Без правил

Субботним днём в квартире одна мама, возится на кухне, не обращая на меня внимания. Спрашиваю, где все, и получаю ответ, что отец, как обычно, в деревне у бабушки, своей матери. А брат... уехал тоже. Рано утром вернулся, собрал вещи и сказал, что приедет обязательно к новогодним праздникам. Мама расстроена, и я её понимаю, но внутри себя чувствую облегчение: мне не придётся выдумывать, где провести выходные, чтобы как можно меньше находиться дома. Я хотела поговорить с Юлей. Звоню ей, чтоб позвать прогуляться. — Я у бабушки, сюда приезжай. Холодно гулять, не хочу снова заболеть, — Юлька ещё немного хрипит. Ну ок. Какая мне в принципе разница куда ехать. Кстати, на улице не так уж холодно. Ветер поменялся, и по прогнозу снова будет потепление. — Маам, дай денег. Я к Юльке в гости съезжу! — Уроки сделала? Ещё только суббота, какие уроки! Но с ней лучше не спорить, поэтому киваю: конечно. Хмурая мама не глядя достаёт из кошелька несколько сотен. О, гуляем! По дороге можно зайти в магазин: купить фруктов для бабушки, а нам с Юлькой газировки и шоколадного печенья. Подруга встречает меня замотанная в одеяло. У них в квартире холодно, батареи еле тёплые. — На кухню пойдём. Только говори тише, бабушка спит, — предупреждает она. Здесь, как во многих старых домах, ремонта не было с прошлого века. Стены без обоев покрашены синей масляной краской до середины, белёный потолок. Эмалированная плита и квадратный стол у окна, покрытый вышорканной клеёнкой, — у нас на кухне в прежней квартире стоял такой же. И запах тоже напоминает о старости: въевшийся во все поверхности прогорклый жир затхлой горечью ощущается на языке. Запиваю его горячим чаем, заедаю печеньем. Юлька улыбается, она мне рада. — Как у тебя дела? — начинаю издалека. — Да, нормально. Мы же вчера виделись. Думаешь, что-то поменялось? — отвечает вроде бы беззаботно, но я чувствую напряжение. — Тебе-то лучше уже, не тошнит? — Да это маме тортик подсунули, просроченный, наверно, в пекарне. Сейчас нормально уже, всё прошло. А ты как? — Да, блин, сама видишь, — она кивает в сторону комнаты. — Светка свалила к очередному хахалю, я одна тут с бабушкой... Лекарства по часам давать надо. Она уже и не встаёт почти... Юлька говорит спокойно, словно сидеть безвылазно в квартире с больной бабушкой обычное дело, ничего особенного. Может, для неё так и есть. А вот Юлькина старшая сестра, которую зовут так же, как меня, себя не утруждает. Не говоря уже о других взрослых родственниках. — Сестра деньги хоть тебе приносит? Продукты, лекарства покупает? Юля пожимает плечами: — Иногда. Я вижу, как она нервно постукивает пальцем по кружке и понимаю: чего-то не договаривает. Долго молчать и хранить тайны Юлька не умеет — в этом фонтане эмоций любая мысль вылетает со скоростью пробки от шампанского. — Слушай... Помнишь, я рассказывала про старика, которого мне Светка подогнала... Я помню очень смутно, но уверенно киваю. — Так я его не кинула... ну, после ресторана. Он до сих пор... приезжает. Не понимаю, что она хочет сказать. Что встречается с каким-то мужиком? — А сколько ему лет? — Ну, там, сорок, может, пятьдесят... Я не спрашивала, короче. — Юлька, блин! Она же понимает, что это не кончится ничем хорошим? Мужикам в таком возрасте нужно только одно... — Ну что, «Юлька»! Заебали, блять! — она почти взрывается криком и тут же испуганно прикрывает себе рот ладонью, продолжая почти шёпотом. — Мне бабушку кормить чем-то надо? За квартиру платить надо? Лекарства покупать? А Светка если раз в неделю придёт, и то хорошо... Думаешь, бабушкиной пенсии на всё хватает? Я не знаю, что сказать. Вряд ли тот мужик даёт деньги просто так. Наверняка они уже... Мне паршиво до такой степени, что хочется сблевать обратно весь выпитый чай. — Конечно, противно, когда он меня лапает. Особенно когда в машине руку между ног суёт и начинает там... Типа, он мне приятно сделает, а потом я ему. Я закрываю глаза, сердце колотится уже в ушах: ту-дум, ту-дум, словно под водой, которая давит на меня всем своим весом — ни пошевелиться, ни вдохнуть. — Юлька, прости, мне бежать надо! — включаю экран смартфона, глядя на время. — Меня мама ненадолго выпустила, надо ей с уборкой помочь... Внизу, у подъезда, останавливаюсь, чтобы отдышаться. Я сбежала, как последняя тварь. Единственной подруге нужна была моя поддержка, но я не смогла её даже выслушать. А ведь весь прошлый год только Юлька оставалась рядом, защищала не смотря ни на что, без неё я бы не выжила... Почему мне так сложно посочувствовать Юле? Я знаю, как тяжело ей живётся. Ухаживать за больной бабушкой, всё время выпрашивать у родственников, как подачку, деньги на еду, на лекарства. Она просто устала и хочет хоть немного тепла. Но когда я представляю, как она позволяет себя лапать какому-то старику, не сопротивляется, берёт у него деньги, мне настолько противно, что хочется ударить её... Хочется кричать: идиотка, прекрати, так нельзя! Я не могла больше оставаться там и слушать, как она всю себя выворачивает наизнанку передо мной. Я не взрослая, у меня нет денег, я ничем не могу ей помочь... Возможно, есть какие-то социальные службы, куда она может обратиться... В то же время, отталкивая от себя эту боль, отчаяние и гнев, — не моё, не моё — я понимаю, что предаю свою лучшую подругу. Одеваясь в прихожей, прежде чем уйти, и стараясь не столкнуться с ней взглядом, я думала только о том, как бы побыстрее вдохнуть чистого уличного воздуха, а не эту смесь лекарственной вони, безнадёжности и ещё чего-то, от чего у меня, как у зверя, мелкие волоски на загривке вставали дыбом. Впереди никакого просвета. Понятно, что Юлиной бабушке с каждым днём будет становиться только хуже, но ведь это может растянуться на годы... Моя бабушка сгорела быстро, за несколько месяцев, и я тогда была ещё ребёнком — мне не пришлось за ней ухаживать, брать на себя ответственность, всё делала мама. Да, я помню, как тяжело это было: ты просто не можешь позволить себе радоваться жизни, когда рядом, за стенкой, умирает близкий человек. Тебе приходится умирать вместе с ним... Шумные игры больше недоступны, и даже засмеяться, читая весёлую книгу, ты не можешь, потому что... ну, как смеяться, когда бабушка умирает. ...Когда в глазах Юли я увидела то же самое, что чувствовала тогда, в детстве, то поняла, что не хочу проходить через это второй раз вместе с ней. Я — ужасная подруга, неблагодарная мерзкая тварь, но я хочу жить. ...В своих мыслях я иду куда придётся. Останавливаюсь только тогда, когда вижу перед собой не знакомую автобусную остановку, а чужой дом — серую пятиэтажную панельку. Дом Кристины.