Алисанна
Застав леди рассветным часом не в кровати, служанка ничего не спросила. Мэйри редко задавала непрошеные вопросы и все года, проведенные в родовом замке, оставалась ей верна. Понимая, что южная столица не самое мирное место, Алисанна не стала приказывать той отправляться с ней, однако не спросить не могла, Мэйри согласилась поехать сама. Родители ее погибли во время осады, а дальнейшая судьба сироты, останься она дома, представлялась весьма туманной. В то утро Алисанна пригласила темноволосую девушку разделить еду с ней. Знакомое дружелюбное лицо было настоящей роскошью в Гавани. Хоть открытых расспросов о прошедшей ночи служанка себе не позволила, уголки ее губ то и дело норовили приподняться вверх, и от скромного комментария она все же не удержалась: «Похоже, вы хорошо отдохнули, миледи». То было чистейшей правдой. Алисанна давно не спала так крепко. Кошмары гнались за ней и сегодня, однако, проснувшись, она совсем не помнила их. На слова Мэйри дева не стала таить улыбку. Последнее время она получала слишком много даров, но дар одной безмятежной ночи стал много ценнее прочих. Со сном вернулся аппетит, и Алисанна наслаждалась завтраком, греясь в покрывших комнату золотых лучах. Ненастье оставило город вместе с ее тревогами, и, оказалось, жизнь не так уж несносна, когда ты спишь и ешь. Начав сборы к приветственному пиру, девушка наконец раскрыла деревянные створки шкатулки, что принес Эймонд. На темном бархате ее ожидал искусный комплект. Для человека, которого она слишком редко встречала в чем-то кроме черненых лат и золотого плаща, у принца оказался неожиданно тонкий вкус. Рука леди подняла аккуратные жемчужные сережки. Семья собиралась у входа в просторный зал. Рейна подхватила ее за руку, приободряя, сжала локоть и заговорщически прошептала сестре: «давно пора». Довольно усмехнулся даже отец, вероятно, сочтя ее выбор занятной выходкой. Алисанна помнила обещание, данное принцу. Лавандово-белое платье с округлым вырезом впервые за долгие месяцы оголило ключицы, и невинные разрезы украшали его воздушные рукава. Шнуровка непривычно сильно сдавила грудь, и все же Алисанна поняла, что скучала по таким платьям. Это когда-то было одним из ее любимых. Рейнира промолчала. Девушка надеялась, что королева не приняла это на свой счет. Ее Милость старалась оставить ей немало наставлений перед своим отъездом, вероятно переживая о репутации семьи. Отношения с новой женой отца почти всегда были добрыми, и это было даже выше того, на что леди могла надеяться, однако они никогда не были схожи духом. И девушка не питала иллюзий: родным детям королевы она не ровня. Опека стала одновременно неожиданной и приятной, хотя советы о гардеробе Алисанна принимать не спешила. Наряды названной матери были, несомненно, роскошными, как и полагалось ее положению, но юной леди они казались слишком строгими, почти грубыми, словно черная королева, еще принцессой привыкшая к битвам за равенство среди знатных мужей, переняла для себя черты их костюма. Так делала и Бейла. Иное было бы странно: старшая из близняшек давно остригла волосы и не хуже братьев обращалась с мечом. Алисанна теперь владела оружием тоже. Правда, находила в том куда меньше страсти, чем вторая из дочерей принца Деймона, и не могла похвастаться той же силой и мастерством, что сестра. Не Алисанне было судить леди Бейлу или королеву Рейниру. Порой ей казалось, что их путь намного верней ее собственного, хотя повторить его она не смогла. Девушке вовсе не представлялось справедливым, что для того чтобы считаться равной мужчине ей нужно им стать. Алисанна принимала различия природы без зависти, она гордилась тем, что родилась женщиной, не видела в этом слабости и ожидала взаимного уважения за то, кем была, а не кем притворялась. Только вот жизнь была далека от справедливости. Дарить им такое отношение мужчины были не готовы. Настигшее осознание вызвало двоякие