Chrissy and Eddie’s Infinite Mixtape

У Эдди потеют руки, когда он наконец-то поднимает трубку. Хендерсон тщательным образом расшифровал цифры, нацарапанные на его пухленькой ручке, и переписал на какой-то чек, найденный у Рика. Крисси, по-видимому, ждала от него звонок. Это… странно. Никто обычно не ждёт от него вестей, если речь шла не о наркоте, D&D и музыке. Но речь шла явно не об этих вещах. Она, кажется, переживает о нем? Это ещё страннее. Да бля, все последние 24 часа — это одно большое «странно». В это время вчера ночью (сегодня утром?) Эдди подвёз Хендерсона домой, а потом накурился до чертиков и пропал в доме Рифери Рика. Он скрывался там целый день и нихера не делал, только курил и думал о Крисси, и о копах, и об альтернативных вселенных, и о магах, и о пиздеце. Но когда все это стало слишком, он вспомнил, что знал соло из Purple Rain (да, и что? Заткнитесь, бля) и повторял его, пока пальцы не заболели. Это немного помогло, но все же. Каким-то образом Дастин, Харрингтон и Робин нашли его, наорали и рассказали все, что он пропустил, пока был в своём коконе кайфа. Хотя так себе кайф. Ещё они вручили ему собственную огромную рацию, которую Дастин с любовью называет Калебро. Потом, когда он достаточно протрезвел, Харрингтон облил его чуть ли не всем флаконом своего мачо-дезодоранта, и они все поехали в отделение полиции. По правде говоря, иметь поддержку было неплохо. Копы абсолютно не поверили в то, что Крисси подтягивала его по урокам, даже когда Дастин подтвердил это. Абсолютно не поверили в то, что Стив нашёл ее где-то у дороги. Но лучшего объяснения не было, поэтому Эдди не арестовали, да и Крисси была вполне в порядке, так что все шло лучше, чем ожидалось. Но потом ебучий Джейсон Карвер, весь в своём блондинистом блеске, повстречался им на выходе из участка и мощно вмазал Эдди по челюсти. — Что ты с ней сделал, Мансон? — прогремел он, когда Эдди упал на землю. Эдди издал несолидный, мне-только-что-вмазали-исподтишка звук. Дастин завизжал, его голос надломился, когда он подлетел к телу Эдди на земле: — Какого хрена, чувак? — Хендерсон, уходи отсюда, — начал Эдди, неустойчиво поднимаясь на ноги и отталкивая Дастина назад, когда Карвер снова приблизился. Шепча проклятья, Стив в защитном жесте стал перед ними двумя. — Остынь, парень, — сказал Стив, напирая на Карвера. Несколько головорезов из баскетбольной команды уже думали подойти поближе, но остановились, когда увидели Харрингтона. «Тактика запугивания», — думает Эдди, чувствуя кровь на языке. — Не лезь, — огрызается Карвер, пытаясь обойти Харрингтона, чтобы снова добраться до Эдди, но Стив преграждает ему дорогу. Они же вместе были в баскетбольной команде? До того как Стив закончил школу? Это объяснит сконфуженный вид остальных подпевал за спиной Карвера. — Он что-то сделал с Крисси, — Карвер так ноет, что у Эдди уши в трубочку скручиваются. Бесит жуть как. — Он ей помог! — вклинился Дастин, выглядывая у Эдди из-за плеча. Харрингтон подошёл к Карверу ещё ближе, не прям нос к носу, но точно в этой области. — Что бы ты там ни надумал, этого не было, — почти прорычал он. Эдди такого от Харрингтона не ожидал, но бля, кажется, это сработало. Карвер отступил на шаг, его лицо — сплошное сомнение в собственной самоуверенности. Тактика сработала. — Не могу поверить, что ты защищаешь этого ненормального. — Не поверишь, но я тоже, — сказал он так, чтобы только Эдди услышал. — А теперь убирайся подобру-поздорову. Лицо Карвера окаменело, и он снова сжал свой ебучий кулак, но Робин как раз вернулась, и не одна, а с копами с участка, и первый раз в жизни Эдди был ни при чем. Эдди не хотел выдвигать обвинения. Ну, он хотел, потому что это было бы, конечно, нечто. Эдди Мансон выдвигает обвинения! Но он не хотел, чтобы копы ещё больше погружались в то, что произошло у него с Крисси, поэтому отказался, когда они