***
— Кхнему, ифрит тебя раздери, куда ты собрался?! Еще один шаг, и я призову все самые ужасные проклятия на твою упрямую голову! Я не шучу! Касала за его спиной звучал серьезно, выкрикивая одну предупреждающую угрозу за другой, — но и Кхнему был настроен решительно, только плотнее натягивая на лоб завязанный по-простому узел чафии, пока пробирался сквозь все усиливающиеся порывы ветра к первым каменистым отрогам. Впереди бушевало настоящее бедствие, будто бы сошедшее на землю прямиком из небылиц караванщиков: песчаная буря, растянувшаяся между двух обрывистых скал, вздымала вокруг себя целые стены из песка и закручивала столбы в три человеческих роста. Изредка в плотном пыльном облаке вспыхивали красные угольки и мелькали звериные силуэты: вместе с ревущим ветром по ущелью носились растревоженные духи-обитатели скал, сбитые с толку встречной более сильной магией. Все это сопровождалось нескончаемым оглушительным воем, гулко отражавшимся от отвесных каменных стен. Будто сама пустыня пронзительно ревела, как осиротевший теленок вьючного яка. Нескончаемая буря поселилась в Голодном Ущелье уже как вторую луну, — ровно столько же времени прошло с того рокового утра, как Кхнему и Тамим проснулись в холодной опустевшей постели своего повелителя, и как у выхода из деревни Аару вместо Ахмара их встретили крайне печальные Касала и леди Руккхадевата. В присутствии богини они еще как-то держались, молча слушая ее слова о самопожертвовании и освобождении от проклятия запретного знания. Но когда она, пообещав им всевозможную посильную помощь и поддержку, распрощалась и удалилась за стену Самиэль, все подавляемые эмоции наконец прорвались наружу. Особенно в свете того, что жрец протянул им на раскрытой ладони: в кулаке он все это время сжимал два серых птичьих пера. Два соколиных пера. Это все, что осталось им на память от их любимого аль-Ахмара. Ни поцелуя, ни объятья, — нет, он ушел ночью, бесшумно, видимо понимая, что иначе они бы его отпустили, — ни хоть какого-то прощального слова на бумаге. И даже сам ритуал случился без их участия. Пока Ахмар испускал свой последний вздох, они безмятежно спали, ни о чем не подозревая. Когда осознание улеглось, единственным, на кого они могли обратить свое расстройство, остался Касала. Последний жрец владыки песков, стоило отдать ему должное, принял удар стойко. Кхнему не помнил всего, что они ему тогда наговорили, но слова определенно были далеки от хвалебных. Кажется, там даже случилось несколько серьезных потасовок, в которых, к счастью, максимумом увечий осталась его рассеченная бровь. Она быстро зажила, но мрачный вид Касалы и кровь, заливающая ему всю левую половину лица, запомнились надолго. Ранение товарища отрезвило Кхнему. Он ужаснулся тому, на что они были способны в слепой ненависти к миру, и постарался хоть как-то взять себя в руки. По совету Касалы он отправился к руинам Ахтамуна и там занялся тем, что умел лучше всего, — методично складывал камень к камню и плиту к плите. День за днем в одиночку он привел в порядок всю надземную часть главного дворца, а также переделал центральную залу. Теперь на месте длинных столов для веселых пиршеств посреди просторного холла возвышался гигантский саркофаг. Не хватало лишь тех, кто должен был его закрыть. — Кхнему, тебе туда нельзя! Это самоубийство! Песок сдерет с тебя кожу раньше, чем ты сможешь даже приблизиться! Касала возник прямо перед ним, раскидывая руки и преграждая дорогу. — В таком состоянии он все равно тебя не услышит! Пусть он лучше успокоится сам, чем ты будешь рисковать своей жизнью! — И сколько это займет, пока он успокоится? Два года? Десять? Вечность? — Касала не ответил, и Кхнему отдернул край чафии, чтобы кричать громче. — Ты слышишь, как он плачет?! Ему больно и страшно, Касала! Я не могу бросить его так! — Я слышу, — жрец придержал собственный ушастый шлем, который грозил вот-вот слететь от нещадного ветра. — Я тоже не