чувства: почти все, кого она знала, за исключением Джейса и Эймонда. Кое-что девушка все же позаимствовала у Рейниры в тот вечер, и прическа была сделана на ее манер. Передние пряди подхвачены в высоко переплетенные косы, остальные волосы родными завитками локонов свободно упали на спину, Мэйри вплела ей жемчуг в них. Одна из перламутровых нитей огибала голову наподобие обруча. Распахнувшиеся тяжелые двери и провозглашения глашатая остались позади, Великий Чертог замка встретил их гулом и музыкой. Тронный зал оставили для дня объявления мира. Заглавный стол этим вечером был длиннее обычного, теперь за ним должны были восседать две правящие семьи. Левая половина зеленых уже не пустовала, лишь королевы Хелейны с детьми было не видно. Встретиться с ней раньше леди тоже не позволили. Пошатнувшийся разум и покой Ее Величества бережно охранялся. «Семьи две, кровь одна» — Алисанна гнала мысли о неестественности обстоятельств прочь, опускаясь на стул по правую руку от Эймонда. Их места ровно посередине, на перепутье двух ветвей когда-то единой династии. Повод заставил даже его сменить металл и кожу на расшитую ткань дублета в цветах их Дома. Накануне Алисанна не без иронии поинтересовалась, как же так, они еще носят их? Эймонд на то сказал лишь: «Я люблю мать. Но она нарядила двор в зеленый, а после не понимала, отчего не все сочли Эйгона истинным наследником, достойным трона. Черный и красный всегда принадлежали драконам, я Таргариен и не откажусь от них». С приветствием взгляд принца задержался в глубоком декольте ее платья, то ли оценивая, то ли обозначая, что второй его подарок она не надела. И все же, наблюдая перемену в ней, жених остро улыбнулся. Его мать настроения не разделила. Леди прекрасно видела, как неусердно Алисента скрывала свое возмущение. Эймонд первым пригласил ее на танец. В центр зала их, как и каждую встречу или разговор прежде, сопроводил пристальный интерес двух королев. Алисанна догадывалась: принца могли осуждать тоже, только страх перед ним не позволил бы никому высказать того вслух. Кто они теперь? Зеленые для Черных, Черные для Зеленых? Тело вспоминало давно заученные движения само, хотя ощущалось едва не свинцовым. Кружить среди пар вновь было странно. За три дня своей смерти Алисанна почти успела смириться: танцевать ей теперь лишь среди призраков. Но Эймонд вел умело, и с каждым шагом леди перенимала его уверенность. Прежде ей не приходилось видеть, как он танцует. Алисанна невольно залюбовалась и, озвучивая не покидающий ее с вечера вопрос, нарушила плавность мелодии: — Не слышала, что эту легенду кто-то изложил стихами. Кто? — Она с древности повествовалась так. Со временем упростили. — Откуда вы знаете? — Дейрон рассказывал. Привез свиток из Цитадели. Следуя порядку и музыке, Эймонд подхватил ее, вращая. После плавно вернул на землю. — Каким он был? — Лучшим из нас, — принц ненадолго задумался, — слишком чистым и добрым для этого мира. И для этой семьи. — Я сочувствую, Эймонд. — Единственное, что она сейчас могла. Алисанне было неизвестно, был ли он близок с младшим братом, росли они слишком далеко друг от друга. Только в речах Эймонда все равно сквозила печаль: — Надеюсь, он обрел покой. — Спасибо. Партнеры сменились. Когда Алисанна и Эймонд встретились вновь, принц поторопился развеять мрачную ноту: — Не тоскуй. Не сегодня. Дейрон без лукавства сказал бы, что его жертва не напрасна, если война окончена. Они оба желали бы в это верить. Девушка знала наверняка: сердце каждого в зале нескоро покинет тяжелая ноша потерь. Все вокруг казалось вопреки. Вопреки кровным узам, вопреки ненависти и мести. Вопреки горю и вопреки страху. И еще немного ради. Ради тех, кто погиб, и тех, кто еще не родился. Ради несбывшихся надежд и погибающей веры. Ради света, который они давно потеряли. Все, что им оставалось — ступать дальше в поисках возрождения. Прямо по золе собственных душ и по