предложили. Харрингтон сказал какому-то пареньку по имени Патрик отвезти своего капитана домой. Кажется, слова Шевелюры все ещё имели вес для команды, потому что высокий, темнокожий парень без вопросов положил Карверу руку на плечо и потянул его в другую сторону. Но Карверу было мало, он вырвался из-под руки Патрика и снова полетел на Эдди. Эдди дернулся назад, прикрывая собой Дастина, а Харрингтон оборонительно выкинул вперёд руки. Патрик и другой парень схватили Карвера и принялись нашептывать ему успокаивающую херь, что мужики говорят друг другу в таких ситуациях. Но огонь в глазах Карвера не погас, когда им удалась оттащить его подальше. — Крисси моя, псих! — этот мудак плюнул на асфальт, перед тем как все же повернуться к ним спиной. — Держись от неё подальше. Выглядывая из-за все ещё оборонительно выставленных рук Харрингтона, Эдди не сдержался и напоследок крикнул: — Херово так говорить о человеке, мудень! Он практически мог слышать, как Харрингтон закатил глаза. — Серьезно, чувак? Помалкивай! Теперь Эдди стоит у себя на кухне, прижимая старый пакет замороженного горошка к лицу. Челюсть побаливает, но терпимо, и он явно не винит Крисси за ублюдское поведение ее парня. Он наоборот должен поблагодарить ее за то, что она сообразила о всей этой штуке с репетиторством. Для неё это невыгоднее, чем для него. По крайней мере, это на ещё один день отвлечёт радар копов от его полной наркоты комнаты. Ну и она как в воду глядит. Ему реально не помешало бы подтянуть физику и математику. Цифры имели для него смысл только на игральных костях и в характеристиках персонажей. Что-то зелёное на столешнице попадается ему в глаза. Это резинка для волос Крисси. О. Точно. Из-за хвостика у Крисси болела голова. Наверно Дастин и Макс положили ее сюда, когда быстренько прибирались вчера. Эдди поднимает шелковистый кусочек материала и пару раз растягивает пальцами одной руки. Она яркого изумрудного цвета, и ей прикольно играться. Ощущается мягко и гладко на пальцах, эластик хорошо тянется. Красивая. Просто чтобы не потерять, он натягивает ее на запястье рядом с часами. Выглядит… Выглядит глупо, не неплохо. Резинка Крисси. Ха. Не то чтобы она ее ему дала. Он просто сохранит ее, чтобы потом вернуть хозяйке. Да. Так точно. Он просто подойдет к ней, отдаст резинку, а она посмотрит на него, как вчера и… Так, что ему нужно было сделать? Телефон. Крисси. Позвонить Крисси по телефону. Потому что она его попросила. Потому что, если верить Дастину, она «страх как переживала» за него. Это пиздец как странно. Но… Черт, это приятное странно. Никто кроме Уэйна о нем не переживает. Он перехватывает трубку в замотанную руку и вводит цифры с мятого чека. Он слышит пару гудков и потом сонный голос говорит ему: — Алло? — Крисси? — его голос почти ломается. Почти. В трубке слышно шуршание и взволнованный вздох: — Эдди? Его сердце забавно пропускает удар, когда он слышит своё имя с ее губ. — Извини, если разбудил, — мямлит он, подавляя улыбочку. — О мой бог! — она громко шепчет. — Эдди! Эдди проводит свободной рукой по волосам. — Хах, ага, привет. И что теперь? Он никогда не говорил по телефону с девушкой, если только не о покупке дури, хотя даже это бывало раз в году и то на праздник. — Дастин, ну, дал мне твой номер, — добавляет он, чувствуя себя совсем лажовым. — Сказал, что ты меня искала. — И не только я, — ее шёпот пронзает линию. — Полиция, Эдди! Он прочищает горло, переминается с ноги на ногу и принимается расхаживать из стороны в сторону. — Да, я, э-э-э, уже ходил поговорить с ними вместе с Хендерсоном и Харрингтоном и этой девчонкой Робин. Нет необходимости упоминать, что помимо этого, он забаррикадировался и весь день курил травку. — О, и круто придумала с этим приколом с уроками. Не думаю, что копы поверили, но Дастин подтвердил, если что. Сказал, что видел нас с огромной тетрадкой. Вряд-ли кто-то