Без правил

— Проходи, Света! — Я тогда пойду погуляю? Вернусь к шести... — не знаю, что ещё придумать, чтобы сгладить ситуацию. Только сделать вид, будто я вообще не приходила, и вернуться к назначенному часу. Уверена, что видела по дороге магазины. Может, удастся провести время там... — Да ты что! — искренне возмущается Лиза. — Я никуда тебя не отпущу, холодно же на улице! — Я точно не помешаю? Вам, наверно, готовиться надо? — Да всё уже готово! Проходи в комнату! В помещении, где накрыт стол, пустовато. Диван, огромный телевизор на тумбе, несколько стульев. Наверно, у всех съёмных квартир похожий вайб, как у человека, который раньше был кому-то нужен, может, даже любим, а сейчас заброшен и живёт только воспоминаниями о былых привязанностях. Разглядывая облупившиеся кое-где стены, я думаю о том, что же «оживляет» наши дома, создаёт уют и настроение места, куда хочется возвращаться. Наверно, комнатные растения, какие-то мелочи, дорогие сердцу хозяина безделушки, которые несут одному ему известный смысл. Любовь и уют в доме также связаны. Там, где никто никого не любит, никогда не будет комфортно обитателям. — Это квартира Алексея? — почему-то шёпотом спрашиваю я. — Ну да, — Лиза пожимает плечами, — Она большая, две комнаты, поэтому места всем хватит. В пустом углу стоит камера на штативе, какие-то кофры с оборудованием, ноутбук. — Он фотограф? — моё любопытство оправдано, я хочу знать больше о человеке, в доме которого нахожусь. — Иногда. Такой неопределённый ответ мне не нравится, но, возможно, Лиза всё ещё злится на моё слишком ранее появление. Поза, в которой она сидит на диване — со скрещенными руками и ногами, — тоже выдаёт напряжение. Я наклоняюсь ближе, очень уж хочется знать ответ: — Вы встречаетесь? Лиза отшатывается: — Нет! Ты что! Мы просто друзья! Тогда мне совсем непонятны их отношения. Что связывает Лизу с этим взрослым тридцатилетним мужиком? — Как вы познакомились? В комнату входит Алексей. Его уверенная крадущаяся походка напоминает мне какого-то героя мультика. Не могу вспомнить, кого... — Лизонька, что же ты не угощаешь гостью? Лиза вытягивается, словно её дёрнули за ниточки, но ничего не отвечает. Мужчина сам подходит к столу, открывает бутылку, разливает бордовую жидкость по двум бокалам, возвращается к нам. — Налей себе сока, Лизонька! Я замечаю, что на столе тоже почти пусто: несколько бутылок спиртного, коробка сока, две тарелки с сырной и колбасной нарезкой. Наверно, остальная еда в холодильнике до прихода гостей. Алексей протягивает мне бокал, подтаскивает ближе один из стульев, садится: — Ну, давайте! За Лизин день рождения! — Может, потом? — лепечу я, глядя на полный бокал красного вина. Вряд ли это хорошая идея — пить на голодный желудок. — Разве ты не хочешь поздравить подругу? Пожелать ей здоровья? Конечно, хочу. Мы чокаемся. Отпиваю, ощущая жжение во рту, которое медленно спускается в желудок. На глазах выступают слёзы. Лиза маленькими глоточками цедит сок, вцепившись в меня взглядом. Алексей зажёвывает кружок сервелата. — Мы познакомились при весьма необычных обстоятельствах. Да, Лизонька? Подруга кивает. — ...На кладбище, — Алексей посмеивается. Если бы не его слишком длинный нос, он мог бы выглядеть даже симпатичным. По крайней мере, я понимаю, что могло привлечь Лизу. — Я снимал небольшой сюжет, и мне показалось очень загадочным, что такая молодая девушка делает в подобном месте... Алексей снова доливает вина: — Ну, за знакомство, девушки! После второго глотка покалывание расходится по всему телу до кончиков пальцев. В комнате жарко, хочется открыть окно. — Лиза говорила, что вы лучшие подружки... Неужели она так сказала? После всего, что случилось в прошлом году? Наверно, она не рассказывала Алексею об этом. А может, это я придаю слишком много значения той ситуации. Лиза молчит, опустив глаза в свой стакан с соком. — ...Давайте, я вас пофотографирую. Небольшая фотосессия подружек! А? Чтобы время полетело незаметно. Мне нравится эта идея. У нас нет профессиональных фотографий, только несколько старых селфи в телефоне, которые я почему-то не удалила, да общие фото класса. Алексей устанавливает камеру напротив дивана, выставляет свет. Я обдумываю подходящие позы. Сначала можно снять, как я вручаю Лизе подарок. Алексей приносит из соседней комнаты несколько белых и голубых шариков, они отлично смотрятся на тёмно-синем диване. Лиза фотографируется с подарочным пакетом, потом с распакованной книгой, потом мы бросаем друг другу шарики. Это весело, и я не понимаю, откуда между нами абсурдное напряжение. — Обнимитесь, вы же лучшие подружки! — командует Алексей. Его чёрная футболка с какой-то готической надписью намокла подмышками от пота. Нам с Лизой тоже жарко. — Ну, давайте, за фотосессию! — он снова протягивает мне полный бокал, который я выпиваю почти залпом. Приятный холодок разливается от затылка по спине. Когда немеют ладони и темнеет в глазах, мне становится страшно. Я перестаю ощущать своё тело, а кто-то аккуратно вынимает бокал из мягких пальцев. Последнее, что я помню — безуспешное усилие свести вместе бесстыдно раздвинутые колени. ...