пепелищу страны, которую они когда-то клялись защищать. На танец Алисанну пригласили еще дважды. Гости подходили поздравлять ее и Эймонда с предстоящей свадьбой, а королевскую чету с ожидаемым перемирием. Однако среди длинных заискивающих речей нередко проблескивали почти невидимые колкости о никем не одержанной победе, адресованные то королю, то королеве. Рейнира осталась к ним равнодушна, но эмоции Эйгона были все ближе к кипению, и это начинало бросаться в глаза. Придворные ходили по грани. Когда леди возвращалась с центра зала с лордом Корлисом, к столу с поклоном подошел Тиланд Ланнистер. Алисанна еще никогда не говорила с ним лично, зато прекрасно припоминала нелестные отзывы королевы Рейниры о близнецах с Утеса Кастерли. Вскоре убедилась сама: основания для них, несомненно, имелись. — Надеюсь, вам пришелся по душе мой скромный дар. — Девушка уже не знала, который из них принадлежал ему, и полагала, что Эймонд не помнил этого тоже, однако любезно и заверительно согласись. — Быть может, в следующий раз мне стоит подарить леди добрый отрез парчи, чтобы ей хватило на подходящее для нее платье, — Тиланд искренне посчитал свои слова забавными и оголил светлые зубы. Лицо Алисанны улыбка быстро покинула. Многие не слишком лестные взгляды сегодня не остались ей незамеченными и были вполне ожидаемы, но она и не предполагала, что кто-то осмелится глумиться открыто. Почему Ланнистер и вовсе не замахнулся в своем веселье на только зарубцевавшиеся раны своего короля? Или все дело в его язвительно прозвучавшем «леди»? Первые робкие смешки над неудачной шуткой быстро затихли, когда Алисанна окатила мастера над монетой ледяным взглядом. Эймонд молча поднялся. Девушка едва успела перехватить руку, что легла на короткий клинок. — Skoros morghot, ilīrit. Dīnilūks er daor. | Хватит крови, прошу. Не перед свадьбой. Дева видела, как сильно он того не хотел, и все же остановился. Для всех произнесла иное: — Не стоит, мой принц. Наверняка лорд Тиланд не ведал, о чем говорил. В конце концов, что ему может быть известно о том, как с гордостью носить шрамы с драконьих битв. Насколько я знаю, он пропустил их все. — Леди с упоением следила, как слово за словом задор оставлял Ланнистера. Принц медленно опустился на место, выжидающе наблюдая. Во взгляде смешались заинтересованность и уважение. Кем же он ее считал, в самом деле? Если полагал, что даже от самонадеянных львов ее нужно спасать. Алисанне очень хотелось обратиться к нему с этим вопросом и заметить, что защита нужна ей сейчас разве что от собственных демонов. Ночной визит Эймонда все еще мягкими искрами успокаивал сердце. Но все это после. Пока она не отрывала внимание от одного слишком наглого лорда. Тиланд, еще не осознавая, что начал, возмутился сам: — Да как ты… — бровь Алисанны поднялась вверх, — Да как вы смеете?! Я провел эти годы в столице, служа короне! — Уверена, корона вам глубоко благодарна. — В шипении собственного голоса дева с ужасом уловила ноты отцовского. Слова прозвучали негромко, но зал замер в тишине, и ей показалось, их слышит каждый. Чего она не могла предположить, так того, что молчание нарушит Эйгон: — Так благодарна, что даже предложит выбор: язык или должность. Теперь холод накрыл уже Алисанну, она ошеломленно обернулась на Защитника Государства. Тот не сводил наполнившийся сталью взгляд с златовласого лорда. Если кто-то из семьи и хотел что сказать, в том более не было нужды. Эймонд сжал ее ладонь под тенью стола, пресекая любые порывы, но девушке и без него хватало ума, чтобы не возражать в тот миг королю. — Ваше Величество?... — Растерянность Ланнистера была сродни детской. — Слух покинул вас вместе с разумом? Вы оскорбили нареченную моего брата и вашего принца. — Тиланд все никак не находился с ответом. Эйгон терпеливо ожидать не был настроен: — Леди Алисанна ждет извинений. Поспешите, пока выбор есть. — Я… Я прошу меня простить, — Вернувшийся