бессердечен, Кхнему, и мне жаль Тамима не меньше. Но это чистое безумие! Еще никому не удавалось выйти живым из бури, когда принц Шамсин настолько зол! — Значит, я буду первым сумасшедшим, который попробует. Кхнему нахмурился, сверкая глазами вглубь удушающего марева. Касала было схватил его за край плаща, но, взглянув в лицо, с сожалением махнул рукой. — Вы друг друга стоите, — посетовал он, нехотя отступая. — Если ты там погибнешь, Кхнему, я положу к твоим костям хопеш! Чтобы в загробном мире я смог вызвать тебя на дуэль и как следует наподдать! — Обязательно, Касала. Всыпешь мне от души. Жрец крикнул еще что-то, но завывающая буря уже отрезала его от Кхнему, который шаг за шагом продвигался вперед. Песок действительно был злым: он был крупным и жестким, ветра швыряли его горстями прямо в лицо, обжигая кожу и забивая нос и рот, мешая вдохнуть. Плащ и чафия худо-бедно помогали, но вскоре и они перестали справляться с жалящей стихией. Кхнему один раз поднял руку к лицу, чтобы проверить видимость, и, отвернув перчатку, обнаружил, что рука вся красная и уже начала покрываться царапинами. — Ну где же ты, Тамим… — пробормотал он сквозь стиснутые зубы. — Неужели меня и правда освежует какой-то там несчастный ветер с песком?! Мимо прошмыгнул красноглазый силуэт. Призрачные лисы пристально отслеживали каждое его движение. Некоторые, насколько Кхнему мог разглядеть, настороженно скалились, будто уже разбирали чужака на свежие стейки. — Пошли прочь! — он развеял одну из них ногой, наподдав сапогом по песчаной морде. Как по команде, на него сорвалась целая стая, впиваясь зубами в плащ и штаны. Кхнему с ругательствами ускорил шаг, — защищаться от голодных духов простым двуручником все равно не было смысла, это он выяснил еще во время их самой первой драки с Шамсином. На ходу он одними губами прочитал коротенькое заклинание, отбросившее зверей прочь. Но развеявшийся однажды песок имел свойство собираться вновь, так что времени у него оставалось совсем немного. Если он не задохнется в буре, его точно разорвут на куски рассерженные призраки, совсем одичавшие без усмиряющей руки принца. Тем временем вой становился все оглушительней. И когда Кхнему уже было решил, что физически не сможет сделать следующий шаг, и так и испустит дух, обожженный и покусанный, рухнувший без сил на песок, охряная завеса расступилась, и на фоне пыльных столбов он увидел его. Тамим содрогался в истерике. Его нежное человеческое тело выгибалось так, что слышен был треск костей, и это не могло не быть ужасно больно, — если бы его существо не страдало еще сильнее, отчаянно пытаясь вывернуться из оболочки наружу и рождая вокруг ломающегося фенека неистовую бурю. Было тошно даже просто смотреть на это безумие. — Тамим! — порыв ветра резанул так сильно, что Кхнему почувствовал солоноватый привкус крови на языке. — Тамим, прошу тебя! Он отчаянно метнулся навстречу, в самый эпицентр смерча, — и смял дрожащего лиса в охапку, морщась от тут же вспыхнувших порезов, прорвавших рукава его туник, но так и не разжимая объятий. — Тамим, очнись! — Ты не можешь ничего исправить, Кхнему, — глухо отозвался тот куда-то в его плечо. — Уходи. Уходи. Зачем ты пришел? Здесь небезопасно, моя буря опасна, я опасен, Кхнему! — Я не уйду без тебя, — Кхнему сжал руки только сильнее. — Ты нужен мне, Тамим. — Зачем? — вопрос печально отразился от безлюдных скал. — Он умер. Он умер, понимаешь? Что нам делать без него? Звонкая пощечина раскатилась по всему ущелью не меньшим эхом. — Для начала — как следует с ним проститься, идиот! Думаешь, это лучший способ почтить Ахмара, — убежать на край света и устроить бесконечную песчаную бурю? — Как? — даже ветер, казалось, сам по себе немного поутих, ошеломленный пощечиной не меньше своего заклинателя-Шамсина. — Что? Но… Но у нас же даже нет тела… — Мы похороним его память! Мы с Касалой поставили гроб в самом сердце дворца. Пусть он будет пустым, но только