Без правил

Открываю дверь своим ключом и сразу понимаю, что в квартире кто-то есть. Кто-то чужой. Из привычных запахов выбивается густой, тяжёлый, как вонь намокшей грубой кожи. Аккуратно отодвинуты к стене, но всё равно ощущаются лишними, чьи-то кроссовки. Поношенные, заляпанные грязью белые кроссовки. Огромные по сравнению с моими ботинками. ...Я снова маленькая и лечу по кругу, вцепившись в петлю «гигантских шагов», которая сдавливает рёбра со страшной силой. Он раскрутил меня, а потом отпустил. В горле образуется комок, который едва не вырывается судорожным кашлем. Не могу дышать. Мама выглядывает из кухни: — Света, помой руки... А мы тут чай пьём. Стоя над раковиной в ванной, слушаю, как вода с журчанием утекает в слив. Мне надо время, чтобы успокоиться, но, боюсь, всего времени мира может не хватить. Мы не виделись месяца три. У него другая стрижка: короче на затылке и длиннее спереди. Я тоже подстриглась перед первым сентября, волосы уже немного отросли. Он смотрит, но мои глаза опущены вниз. Не даю им ни одного шанса встретиться. Я всегда ощущаю его взгляд кожей. Не ожидала, что он может появиться до Нового года. Почему именно сейчас? Среди недели? Я больше не занимаюсь с Захаровой математикой, мы вообще почти не разговариваем после того вечера. Так, привет-привет. Это даже хорошо, потому что... не представляю, как стала бы объяснять, что ко мне домой нельзя из-за того, что мама считает Кристину наркоманкой. Я рассчитывала как-нибудь дожить до каникул и забыть обо всём на неделю... Надеюсь, он надолго не задержится. Мама говорит, обращаясь ко мне, словно оправдывается: — А я вот из школы сбежала, всё равно «окно»... И уже ему: — Что же ты не предупредил заранее, я бы чего-нибудь приготовила! А так макароны одни... Пельмени ещё в морозилке есть... — Всё нормально, мам. Я люблю макароны. Его голос прям бархатный, с высокими ласковыми нотками, напоминает мне восторженное повизгивание щенка. Мама улыбается. Я так редко вижу её счастливую улыбку. Наливаю себе просто горячей воды из чайника. Я замёрзла, на улице дождь и сильный ветер, но сейчас, боюсь, даже от вкуса чая меня может вырвать. Мама говорит: она рада, что дети снова дома. Как раньше. Я-то всегда здесь, но обычно у неё находится время только поругаться. Сижу, зажав руками кружку, пропускаю через себя, как электрический ток, волны любви, которые эти двое посылают друг другу. Предназначенные не мне. Пусть так, но я тоже хочу быть частью этого. Представить на минуту, что мы обычная счастливая семья, которая собирается за общим столом, чтобы обсудить какие-то вопросы, поделиться теплом... И ни один из нас не предавал другого. Мама расспрашивает про жизнь родственников. Он отделывается общими фразами: работы много, видеться некогда — и выслушивает мягкие упрёки: как же так, вы ведь живёте в одном городе, кроме них, у тебя там никого нет... надо чаще встречаться. Я могла бы спать под монотонное журчание их разговоров, но, даже не поворачиваясь в его сторону, ощущаю на себе взгляд. Будто я всё время под прицелом объектива видеокамеры. В фокусе. Кожа зудит, и хочется почесаться. Но эту липкую плёнку его внимания невозможно соскрести ногтями. Я пробовала. — Надолго приехал? На выходные останешься? — Не знаю... — заметив поникшее лицо мамы, тут же исправляется. — Посмотрим, может, и останусь. Работы много. Я даже толком не знаю, где он работает, никогда не интересовалась. На каком-то предприятии, в отделе снабжения, вроде того. Ездит в командировки и может позволить иногда заскочить к нам. Мне сомнительно, что человека с незаконченным высшим, без опыта работы, могли взять на хорошую должность, но кто знает. Может, друзья устроили, он везде находит друзей. Я давно могла бы уже уйти к себе в комнату, но что-то — наверно, врождённый мазохизм — останавливает. Мне нравится видеть его таким: свободным, улыбающимся, подшучивающим над мамой. Обычно он совсем другой. — У Светы проект по физике, — зачем она опять про меня вспомнила. — Не мог бы ты помочь, подсказать... У тебя ведь хорошо с физикой в