Молодой человек!..

Евгений пришел в кафе «Сова» ради алкогольного коктейля со скидкой. Валерий Михайлович пришел в кафе «Сова» ради баловства измученного беременностью организма. Женьке довольно быстро намешали спиртного, украсили вишенкой, и Вороненко, словно белый человек, сидел за маленьким столиком, потягивая напиток и озираясь по сторонам. Цапля, который уже был куда меньше похож на цаплю из-за набранных килограммов, мучительно выбирал меж двумя сортами пасты, уткнувшись в меню. К сожалению, уткнулся он в него не столь глубоко, чтоб его не заметил Женька... — Лера! Лерочка! – бывший студент вскочил, едва не опрокинув стол, и через пару секунд уже плюхнулся на кресло напротив Валерия Михайловича. Любопытные посетители скосили глаза от своих тарелок на Вороненко и, следовательно, на того самого «Леру-Лерочку». Профессор глянул вверх, сдвинул очки на кончик носа и поморщился, как от зубной боли. Женька давно отрепетировал, что́ скажет Валерию Михайловичу, если вдруг нечаянно его встретит. Он подготовил пламенный монолог, уместный в любой придуманной ситуации и способный растопить сердце даже каменному истукану с острова Пасхи. Однако сейчас, именно в данную минуту, Евгений оказался почему-то не готов к собственной речи и растерянно молчал, хлопая глазами. Поняв, что ничего интересного не происходит, посетители вновь переключили все внимание на заказанные блюда. Лера молча вернул очки на переносицу и вновь скрылся от внешнего мира за плотной бумагой меню. Сердце Евгения билось так часто, что он всерьез начал опасаться какого-нибудь инфаркта миокарда; профессор, честно говоря, тоже был не совсем спокоен – начал мять и ковырять краешки меню, покусывая губы. Жене ничего не оставалось, кроме как ожидать, чего скажет омега. И он сказал. Правда, не бывшему студенту и любовнику, а подошедшему официанту: — Мне, пожалуйста, греческий салат, пасту с грибами, овощи на пару, эспрессо без сахара на псевдомолоке и... – он пробежался глазами по странице. – Десерт на ваш вкус. Не могу выбрать. — Могу предложить медовик. – с готовностью отозвался официант. — Хорошо, тогда медовик. – облегченно выдохнул Валерий Михайлович, избавленный от тяжести выбора. Официант протароторил заказ, получил подтверждение, что все верно, и только тогда заметил Евгения. — А молодой человек что будет? — Я... ничего, спасибо. – хрипло пробормотал Женя, тихонько стуча пальцами по столу, и официант упорхнул. Сжалившись над неудачливым альфой, Лера спросил без всякого интереса: — Как поживаете, молодой человек? — Я? Я ничего, хорошо. – встрепенулся Евгений. – На завод устроился. Платят хорошо, но условия работы... м-м... такие себе. Но мне нормально. Отработал смену – деньга в кармане. За пивасиком иду, по выходным с байкерами тусим... И аниме после завода никто не отменял! — Восхитительно. – сказал Цапля так, что бывшему студенту стало страшно. На минуту воцарилось молчание. Наконец Женя решился: — А вы как, Валерий Михайлович? Как ребенок? — Дела как сажа бела. – невесело усмехнулся Валерий Михайлович. – Могу сказать, что вы станете дважды отцом. В два раза больше алиментов, молодой человек! Вы рады? Если б это было сказано не с такой язвительностью, проедающий спинной мозг, Женя бы, наверное, обрадовался, а сейчас только замер, не понимая, как нужно правильно реагировать. — Р-рад, наверное, Валерий Михайлович... Минут на пятнадцать оба замолчали, внимательно разглядывая друг друга, словно собираясь бороться. «Разморозил» ситуацию снова официант, принесший салат. Лера снял с блюда маслину, закинул в рот каким-то совсем не омежьим движением и, прищурясь, сказал негромко: — Ловко. Очень ловко, молодой человек. Я знаю: вы люто ненавидели меня с первого курса. Думаете, я не знаю о том, какие слухи вы распускали обо мне едва ли ни с дня знакомства? Я уж молчу, какие слова вы при этом употребляли... – Вороненко густо покраснел и начал ковырять стол, а профессор неумолимо продолжил: – Да, вы ненавидели меня. А я не находил вас настолько важным, чтоб даже ответить вам взаимной пылкой ненавистью. Вы мне были противны ничуть не больше других... Я никогда не считал вас умным. И теперь не считаю. Ваш интеллект много ниже среднего, Вороненко. Тем больше меня удивляет ваш изящнейший по мне удар: задурить мне голову, отомстить в долгосрочной перспективе... – омега многозначительным движением провел по круглому животу. – ... подорвать мое здоровье, поставить под угрозу жизнь, уничтожить морально... Просто конгениальная месть. Тут только одного не достает: ПРИЧИНЫ мстить. Женя открыл было рот, но тутже закрыл и понуро уронил голову на грудь. Валерий