на первый взгляд, — на самом же деле там мы упокоим того Ахмара, которого мы сохранили в нашей памяти. Хорошо? — … у нас есть перья, — едва слышно прошептал Тамим. — Мы можем похоронить их. Буря, как по волшебству, успокаивалась на глазах. Кхнему даже смог разглядеть вдалеке смешную крохотную фигурку Касалы, который, размахивая для надежности посохом, но все равно спотыкаясь о растущие кучи осыпающегося песка, бежал к ним со всех ног. — Конечно, милый, — он надежно прижал его к груди, немного раскачиваясь в такт задувающему ветру. — Конечно. Если ты хочешь, мы обязательно положим туда и перья.***
Голова трещала невыносимо. Кавех с ворчанием боднул подушку, смутно надеясь, что головная боль ему снится, однако это не помогло. Виски горели, как если бы в Гюрабаде придумали новую изощренную пытку в виде пылающего венца в добавление к башмакам с шипами. Испустив еще один громкий недовольный стон, архитектор кое-как оторвался от постели, жмурясь прямо в слепящее солнце. И когда это он успел столько выпить? Он же, если быть откровенным, никогда особо не уважал Ли Юэйское пойло, — но чтобы залить в себя не просто пару кувшинов, а, судя по наиотвратительнейшему похмелью, по меньшей мере весь барный погреб, а то и два? Селестия дорогая. Хорошо, что он хотя бы проснулся в кровати, а не где-нибудь на полдороге до Мондштадта или вообще посреди лагеря воинственных хиличурлов. Он зевнул, потягиваясь. Бездумно шарившая вокруг рука натолкнулась на тумбочке на что-то шуршащее. Пакет с рисовыми булочками. Лакомства давно остыли, превратившись из воздушно-сладких в стылый приторный хлеб, но он все равно откусил половину, созерцательно пережевывая в ожидании, когда голова хоть немного отпустит. Булочки оказались с грибами. Кавех лениво задался вопросом, что могло сподвигнуть его заказать их именно с грибами, если обычно он вполне довольствовался мясными, как вдруг недоеденный кусок выпал изо рта. Тигнари. Он купил булочки для Тигнари, потому что тот был расстроен из-за неудачи с аль-Хайтамом. Но почему-то они так и остались лежать нетронутыми на тумбе. Под ложечкой засосало противное подозрение. Он сделал что-то ужасное. Он купил булочки, Тигнари отказался от еды, они поговорили, разговор свернул не туда. Он оставил его перебеситься, пошел подышать воздухом и завернул перехватить рюмку-другую, потому что иначе сорвался бы сам. Обида действительно оказалась сильной, так что не было ничего предосудительного в паре стаканов для успокоения. Но стаканов получилось куда больше, чем два. После всего лишь двух он бы уже давно бодро прыгал по номеру как пустынный тушканчик. А тут стаканы явно превратились в бутылки, а бутылки повторились по несколько раз. И только после этого он заключил, что дал Тигнари достаточно времени на обдумывание, и пришло время повторить разговор. Хотя нет, разговаривать тогда уже не хотелось, и он решил, что наступило время более радикальных мер. Бездна. Внезапное воспоминание отрезвило похлеще холодного душа. Он ввалился в номер пьяным в стельку, увидел обнаженного Тигнари, который, видимо, недавно вышел из ванной. А тот, слишком шокированный, не прогнал его тут же за дверь… Нет-нет-нет. Не может быть. Он же не- Кавех в ужасе бросил пакет и спрыгнул с постели как ошпаренный. Как бы ему не хотелось увидеть просто смятую простыню, пусть даже порванную, со следами драки или еще что-то, постельное белье было девственно-целым. Зато на вышитых зеленых лотосах красовались ни с чем не спутываемые липкие разводы. Архитектор уронил голову на руки. Все факты были налицо. Он перепил и силой принудил Тигнари к сексу. И не просто сексу, а к анальному сексу, где Тигнари был нижним, — то есть нарушил именно тот уговор, существовавший между ними еще с размолвки пятьсот лет назад. Кавех не скрывал, что эта странная граница, за которую Тигнари продолжал от него прятаться, порядком досаждала, особенно когда выяснилось, что в том же сексе с