Без правил

Кристина выглядит чутким зверем на чужой территории. Осторожно ступает, оглядываясь вокруг. В прошлый раз она такой не была. — Родителей нет, — пытаюсь её успокоить. Захарова хмурится в ответ на мою жалкую попытку. Она никого не боится. — Проходи, мой руки... Пообедаем и будем заниматься... Так, ванная, туалет здесь... Тут кухня... Там гостиная и моя комната, ты её видела... — А там что? — после короткой экскурсии по квартире кивает на единственную дверь, к которой я не подходила. — Комната брата. Я чайник поставлю. Котлеты будешь? — Брат с вами живёт? Ненавижу, когда задают глупые вопросы. Её это вообще не касается... — Нет, он живёт в другом городе. Но иногда приезжает. Сколько тебе макарон положить? Захарова отказывается от макарон, но съедает котлету. — Чай зелёный с мелиссой. В пакетиках. Завари себе. Пока она пьёт чай, заедая шоколадными конфетами, на меня наваливается такая усталость, что ни рукой ни ногой. Хочется просто дремать, откинувшись на спинку стула, под шуршание обёрток, шмыганье носом и хлюпанье Кристины. В нашей семье чай пьют очень тихо. Когда отец, размешивая сахар, стучит ложечкой о стенки стакана, мама демонстративно морщится. — Мой отец насыпает пять ложек сахара в чай. Получается полстакана чая, полстакана сахара... — И что? — Кристина смотрит, ожидая продолжения истории. — Да ничего... Допила? Пойдём. Посуду потом помою... Опять сидеть и решать за столом... Я не выдержу. После целого дня в школе спина требует горизонтального положения. — Давай здесь, — я усаживаюсь на диван в гостиной. Объяснять материал можно и так, зато страданий меньше. — Решай вот этот пример на смешанные дроби! Пока Захарова, усевшись по-турецки и подложив под тетрадь учебник, пыхтит над решением, незаметно щипаю себя за бедро, чтобы не заснуть. Светлые волосы Кристины свешиваются вперёд, закрывая лицо, но я уверена, что оно сосредоточенно-хмурое. Опять трёт лоб, значит, что-то не получается. Оказывается, я довольно хорошо успела изучить её... Глаза закрываются сами собой, отдохнуть буквально минуточку... Под моей рукой что-то вибрирует. Телефон. Он у меня всегда на беззвучке. Уже утро? Пора вставать в школу? И с каких это пор я сплю сидя? Едва слышный вздох доносится сбоку. Я лежу на чьём-то плече, чужие волосы рядом со щекой. Мне нравится их лесной запах. Вспоминаю. Я заснула на диване, значит, рядом Кристина. Сколько мы проспали? Надо глянуть время в телефоне. Сообщение от мамы: «Света, ты хлеба купила?» — вот что меня разбудило. В комнате темно, будто уже глубокая ночь. Кристина тихо дышит рядом. Жалко её будить, но пора вставать. Поднимаю голову, одновременно пытаясь выбраться из-под чужой тяжелой руки... Она не спит, а смотрит. Глаза светятся в сумерках, как у кошки. Пальцы впиваются в мою руку, удерживая на месте. Так близко, что я различаю мелкие трещинки и сухую шелушащуюся кожу у неё на губах. Хочется облизать их, придать влажный блеск и мягкость... Откуда такие мысли? Мне никогда не нравились девочки. Конечно, много кто в наше время, не стесняясь, открыто предпочитает свой пол. Но это точно не для меня. Хотя... наверно, я такая испорченная, что удивляться не стоит. Одним извращением больше, одним меньше... А Кристина, неужели она тоже?.. Металлический скрежет ключа в замке входной двери откидывает нас друг от друга. Я бегу открывать дверь, поспешно щёлкая выключателем. — Света, ты спишь что ли? — недовольный мамин голос резко обрывается. — Здравствуй, Кристина. Та бурчит что-то под нос, стоя за моей спиной. — Кристина уже уходит. Мы к ЕГЭ готовились... Пока я на кухне помогаю маме разбирать покупки, Захарова собирается и, не прощаясь, исчезает. Так даже лучше, мне нечего ей сказать. Надо браться за домашку, скоро конец четверти, а у меня почти нет оценок. Но в голове почему-то пусто, прямо как в моей комнате... Пусто и холодно. — Света, ты уроки сделала? — мама входит со стандартным вопросом. Но, когда после моего «делаю», она ещё топчется рядом, я соображаю — будет разговор. Обычно мамины «разговоры» заканчиваются очередной ссорой, но бежать мне некуда, придётся пережить. — Света, я не хочу, чтобы ты общалась с этой девочкой, Захаровой Кристиной, — голос мамы торжественно-строг, словно она зачитывает оценки за полугодие. Очевидно, ждёт от меня оправданий, нытья в духе «ну, почему». Я молчу, и это сбивает её планы на воспитательную беседу. Сжимаю челюсти, чтоб не сорваться. — Там неблагополучная семья, отец пьющий, брат — наркоман... Хочется сказать: тебе это ничего не напоминает? Постаралась, разнюхала, разузнала подробности. Ради чего? Чего ты добиваешься, мама? Чтобы я осталась совсем одна и, как в детстве, прибегала к тебе плакаться на свои обиды? — Я запрещаю тебе с ней общаться, слышишь! Скорее всего, она и сама употребляет... Она правда считает, что может напугать своими запретами? Мне не шесть лет. — Мам, я буду общаться, с кем захочу! — пытаюсь спокойно донести до неё свою точку зрения. Она не верит. — Твоя Кристина наркоманка! И сама такой же станешь! Какой «такой», хочется спросить мне. Чем наша семья отличается от Захаровых? Разве что у нас с виду всё благополучно, всё «как у людей»... — Ну и стану! Тебе-то что! Знаю, что орать на мать нельзя, но этот крик разрывает меня, нет сил больше держать его в себе. — Свинья неблагодарная! — мама со всей силы хлопает дверью, выскакивая из комнаты. Дверь с грохотом отскакивает, оставляя щель. На трясущихся ногах подбегаю, бью двумя руками, наваливаюсь всем телом. Закрыться, отгородиться — никто не должен видеть мои слёзы, особенно мама. Слова хуже пощёчины. Я ведь всё делаю ради неё: сижу дома, хорошо учусь, чтобы ей было чем гордиться. Закончила музыкальную школу, как ей было надо... Но, стоит только сделать шаг в сторону от того идеального образа, в котором она меня видит, как я сразу «неблагодарная свинья». Обида перемалывает то хорошее, что ещё осталось во мне, кромсает внутренности острым поварским ножом, отзываясь фантомной резью в животе. С этой болью невозможно жить. Я долгие годы отрезаю от себя по кусочку, лишь бы только перестать чувствовать, а она никак не проходит. Каждый раз после наших ссор с мамой мне хочется взорваться и высказать всё, вывалить на неё правду, и пусть делает, что хочет... Разрушить нашу «идеальную» семью... Пусть мама, наконец, ощутит эту пытку, пусть сама справляется с последствиями, как я справляюсь уже много лет... Понимаю, это бесполезно. Мама найдёт способ вывернуть всё так, что я опять останусь виноватой. Раньше я думала, что навсегда останусь одна... Но появился человек, который одновременно вызывает страх, тревожит воображение и заставляет жить, так что хочется присвоить себе эту смелость, спокойствие, силу... Всегда мечтала о мотоцикле. Когда приходит сон, я становлюсь ей. Я чувствую, как бьёт в щиток шлема крепкий кулак ветра, и земная поверхность размазывается под ногами, закручиваясь лентой Мёбиуса...