➰➰➰
Минсук наблюдает за Чонгуком из-за занавески через открытое окно своей комнаты: спокойный, размеренный, что-то тихо напевающий, он работает в саду, вдевая упругие металлические дуги для вьющихся роз. Его мышцы под лёгкой тканью напрягаются и перекатываются буграми — Минсук обожает любоваться этим телом. Она сдерживает в своём сердце порывы, которые всё чаще хочется явить своему другу. Дружба для неё уже стала мучительной, но Гук до сих пор не заметил никаких изменений: он по-прежнему видит подружку, которую трогательно опекает, о которой заботится, но не более того. Аккуратно готовит девушка аппарат палеофона и запись медитации Океаноголосого. Ей нужно окончательно увериться в своих подозрениях. Она включает рычажок, и глубокий голос начинает чуть нараспев говорить: — Закрой глаза, мой друг, оставь под веками день… — даже дыхание слышно, от этого звука останавливается влюблённое сердце. — Я хочу взять тебя за руки и пойти в то место, где ты счастлив… — и Минсук сразу видит то, что она и ожидала: Чонгук вздрагивает и замирает на несколько мгновений. Затем медленно оборачивается на источник звука — такое трогательно-беззащитное лицо, он закрывает губы ладонями, прикрывает глаза. Ну что ж… Девушка отходит от окна, не в силах видеть эту поглощающую Чонгука страсть, и ложится на кровать, вытягиваясь — не зря же Иерэ льёт в уши волшебный свой голос. Который Минсук с недавних пор ненавидит всем сердцем… ➰ — Минсук, Чонгук! Идите сюда, мои хорошие! Я только что испекла булочки — как раз возьмёте себе на прогулку! — из окна кухни зовёт тётушка Чхо. — Ты уже заканчиваешь? — спрашивает Чон. Подруга заплетает ему настоящие мужские косы от висков, чтобы отросшие волосы не лезли в глаза. Молодые люди сейчас собираются к морю — погулять во время отлива. — Ещё немного потерпи, — с удовольствием возится она в шёлковых смоляных волосах. — Нянечка! — громче кричит. — Чуть-чуть подожди, мы сейчас! Тонкими кожаными ремешками Минсук завязывает косички и, довольная своей работой, показывает Чонгуку результат в зеркале. — Ох, какой я у тебя красавчик! Настоящий! Под стать тебе, — потешно выгибает грудь Чонгук. А сердце Минсук замирает от «какой я у тебя…». — Сейчас берём булочки, воду — и вперёд, за приключениями! — смеётся он. — … Знаешь, Гук-и, я всё думаю, как сделать так, чтобы ты смог попасть в Башню дворца, — словно продолжая неоконченный разговор, произносит Минсук, пока большой паланкин несёт их к берегу. — Неужели ты думаешь, что я серьёзно это говорил? — скрывая волнение в голосе, замечает парень. — Я ж просто так сказал, чтобы ты отцепилась. А ты наоборот — прицепилась. — Ну-у-у, я могу, конечно, забыть об этом, но могу и продолжить… — замолкает Мин. Некоторое время они едут, покачиваясь от движения носильщиков, и молчат. — И как туда можно попасть? — не выдерживает Чонгук. — Я не всё знаю, но кое-что всё-таки мне известно. Например, что стража в башне сменяется каждые четыре часа, — серьёзно смотрит она в чёрные глаза. — Что Змееголосые стоят на каждом этаже. Я часто раньше гуляла в саду дворца, когда папа меня с собой брал на какой-нибудь скучный приём, и точно видела, что на нижних этажах воины ходят по кругу. Я играла, как будто бы это я поворачиваю башню, как калейдоскоп, а стражники, как серые стёклышки, перекатываются в отверстиях окон. Было весело, — грустно рассказывает она. — И ещё я очень любила слушать барабанщика, который днём играет на смене. Ночью всё в тишине проходит — просто сменяют друг друга, чтобы не разбудить Верховного жреца. — Так если стражники на каждом этаже, то меня обязательно схватят — не на втором, так на третьем. Или на пятом, — размышляет Гук. — Не скажи… Во время смены караула они выходят строем из башни, а другой строй идёт им навстречу. Не знаю точно, как там они