Хайтамом для него никаких проблем не было, — но в здравом уме он бы никогда не стал стирать ее насильно. Решение в любом случае должно было остаться именно за Тигнари. А он… а он поступил как последняя сволочь. Архонты, как же мерзко. Он повел себя так отвратительно и грязно, а Тигнари позволил ему, скорее всего напуганный его состоянием, да еще и чувствуя вину после ссоры. Для извинения за подобную мерзость просто не находилось слов. Хотелось просто молча упасть перед Тигнари на колени и целовать каждый синяк, которых он, зная свою силу, наверняка оставил ему целую кучу. Но фенека рядом с ним, конечно, уже не было. После еще одного взгляда на постель выяснилось, что на самом деле тот спал на этой же кровати совсем недавно, судя по так и неубранному полотенцу и остаткам темной шерсти на противоположному краю подушки. Но где его было искать теперь, — Кавех совершенно не представлял. — Надеюсь, ты хотя бы в Ли Юэ, — помотал головой он, берясь за расческу и останавливаясь перед зеркалом. Учитывая его невменяемое вчерашнее состояние, волосы смотрелись еще вполне сносно. Несколько ловких движений вокруг головы и две полноценные симметричные косы вместо одной тоненькой декоративной за ухом, — и прическа была спасена. С рубашкой дела обстояли куда хуже (все же, он не снимал ее ни разу аж с прошлого утра), но в спасительной сумке через дверь нашлась приличная смена. Пока он переодевался, обнаружил наискось от лопаток еще не успевшие исчезнуть красноречивые длинные отметины, а на плече — пунцовые следы клыков. — Надо было кусать сразу за шею, дурак, — с сожалением пробормотал Кавех, отпуская посвободнее шарф, чтобы прикрыть открытую спину в треугольном вырезе. Закрыв номер Тигнари, архитектор на всякий случай дернул ручку соседнего. Хайтама тоже не было на месте, что, как он рассудил, было к лучшему. Вот уж кому точно не стоило знать, как ужасно его фамильяры провели эту ночь. Пока он спускался по лестнице в обеденную зону, — «Глазурный павильон» был построен таким образом, что выйти на улицу можно было только через коридор ресторана на первом этаже, — он начал продумывать варианты, куда ему следовало заглянуть в первую очередь. Мог ли он пойти к Фаррису? Или к Чжун Ли? Или стоило не ограничиваться городом, а искать сразу за его пределами, где местные наверняка уже успели заметить какие-то аномальные ветра и подозрительный песок? — Эй, Кавех! Женский голос окликнул так неожиданно, что он едва не растянулся на полу, повернувшись слишком резко. В одной из боковых комнат за накрытым столом сидела знакомая голубоволосая девушка. Она махала ему, и крупный золотой колокольчик на ее шее тихо мелодично звенел. — Привет, Гань Юй, — Кавех с задержкой поздоровался в ответ. — Прости, сейчас не лучшее время- — Как? А мы ждем только тебя, — умоляюще вскинулась та. — Пожалуйста, Кавех, выпей с нами хотя бы чашечку чая? Можешь сесть рядом с Тигнари. Тигнари? Кавех оставил рогатую голубую макушку, — и точно, правее, не совсем удачно спрятавшись за декоративным цветочным горшком, примостился понурый, нахохлившийся как птенец фенек. Нашелся куда быстрее, чем он ожидал. Судя по всему, Гань Юй отловила его точно так же, как и Кавеха: пользуясь специфической планировкой гостиницы, не дала ускользнуть за дверь незамеченным. В животе заныло только от одного взгляда на взъерошенного ушастого. В воображении живо нарисовались картины прошлой ночи: как он наверняка тянул его за волосы и хватал чувствительные уши, пока тот беспомощно пытался расслабиться, чтобы сделать истязание хоть немного терпимым. Но Тигнари, к его удивлению, вместо защитной агрессии вернул ему такой же несчастно-растерянный взгляд. Он явно не особо хотел здесь сейчас находиться, но точно не из-за того, что ему была противна мысль о Кавехе за одним столом. — Садись, садись, прошу, — засуетилась Гань Юй, приняв его замешательство за согласие. — Я только хотела немного пообщаться. Я так давно