бамбуком. — Это письма Фарриса, лорд Вьягхара получил их незадолго до… всего, что случилось. У Фарриса новая жизнь, и судя по письмам, — он ею доволен. Он поселился в Ли Юэ, под защитой лорда Моракса. Он писал, что как-нибудь желает навестить нас, но теперь я скажу ему, что ему не к кому здесь возвращаться. Однако, если вам двоим когда-нибудь понадобится его искусство или его слово, вы будете знать, как к нему обратиться. Кхнему, поблагодарив, забрал листки. Тамим сделал движение ей навстречу, но не смог ничего сказать. Его одолевала целая буря эмоций, не утихавшая ни на день с того момента, как они узнали про катаклизм. И сейчас, после разговора с Вьягхарой и с ней, разрушительная буря вот-вот грозила вырваться наружу. — Я останусь с ним до конца, — сказала она, понимая немой вопрос. — Как его оруженосец, я должна проводить повелителя в последний путь. Синамон закашлялась, и оба фамильяра посмотрели на нее с нескрываемой тревогой. — Ты тоже пострадала. — Это ничего. Я знала, что иначе не выйдет. У меня больше времени, чем у моего лорда, но… После всего, я буду счастлива последовать за ним в его охотничьи угодья. — И ты оставишь меня? — задушенная мольба сама собой вырвалась из пересохшего горла. Принц закусил губу, через силу удерживая себя, чтобы не упасть перед ней на колени. Странно, но, привыкнув к тому, что Синамон неизменно встречала его ласковыми объятиями и приветливой улыбкой, он вдруг с пугающей ясностью осознал, что не хочет, чтобы она пропадала так же незаметно, безвозвратно и больно, как и все те, кто был ему дорог. Даже если все это время он не особо скрывал, как именно использует ее невысказанные чувства. Синамон, вопреки всем его отрицаниям, успела стать частью его жизни. А сейчас его жизнь из крепкой сапфировой башни превратилась в плачевные руины, — и лишившись еще одной опоры, он всерьез опасался, что не справится с тем ураганом, который поднимется после. — Я отправлюсь на охоту, — принцесса оскалила маленькие звериные клычки. — Я буду преследовать оставшихся черных монстров, пока могу держать лук и стрелы. А потом я оставлю человеческий облик так же, как это сделал мой повелитель, и стану частью жизненного круга. Шершавая, как змеиная кожа ладонь погладила лисьего принца по щеке. — И да, это будет моя последняя охота, Тамим. Но ты слышал, что сказал лорд Вьягхара. Лес бессмертен и многолик. Даже если я больше не буду принцессой Синамон, я все еще буду присматривать за тобой. Тамим был уверен, что ее касания сейчас должны казаться ему ядовитыми, — но почему-то они успокаивали, совершенно неведомым ему образом проникая сквозь неверие, горечь и страх холодным, но светлым лучом тихой нежности. Он прижал ее к себе в тщетной попытке выдавить хоть слово. Кхнему тактично отвернулся, делая вид, что очень заинтересован письмами. Последний поцелуй для обоих вышел, — как и все, что у них когда-либо было, — неоправданно сухим.***
Утро для маленькой помощницы господина аптекаря следовало давно выученной рутине. Перво-наперво убедившись, что она подробно записала в дневник все, что собиралась сделать в ближайшие часы, Ци Ци прихватила стоявшую в углу специальную табуреточку и понесла ее в смежную комнату позади прилавка: господин Бай Чжу всегда начинал рабочий день с заплетания ее длинной косы. Главный доктор и, по совместительству, владелец аптеки «Бубу» в это время по своему обыкновению перебирал на рабочем столе душистые сушеные травы и хрусткие записи с рецептами. К тому моменту, когда Ци Ци поставила табуреточку перед ширмой, последний пучок цинсинь оказался завернут в будущую инструкцию по приготовлению, а аптекарь взял в руки деревянную расческу. — Ты все запомнила, какие у тебя поручения сейчас? — спросил он, собирая ее волосы в ладонь. — Ци Ци… Ци Ци помнит, — подтвердила малышка. — Ци Ци позовет господина Гуя делать лекарства, а сама останется смотреть за прилавком. Ци Ци ничего не продает без предписания доктора. Если к Ци Ци обратятся с вопросом, а Ци Ци не будет знать, как ответить, Ци Ци придет к господину Бай