рассредоточиваются, но вот что я думаю… Если бы мы с тобой оказались недалеко от башни, как бы гуляя, то подгадали бы как раз ко времени смены. Смотри: я, например, могу сделать вид, что мне стало плохо — ну, в обморок как будто упаду, — вызову небольшую суматоху. А ты как раз в этот момент проскользнёшь в башню. — Минсук, это слишком рискованно… Если меня заметят, то сразу отправят в тюрьму, — понимает Чонгук. — А я постараюсь сделать так, чтобы факелы были направлены на меня. Или на что-то, что я потеряла. Я пока думаю… Тут носилки остановились, и Чонгук в задумчивости вышел из паланкина, подав руку подруге. Они гуляли по берегу, отыскивая красивые раковины, мелких рачков, кусочки красных и белых кораллов… — Иди сюда, — позвала Минсук, — смотри. Она сидела на высохшем камне. Чонгук подошёл ближе и присел на корточки рядом с ней. — Вот так примерно: одни выходят, — показывает на выложенную цепочку серых камешков-голышей, — а вторые только собираются заходить, — выкладывает рядок чёрных камней. — И тут я, — кладёт между двумя вплотную притёртыми рядами красивую ракушку. — А ты вот здесь примерно, возле ограды, — кладёт кусочек коралловой веточки. — Я начинаю вопить, несчастная, что потеряла золотое кольцо — они, конечно, не станут всё бросать и искать, но я к кому-то одному обращусь, а остальные собьют строй. И, если повезёт, пару факелов направят к земле. Тут ты должен спешить — иначе не проскользнёшь. Ну как? Чонгук задумчиво моргает, глядя то на макет преступления, то в глаза Минсук. Сейчас план не кажется ему таким уж невероятно неисполнимым. Нужно обкатать его в голове. Парень берёт в руки ладошку Минсук, отряхивает её пальцы от песчинок и целует в косточки: — Спасибо тебе, Мин, — негромко благодарит он. Минсук чувствует сладкую негу, что разливается от этого невинного поцелуя. — Давай споём? — ласково просит она. — Конечно, — улыбается Гук и, приобняв её за плечи, начинает петь. ➰ — Гук-и, попробуем сегодня прогуляться к Башне? Скажем папе, что хотим увидеть Иерэ на вечерней молитве — он нас пустит, — предлагает Минсук. — Ох, как я волнуюсь, Мин… — Ну вот и посмотришь: может быть, ты окажешься там и перехочешь идти в Башню — посмотришь на Иерэ и успокоишься. Чонгук благодарно и смущённо смотрит на подругу: как она могла так чутко понять, что жрец слишком много значит в его жизни? Недаром говорят, что женское сердце чуткое. Вот и Минсук поняла без слов, что он чувствует. — Не бойся, — шепчет Мин прямо в ухо, поднявшись на носочки и чуть придерживаясь за широкие плечи парня. — Сейчас погуляем немного по площади, потом посмотрим на смену караула, а там скоро и молитва будет. Ты же хочешь увидеть его? Гук молча кивает. Караульные сменились ровно в шесть часов пополудни. Рядом было немало зевак, которые рассматривали охранников в Башне Океаноголосого. Вначале появился барабанщик: он остановился как раз возле ограды галереи, ведущей к Башне. Резко и энергично начал он выбивать сложный, завораживающий ритм. Под этой бой семь рослых плечистых парней вышли, печатая шаг, и замерли, вытянувшись во фрунт. Первый и последний держали зажжённые смоляные факелы. Свежий отряд охраны прошествовал мимо стоящих, чётко вписываясь в ритмическое сопровождение. На несколько секунд два ряда охраны застыли ровно друг напротив друга, а затем сделали пол оборота, и каждая группа стала маршировать в свою сторону. Загляденье, а не смена караула! Чонгук любовался и наслаждался этим зрелищем, но в то же время отмечал движения стражников. Когда отработавшая семёрка направилась в сторону площади, за ними сразу встроился и барабанщик. Так вот ввосьмером стража и прошествовала через периметр площади в сторону караульных казарм. Минсук всё это время стояла рядом с Гуком, не отвлекая: ей было видно, как он стреляет глазами и