Молодой человек!..

Предстояло трудное дело: начать ухаживать за Валерием Михайловичем, но так, чтоб за это не отчислили. Нет, Женя, конечно, предлагал самому себе вариант дождаться окончания бакалавриата, и только потом дарить Ца... тоесть Валерию Михайловичу хоть цветы, хоть конфеты, хоть папины драгоценности без каких-либо рисков. Но, хорошенько приглядевшись к новой любви, Евгений понял, что еще два с лишним года он физически не вынесет – усохнет и умрет от пожирающей его страсти. Действовать надо было сейчас. Желательно прямо сегодня. Вороненко поймал кота для уюта и обустроился на диване. Воскресенье. Совершить непосильный труд – написать пару предложений в курсовой работе – и, если "забить" на остальные долги, он свободен. Отработка по анатомии еще... Альфа прерывисто выдохнул. Он как-то пропустил момент, с которого видеть Валерия Михайловича стало ему так сладко и одновременно мучительно. Нет, надо что-то делать! Только вот что? Валерий Михайлович – не одногруппник. Ему не напишешь с бухты-барахты что-то вроде «пошли гулять» с дурацким смайликом в конце. Да и «драгоценный господин, дозвольте пригласить вас на променад» тоже не очень-то напишешь – не отчислят, так в дурку сдадут. Евгений задумался, уставившись невидящими глазами на развалившегося на коленях кота. И внезапно именно наличие кота толкнуло его к гениальной, как Женьке почудилось, мысли. Он дрожащими руками схватился за телефон, нервно дождался, пока тот загрузит «тяжелое» приложение популярной соцсети и, смело нажав на кнопку, начал диалог с Валерием Михайловичем. Спустя минут пятнадцать насквозь пропотевший Женя, исчерпав свое красноречие, отправил профессору следующее: «Здравствуйте, ув. Валерий Михайлович! Пишу вам не совсем по делам учебы, за что вы меня простите, пожалуйста. Я знаю, у вас есть домашние лягушки. Я бы тоже хотел завести себе парочку. Никогда прежде ничего такого дома не держал, поэтому прошу у вас совет. Какую породу лягушек лучше взять? Как обустроить им жилище? Уживутся ли они с котом? Заранее спасибо и извините за беспокойство.» Сначала Женя проверял телефон каждые десять минут. Потом – каждые полчаса. Затем заставил себя увеличить интервал до трех часов. За это время Вороненко пропылесосил, сходил в магазин за кормом для кота и за пельменями для себя, поел, вымыл посуду и сел за компьютер. На удивление быстро заставил себя открыть нужные документы и начать работать. Таким образом Евгений и не заметил, как наступило пять часов вечера, а личный «план» по учебе был выполнен и перевыполнен. И только тогда студент позволил себе схватить телефон, врубить интернет и залезть в соцсеть. Среди мусора мессенджера Женя с восторгом и ужасом обрел ответ Валерия Михайловича. «Здравствуйте, молодой человек. Думаю, стоит вас предупредить, что с большой жабой приходит большая ответсвенность. Кроме того, обустройство приличного террариума и покупка еды и витаминов требует определенных финансов. Вам как новичку я советовал бы взять лягушку Баджита, она же щитоспинка, или рогатку Кранвелла. Кстати, учтите, что рогатки – хищники и могут больно укусить за палец, а кормить их нужно куриными сердечками. Что касается кота, то врядли он залезет в хороший террариум с крышкой. Если вы не передумаете заводить лягушку после всего вышеописанного, то я могу в понедельник дать вам мой справочник террариумиста» Евгений быстро напечатал, дескать, спасибо, не передумал, справочник возьму, и грохнулся на диван – осознавать, что он сейчас делает. К лягушкам он отвращения не испытывал, однако и в восторге от них не был. Ну, лягушки, ну и что? Зато он сблизится с Валерием Михайловичем. Особо не вникая, Евгений просмотрел сайты по продаже всей этой экзотической лабуды и подсчитал, что «сближение» со странным омегой обойдется ему тысяч в двадцать. Покупку новых деталей для мотоцикла придется отложить. Но ничего, ничего... Валерий Михайлович действительно принес в понедельник здоровенную книжку и почти весь обед страстно, взахлеб объяснял Жене, что такое морфы, почему важен кальций, как линяют австралийские квакши и почему древолазы в неволе теряют свою ядовитость. Женя кивал и старался следить за витой нитью профессорских мыслей. Два чувства доводили Вороненко до дрожи: первое – ощущение близости обожаемого омеги, его запах, его приображенное вдохновением лицо, а второе – ощущение безысходного голода. За пять минут до пары было решено, что Евгений заведет для пробы пару шпорцевых лягушек, содержание которых было не особо дорогим и сложным. Радостный и, как ему самому казалось, отощавший за время разговора Женя распрощался с Валерием Михайловичем и, плюнув на третью пару, помчался в близлежащую закусочную. Альфа был влюблен и проходил сладчайшую стадию эйфории. Каждый божий день Евгений подбегал к Валерию Михайловичу, едва не сшибая его с ног от переизбытка чувств, и либо докладывал о происшествиях в своем новом аквариуме с бледными водяными лягушками, либо просто говорил... о чем-нибудь. О превратностях климата, о том, как тяжело и прекрасно учить анатомию, о новом пиджаке профессора, о пробках на дорогах улицы К.. Всякий раз после контакта с омегой Женя чувствовал неадекватное счастье и еще час беспрерывно улыбался вне зависимости от событий окружающего