Молодой человек!..

— Женя, ты где находишься?! Мы с отцом решили сегодня к тебе на квартиру зайти, проведать тебя, а тебя нет! И кота нет! У меня сердце чуть не треснуло! Даже без опции громкой связи истеричный голосок Жениного папы звенел из телефона на всю комнату. Валерий Михайлович вылавливал дырчатым половником цветную капусту из кастрюли и тихонько хихикал. Евгений покраснел до ушей и ответил раздраженно: — Па, ну не ори! Я живой. Меня омега на течку пригласил к себе пожить. У меня еще аквариум с лягушками, их мой друг кормить приходит, ты не пугайся... А кота я другому другу доверил на это время. — Дай ему трубку. – ультимативно потребовал папа. — Коту?.. — Омеге!!! Женя покорно протянул телефон профессору. Тот, подавив смех, заговорил серьезно: — Здравствуйте. Вы папа Жени? — Да. – немного успокоился омега, и весь его боевой задор сразу куда-то пропал. Разговор не клеился; папа явно ожидал какого-нибудь замечания от Женечкиного возлюбленного, однако Валерий Михайлович издевательски молчал. Правда, примерно через минуту Лера наконец смилостивился: — Вы не бойтесь, с Женей все отлично. Кушает четыре раза в день, норму воды выпивает, не хулиганит... Я его посуду научил мыть так, чтоб она была ЧИСТОЙ, и отбивные в кляре жарить он теперь умеет. Дня через два ваше сокровище вернется домой в целости и сохранности. — А ты тот омега, которому Женя подвеску дарил? – полюбопытствовал папа Вороненко. — Во-первых, не «тыкайте» мне. – нахмурился профессор. – А во-вторых, ваш вопрос некорректен. Если бы ваш сын делал такой подарок не мне, а кому-то другому, вы бы сейчас изрядно подпортили настроение и Жене, и мне, и, наверное, себе. Чего-то испугавшись, Евгений быстренько отобрал у Леры телефон, выпалил: — Ну, пап, ты понял – все хорошо. – и поспешно сбежал в другую комнату. Вернувшись минут через пять, Женя мрачно позавтракал, стараясь не встречаться взглядами с периодически хихикающим профессором, а, доедая пастилу, внезапно заявил: — Надо тебя с моими родителями знакомить. — Они все еще не верят, что я существую? – изогнул бровки Лера. — Не, верят. – мотнул сальными лохмами студент. – Просто... Я так решил, вобщем. Может, я жениться хочу на вас. Валерий Михайлович посерьезнел. — Молодой человек... После первой же течки – такие выводы? — Я тебя люблю. Просто обожаю. – Женя вздохнул и от смущения прикрыл глаза – Мне противно даже думать, что я могу быть с кем-то, кроме тебя. Я от тебя что угодно стерплю, ты самый лучший. И... Я никогда не передумаю. Профессор закатил глаза. — Молодой человек!.. Вы почти произнесли брачную клятву! — А чего сразу «молодой человек», что я такого сказал? – мигом насупился Вороненко. От словосочетания «молодой человек» на Женю дыхнули отчуждением холод университетских коридоров и прошлое, лишенное смысла в виде худенького длинноносого омеги. А Лера, страдальчески вздохнув, обнял Женю за плечи и тихим, успокаивающим голосом сказал ужасные для влюбленного студента слова: — Женечка, сейчас закончится моя течка – и все. Будем жить, как раньше. Я гармоны «сбросил», вы – тоже... Ваши чувства после того, как вы получили желаемое, наверняка уже не будут так вас мучить. Благополучно разбежимся. Я вам честно скажу: не хочу я замуж, вообще не хочу долгие отношения. Ни с вами, ни с любым другим альфой. Не мое это. Евгений задохнулся, скрипнул зубами. Слова Леры глубоко уязвили альфье эго и вместе с тем пробудили в не особо активном Жене настоящего охотника. Крепко обнимая омегу в ответ, он мысленно поклялся себе: Валерий Михайлович будет его, только его и навсегда, даже если для этого профессора придется похитить, убив по дороге кучу народа. — Пойдем в спальню? – предложил омега, тронув губами Женину напряженную шею. Женя мрачно кивнул. — Тогда я переоденусь в красивое. И буду на тебе отыгрываться за вчерашнее. Жди. – Лера игриво подмигнул расстроенному альфе и сбежал в ванную, где он в шкафчике хранил запасы нижнего белья. Женя удалился в спальню, уселся на кровать, стянул футболку, взял с тумбочки коробочку презервативов... И на редкость дурацкая, безответсвенная, даже жестокая идея, показавшаяся молодому альфе гениальной, пришла в лохматую башку. А если профессор забеременеет? Вот так – банально и неожиданно? Куда ему деться – одинокому омеге с растущим животиком при условии запрета на аборты*? Конечно, к отцу ребенка! Женя судорожно зарылся в Лерину тумбочку, пытаясь найти что-то подходящее для своего преступления и с огромным удовольствием обрел маникюрные ножнички. Достав сразу несколько блестящих упаковочек, шибко умный Евгений проткнул их посередине, после чего поспешно убрал ножницы на место и постарался создать на лице