явно старается представить себе план проникновения в башню. Есть примерно пять секунд между выходом с поста седьмого стражника и новым поступлением, пока свежая стража не повернулась лицом в проход к Башне. Если девушка как раз в это время оттянет внимание на себя, то у Чонгука будет возможность проскользнуть внутрь. — Мин… Ты уверена, что это возможно? — шепчет он. — Тебя сейчас никто не заставляет туда идти. Тебе ведь хочется? — Да. Но я чувствую опасность… — Ты поймёшь, когда точно будешь готов. — Конечно, — согласен Гук. — Идём сейчас в закусочную, полакомимся чем-нибудь, а к молитве вернёмся. У нас почти три часа. Они плотно подкрепились, а потом, всё время до возвращения на площадь, провели в красивых скверах, любуясь клумбами, рассматривая работы уличных мастеров… Всё такое красивое, но Гук не может расслабиться. Он напряжён, его волнение передаётся и Минсук. — Ну что, друг мой, вернёмся домой? — берёт она его за руку. — Нет-нет-нет, вернёмся на площадь, — сжимает он тонкие пальцы девушки. Молодые люди, неспешно прогуливаясь, проходят к площади, где уже собралось немало народу. — А здесь всегда столько людей? — спрашивает Чонгук. — Конечно! Ведь Иерэ — почти божество. Посмотреть на живого Бога приезжают многие верующие. Я удивляюсь, почему ты никогда не ходил на него смотреть? — Я не люблю молиться в толпе. Мне нужно быть одному. Я не могу сосредоточиться, когда рядом люди. — Да-да, я помню, ты вечером всегда отходил куда-нибудь… Но сейчас ты не против увидеть Океаноголосого? — Конечно, нет… — но на самом деле Чонгук даже не может сам себе признаться, хочет ли он увидеть Тэхёна. Ведь общеизвестно, что его лицо закрыто. Одежда — само собою — будет очень богатая и красивая. К тому же балкон, с которого поёт жрец, находится так высоко, что вряд ли что-то можно толком рассмотреть. Но раз они уже здесь, то пусть сегодняшняя молитва будет чуть другой. В задумчивости Чонгук оглядывает сотни и сотни людей, которые пришли молиться на площадь. Кто-то расстилает маленькие молитвенные коврики, кто-то садится на колени, не обращая внимания на колкие мелкие камушки. Люди ждут. Чон ждёт. И всё же, когда он услышал Тэхёна, это было пронизывающе-неожиданно. Гук почти со страхом поднял лицо и посмотрел на Океаноголосого: что в нём от Тэ, кроме голоса? И даже тембр стал намного богаче и выразительнее, чем помнит его Чонгук. Лицо человека закрыто, его фигуру не рассмотреть в отблескивающей серебром светлой тунике. Но сознание, что это именно Тэхён, а не кто-то другой, заставляет сердце Чонгука биться скорее. Он беззвучно шевелит губами, подняв лицо к балкону. И в этот момент чётко понимает, что он сделает всё и даже больше, если у него есть надежда попасть в Башню. А когда они увидятся с Тэ — Гук уверен — его чудесноголосый друг придумает, как быть! Люди вокруг него в благоговении подпевают словам молитвы, но Чонгук не может думать ни о чём, кроме того, что он хочет любой ценой увидеть Тэхёна. — Минсук, я сделаю это, — шепчет он. И его подруга слышит решение в словах парня. ➰ Целый день накануне запланированного преступления Чонгук и Минсук занимались своими обычными делами. Если бы кто-то очень внимательно всмотрелся в лица друзей, то увидел бы сосредоточенность Гука и тихую грусть Мин. Но эти эмоции были почти незаметны. К вечеру Чонгук чувствовал большее волнение — время от времени сердце стучало в горле, дыхание сбивалось. Тогда он подходил ближе к Минсук и просто брал её за руку, глядя в глаза. — Не бойся, Гуки, — шептала она и легко касалась загорелой щеки или заправляла за ухо его волосы, — я буду рядом. — Да, Мин… Они решили сделать это в десять часов вечера: к тому времени гуляющих больше, сумерки гуще — Гуку легче будет скрыться. Чонгук надел специально очень незаметную одежду, а Минсук — наоборот — такую яркую, чтобы сильно привлечь внимание. Рука об руку пошли они к площади, предупредив няню, что идут прогуляться, но к одиннадцати ночи уже вернутся. За несколько минут до смены караула друзья подошли вплотную к галерее Башни. Когда в глубине перехода послышались чёткие шаги охранников, Чонгук скользнул в тень возле ограды. Показались первые стражники, выстраиваясь идеальным рядом, а навстречу с площади выверенными шагами направлялась свежая смена. Минсук подошла ближе к выстроившимся Змееголосым и присела, внимательно вглядываясь под ноги. Самый крайний парень чуть скосил на неё глаза. — Ой! — звонко вскрикнула она, привлекая к себе внимание не только стражников, но и зевак. — Я потеряла кольцо! Ах! Оно очень дорогое! Найдите его сейчас же! — капризно и требовательно завопила она, ломая строй четырёх ближних к ней охранников. — Вы что стоите, как истуканы?! Посветите мне факелом! Мой папочка вас убьёт, если вы не найдёте кольцо! Зрители сразу зашумели на разные лады: — Да помогите же девочке!.. Нельзя, она мешает караульным!.. Подумаешь, на минуту позже сменятся… Посветите ей, а то потом затопчут! И тут из толпы вышел подросток: — Я помогу вам, госпожа! — и тоже присел рядом с Минсук. А она сразу запричитала: — Оно такое большое, с синим камнем и с жемчугом по краю — очень красивое! Я тебя награжу, если ты найдёшь! Крайний охранник из новых не выдержал и наклонил свой факел вниз — помочь в поиске. В этот момент Чонгук проскользнул в галерею, бесшумно вдоль стены пробежал в глубину, где начинался подъём на Башню. Заметив боковым зрением это движение, Минсук тут же радостно завопила: — Ура! Вот оно! — показала она зажатое всё это время в потной ладошке своё самое крупное кольцо. Теперь уже все охранники чуть повернули к ней взгляды, а кто-то даже улыбнулся. А затем как бы в порыве радости и благодарности девушка обняла стражника, который светил ей факелом, мешая всем остальным увидеть то, что произошло у них за спинами. ➰ … Галерея, что вела к винтовой лестнице, опоясывающей Башню, оказалась длиннее, чем выглядела снаружи. Чонгук как можно быстрее, вжимаясь в стены, пролетает это расстояние, чтобы скрыться от охранников, которые вот-вот войдут вслед за ним. Теперь, если бы кто-то наблюдал за его молниеносными движениями, то увидел бы почти незаметную тень, которая скользила от окна к окну, всё выше и выше по этажам башни. Первые несколько этажей дались слишком легко: наверх вела лишь лестница, на которой ему никто не встретился. На два или три яруса ниже он слышал чёткие громкие шаги охранников. Примерно на высоте пятого этажа Чонгук выглянул из окна на улицу — ох, и высоко он уже забрался! Здесь к башне стали примыкать боковые коридоры: скудно освещённые, опасные. Наверное, через эти галереи можно перейти в другие помещения дворца. Чон старался как можно незаметнее промелькнуть рядом с этими тёмными ответвлениями. Его дыхание совсем немного сбилось, он остановился: как найти тот этаж, где могут быть покои Тэ? Почему-то ему казалось что он ни на одно мгновение не усомнится, когда окажется на нужном ярусе. Да, наверняка так и будет. Чонгук снова начинает своё аккуратное восхождение — почти не дыша, ступая как можно тише. И он не заметил, как у него за спиной мелькнула быстрая тень, сливающаяся с проходом в очередной коридор. Ещё один этаж: он вдыхает, чтобы проскочить тёмный проём и… Через полсекунды уже лежит на каменном полу лицом вниз с больно вывернутой рукой, ощущая чьи-то каменные бёдра у себя на коленях — не шевельнуться. Ловкие руки связывают его кисти. — Есть! — говорит у него за спиной свистящий шёпот. — Вставай. Не делай резких движений, если хочешь жить. Конечно, хочет! Чонгук не знает, кто его скрутил, ведь он не уловил ни единого звука, ни одного постороннего движения. Он