мира. Женя никогда не испытывал ни к одному омеге ТАКОГО. Впрочем, и у Валерия Михайловича начало появляться к студенту особенное чувство, которого он давно так остро ни к кому не испытывал – раздражение. Да, сначала Цапле польстило, что Вороненко, заинтересовавшись амфибиями, обратился именно к нему. Было приятно поговорить на излюбленную тему с несведущим в ней человеком, готовым слушать. Причастие к «рождению» нового ценителя голых гадов приятно щекотало гордость. Но Валерий Михайлович не подписывался на то, чтоб этот ценитель начал маниакально его преследовать! Профессору внеурочные контакты с Евгением не приносили и десятой доли того удовольствия, которое они доставляли студенту. Вороненко был самым обыкновенным молодым альфой – крупным, громким, напористым, не очень чистоплотным и, мягко говоря, не блистающим умом. Валерий Михайлович даже не запомнил бы его имя, если бы Евгений так часто не напоминал о себе. Особенно сильно беситься от повышенного внимания Вороненко Цапля стал после одного случая, который, наверное, положил бы конец любому терпению. В тот прекрасный час Валерий Михайлович спешил в туалет. Мочевой пузырь у него был не такой крепкий, как ему бы того хотелось, так что после утренней чашки кофе и двух пар, с которых не удавалось отлучиться, омега уже начинал впадать в панику. Вдруг, как черт из табакерки, на пути выскакивает этот бестактный молодой человек и начинает светскую беседу, совершенно игнорируя искреннюю к ней нерасположенность профессора. В тот раз Валерий Михайлович приостановился, красноречиво переминаясь с ноги на ногу, и перебил разошедшегося Вороненко на полуслове: — Молодой человек, а как, простите, ваше отчество? — Семенович. – молодой человек широко улыбнулся. Цапля нервно поправил очки. — Евгений Семенович, я могу в туалет выйти? Это, наверное, был единственный раз, когда Женя смутился и даже, кажется, немного покраснел. Но, к великому сожалению Валерия Михайловича, каждый раз при встрече с Вороненко так делать бы не получилось. На лекциях омега постоянно ощущал на себе жадный, почти материальный взгляд. Взгляд сверлил спину, лазил в волосах, заставляя поминутно поправлять укладку, пытался расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки и нахально оглаживал округлый омежий зад. Валерий Михайлович непроизвольно оборачивался и видел завороженного Вороненко. — Молодой человек! Вам попкорн дать? Что вы сидите, смотрите на меня? Вы в кино? Конспектируйте лекцию! Театрал-любитель... – нервно говорил Валерий, зло натирая очки тряпочкой. Замечание помогало, но, к печали профессора, ненадолго. Что там Вороненко себе напридумывал и чего пытался добиться, Валерий Михайлович не понимал. Цели как бы случайных прикосновений к его рукам и волосам – тоже. Нет, Валерий понял бы, будь ему самому хотя бы лет двадцать пять. Ну, или если бы Вороненко было хотя бы лет сорок. Что делает молодой альфа? Испытывает судьбу, считая себя исключительным, или, если учитывать обстоятельства, скорее НЕИСКЛЮЧАЕМЫМ? Но самое страшное было в полной невозможности сделать что-то с этим безобразием. Да, Валерий Михайлович, как ни парадоксально, был абсолютно бессилен. Прямо послать альфу в правильном направлении он побаивался – профессор слишком хорошо помнил судьбу одного своего коллеги. Коллега тот также сделался объектом обожания одного из своих учеников, благополучно послал его, а влюбленный не выдумал ничего умнее, как наглотаться таблеток и указать в записке на вожделенного преподавателя... Дурачка не спасли. Преподаватель отправился в тюрьму. Интеллект у Вороненко, как на глазок определил Валерий, был ниже среднего, так что подобный фортель он мог выкинуть запросто. Конечно, можно было пожаловаться ректору, однако омеге это не дозволяла гордость. Да и, в конце концов, как это будет выглядеть?! «Федор Иванович, помните Вороненко? Ну, Вороненко, группа А-101, третий курс... Ну, он у меня еще на паре член доставал, помните? Вот. Он теперь за мной ухаживает, проходу не дает. Сделайте что-нибудь!» Ректор – человек, как считал Валерий Михайлович, чрезмерно веселый – будет хохотать и, не понимая всей тяжести проблемы, вновь студента простит. Вроде как молодо-зелено. Вроде как ребенок еще. И не поймет ректор-альфа, что еще месяца полтора – и Вороненко, осознав, что в перспективе его не ждет ничего ужасного, просто начнет зажимать Валерия Михайловича по углам! Когда омега думал об этом, он хмурился и морщил длинный тонкий носик. Ужасный прецедент! Профессора-альфы с юными студентиками часто «мутили», что уж греха таить. Но чтоб вот так... третьекурсник... волочится за омегой в возрасте... Может, наступающая весна на него так действует? И только одиннадцатого марта, когда Вороненко целый день не давал профессору вздохнуть, омега, как ему показалось, нашел решение этой проблемы. Придя домой, Валерий судорожно зарылся в старые бумаги и нашел записную книжку с номерами. Нервно кусая губы, набрал номер, выведенный поблекшими за несколько лет чернилами. После пары длинных гудков послышалось густое альфье «Да-а?», и профессор, с усилием улыбнувшись, фальшиво весело заговорил: — Петенька, это ты?.. О, очень рад. Как поживаешь? Еще не бросил свои глупости?.. Ой, знаешь, Петенька, а у меня к тебе дело...