беспечное выражение. Когда Лера вошел, Вороненко делал вид, будто целиком поглощен надписями на тюбике лубриканта. — Совесть мучает? – полюбопытствовал профессор, присаживаясь на край кровати. Женя почувствовал, как кровь горячо хлынула к его щекам. — П-почему совесть?.. — Ну, ты ведь уже почти неделю просто так институт прогуливаешь. Вон, тяга к самообразованию появилась даже... Вороненко нервно хохотнул. — Нет, это я... попалось просто. — Я шучу, не волнуйся. – Лера нехотя спустил с покатых плеч шелковый халатик, демонстрируя тотчас забывшему обо всех тревогах и заботах альфе в высшей степени провокационное бельишко – по сути своей, бессмысленные трусики, прозрачный топ и, черт подери, чулки с ажурным поясом. Омега отобрал у обалделого Жени тюбик смазки и поманил альфу к себе. — Что же, командует тобой папочка? – спросил Лерочка томно, обвивая тонкими руками шею Вороненко. — Прямо спасу нет! – Евгений страдальчески сделал бровки домиком и положил широкую ладонь на округлый омежий зад. — Значит, тебе не привыкать к доминированию омеги? – Лера легонько толкнул крупного альфу в грудь, и тот безвольно, словно оглушенный мощным ударом, повалился на спину. — Ну, как сказать... – засомневался Женя. Валерий Михайлович энергично кивнул: — Значит, не привыкать. Отлично. – и, быстро наклонившись вбок, достал что-то из тумбочки. Женя побелел. — Ва-Валерий М-михайлович, за-зачем вам ножик? Профессор крепко сжал альфий стан худыми бедрами и с улыбкой провел по лохматому животу Вороненко кончиком маленького красивого ножа. Евгений съежился – ни то от щекотки, ни то от страха. — Знаете, почему я сделался именно преподавателем? – тихо спросил Лера, ласково прижимаясь к горячей потной коже альфы прохладным животом. — Чтобы научить дураков?.. — Нет. Меня привлекала власть, возможность законно... мучить!.. – последнее слово преподаватель выдохнул столь страстно, что, не смотря на ужасающий смысл слов, у Жени окреп стояк. — А ведь я догадывался. – серьезно заметил он и потянулся было руками к талии восседающего на нем омеги, однако в ту же секунду почувствовал холод лезвия на своей шее. Щекоча волосами, Лерочка склонился к нему. — Я вырежу на тебе свои метки, чтоб ты меня долго помнил. Не беспокойся, точно будет больно. И профессор, крепко ухватившись за резную рукоятку, тихонько провел лезвием по широкой альфьей груди, будто делая набросок. — Это все ох*реть как интересно, но Лера, бл*ть, у меня горит член, ты все жопой по мне елозишь... – сквозь зубы процедил Женя. Не сказать, чтоб происходящее было так уж ему приятно, однако Валерий Михайлович в красивом белье и с чертиками в широких зрачках не мог не вызывать в альфе непреодолимого желания. Не дождавшись ответа от сосредоточенного партнера, Евгений, стараясь не двигаться из-под омеги, кое-как натянул продырявленный презерватив (уже, честно говоря, забыв о его испорченности) и, воровато отодвинув ткань трусиков, без лишних церемоний вошел в не совсем разработанную дырочку. Лера вскрикнул; в ту же секунду вскрикнул и Женя – острый нож начал резать первую линию под его соском. На коже бусинами обозначились капли крови. — Ненавижу тебя!.. – почти хором выплюнули любовники. Евгений попытался начать движения, однако омега, морщась от боли, восприпятствовал этому. Он был занят выцарапыванием какой-то картинки на белой коже Вороненко. Альфа шипел сквозь сжатые зубы, мысленно кроя профессора матом, однако терпел и вырваться не пытался. Что удивительно, возбуждение Жени не пропадало; он железно сжимал бедра партнера, мечтая не о прекращении боли, а о начале движения в узком горячем омежьем нутре. — Ты долго будешь держать меня, как чехол на член, или соизволишь вы*бать? Выброшенный нож глухо ударился об застеленный ковром пол. Под мышку Жене нехотя текли кровавые струйки. Гордо выпрямившейся омега восседал на студенте. Женя подался вперед; Лера чуть приподнялся, медленно присел, вновь чуть приподнялся... Замученный Женя резким движением поднял корпус, едва не свалив Валерия Михайловича на пол и, сидя, принялся нетерпеливо вбиваться в омегу. Лера, едва сдерживая вопли, хищной хваткой вцепился в Евгения, тонкими ногтями раздирая ему плечи и лопатки. Женя в долгу не остался – на очередном подскоке вцепился зубами в нежную шейку, как голодающий в хлеб. Тогда Лера заорал так, что у Жени ухо заложило, и «разложило» только минут через тридцать, когда он, обессилев, свалился на кровать, сотрясаясь от оргазма. Профессор нехотя сполз с альфьего члена и, тронув себя, дошел до своего финала. ... Смыв кровь и обработав раны, Женя увидел, что на его груди около соска теперь красуется вырезанное на коже изображение вороньей головы.