Молодой человек!..

До пенсии Петру оставался всего год, однако, как насмешливо замечал руководитель отдела, отдыхать он начал уже сейчас. Петя с удивительной точностью являлся с обеда на семь минут позже положенного, чаще всех ходил то ли в туалет, то ли просто прогуляться, и совершенно непредсказуемо брал выходные за свой счет. Начальник поскрипывал зубами, однако Петра прощал – изобретательный ум и опыт старика перевешивали на чаше весов его, как считало руководство, расхлябанность. Вот и в тот день, когда Женя демонстративно выключил телефон, дабы показать свою гордость и независимость, Петин начальник, прочтя краткую, но не переставшую быть от этого чрезвычайно нудной и бесполезной нотацию, отпустил пламенно отпрашивавшегося Петра на два часа раньше. Тот, едва не забыв папку с неоконченными чертежами, выскочил на свет божий. Длинные ноги, привычка к быстрой ходьбе и удачно пойманное такси помогли Пете добраться до квартиры Валерия Михайловича за каких-то пятнадцать минут. С некоторой опаской, словно боясь обжечься, альфа толкнул незапертую дверь. — Лера?.. – негромко позвал он в полумрак прихожей и нерешительно вошел. Уж слишком живы были воспоминания, которые, несмотря на прошедшие годы, в сознании Петра сохранились удивительно четко: Лерка, его Лерка, валяющийся поперек коридора в луже крови... Старик закрыл за собой дверь и позвал снова, чуть громче: — Лера!.. — Черт тебя подери, ты меня пугаешь. – омега, непричесанный, бледный и не совсем одетый, нехотя вышел гостю навстречу. — Это ты меня пугаешь! – заметил Петр совершенно справедливо, обустраивая драгоценную папку на трюмо. – Звонишь мне в слезах, говоришь, что опять... На лице Валерия загорелись красные пятна, в затертых мокрых глазах выступили крупные слезы. Петр тяжело вздохнул и прижал бывшего супруга к себе. — А что ж ты не позвонил "виновнику торжества"? – спросил из любопытства. — Я звонил, он трубку не берет... – всхлипнул омега. Петя почувствовал, как его рубашка пропитывается слезами. — Валерьяну пил? — Таблетки... — Чай ромашковый? — Три кружки, меня тошнит уже... — Хочется с собой что-то сделать? – после небольшой паузы спросил старик как можно более аккуратно. — Не хотелось бы – не звонил бы тебе! – выплюнул истерично Лера, отрывая лицо от Петиной груди. Тот только тяжело вздохнул и, не зная, чем утешить Лерочку, осторожно поцеловал его в теплую макушку. Надо же! Сколько прошло лет, сколько уж седых волос наблюдается на этой макушке... а Лерка все так же панически боится «главного омежьего счастья» – заиметь в утробе. — Пойдем, ляжешь куда-нибудь. – наконец предложил Петр, отлипляя от себя разнесчастного омегу. Тот кивнул и, пройдя в совмещенный с кухней зал медленно, словно свежий зомби, рухнул на диван. Петя осторожно пристроился скраю. — Ел сегодня что-нибудь? Валерий глубоко задумался: — Орехи ел... Фасоль вроде тушил на завтрак... Да... А, еще ведь торт... Половину. — Ну и отлично. – выдохнул старик. – А то ты мне в прошлые разы прям голодовки протеста устраивал! Омега невесело улыбнулся уголком рта. Лет через пять после свадьбы Лера и Петя решили размножиться. Альфа тогда как раз получил повышение, а омега окончил магистратуру. Жилплощадь имелась, и Лера начал заговаривать о том, что омегам гораздо лучше рожать в молодом возрасте. Петя детей любил, и, несмотря на то, что уже имел одного "бастарда", на которого исправно платил алименты, согласился. Зачали без проблем – долго ли умеючи? Однако месяца с третьего с омегой начала происходить какая-то ерунда. Лерочка постоянно находился в угнетенном состоянии духа, часто плакал и неизменно раздражался, когда кто-то заострял