Чужой голос эхом гуляет в моей голове, звуки гулкими горошинами перекатываются внутри пустого, совершенно пустого, как высушенная тыква, черепа. — ...Какая сладкая девочка! Смотри и учись, Лизонька! Мужчина всем своим весом прижимает меня к дивану. Я не сразу понимаю, что ртом дышу прямо в обтянутое чёрной тканью плечо, пуская слюни, и совершенно ничего не могу с этим сделать. Не могу даже отвернуться. Как в глубоком сне, мне всё время хочется очнуться, но сделать это усилием воли не получается. Моё кукольное тело, набитое ватой, трясётся непонятно почему. Это его рука дёргается между моих раздвинутых бёдер, и я трепыхаюсь тоже. Как бабочка, пришпиленная к бревну, я бьюсь, пытаясь взлететь, и вязну в прозрачной липкой смоле. Спустя триллионы бесконечных секунд смола застынет, став янтарём, а я так и останусь внутри — милым мёртвым украшением. Кажется, пытка будет длиться вечно. Если я окажусь в аду за всё, что натворила, то наказание должно стать таким. Что-то широкое — больше, чем я могу принять — вонзается в меня, тянет вверх-вниз, из стороны в сторону. Разве я какая-то игрушка, которую можно растягивать до бесконечности? Тело тревожно вибрирует, словно будильник телефона снова и снова срабатывает где-то внутри. Губы трутся о ткань, пока меня резиновым мячиком подбрасывают на диване. Я не могу проснуться. Его толстые пальцы входят и выходят, упруго натягивая ткань, в какой-то точке задевая клавишу удовольствия, слабым разрядом тока посылая импульс в мозг. Но, вместо того, чтобы нарастать, наслаждение отдаляется. Каждое проникновение отдаётся болью внизу живота. Моё тело сухое, как песок. Как понять, что это сон, и всё происходит в моей голове? Горло производит непонятные звуки. Кажется, я хочу сказать, что мне больно, и с этим надо что-то сделать. Прямо сейчас. Мужчина замирает, потом берёт мою резиновую безвольную руку и засовывает куда-то. Теперь ладонь прижата тканью. Пальцы становятся влажными. Инстинктивное отвращение вязким комом разрастается в голове. Я не могу дышать носом и не могу освободиться, это требует слишком больших усилий. Он двигает моей рукой, задавая темп. Пальцы обхватывают толстое, липкое, мерзкое... Я не останавливаюсь, несмотря на то, что тело сотрясают хаотичные спазмы. Мне больно, и я почему-то надеюсь, что эти движения рукой уменьшат боль. Мужчина хрипло стонет. — Ей уже есть восемнадцать? — Нет ещё... Нет, — голос Лизы, тоже подсевший, отдаётся во мне новым трепыханием крыльев бабочки. — Тогда не будем рисковать... Он достаёт из меня пальцы — сразу становится легче, но продолжает наваливаться сверху. Что-то твёрдое задевает мою грудь, и я выгибаюсь навстречу, словно от разряда тока. — Какая чувствительная девочка! Платье и чашку бюстгальтера отодвигают в сторону. Сосок обжигает — я вскрикиваю. Горячий рот делает невыносимо приятное. Внизу моментально становится мокро. В голове проносится мысль, что сейчас крупные пальцы мужчины не причинили бы мне такой боли... Но он уже отстраняется, оставляя меня, растерзанную, выпотрошенную, замерзать в одиночестве. — Пойдём готовиться, Лизонька! Дверь закрывается с лёгким скрипом, как скрежет ножа по доске, отрезающий прошлое, словно кусок мяса от туши. Я проваливаюсь в темноту... Меня подбрасывает, словно куклу. Наверно, прошло совсем немного времени с тех пор, как я отключилась. Тяжёлый воздух висит неподвижно в комнате, мешая видеть чёткие контуры предметов. Я сглатываю, всё ещё ощущая свой собственный запах с его пальцев, когда он поднёс руку близко к лицу. Платье задрано до талии, а на колготках две огромных дыры. Сползаю с дивана, пошатываясь. Стол, покрытый скатертью, сдвинут к стене. Напротив дивана камера на штативе. Первая мысль — ударить по ней и разбить. Но тогда шум привлечёт тех, кто находится в соседней комнате. А я хочу уйти отсюда как можно скорее. Дурацкая дверь скрипит, и на звук в коридор выглядывает Лиза. Не уверена, чудится мне или нет: она в чём-то чёрном, блестящем, обтягивающем, как вторая кожа. На голове маленькие мохнатые ушки. Кажется, я вижу хвост, который болтается сзади наподобие верёвки, но это совсем уже трэш. — Что там, Лизонька? — мягкий мужской голос похож на мурчание огромного кота. Возможно, это слуховая галлюцинация. Сжимаю кулаки, готовая ударить, а женщина-кошка стоит не двигаясь, смотрит, как я торможу руками о стены, проходя мимо, натягиваю пальто, ботинки, открываю входную дверь. Я сбежала, но перед внутренним взглядом стоп-кадром застыло то, что промелькнуло за спиной Лизы в соседней комнате: двуспальная кровать с разложенными на ней приспособлениями. Особенно выделялся большой кислотно-розовый искусственный член. Удивительно, как много я успела заметить... Потом всё затмевают Лизины грустные ореховые глаза.