вас обоих не видела! Она несильно, но убедительно подтолкнула его в спину, устраивая возле рейнджера. Гань Юй, как он заметил только сейчас, тоже была не одна, а в сопровождении какой-то незнакомки в по-рабочему строгом фиолетовом платье. Незнакомка прохладно осмотрела его с ног до головы и хмыкнула себе под нос. Кавех пожал плечами, — не до этого, и аккуратно подобрал полы шарфа, стараясь лишний раз не касаться лиса. Тигнари, заметив его возню, едва-едва улыбнулся и помотал головой, показывая, что это лишнее. Кавех чуть не перевернул стол. До жути не терпелось просто развернуться лицом к лицу и высказать все как есть словами, но мешало то, что они были не одни. — Да, давненько не виделись, — он действительно не помнил, когда в последний раз они встречали секретаршу лорда Моракса. Наверное, еще до падения Каэнри’ах. — Как ты нас нашла? Молочно-белые щеки Гань Юй стыдливо порозовели. — Возможно, я подглядела кое-какие бумаги Цисин… У нас есть свои люди в Департаменте по делам граждан, и после смерти лорда Рекса Ляписа мы особенно внимательно относимся к иностранным гостям. Так что когда Е Лань доложила о необычных приезжих из Сумеру, по ее описаниям я сразу узнала вас… Я хотела подождать, когда вам самим будет удобно зайти передать привет, но потом не вытерпела! Ох, простите, когда я говорю это вслух, это звучит так смущающе… — Гань Юй не могла усидеть на месте ни одного перерыва, — вмешалась девушка в фиолетовом. — Она узнала, где вы остановились, так что я убедила ее лучше пригласить вас на завтрак, чем продолжать бестолково изводиться. — Ке Цин! — вполголоса взмолилась Гань Юй, замахав на нее руками. — Ты делаешь только хуже! Они подумают, что мне совсем нечем себя занять!.. Воспользовавшись тем, что адепт временно отвлеклась, Кавех наклонился к Тигнари и набрал в грудь побольше воздуха. — Эй, лисеныш. Тигнари поднял на него свои огромные зеленые глаза-блюдца. — Это я виноват! Одинаковый шепот сорвался с их губ практически одновременно. — Ты не причем- Брови обоих фамильяров почти зеркально неверяще взметнулись вверх. — Я сам спровоцировал, не стоит- — Но я заставил тебя против твоей воли, на это нет оправдания- — Ш-ш, Нему, — Тигнари нашел и сжал под столом его ладонь, обрывая. — Мне достаточно того, что ты не сердишься. Правда. — Я не нашел тебя с утра в номере, и я подумал, что ты не хочешь меня видеть… — Нет, не думай так! Я не хотел видеть самого себя, — криво дернул губами лис. — Но, как видишь, сбежать и заставить тебя волноваться мне не дали. — Зато я могу сказать тебе это сейчас, — Кавех осторожно погладил его пальцы, не веря в услышанное. — Прости меня. Все равно прости. То, что я сделал, это ужасно, и я обещаю, что больше такого не повторится! Я пойму, если ты больше не захочешь делить со мной постель- — Все в порядке, Нему, честно! Но если ты сомневаешься, то давай поговорим об этом позже. Тигнари дернул ухом и ответно стиснул их руки крепче. Но несмотря на вроде как случившееся словесное объяснение, на душе у Кавеха все равно остался странный осадок. Как будто на самом деле они могли сказать больше, но ситуация буквально вынудила их сделать примирение коротким и быстрым, — и из-за этого сковывающая неловкость так никуда и не делась. — Если они такие, как ты, то ничего страшного, — тем временем заявила подруга Гань Юй, заканчивая свой монолог совсем не тихо. — Судя по всему, у них и у самих друзей почти нет. Сходили один раз в аптеку и в ритуальное бюро. Тоже мне насыщенный отдых в столице! Ке Цин не стала уточнять, какие это «такие», но все было понятно и без слов: «такие» значит адепты. Божественные фамильяры. Отличающиеся от прочих смертных. К которым, видимо, занудная Ке Цин как раз и относилась. — Мы сидим за одним столом, — кашлянул Кавех. — Хм, прошу прощения за бестактность, — даже слова вежливости у нее почему-то выстреливали с ноткой обвинения. — Тем не менее, это интересная тема для беседы. Вы к нам