Михайлович с видом уязвленного педагога (этот вид выдают вместе с дипломом по окончании института) принялся за еду. К концу салата и началу макарон он подобрел и расщедрился даже на шутку: — Если бы все студенты оплодотворяли своих ненавистных преподов, демографического кризиса в стране не было бы! Женя неуверенно дернул уголком рта. — Лер... Лер, я все понимаю. — Какая прелесть! – Цапля всплеснул руками и чуть не ударился локтем об стол. — Лерочка, я изменился. Я правда изменился. Раньше я был бестолковым ребенком, а теперь... —... а теперь вы – бестолковый ребенок, который работает на заводе? Что ж, я поздравляю вас с обретением призвания, молодой человек. Хотя грузчиком работать вам пошло бы больше. – Валерий фыркнул. Казалось, будто весь он сосредоточен на наматывании пасты на вилку. — Лер, выходи за меня замуж. — Жень, ступайте в дырку. Женя вскочил, будто и впрямь собирался уйти в указанном направлении, но вскоре вернулся, и по запаху было совершенно понятно, что отлучался он к барной стойке. Валерий Михайлович пил свой бесчеловечный кофе и смотрел на Вороненко брезгливо и спокойно. — Что, набрались смелости, молодой человек? — Да! – Женя тяжело выдохнул и оперся о стол. – Лера, что ты будешь делать с детьми? — Одного съем, чтоб восстановить силы после родов, а второго заколю на Великом Шабаше Омеганистов. Во славу борьбы с альфархатом. – пожал плечиками Валерий Михайлович. Честно говоря, он побаивался пьяных альф, когда сам был трезвым. Наверное, происходило это от глубинных воспоминаний Леркиного детства – Михаил Георгиевич напивался крайне редко, но «легко и метко», и маленькому омеге не оставалось ничего, кроме как прятаться под столом. Женя, сдержав рвотный позыв, умеренно шваркнул кулаком по столу. — Серьезно! — Отдам на воспитание нашему замечательному государству, которое заставляет омег рожать нежеланных детей. – Валерий с ненавистью воткнул ложечку в медовик. – Но, если вы весь такой из себя отец, могу вам отдать. — Отдайте! – и Евгений встал в такую позу, будто Лера должен был незамедлительно родить прямо здесь и сейчас, чтоб выполнить альфье требование. Цапля посмотрел на молодого человека как на клинически больного и требовательно пощелкал пальцами, призывая официанта. Подчеркнуто вежливо попросив у него счет, Лера, даже не став заканчивать десерт, принялся собираться. Пьяный деградантский мозг Вороненко каким-то образом угадал, что, если Лера сейчас уйдет, то уйдет навсегда; Женя в панике ухватился за Лерин рукав. — Лерочка, Лера... Валерий Михайлович... А поедемте в ЗАГС? Цапля поджал губы. Черт бы подрал этого Вороненко! Вон, уже люди оборачиваются. Единственным орудием омеги были слова, а как раз-таки слов Евгений не понимал. На счастье Леры, подошел официант. Быстро глянув в счет, профессор оплатил обед картой, после чего, нервно ковыряясь в ногтях, попросил официанта, кивая в сторону Жени: — Тут молодой человек напился, скоро буянить начнет. По крайней мере, мне уже сейчас проходу не дает. Вас не затруднит полицию вызвать? Просьба эта оказалась сильным ударом по Жениной психике, распаленной алкоголем: он, разом обессилев, отшатнулся от омеги и разрыдался. Официант – довольно крепкий бета – аккуратно взял его за плечи, говоря что-то насчет беспокойства посетителей и отъезда домой. Валерий Михайлович тем временем подхватил сумку и, инстиктивно придерживая живот, быстрым шагом покинул кафе. Бессильный Женя глядел ему вслед замутненными от слез глазами и плакал, будто пятилетка, получивший справедливый поджопник от родителя. ... Среди ночи, душной и пьяной, Евгений привычно набрал номер дяди Пети. После нескольких непродолжительных гудков на том конце взяли трубку, но, не успел Женя и рта раскрыть, как услышал срывающийся на истерические нотки голос Алика: — Гребаные шлюхи! Все звонят и звонят! Задолбали, сволочи! Помер Петька, помер! Не потянуло сердечко вашего бл*дства! И омега, не став дожидаться опровержения, завершил вызов. Женя отупевшим взглядом глядел в экран телефона, постепенно трезвея. «Гребаной шлюхой» Евгений не являлся, он был в том абсолютно уверен, но от краткой эмоциональной речи последнего мужа дяди Пети ему было страшно и гадко на душе. Надо же... Дядя Петя умер, а Женю даже еще не пригласили на похороны. Однако, всего вероятнее, скоро овдовевший Алик немного успокоится, пересмотрит список контактов покойного супруга и уж как-нибудь отличит «Женя Гараж» от «Любимый 7». На Евгения запрыгнул кот, и альфа испуганно дернулся, выругавшись. Остаток ночи Вороненко чесал вибрирующего кота за ухом и лениво думал: может, омеганисты правы, и все альфы вправду черт-те что?