Без правил

Я, как первоклассник, мечтающий первый раз пойти в школу, жду понедельника и боюсь этого. Не сосчитать, сколько раз за воскресенье я открывала мессенджер и набирала что-то типа «привет. как ты?», а потом удаляла неотправленное сообщение. Мне надо знать, что с Кристиной всё в порядке, что она не забухала снова, не подралась ни с кем... Что она не злится на меня. Каждый раз, когда я думаю о том, как она держала меня в истерике, как защищала меня, тошнотворное чувство выворачивает внутренности. Стыдно, что я оказалась такой слабой. Если всё, что она испытывает ко мне теперь, это жалость, то лучше вовсе больше не общаться. Забыть о том, что могло бы быть, но никогда не случится. Мы не станем друзьями, мы не станем никем. И лет через пять после выпуска я буду смотреть на фото в альбоме и не вспомню, как её звали — просто девочка, которая пришла к нам в класс в последний год учёбы. У меня такое чувство, что я потеряла то, о чём только начала мечтать, даже не поняв, хочу ли этого на самом деле. Я прихожу раньше, Кристина опаздывает на урок, хотя живёт в паре минут от школы. «Проспала,» — бормочет она, нервно поправляя волосы, пока математичка просит Лизу раздать тетради с контрольными. У меня тройка. Юля ведёт себя как обычно, будто и не было субботнего разговора. Тараторит о том, как ходила с сестрой по магазинам и купила потрясные туфли в распродажу с ахуенной скидкой. Юлька не из тех, кто любит долго страдать, и я этому рада. Учительница торжественно объявляет, что Малышев в очередной раз выиграл муниципальный этап олимпиады и прошёл на регион. — Жаль, что ты, Света, отказалась от участия! Я пожимаю плечами. Математика мне не нужна для поступления, так зачем тратить силы. А вот Малышеву победа на регионе или призёрство во Всеросе — Всероссийской олимпиаде школьников — добавят баллов, чтоб пройти на бюджет. — Вонючка, — шепчет Стас, но так громко, что слышит весь класс. Мишель смеётся, многие улыбаются, откровенно или пряча усмешки. Малышева никто не любит. Во-первых, он слишком умный и поэтому относится свысока даже к учителям. Во-вторых, носит старую одежду и сам редко моется. Возможно, у него проблемы в семье или нет денег — никого это не интересует, он просто удобный объект для травли, потому что никогда не дерётся. Похоже, Стас после того, как Кристина его побила, решил переключиться на Сашку Малышева. Меня это волнует? Если честно, ни капли. Сашка не девчонка, заигрывания Стаса ему не грозят. А тот, кто станет защищать нашего высокомерного гения, рискует нарваться на негатив всего класса. Так что, лучше я подумаю о себе. Кристина смотрит. Я ощущаю её взгляд мурашками на коже головы. Правое плечо, шея, ухо будто немеют. Хочется обернуться. Делаю вид, что прошу о чём-то Юлю, а сама скашиваю глаза в ту сторону. Я не ошиблась. Взгляд Кристины, неподвижный, цепкий, направлен прямо на меня. Когда наши глаза встречаются, она не улыбается, не отводит взгляд — продолжает смотреть так, будто в этом классе мы одни. «Нельзя, перестань,» — посылаю ей мысленный сигнал, но тот, очевидно, не доходит. Мишель толкает соседку в бок, о чём-то говорит. Я замечаю, какие жадные у неё пальцы — дёргают Кристину за рубашку, тормошат. Но Захарова только сильнее наваливается на парту, придавая себе устойчивости, и смотрит. Моё лицо горит, и вообще, кажется, поднимается температура. Приходится бросить ручку, которой я записывала условие задачи, чтоб прижать ледяные ладони к щекам. — Чего не пишешь? Тебе плохо? — шепчет Юлька. Мотаю головой. Не рассказывать же подруге, что мои лёгкие рвутся от невозможности вдохнуть, а в животе будто поселился голодный зверь, которому кинули крошечный кусок мяса, а потом бросили, оставили подыхать от нужды. Все уроки я сгораю на медленном огне, который со временем не затухает, а только проникает глубже в мои внутренности торфяным пожаром. Глаза застилает дым, а рот сохнет от жажды. Я слишком часто облизываю и кусаю губы. Из мелких трещинок сочится вкус железа — мой рот становится открытой раной. Столкнувшись на большой перемене в дверях класса с Малышевым, я отскакиваю в сторону и замечаю его взгляд, сопровождаемый понимающей кривой ухмылкой. Он будто разгадал обо мне грязный маленький секрет. Только к дополнительной химии, обретая шаткую опору в виде латинских букв соединений металлов и их свойств, я постепенно успокаиваюсь. Курс продвинутого Зельеварения постепенно покоряется мне. Если б можно было в реальности создать зелье, способное погасить внутреннюю дрожь, сотрясающую тело от мысли: ждёт меня Кристина как обычно или уже ушла. Я бы выпила пару стопок. У кабинета пусто. В этом крыле второго этажа осталась, наверно, только я одна: химичка ушла раньше, оставив ключ. Крис ждёт рядом с узким коридором, там, где часть этажа была отгорожена под кабинет робототехники. Толкая меня к стене, выплёвывает: — Что это, блять, было? — Что? — мой голос высокий и тонкий, беспомощный под её напором. — Что ты сегодня целый день творишь со своими губами? Я приоткрываю рот в удивлении. Никак не ожидала, что Кристина воспримет это как сигнал в её сторону. Крис тут же пользуется моей растерянностью, жёстко прижимаясь ртом, присасывается, как подыхающий от жажды к кружке воды. Когда она просовывает по-хозяйски язык, у меня такое чувство, будто стул, на который я хотела сесть, выбили резким ударом... и я падаю в ужасе — спиной вперёд, в неизвестность. Это длится всего мгновение, но мне хватает, чтобы испуганно вскрикнуть. Из-за того, что мой широко раскрыт, припечатан к чужим губам, получается невнятное мычание, похожее на стон. Кристина воспринимает это по-другому: делает полшага вперёд, прижимается всем телом и начинает легонько потираться своей грудью о мою. Мы одного роста, поэтому соприкасаемся на одинаковой высоте. Сквозь кружевной лифчик с поролоновыми вставками твердеют соски. До боли, до остановки дыхания мне хочется отстраниться. Глотнуть воздуха. Но в спину вдавливается холодная стена. Только на грани потери сознания вспоминаю, что у меня есть руки, которыми можно оттолкнуть. Сейчас они бесполезны, как конечности пластиковой барби. Кристина, отступает сама, тоже задохнувшаяся, с полузакрытыми влажными глазами. Теперь на меня накатывает волна страха — кто-нибудь мог увидеть. — Пойдём ко мне? — тянет трескучим севшим голосом. Приходится вырвать руку, за которую она тащит к выходу. Я так переполнена ощущениями, что ещё немного — и тонкая оболочка разорвётся, содержимое выплеснется наружу, оголяя тайную суть. Кристина точно отвернётся с презрением, если увидит меня настоящую. — Пожалуйста, Крис, не сегодня... Это, ну... слишком... Я опять обидела её. По крайней мере, кажется, что спина уходящей Кристины выражает именно это чувство.