сможет опровергнуть, ага? — Ты в порядке? — спрашивает она, сбившись с дыхания. Он усмехается и делает паузу, чтобы беззвучно ударить кулаком по стене. Она в больнице, а у него спрашивает в порядке ли он. — Я отлично. Ты как? — Видел бы ты мой гипс… — говорит она таким тоном, что у Эдди в горле сохнет. Это по-любому не флирт, она буквально в гипсе. Он выдавливает из себя короткое: «О?» — Врачи говорят, что я поправлюсь. Мне реально кажется, что моя мама больше расстроена из-за моего лица, а не руки. Эдди честно признаётся, что он не эксперт в семейных отношениях, но это звучит херово. — Почему? Дастин сказал, что у тебя глаза все красные, но ничего такого. — Ну да, они мерзковатые. Ее глаза были тем, что ему больше всего запомнилось с Шоу Талантов в средней школе. За весь тот день. Ее глаза. Огромные, голубые, они моргнули на него, когда она сказала: «Ты отлично постарался». — Невозможно, — Эдди настаивает и переодически пинает ножку дивана. Ее глаза никогда не смогут быть «мерзковатыми». — Звучит охеренно. Болят? — Не. Это просто, типа как синяки у меня в глазах. Это пройдёт. — Вот блин. Я бы все отдал, чтобы у меня были кроваво-красные глаза. Прикинь, что это сделает с моей репутацией! — Тогда до полного комплекта не хватает рожек, — Эдди кажется, что она улыбается. — Держу пари, для этого нужна операция, — он перехватывает телефон. — Кстати, Харрингтон сказал, что ты легла под нож. Как все прошло? На том конце заминка, и Крисси тяжело вздыхает, посылая воздушный шум ему в ухо. — Нормально. У меня гипс аж на плече и рука привязана к груди. Эдди старается не думать о ее груди, потому что они сейчас обсуждают ее гребанные травмы, но блин, он всего лишь человек. — Куча костей ниже моего запястья и в моей руке сломаны, — заканчивает она. — Пиздец, — он ещё тогда видел, что дела были плохи, но чтобы настолько... — Поэтому нужна была операция, ага? — У меня межкондилярный перелом, — провозглашает она таким голосом, как тетенька в телефоне, которая говорит: «Если хотите позвонить снова, пожалуйста, положите трубку и наберите номер ещё раз». Эдди надеется, что повторяет правильно, когда говорит: — Что такое межкондилярный перелом? — Мой локоть сломан очень необычно, — она звучит улыбчиво. Эдди сомневается, что сломанный локоть заслуживает улыбки, пока... — Ну вот видишь. Теперь это не враньё. Я на самом деле тебя учу. Это застаёт его врасплох и он посмеивается. — Ты смешная, — говорит он, и бьет себя в лоб. Ну конечно она смешная, ты поэтому и смеялся. Пиздец, ты тупой. Потом он говорит, даже не думая, главное, чтобы заткнуть свой мозг. — Я наверное даже был бы повнимательнее в школе с твоими уроками. — А давай, — быстренько говорит она. — Я правда могу тебя подтягивать, — она снова предлагает, когда он не отвечает. — Так и сделаю. Она предлагает проводить больше времени с ним. И Эдди снова кажется, что он попал в альтернативную реальность, ему срочно нужно ущипнуть себя и он проснётся. Но это только вызывает боль и заставляет посмотреть на зелёную резинку на его запястье. Он прокашливается и снова топает на кухню. — Если честно, я мало думал об уроках за последние 24 часа. Это правда, хоть сейчас и звучит невежливо. Но, блин, да. Он хочет подтянуть оценки. Но маленькая, скрытная, полная надежды и глупая часть его мозга шепчет: «И провести время с ней». — Но… Конечно, да. Я за уроки. Математика и физика, правильно? — Правильно. Эдди смотрит на радио, что спасло ей вчера жизнь. Оно снова стоит на своём привычном месте. Тогда Эдди вспоминает о том, как копы уточняли, каким образом он платит Крисси за уроки. — А я тогда сделают тебе типа сборник на кассете, — хоть он никогда не делал девчонке сборник песен раньше. Крисси ничего не говорит, поэтому он взволновано продолжает: — Так я тебе плачу, правильно? Мы обсуждаем, эм, «рок-н-ролл»? Так коп сказал, вроде. — Звучит