надолго? И с какой целью? — Мы даже не представлены, — поддержал Тигнари его возмущение. — Это дружеское чаепитие или допрос с пристрастием? — Ке Цин, ну не будь такой предвзятой, Тигнари и Кавех славные, честно-честно! — Гань Юй украдкой обвила пальчиками ее запястье. — Я вас познакомлю как следует, давайте? Смотри, это Тигнари, он уже говорил, что он дозорный в Авидье. Он очень давний друг, мы были знакомы еще когда лорд Рекс Ляпис только встретился с лордом Амоном. А это Кавех, его партнер. Тигнари сказал, ты сейчас снова архитектор, Кавех? — Только что со скамьи Кшахревара. В очередной раз. — Наверное, для тебя это было легко, — она хихикнула и потянула подругу к себе ближе. — Вот. А это Ке Цин, Нефритовое Равновесие Цисин. Она очень любит все про всех знать, да, Ке Цин? — Я имею право беспокоиться о том, что происходит на вверенной мне территории. Особенно когда фамильяры другого архонта объявляются в Ли Юэ сразу после того, как Рекс Ляпис нас оставил. — И что в этом удивительного? Цисин скрывают от других королевств информацию о смерти лорда Моракса. С таким раскладом мы вообще могли не знать, что он умер! — Но вы знали, — Ке Цин прищурилась. — Да. Поэтому мы решили почтить его память, — не моргнув глазом, соврал Тигнари. — Не беспокойтесь, мисс Нефритовое Равновесие, мы не планировали вмешиваться во внутренние дела Ли Юэ. Мы уезжаем на днях. — Ох нет, никто вас не выгоняет, Тигнари! — расстроилась Гань Юй. — У Ке Цин просто… сложные отношения со всем божественным. Она не хотела вас обидеть. — В моем отношении к богам нет ничего сложного, — возразила Ке Цин. — Их эпоха прошла, вот и все. Я не стесняюсь критиковать единоличность решений, принятых Властелином Камня. Рекс Ляпис спускался в Ли Юэ один раз в год, в то время как Цисин знают здесь наизусть каждый сантиметр. Зачем доверять власть какому-то архонту, если люди сами лучше знают свои потребности? — То есть, по твоему мнению, боги больше не нужны? — Именно. Сейчас, когда Рекс Ляпис не у дел, настало время настоящих перемен, и Цисин проследят за тем, чтобы тысячелетний порядок был наконец-то переписан. И если вы двое действительно не планируете мешать нам в этом, — то от лица Цисин я приглашаю вас стать свидетелями этого исторического момента. — А если бы лорд Моракс вдруг вернулся? Чтобы вы ему сказали? — Что он тоже может лично убедиться, что люди больше не нуждаются в его советах, — не колеблясь, отрезала Ке Цин. — Я считаю, всем богам полезно попытаться прожить хоть одну жизнь, как нормальные люди. — Ты звучишь очень уверенно. — Гань Юй со мной тоже согласна. — Д-да, — потупилась та, не готовая к тому, что на нее обернутся сразу три пары глаз. — Властелин Рекс Ляпис в последние годы не раз повторял, что время божественных правителей близится к концу. Я думаю, если бы не его трагическая г-гибель, он бы сам передал власть людям и скрылся где-нибудь среди простых жителей. Он говорил, что считает человеческую жизнь гораздо приятней ноши архонта. — Очень может быть, — Кавех и Тигнари многозначительно переглянулись. — Я правда сочувствую, что вы не успели с ним пообщаться, — добавила Гань Юй. — Но, по крайней мере, как его адепты, мы всегда будем рады встретить вас от его имени. — Это взаимно. Девушки снова о чем-то зашептались, и Тигнари дернул Кавеха за рукав. — Как думаешь, они встречаются? — Не знаю… Но очень на то похоже. Наша козочка прям вся светится. — Спорю на сотню моры, что Ке Цин просто ревнует ее к нам. — Хах, оставь себе. Но если они правда вместе, то я рад за них. — Угу. Хотя для самой преданной последовательницы Моракса, и выбрать ту, что в него даже не верит? Еще и обычную смертную! Кавех вздохнул. — Как будто мы с тобой и с Хайтамом сильно отличаемся. Улыбка Тигнари резко увяла. — Хайтам… Как только они уйдут, мы с ним поговорим. Сайно опять был прав. Здесь нам точно делать нечего. — Да. Возвращаемся домой. Может, там мы придумаем что-нибудь еще.