Чжу. — Правильно. — А если Ци Ци справится хорошо, Ци Ци получит кокосовое молоко. Много молока. — Конечно, Ци Ци. Все, что ты захочешь. Бай Чжу закрепил косу девочки бубенчиком и разгладил торчащий из-под шапочки талисман-печать адептов. — Можешь идти в лавку. Но только напомни сначала, откуда у нас берется кокосовое молоко? — Не от кокосовой козы, — вздохнула Ци Ци, уже наученная в прошлый раз, когда из-за ее неправильных объяснений один вежливый юноша со своей летающей спутницей сбил все колени в поисках выдуманного священного животного. — Сладкое молоко… От больших орехов далеко-далеко. Но Ци Ци грустно. Если бы кокосовая коза была, Ци Ци бы с ней играла. — Когда ты закончишь с-с поручениями Бай Чжу, я поиграю с-с-с тобой, Ци Ци, — ласково прошипела белая змея, которая до этого дремала, свернувшись кольцами на плечах доктора. — Чан Шэн будет играть с Ци Ци, — безэмоциональный голос девочки-зомби плохо справлялся с выражениями сильных чувств, но зазвеневший бубенчик обозначил ее предвкушающую радость. — Ци Ци и Чан Шэн друзья. Ци Ци спрыгнула с табуреточки, забирая ее с собой, чтобы отнести на место. Бай Чжу и змея проводили взглядами подскакивающую сиреневую шапочку, прежде чем снова взяться за конверты с травами. — Не балуй ее чересчур, сестрица, — аптекарь легонько щелкнул по крошечному чешуйчатому носу. — Вечно ты слишком мягкосердечная. Змея протестующе ткнулась ему в щеку, но быстро успокоилась, возвращаясь к полудреме. Вскоре подоспел Гуй, и оба мужчины принялись за привычную травническую работу со ступками, порошками и миниатюрными весами. Растирая пестиком сушеные стебельки, Бай Чжу краем уха прислушивался к тому, что происходило у Ци Ци за стенкой. Девочка подходила к своей нехитрой работе со всей ответственностью: приняла нескольких странствующих торговцев, чтобы обменять у них нужные заморские травы, отмерила мешочек снадобья для госпожи Чэнь Сян и ее хронически больной сладкоежки-дочери. Другая круглая табуретка, которая помогала Ци Ци быть выше, чем крышка прилавка, шорхала по полу туда-сюда вместе со звуками открываемых ящиков и пересыпаемых лекарств. Все шло своим чередом, и потому он расслабился, медитативно перемалывая ингредиенты под болтовню Гуя, и не сразу придал какое-либо значение очередному звону колокольчиков ветра над входом в лавку. — Эй, есть тут кто? — воззвал громкий молодой голос. Голос показался знакомым, но в памяти не всплыло ничего определенного. Впрочем, по роду занятий ему и так приходилось разговаривать с тысячами людей. Какая разница, слышал ли он уже когда-либо этот конкретный. — Добро пожаловать в аптеку «Бубу» — подставка вновь загремела, ботиночки топнули о лакированное дерево. — Меня зовут Ци Ци. Как Ци Ци может помочь? — Ты смотри! — восхитился голос. — Не может быть! Она же мертвая, но с живым сознанием! Неужели это он так смог?! — Меня зовут Ци Ци, — повторила малышка. — Однажды Ци Ци умерла. Затем Ци Ци спасли адепты. Теперь Ци Ци такая. — С ума сойти. Судя по удивлению и восторгу, клиент был из приезжих, и о знаменитой девочке-зомби из аптеки раньше не слышал. Бай Чжу едва слышно фыркнул, — обыватели! — и вернулся к работе. После истории с Путешественником и кокосовой козой, Ци Ци должна была справиться и с таким необычным гостем. Ци Ци повторила вопрос про помощь. — О нет, лекарства нам без надобности, — отказался незнакомец. — Мне нужно увидеть владельца, — вмешался второй, до этого молчавший. — Ты знаешь, где хозяин лавки? Пестик стукнул о ступку чересчур громко. А вот этот тон так просто из памяти никогда бы не стерся. — Господин Бай Чжу сейчас занят, — Ци Ци задумалась, осмысляя данные себе же с утра приказы. — Но если вам нужна его помощь, Ци Ци пойдет его спросит. Знаком показав Гую продолжать без него, аптекарь отряхнул руки и решительно встал. Если в его аптеку действительно заявились те, о ком он подумал, ему следовало самому выяснить, что им нужно, не впутывая в это девчонку. Он попытался предложить остаться и своей подруге, но змейка легонько укусила его за