глупо, когда ты так говоришь, — по ее голосу, она словно слегка запыхалась. С чего бы она запыхалась? — Не-не! — Эдди чуть ли не вскрикнул. — Мне нравится. Но ему не нравится. Нравилось бы, если было бы правдой. Он бы без конца слушал, как она рассказывает о межкондилярных переломах, многочленах, ковалентных связях, да бля, обо всем, что захочет. Он был бы ее лучшим учеником. А если ей нравится Принц, то есть ещё куча другой музыки, что ей понравилась бы… — Музыка — это, вроде, все, чем я могу тебе отплатить, так что… — Тогда хорошо, — продолжает она за него, — Ты можешь, ну… Прийти. Может, завтра? Если возьмёшь с собой книги, мы можем, ну… Позаниматься и, хах, послушать музыку. Прийти завтра. Его приглашают куда-то, только если нужно что-то доставить, или когда зовут на репетиции группы к Джеффу. Эдди представляет себе Принцессу Крисси в высокой башне, у неё на страже бесстрашный Сэр Джейсон, весь такой ангельский блондин с острым подбородком. Дайте парню еще полфута роста, и он идеально впишется в сияющую броню доблестного рыцаря. У принцессы Крисси ещё, вероятно, есть родители. В Энциклопедии Монстров нет раздела с «родителями», поэтому у Эдди не будет даже представления как подобраться к ним во время встречи. Как Мастер Игры Эдди привык играть роли драконов, похищать принцесс и собирать золотишко, когда ставит на путь героев фигурки злодеев. Но обычно принцессы не приглашают драконов позаниматься и послушать музыку, правда? Это стезя героев, а он в этом новичок. Он не просто так ставит новеньких игроков в бои с гоблинами и коболдами, а не парнями и родителями. Щебетание Крисси вырывает его из размышлений: — Только если ты не против. Ты наверное занят, но я буду рада... — Да, — говорит он, слишком быстро. — Звучит отлично. Блять, ему нужно найти свои сраные тетрадки. У него вообще есть тетрадки? Она выдыхает и ее голос снова улыбчивый. Вот в школе она особо не улыбается. — Я запишу тебя в список посетителей. Эдди теперь тоже улыбается, нервозность рассеивается. — В список? Какая честь. — Все-таки, ты очень важный человек. Эдди тянется перемотанной рукой за пояс и обнажает воображаемый меч, которым пронзает врагов. Очень важный человек. Крисси прочищает горло. Будто мышь чихнула. — Эм… На счёт остального… Что там происходит? — Ноль новой информации, — честно признаётся он, все ещё купаясь в лучах жизни очень важного человека. — А у тебя что? — Дастин, Стив и Робин сказали, что теперь мы называем это Векной. Векна. Лучи тускнеют и воображаемый меч ржавеет в его руке. Лучше бы он никогда не сыграл ту партию в D&D так, несмотря на то, насколько она была офигенной. У Эдди такое ощущение, что он помог призвать эту штуку в наш мир, хоть он и соображает, что это не так работает. Наверное. Господи Иисусе, он надеется, что это так не работает. Это же не может так работать? Эдди проживал вчерашнюю ночь снова и снова на повторе весь день. Он бы хотел перезаписать ту сцену, когда увидел окаменевшую Крисси в гостиной с дрожащими белыми глазами. Записать поверх этого что-то получше. Забыть тот страх, от которого можно обмочиться, когда ее лицо поднималось все выше и выше. «I Would Die 4 U» играло у Эдди в голове на повторе и… Но он бы не хотел стереть со своей кассеты памяти ту сцену, когда они были на опушке. Или то как она обнимала его после всего. Его глаза снова цепляются за резинку и ее вид возвращает его из блужданий по мыслям. — Да, теперь называем так, получается. У тебя были ещё, ну, видения или что-то такое? — спрашивает он тихо, даже учитывая, что в трейлере один. — О, — снова слышно шуршание и ее голос тоже становится тише, — эм, да, было немножко. — В каком смысле? — Я иногда, эм, слышала часы. Как они тикают, — у Эдди в животе все переворачивается. — И ещё немного шепота, вроде как. Я заметила, что становится хуже, когда я на болеутоляющих. — Господи, Крисси… — Эдди