аккуратно встаёт и поворачивается: перед ним невысокий парень в чёрной обтекающей одежде, из-под повязки на лбу пронзительно и холодно смотрят светлые глаза. То, что сзади подошёл ещё один человек и стал обыскивать, Чон понял только тогда, когда ощутил чужие руки, охлопывающие его бока и ноги. — Чисто, — докладывает второй. — Ну, и что тебе здесь нужно? — спрашивает тот, кто первым на него напал. — Ты не похож на сумасшедшего, у тебя нет оружия. Какая цель? Что может ответить Чонгук? Правда настолько неправдоподобная, что он даже не собирается её озвучивать. — Я не знал, что вы здесь… — Хм, — усмехается парень со светлыми глазами, — даже тот, кого мы охраняем, не знает о нас. Так что немудрено. Из-за спины появляются ещё двое бесшумных людей с повязками на лбу. Они также бесстрастны — это лица убийц. — А этот молодец, я его только на восьмом ярусе заметил. Почти дошёл, каналья… Чон закрывает глаза, сжимая зубы, чтобы не завыть от бессилия. «Прощай, Тэхён… прощай, мой дорогой…»➰➰➰
— Минсук! Как ты могла?! Ведь ты моя дочь! Неужели ты не понимала, что это невозможно? — Сокджин в растерянности, он мечется по своему кабинету, как пойманный зверь. — Он бы не смог провернуть это один! Не говори, будто не знала, что он задумал! — Знала… — Так почему не остановила его?! Ведь ему придётся ответить своей жизнью за это! Его казнят, Минсук! — Я знаю. — Что?.. — советник услышал этот негромкий ответ и остановился, поражённый им, как громом. — Вы же… Вы же друзья. Как ты могла так его подставить? — подходит он близко к дочери и вглядывается в её глаза. Почему-то лишь сейчас он увидел, что они сухие, а ведь могло показаться, что Минсук будет плакать — от страха, от отчаянья, от сожаления… Да мало ли какие чувства может испытывать девушка, когда узнаёт, что её друга на месте преступления скрутила стража! Но Минсук смотрит в глаза отцу дерзко, цинично и спокойно. — Это ты, папа, не заметил, что я любила его. А его дружба мне уже всю душу вынула! Сколько можно показывать этому дураку, что я хочу от него нежности, а не дружбы? Я хочу слышать слова любви, а не «прыгай, мармозетка»! Что?! Не знал? Так кто из нас непроницательный? Ты и Чонгук — двое мужчин, которые не видели, что я умираю от любви! — наконец, начинают блестеть её глаза. — А наш дорогой Чонгук любит только одно — голос Иерэ! Только голос! Представляешь, каково мне это осознавать?! Не меня — живую, горячую, влюблённую, — а бестелесный прекрасный тембр! — вскрикивает она. — Так пусть теперь до тошноты слушает своего Океаноголосого! Он ведь теперь так близко к нему! Отец трясёт головой, стараясь отогнать от себя жестокое наваждение: неужели это его девочка, красивая доченька, обрекла своего друга и просто хорошего человека на наказание? За то, что он не смог её любить?! — Минсук, замолчи, — просит он, — ни слова больше. Мне нужно свыкнуться с этой мыслью. Я пока не могу поверить в твою жестокость, но... видимо, это уже данность… Уходи сейчас, — устало опускается он в кресло и закрывает от дочери лицо. Ему обязательно нужно объясниться с Верховным говорящим, потому что просто так замять дело, в котором будет фигурировать работник, вхожий в дом Первого советника, не удастся. Ведь кроме того, что сам Чонгук будет осуждён, Сокджин должен давать какие-то свидетельские показания. И будет ли суд? Ведь подобные преступления в их государстве редки. Возможно, его казнят без суда и следствия. Потому что докладная записка начальника дворцовой охраны гласила однозначно: "Чон Чонгук. Задержан при попытке покушения на жизнь Верховного Жреца на подходе к личным покоям Океаноголосого. Обезврежен отрядом тайной охраны. Немедленно взят под стражу и помещён в одиночную камеру тюрьмы. Признался в преступлении. Особые указания ожидаются." Что же ты натворил, Чонгук?..➰➰➰