школе было? — Да, конечно. Не успеваю открыть рот, чтоб возразить — помощь мне не нужна, — как они требуют, чтобы я прямо сейчас рассказала суть проекта и показала, что уже сделано. Мама требует. От моего проекта существует пока только пустая страница текстового файла с заголовком... Но они вместе идут в гостиную. Мама, несмотря на своё филологическое образование, тоже готова помочь. Настаивают, чтобы я прямо сейчас включила компьютер... Тот, естественно, не включается, выдаёт ошибку. Это старое железо отец притащил от кого-то из своих знакомых. На мои судорожные бестолковые щёлканья мышкой следует нулевая реакция. Он подходит ближе, наклоняется и кладёт свою ладонь прямо поверх моей... Я в ловушке, не успеваю отдёрнуть руку. Двигает мышкой за меня, пока внутри всё мгновенно покрывается коркой льда. Я должна отрубить свою руку, потому что не хочу ощущать этот жар. Давление и лёгкие, скользящие поглаживания. Каждый палец, каждую складку кожи. Прикрываю незаметно глаза. Лёд внутри меня плавится и потихоньку стекает горячими каплями, словно жидкая карамель. — Загрузился, — голос рядом такой же тягучий, с тревожными вкраплениями кристаллов крупной морской соли. Я без ума от солёной карамели. — Света, давай быстрее! Мне уходить скоро. С трудом вспоминаю, чего они от меня хотят. Открываю молча тот самый файл, сохранённый на рабочем столе... — А где проект, Света? — мама надеется, что это глупая шутка. Я так расписывала ей свои трудности, занимаясь вместо этого чем попало. — Я ещё не начинала. Самое противное, как они смотрят на меня, оба, будто я их чем-то разочаровала. — Я тороплюсь, поговорим потом, — голос мамы сухой и без эмоций не предвещает ничего хорошего. — Я к ЕГЭ готовилась, не успела, — какая разница, одной ложью больше. Топчусь в прихожей, пока мама собирается, надевает пальто, ищет зонтик... — Тебе обязательно идти на работу? Знаю, что выгляжу со своим нытьём, как маленькая, и она смотрит удивлённо. — Света, у меня же уроки! Я не могу их отменить. Конечно, можешь. Ну что тебе стоит сделать хоть раз в жизни что-то «неправильно», забить на свою работу. Ради того, чтобы провести вечер с любимым сыном... и не оставлять меня одну. — Закрой за мной. Надо будет зайти купить тортик к ужину... С железным лязгом поворачивая защёлку замка, чувствую, будто сама себя запираю в клетке. В клетке со львом. Он в комнате, за закрытой дверью, но я всё равно ступаю как можно осторожнее, пока пробираюсь к себе. Жаль, что у меня нет замка, даже простой задвижки. ...Проходят часы, пока я за столом перед раскрытыми учебниками, в темноте, вслушиваюсь в молчание. Никаких мыслей в голове, я просто жду, опасаясь услышать тихое поскрипывание его двери, медленные шаги... Звонок заставляет меня подпрыгнуть. Мама пришла? Наконец-то. Бегу в прихожую, чтобы встретить её. И едва не матерюсь от неожиданности, увидев за порогом незнакомого парня. «Надо было в глазок посмотреть,» — проносится запоздалая мысль. Парень смотрит без интереса, невысокий, старше меня, ничем не примечательная внешность, тёмная одежда. — Митяй дома? — тянет едва разлепляя губы. Поворачиваюсь спиной — он ведь тоже не поздоровался, — подхожу к двери комнаты брата и со всей силы бью по ней кулаком. А потом ухожу не оглядываясь. Пусть сам разбирается. Мама приходит спустя пятнадцать минут. Мы садимся ужинать. Я вижу, как он нетерпеливо постукивает по полу ногой, почти не притрагиваясь к еде. — Мам, меня друзья ждут. Буду поздно, ключи возьму. — Конечно, иди, сынок, развейся. С друзьями надо встречаться, — мама пытается скрыть напряжение. Я понимаю причину её беспокойства, но ни один из нас не готов говорить об этом. Мне больше не хочется торта. — Спасибо , мама. Потом доем. Я тороплюсь. Не зажигая свет, выглядываю в окно своей комнаты. Они ещё внизу. Компания парней и девушек на трёх машинах. Насколько можно разглядеть в свете фонаря с высоты пятого этажа, он здоровается со всеми, обнимается, хлопает по ладоням. Одну, темноволосую, прижимает к себе и долго, демонстративно, целует. Этой ночью он не вернётся.