вздыхает, сейчас он понимает, что это большая радость, что у них не получилось с кетамином. Кто знает, что бы тогда было? — Ещё были очень страшные сны, но я не думаю, что это связано. Они ощущались как-то по-другому. Но никаких… полетов не было, — добавляет она, словно этим можно гордиться. Может так и есть. — И никто не говорил мне, что у меня случился внезапный приступ, так что ещё ничего. Маленький орущий Эдди в его голове, тот, что притащил его к Рефери Рику и накурил до чертиков, снова начинает паниковать. Но настоящий Эдди говорит: — Чем я могу помочь? — Ох, — шепчет она. Потом немного молчит. — Очень мило, что ты спросил, Эдди. Спасибо тебе. Эм. Я думаю, наш разговор помогает. Я не слышу ничего, кроме тебя. Люди обычно не называют Эдди милым. И спасибо обычно не говорят. Они не просят, чтобы он звонил к ним в палату, и не говорят, что он очень важный человек. Он стучит по карманам. Где он ставил ключи от фургона? — Хочешь, чтобы я приехал в больницу сейчас? Она воздушно смеётся. Маленький орущий Эдди в его голове затыкается полностью. — Нет, нет… Они тебя не пустят, часы посещения окончены. — Я могу через твоё окно залезть, — говорит он ей. И он правда может. Так он и сделает. Она смеётся ещё раз, более громко. — Я на третьем этаже, Эдди. — И что? — усмехается он. — Ты бы видела, как я по канату карабкаюсь на физ-ре. Я мастер. — Мне помогает просто твой голос. Но спасибо. Я серьезно. Я очень волновалась, когда копы выпрашивали про тебя, — говорит она. Волоски на его руках встают дыбом, и он серьезно рассматривает идею почаще бесить полицию. — Они не могли найти тебя. Эдди оглядывает трейлер взглядом: он, Дастин и Макс вчера тут прибрались. — Уэйн, э-э-э, это мой дядя, сказал, что они тут торчали с самого утра. Они ничего не вынюхали снаружи, а ордера у них не было, ну ты поняла… Они сказали, что я не под подозрением, но мы в щепетильной ситуации, так что… Он упирается взглядом на маленькое бурое пятнышко, где кровь с носа Крисси и его руки оставила след на ковре. Он зря надеется, что Уэйн его не заметит, потому что его дядя жёстче, чем кажется, и много чего из виду не выпускает. Он слышит какой-то странный пластиковый звук, как будто Крисси сжимает телефон слишком крепко. — Эдди, мне так жаль… — Не-а, — говорит он, выделяя «а» и берет корпус от телефона в руки. — Мы об этом уже говорили. Твоей вины нет. — Но все же... — Никаких все же, — он идёт вместе с телефоном в свою комнату, длинный провод тащится за ним. Эдди открывает дверь ногой. — Эти ребятки всегда находят причину держать на меня зуб, — рассказывает он ей, — а ты тянешь на очень важную причину. — Нет, я не… Он сбрасывает свои кроссовки и посылает ей тако-о-ой взгляд, жаль, что она не видит. — Кристина Агата Каннингем. Нам нужно поработать над твоей самооценкой. Крисси хохочет, по-настоящему смеётся, прям как на опушке. Он никогда не видел, чтобы она так смеялась. Она редко смеялась. Обычно она выглядит… Блять, печальной. Но даже когда она смеётся на уроках или в коридорах, неважно, то она закрывает рот рукой. Но даже так, это обычно маленький вежливый смех. Смешок такой. Улыбка не доходит до ее глаз, когда она так посмеивается. Но ее глаза ему улыбались там на опушке, и ее нос весь сморщивался и она смеялась так свободно. — Это был классный смех, Крисси, — говорит Эдди. Он тоже улыбается, лыбится как какой-то болван. Он падает на свою кровать. С ней так легко разговаривать. — Твой смех звучит намного лучше, чем обидные слова, что ты себе говоришь. За этим следует пауза. Блять, думает он… Это перебор, помедленнее. — Элизабет, — говорит она, и его мозг замолкает. — М-м? — Мое второе имя Элизабет, а не Агата, но хорошая попытка. — У меня Чонси, — выстреливает он, и Крисси снова заливается смехом, так же громко. Эдди просто процветает сейчас. Он раньше представлял себе, как смешит ее, потому что