палец. «Любопытно», — читалось в ее красных глазах. Бай Чжу покачал головой, но спорить не стал. — Иди помоги с травами, Ци Ци, — он вынырнул из-за закрывающей смежную комнату занавески, изображая на лице самую непроницаемо-милую улыбку. — Хорошо, господин Бай Чжу. Эти чужеземцы хотели вас видеть. А Ци Ци пойдет к господину Гую. Ци Ци послушно слезла с табуретки, пока доктор разглядывал остановившихся по другую сторону прилавка. Блондинчик, тот самый, который орал на всю аптеку, почти не изменился. Кхнему, — вспомнил он имя. Второй фамильяр аль-Ахмара, из бывших рабов, кажется. Знаменитый архитектор, построивший кучу всего в пустыне и здание Академии для госпожи Руккхадеваты в лесу. Та в благодарность оставила ему знак своей особой милости, украшение с пером птицы. Цепкие янтарные радужки зацепились за сине-зеленое перо рядом с россыпью красных заколок: а вот и оно, собственно. Целехонькое. Хоть что-то приятное. К самому Кхнему у него, собственно, особых претензий никогда и не было. Его проблемы, по какому-то неприятному стечению обстоятельств, всегда сосредотачивались вокруг его более древнего товарища. Первый фамильяр пустынного лорда, по виду ушастый зверочеловек, а по сути буквальный ветер в голове, как он и подозревал, ошивался тут же, за его спиной. В отличие от блондинчика, тот поменял в своем образе куда больше: начиная с прежней золотистой шерсти, теперь отливающей густым темно-зеленым, и заканчивая гораздо большим количеством приличной одежды. От солнечной розы на его правом плече, — единственном, что отсылало к прежнему наряду из прошлого, — Бай Чжу поднял взгляд выше, сталкиваясь с настороженным прищуром и невольно поползшей в оборонительном оскале верхней губой. — Принц Тамим, — проговорил аптекарь, достаточно тихо, чтобы его не услышали в смежной комнате. — Ну надо же. — Давно не виделись, — в том же настрое процедил фенек. — Цветочный Рыцарь Фаррис.***
С того самого момента, как они подошли к аптеке, Кавех пристально следил за подрагивающими ушами Тигнари, готовый смягчить его категоричный нрав и удержать от ненужной резкости там, где на кону стояла возможность встретиться с Архонтом. Ночью Тигнари звучал довольно хладнокровно и рассудительно, и сам признавал, что спустя столько времени готов пойти с Фаррисом на диалог, — но Кавех знал, что куда проще было сохранять спокойствие там, в гостинице, чем лицом к лицу со старой обидой. Хоть в то время он очень редко бывал в деревне Аару, сутками блуждая в пустыне в попытках спасти из-под толщи песка хоть какую-то часть их так и не осуществленных проектов, ему были известны как причины конфликта между Тамимом и Фаррисом, так и то, чем их противостояние закончилось. И хотя он осуждал горячность Тамима, повлекшую за собой уход целителя из Дар аль-Шифа (а после, косвенно, и из Сумеру), он мог его понять. Они лишились дома и были вынуждены наблюдать, как их возлюбленный Ахмар медленно умирает. Конечно же им обоим в то время не хотелось слышать, как им читают нотации! — Давно не виделись, Цветочный Рыцарь Фаррис. Тигнари нехорошо прищурился, и Кавех сделал шаг ближе, незаметно кладя свою ладонь поверх стиснутого кулака. Большой палец архитектора вкрадчиво погладил по костяшке, заставляя держать себя в руках. Услышав свое прежнее имя, Фаррис за прилавком поморщился, как от зубной боли, и поправил съезжающие на кончик носа очки. Очки были чем-то новеньким: раньше лекарь не нуждался в стекляшках-половинках, чтобы буравить оппонентов ледяным змеиным взглядом. В новинку была и другая, живая змея, которая окольцевала его шею. Ее немигающие красные глазки-щелочки быстро скользнули по лицу Кавеха и завороженно остановились на Тигнари. На какое-то время в аптеке повисла глухая тишина, такая, что все трое услышали, как отправленная за травами девочка что-то негромко напевала себе под нос в соседней комнате. Затем Фаррис открыл рот, чтобы что-то сказать, но вдруг содрогнулся в приступе надрывного кашля, поспешно прижимая ко рту платок, пока его змея обеспокоенно подняла треугольную голову. — Кха… Сожалею, я