внимание на его положении. Сначала Петр думал, что омеге просто скучно сидеть дома, потом – что его "лихорадят" гормоны... — Я просто не хочу рожать. Я боюсь! Я передумал! Я ненавижу этого ребенка! Мне противно даже думать о том, что во мне что-то... паразитирует! – со слезами на глазах признался Валерий, когда супруг решил однажды вечером поговорить о его моральном состоянии. Петр прижал омегу к груди, поцеловал в лоб и заверил, что все будет хорошо. К сожалению, этого оказалось не достаточно, и очень скоро Лера перешел в новую, можно сказать, маниакальную стадию, решив любым образом избавиться от плода – аборты уже на тот момент были под запретом. Сначала он настойчиво склонял мужа к анальному сексу, но, несмотря на все его старания, Петя гигантским усилием воли не соблазнился. Тогда... О, когда Петр во всех подробностях узнал эту историю, он просто схватился за голову: как такое вообще мог придумать омега с ВЫСШИМ МЕДИЦИНСКИМ ОБРАЗОВАНИЕМ? Впрочем, Валерий признавал, что он тогда был словно не в себе. Если вкратце, то омега посетил какого-то сомнительного колдуна и взял у него какую-то сомнительную жидкость. Выпив ее, Лера вполне предсказуемо почувствовал себя очень плохо и, к счастью, поддался инстинкту самосохранения – позвонил Пете на работу. Вот тогда-то альфа, прибежав домой, и застал эту картину, навечно ярко отпечатавшуюся в памяти: мертвенно-бледный омега, валяющийся без сознания на полу в луже крови. Разумеется, Леру хоть с трудом, да спасли. Ребенка он лишился, в связи с чем ничуть не скрывал своей радости. «Это не нормально» – с ужасом подумал Петя и, едва Лерку выписали из больницы, потащил его к психологу. В половине беседы альфа участвовал, на оставшееся же время его выставили в коридор. По результатам выяснилось: у омеги имеется какое-то причудливое психическое отклонение, благодаря которому он не может адекватно воспринимать свою беременность. — Вот и отлично. – невозмутимо заявил Валерий, снисходительно поглядывая на супруга. – Я всегда знал, что я не тот омега, чей удел – варка супов и производство потомства. Я реализуюсь в науке. И стал реализовываться. Занимался этим без всяких страданий еще года три-четыре. А однажды Лера то ли таблетку не в то время принял, то ли в пылу страсти супруги забыли о предохранении... Вобщем, после четвертого подряд положительного теста на беременность омега рыдал так, что Петр уже всерьез собирался вызывать "дурку". Да, на сей раз альфа уже был научен горьким опытом: старался как можно больше времени проводить с супругом, поил его ромашковым чаем, даже в какой-то момент взял отпуск за свой счет. Лерочка уже почти доходил до пятого месяца, но родиться ребенку было все же не суждено: по совершенно не зависящим от омеги обстоятельствам он оступился на лестнице и весьма неудачно упал. Очень скоро Лера с Петей "разбежались" – грустно и без скандалов. — Петя, ты пойми, нам обоим так будет лучше. Я буду жить без риска, ты в себя придешь. Ты прям постарел на десять лет из-за всех этих... передряг. – Валерий, не зная, куда деть губы, криво усмехнулся. Петя шесть раз подряд вздохнул и наконец подписал выданную нотариусом бумажку. После Лерки альфа рекордное время (год и полтора месяца) не заводил романов, однако по истечении этого срока обрел новую любовь – впрочем, это была уже совсем другая и утомительно длинная история. Сейчас же этот самый альфа сидел на краешке дивана своего первого и, как он считал, лучшего супруга, а за спиной его метафорически стояли всякие похождения, признания, свидания, измены и дети, накопившиеся за шестьдесят четыре года развеселой жизни. Петя осторожно погладил остренькое