на физике и математике пиздец как скучно, а она всегда такая грустная. Но это даже лучше, чем он представлял. Ее смех переходит в хихикающую смешинку, когда она игриво говорит: — Твоё второе имя не Чонси… — Да, — соглашается он, — ты меня раскусила. Он ждёт пока она что-то скажет. Но на другом конце снова слышно какой-то шум и потом ее учащенное дыхание. — Ты ещё тут? — спрашивает он чуть позже. — Ага, просто прячусь от медсестры, — она все ещё улыбается, подмечает он. — Врешь копам, скрываешься от врачей, — Эдди ворчит, когда переворачивается на живот и жуёт кабель от телефона. — Твой парень был прав, я плохо на тебя влияю. — Что? Когда ты говорил с Джейсоном? О. Она об этом не знает. Черт. — Недавно, снаружи полицейского участка. — Что?! — он не хотел, чтобы она звучала так сердито и напуганно. — Срочные новости, Каннингем: твой парень — мудак. Грубая, но правда, и она не отрицает. — Ты в порядке? О боже, мне так жаль. — Опять же таки, я в порядке, и опять же таки, твоей вины тут нет. Хотя могу твёрдо заявить, что твой вкус в мужчинах полный отстой. Снова таки, грубая, но правда. — Это моя вина, Господи… Он был такой злой, когда уходил. Что он натворил? Эдди присел. — Почему он злился? — Потому что я огрызалась и сказала ему уйти, — тяжело вздыхает Крисси. — Ты огрызалась? Что это значит? — Он непрозрачно намекал на то, что, эм, ты… Накачал меня наркотиками или что-то такое, — говорит Крисси, а Эдди перестаёт дышать. — Я сказала ему прекратить. Ему это не понравилось. Так что я сказала ему убираться. И он ушёл. Для Эдди тут много в чём нужно было разобраться: например в том, что Крисси Каннингем заступилась за него перед собственным парнем, но он займётся этим позже. — Так держать, Крисси. — Не так держать, Эдди! Он бы не пришёл за тобой, если бы я его не разозлила. Что он натворил? — Ничего, — врет Эдди. — Не ври мне, Эдди. Ему так нравится, когда она называет его по имени. Это самая тупая мысль, которая только может прийти в голову во время обсуждения поведенческих нападок ее парня. Так, погодите, а Джейсон все ещё ее парень? Образ Сэра Джейсона на страже замка Крисси немного сдулся в воображении Эдди. Своим самым нейтральным голосом он говорит: — Ладно. Он и его головорезы пытались немного подмять мне бока, когда я вышел из участка. Она снова громко ахает, и он пытается немного сгладить это безобидной добавочкой: — Со мной все нормально. Я был с Харрингтоном, а эта девчонка Робин просто пуля, поверь мне на слово. Даже Хендерсон вставил свои пять копеек. — Они ударили Дастина?! — она настолько возмущена, что он фыркает, но он ценит, как она готова порвать за малого. — Пытались. Крисси возмущённо стонет, и он едва слышит ее когда она шепчет: — Какого черта? — Я так же говорил. Ещё я пару раз сказал «ау» и послал на три буквы, но потом копы его оттащили от меня и отправили вместе с остальными баскетболистами подальше. Я в норме. — Но это не норма, Эдди! Если бы не я… Он перекатывается на кровати и свешивает ноги вниз. — Мы продолжаем спорить об одном и том же. Эдди ставит корпус от телефона на пол у кровати и начинает расхаживать из стороны в сторону. Крисси всегда старается быть меньше. Почему она всегда винит во всем себя? Даже учитывая, что Джейсон был в ярости, его поведение — не ее вина. То, как она думает — странно в плохом смысле. Эдди не нравится с ней спорить, но эту точку зрения он обязан доказать. — Когда я говорю, что в порядке, значит так и есть. Я клянусь, Крисси. То, что между мной и Карвером — вообще никак не твоя вина. Хорошо? В ответ ещё один шум на другом конце провода, но слов нет. — Что мне сделать, чтобы ты сказала «хорошо»? — То, что Джейсон держит на тебя зуб — это совсем не хорошо, — бубнит она. — Ты права. Но я в порядке, и я не хочу тратить наше время, обсуждая это. Хорошо? Она не отвечает, но он почти видит ее грозный взгляд