не в лучшей форме, — он вытер губы и сложил платок в карман. — Я догадывался, что однажды вы придете сюда, еще с тех пор, как написал о своем новом пристанище лорду с миледи. И ты можешь мне не поверить, Тамим, но я готов извиниться перед тобой. — За что же, интересно? — фыркнул Тигнари. — Мои представления о жизни и смерти значительно изменились с момента нашего последнего… разговора. Моя болезнь так же неизлечима, но я все равно ищу способ спастись. Кроме того, я дал приют крошке Ци Ци, чье сознание заперто в давно мертвом теле против всех законов природы. Так что теперь я лучше понимаю твои чувства, когда я отказал тебе в надежде на исцеление Алого Короля. Кавех почувствовал, как Тигнари удивленно разжал кулак. Действительно, услышать подобное от того принципиального и жесткого Фарриса, каким они его помнили, было крайне неожиданно. Судя по всему, жизнь в Ли Юэ сильно его поменяла. — Я много размышлял обо всем этом, — продолжил аптекарь, будто угадывая их мысли. — Полагаю, здешние края, как и многие здешние приятные собеседники, позволили мне переосмыслить некоторые мои ценности. Кроме того, когда я получил вести о том, что произошло с моей госпожой и ее мужем… Пережив собственное горе, я смог симпатизировать вашему. — Я… я тоже требовал от тебя невозможного, — вздохнул ушастый. — Мы все прекрасно осознавали, что элеазар нельзя победить, но только ты среди нас был лекарем, и я невольно перекладывал эту ответственность на тебя. Прости, что полез на тебя с кулаками. Фаррис едва заметно улыбнулся. — Если сам принц Шамсин просит у меня прощения, то произошло точно что-то невероятное. Солнечная колесница упала на землю? Он обогнул прилавок, выходя к фамильярам, чтобы протянуть руку. — Кхм. Доктор Бай Чжу, хозяин «Хижины Бубу». Приятно познакомиться. — Тигнари, страж леса Авидья, — лис охотно подал руку в ответ, понимая, что происходит. — А это Кавех, выпускник Академии Сумеру, архитектор. — Мое представление звучит, будто я не старался над легендой, но честное слово это не так! — Я верю. И все же, у вас есть ко мне что-то еще, кроме залечивания старых ран, не так ли? — На самом деле, да. — И чем я могу быть полезен? — Это… довольно сложно объяснить, — протянул Кавех. — Но после всех твоих сегодняшних слов, Бай Чжу… Ты поверишь, если мы скажем, что аль-Ахмар переродился? Доктор, казалось, не сразу вспомнил, как моргать, на секунду уподобившись своей подружке-змее. Он потянулся за очками, машинально снимая их, чтобы немного неуклюже протереть о край тканевого пояса и заново водрузить на переносицу. — Переродился, в смысле, как это? Вы хотите сказать, здоровым? Он больше не проклят запретным знанием?! — Что-то вроде. Более того, он вообще вряд ли помнит, что это такое. — Поразительно! — Да, но вместе с этим есть и другая проблема. Он забыл не только свое заражение из Бездны, но и все другое. — То есть, если я правильно понял, — лекарь нахмурился. — Он сейчас — как обычный человек? Родился, прожил пару беззаботных смертных десятилетий, а потом попался в ваши загребущие руки, и теперь вы хотите снова сделать его богом? Кавех и Тигнари одновременно кивнули. — Лорд Моракс устроил здесь целое представление, и я посчитал, что адептов своих он тоже обвел вокруг пальца, — хмыкнул лесной страж. — Но ты, Бай Чжу, ты — другое дело. Он не мог оставить себя совсем без знакомых. А ты чужой фамильяр на его земле, которому он тем не менее достаточно доверяет, судя по твоим письмам. Идеальный кандидат для запасного плана. — Твоя правда, Тигнари, — усмехнулся он. — На вашу удачу я действительно располагаю информацией о том, где и под каким именем сейчас скрывается лорд Рекс Ляпис. И я даже готов лично вас к нему отвести. Но с одним условием. — Чего ты хочешь? — Этот новый аль-Ахмар, он ведь приехал сюда с вами? Я бы хотел его увидеть. Может, вы бы могли пригласить меня разделить ваш ужин… — Ой, да смотри хоть сейчас, — отмахнулся Кавех и театральным жестом указал на входную дверь. — Эй, Хайтам! Можешь зайти! Мы с господином Бай Чжу тут уже все уладили!