Валерочкино плечико: что бы там ни говорил гордый омега, а Петр всегда знал – суровому профессору не хватает любви и ласки. Вот и сейчас он затаился, замер, почти не дыша, боясь спугнуть чужую нежность. Старик продолжил старательно, будто кота, поглаживать бывшего мужа и наконец осведомился: — И что же ты теперь делать собираешься? — В М. уеду. – Валерий Михайлович широким жестом вытер мокрый покрасневший нос. — Работу предложили? Пару секунд омега раздумывал, говорить ли правду, а затем немного сипло, как после очень долгого молчания, изрек: — Нет. Лечиться поеду. — О-о... – только и смог произнести Петя. У Леры постоянно были какие-то беды со здоровьем: нестабильный течный цикл, шумы в легких, мигрени и метеочувствительность. Петр все обещал свозить супруга на море... Так и не свозил. — Петя, я умру. – дрожащим голосом заявил вдруг Лера, судорожно хватаясь за теплую руку старика тонкими ледяными пальцами. – У меня миома... И... Петя, их там два. По анализам – оба альфы. Петя, ты же понимаешь, что я... я не смогу... – по щекам Цапли, по его длинному носу поползли крупные слезы. – Я либо просто разродиться не смогу, либо миому спровоцирую... Петя понимал. Житье с медицинским омегой против воли давало мужу кой-какое представление о врачебном исскустве. Да и простой обыватель бы угадал, что рожать впервые, да еще двойню, да еще альф (которые даже в младенчестве крупнее омег или бет), да еще в таком возрасте, да с такой миниатюрной комплекцией – практически самоубийство. Если только кесарево... Однако до него еще надо дожить. — Как же это у тебя такое случилось? – Петя прижал холодную ручку к губам. Лера всхлипнул. — В том-то и дело... Я не представляю даже. Мы всегда предохранялись. — Таблетки или?.. — Презервативы. Я контролировал, он надевал всегда... Как так получилось? Не дух же святой. – омега прерывисто вздохнул. – Прости, Петя, я тебя сдернул, тебе, наверное, домой уже надо... У меня просто больше никого и нет. Только лягушки. — Да ничего, я понимаю. – Петя наклонился и поцеловал бывшего мужа во влажный от пота висок. Немного подумав, он добавил не без сожаления: — Был бы я помоложе, вернулся бы к тебе. А сейчас... Сейчас я просто не выдержу еще один разрыв с омегой. Покоя уже хочу, стабильности. Прости. Поразмыслив пару минут, Петр вдруг поинтересовался: — А отец-то твой жив еще? Валерий напряженно сдвинул брови. — Допустим. — Может, тебе его к себе пригласить? Какой-никакой альфа. – Петя нервно усмехнулся, вспоминая Михаила Георгиевича. — Никогда! – возразил Лера, впрочем, не сильно уверенно. У Михаила Георгиевича был крайне тяжелый, а если точнее, поганый характер, однако единственного сына он все-таки по-своему любил. По образованию художник, Михаил Георгиевич всю жизнь проработал в отвратительной средней школе учителем изобразительного искусства, с наслаждением истязая там детей, да продавал иногда свои картины – изображение чего-то гадкого и страшного или же просто самого разнузданного секса. Возможно, благодаря отцу-эротоману, растившему сына в одиночестве, Валерий и сделался раскованным, жадным до интимной близости омегой. Однако врядли кто-то от этого страдал. Встречаться с родителем после долгой и счастливой разлуки Лере не очень-то и хотелось, но, раз уж пришло внезапное избавление от Жени (чему нужно было, безусловно, радоваться), то на безрыбье и рак – рыба. Один он не справится. ... Когда Петя, наврав что-то по телефону визгливому омеге, скоропостижно ретировался, Валерий Михайлович нехотя сел писать длинное электронное письмо Фогелю Михаилу Георгиевичу, члену Союза художников области В. и заслуженному учителю истории искусств.