исподлобья. Он никогда ее раньше так не видел, но почти уверен, что хотел бы. Не так как хотел бы снова увидеть, как ее глаза ему улыбаются. Как бы это было сейчас, когда они окрашены красным? — Если ты скажешь «хорошо» — я скажу тебе своё второе имя, — предлагает он. — Эдди… Он снова падает на кровать с коротким «уфф». — Ты же понимаешь, что это предложение самого Румпельштильцхена стоит, — поясняет он. — Практически никто не знает мое второе имя, его нет на правах, в школьных табелях. Это быстро ее отвлекает: — Почему так? Попалась, думает он. — Потому что я легально избавился от него. — А так можно? Бля, он практически видит, как ее охеренные глаза удивленно моргают. — Ага, — говорит он, довольный тем, что все-таки предложил ей этот обмен. — Бля, тебе же есть 18, да? — Да. — Тогда ты тоже можешь поменять своё. На какое сменила бы? Я все ещё голосую за Агату. Ему нравится это, эти перепрыгивания в их разговоре, туда-сюда, с темы на тему. Ей, кажется, тоже, потому что улыбчивый тон ее вопроса говорит сам за себя. — Какое у тебя было второе имя? Он давит, но совсем немного. — Скажи «хорошо», и я расскажу тебе все, что захочешь. — Но это не хорошо, Эдди. Ты может быть и в порядке, но ничего не должно было произойти изначально. Ты не сделал ничего плохого. Эдди никогда не слышал, чтобы Крисси так говорила, с такой силой. Даже в своих кричалках перед началом матча, если он каким-то образом их заставал. Это просто сбивает его с ног. — Ты не страшный и ты не злой. Ты потрясающий, Эдди! Ты спас меня! Спас мою жизнь, спас меня от смерти, меня не убила та штука только из-за тебя! Ты такой добрый. Ты умный. Ты очень хороший человек. Я так хочу, чтобы все смогли увидеть тебя так, как я увидела. Ты потрясающий. Ты такой добрый. Ты умный. Ты очень хороший человек. Я так хочу, чтобы все смогли увидеть тебя так, как я увидела. Это просто самые лучшие слова, которые когда-либо звучали в его сторону. Все, что он когда-либо хотел, это чтобы его увидели, и вот этот самый настоящий ангел говорит ему, что не только видит его, но и что ей нравится увиденное. Он долго толком ничего не может сказать, потому что его сердце пытается пробить грудную клетку, отрастить ноги и пулей полететь на третий этаж Хоукинской больницы. Но потом он выдаёт: — Но я правда злой и страшный, — а потом, просто потому, что он ничего не может с собой поделать. — И опять же таки, твой вкус в мужчинах — отстой. Она ему не перечит и он гадает, значит ли это что-то, или ее молчание это просто молчание и не значит ничего. Он прочищает горло и добавляет: — Но, да, я… Я услышал тебя. — Я все это имела в виду, Эдди, — ее голос звучит так близко, что ещё чуть-чуть и он почувствует ее дыхание на своём ухе. — Спасибо. В воздухе повисает что-то такое неуловимое, но это словно заклинание или бустер храбрости для Эдди: — Я считаю, что ты тоже потрясающая. Они оба молчат на протяжении нескольких скомканных сердцебиений, а потом: — Хорошо, — говорит Крисси. — Что хорошо? — Хорошо, давай своё второе имя. О, точно. Их обмен. Эдди лыбится и сдерживывает смешок, пока не закончит говорить: — А, ну у меня его нет. Я от него легально избавился, помнишь? Он показывает ей язык, хоть она это и не увидит. Вот теперь точно: «Попалась!» — Эдди! Так нечестно! — она кричит на него шёпотом и, блять, это мило, и, блять, ему конец. — Видишь? — он смеётся, поднимает руку, чтобы рассмотреть ее зелёную шелковистую резинку. — Я таки злой. — Скажи мне, какое у тебя было второе имя. — Командуем, ага? — Эдди снова давит на неё, потому что никогда особо не умел держать язык за зубами. — Мне нравится. А потом он словно отрывает пластырь, потому что не врал о том, что почти никто об этом не знает, и он никогда не поднимает эту тему: — Мое второе имя было Роберт. Но уже нет. — Хм, — тянет Крисси, — хорошо. Никакого больше Роберта. — Никакого больше Роберта, — соглашается он, но она молчит, и он хочет заполнить тишину. — Хочешь узнать, почему я от него избавился? — Да, — шепчет она. От этого у него шевелятся волосы на затылке. — Но только если ты сам хочешь рассказать мне. — Я хочу рассказать тебе. — Хорошо. Расскажи. Он представляет ее. Она скорее всего должна лежать, правильно? На больничной койке какой-то. Потом он перестаёт ее представлять, потому что это кажется слишком интимным. Он прочищает горло и сосредотачивается на теме, которая может отлично убить это странное, ужасно неуместное настроение. — Роберт это имя моего папы. Бобби. Бобик. Что забавно, потому что его часто на нем забирали. На бобике, я имею ввиду. Он грабил людей. Крисси снова тихонько мычит. — Он, ну, в общем, не самый лучший парень. Так что да… Отказался от имени, когда мне исполнилось 18 в прошлом году. Не нравилось его видеть на документах и остальной херне. Выглядело странно. В плохом смысле. — В плохом смысле, — повторяет она. Это звучит так, будто она раздумывает, а не осуждает. — Это имеет смысл. — Да, — Эдди чувствует себя тупо глупым. Почему он вообще поднял эту тему? — Скатертью ему дорога. От этого он немного улыбается и снова ложится на кровать: — Да? — Да, — повторяет Крисси, и его сердце подлетает. А потом оно просто взрывается, когда она своим сладким, тонким голосом говорит: — Нахуй Роберта. Эдди смеётся. Это настоящий, удивленный, громкий смех, потому что, Господи, из всех вещей, что он не ожидал от неё услышать, это борется за первое место рядом с «Ты потрясающий» и «Я так хочу, чтобы все смогли увидеть тебя так, как я увидела». От растягивает руки и ноги на всю кровать. Его сердце стучит в груди, в шее, в руке, что держит телефон, в запястье, которое сдавливает ее резинка. — Ты ещё тут? — спрашивает она спустя несколько мгновений. Он все ещё улыбается и, возможно, звучит как безумный, когда говорит ей: — Да-а. Извини. Просто впитываю в себя факт того, что сама Крисси Каннингем послала моего отца нахуй. Сказать ей, что это самый лучший разговор в его жизни? Наверное, не стоит. Но он выбирает сказать: — Я никуда не ухожу. — Хорошо, — зевает она. — Мне нужно ложиться спать. Он подскакивает. — Вот бля, Крисси, точно, уже поздно, а у тебя, ну, травма и вся херня… — Я сказала, что мне нужно, — шепчет она, — а не то, что я хочу. Я не хочу… Засыпать. — Понимаю, — Эдди знает, что если он заснёт, то ему приснится ее голос и ее глаза, и он такой придурочный из-за неё, Боже… — Когда я говорю с тобой, то, эм, чувствую… — она делает паузу; Эдди понятия не умеет, куда это ведёт, но его мозг придумывает около пятнадцати вариантов продолжения, пока она не говорит: — Безопасность, наверное. Безопасность. Он вызывает у неё чувство безопасности. Эдди кажется, что раньше он такого ни у кого не вызывал, потому что это обычно у героев так, а Эдди явно не герой, хотя для неё хочет быть таким. — Можешь ещё со мной поговорить? — просит Крисси, и Эдди из последних сил сдерживается, чтобы не вывалить на неё, что он ради неё может побрить голову, пройти сквозь огонь по гроздьям и продать свою гитару. Ну ладно, может не гитару, но фургон точно. — Конечно, — говорит он, а сам думает, о чем он, блять, может сейчас говорить, кроме чувств, которые она в нем вызывает. — Э-э-э, погоди… Его глаза мечутся по комнате. Плакаты на стенах, грязные шмотки и пустые банки из-под пива на полу, кассеты на тумбочке и беспорядочная кучка книг на полке. — Тебе, эм, нравятся книги? Она посмеивается, потому что это глупый вопрос, но это хороший смех, мягкий, добрый. — Да, мне нравятся книги. Эдди тянется, чтобы выудить книгу из середины кучи, ту, что с заломанной спинкой и потертыми страницами. — Ты когда-либо читала Хоббита? Крисси снова зевает. — Что такое хоббит? Его улыбка освещает всю комнату. — Рад, что ты спросила. Он открывает книгу на первой странице и начинает читать.