к Ланнистеру голос дрожал, он поклонился, — Я покину пост, как прикажет Ваша Милость. — Тиланд заметно заторопился и вскоре оставил чертог. Стремясь замять произошедшее, Десница не стал медлить с приказом вернуть музыку и поднял тост, смысл которого от нее ускользнул. Король, подхватив кубок, поднялся из-за стола. Алисанна наклонилась к Эймонду с учтивыми словами извинений, прежде чем последовать за ним. Пробившись через суматоху праздника, она вышла на открытые терассы, освещенные редкими светочами. Столицу давно накрыла вечерняя мгла. Эйгон стоял в одиночестве, опираясь на фигурный камень парапета. Внизу раскинулись королевские сады. Не слишком многолюдные в этот прохладный вечер. Алисанне свежесть и тишина показалась настоящим освобождением. Она успела подумать, что с удовольствием провела бы весь вечер здесь, а не в шумном чертоге, пока подходила к брату будущего супруга. Открывшийся вид притянул взгляд, за обрывом сада плескался залив. — Пришла благодарить или таки сама принести извинения? — Не ожидала такой щедрости, как ваше заступничество, Ваша Милость. — Благодарить, значит. Только не обольщайся, Анна. Никто не будет оскорблять кровь дракона при мне, — Эйгон размеренно потягивал арборское золотое, — Давно пора от него избавиться. Не хватало еще задолжать Ланнистерам. — Корона должна Утесу? — Пока нет. Но лорд Тиланд норовит решить любые проблемы казны за счет их собственной и следить за тем, чтобы этого не случилось, становится утомительно. — Внезапное откровение о государственных делах быстро закончилось. Девушка понимала, когда пошла за Эйгоном, что Тиланд — совсем не то о чем Его Милость поведет речь. И не ошиблась: — Ты посмела напасть на короля. — Я сполна за то заплатила. — О том, кто из них в тот день напал, она легко могла бы поспорить, только судьба Ланнистера ее не прельщала, а споры за правду для их семьи ничем хорошим не кончались, и прошлого было не воротить. — Вижу. — Король мазнул взглядом по ее руке, что теперь тоже покоилась на перилах, оценивая деяние своего дракона. — Даже я за тот день заплатил, — леди не понимала, что имел в виду Эйгон, свои ранения он получил позже их битвы. По крайней мере, так говорили. Недоумение, видно, отразилось на ее лице, и он пояснил: — Эймонд чуть голову мне не снес, когда я вернулся в лагерь. Невиданная дерзость. — В произнесенных с слишком наигранным негодованием словах сквозила привязанность к брату. Скажи ей кто в детстве, она не поверила бы. Но, похоже, они и впрямь оставили былые конфликты. Догадки о причине поступка Эймонда были слишком уж разные. — Почему же он?... — Сказал, желает убить тебя сам. Самая нелепая его ложь из всех, что я помню, — дева постаралась, чтобы пристальный взор короля не заметил, как поразила ее суть его слов. Голову Алисанны по кругу занимал теперь лишь один вопрос: «Так значит, он помнил меня?». Его Милость перебил тот своим: — Жалела? Что выжила? — Нет, — на самом деле она могла и позабыть. Вполне возможно, в аду скалистой ловушки ее и настигали подобные мысли, но только не после той секунды, когда она решила, что уж или выберется или позволит Тераксессу закончить начатое сородичем. А когда нога вновь коснулась земли фамильного острова, она впервые осознала, как отчаянно не готова умереть и насколько сильно желает еще успеть познать жизнь. И может, радость. Настоящую, не ее обрывки. — Значит, крошка Анна стала сильнее, чем я полагал. Я жалел. — Она не единожды слышала, как страдал сам Эйгон. В отличие от нее, на нем в роковой день был доспех, только металл не помеха пламени. И не всегда друг наезднику. Алисанна не верила, что заговорила словами утешавшего ее когда-то служителя Цитадели, сама ведь тогда посылала его в пекло не раз: — Это пройдет, правда. Боль дикая, но всему приходит конец. — Знаю, — наверяка, он и без нее сотни раз это слышал, — Ненавидишь меня? — Нет. Давно уже нет, — Алисанна не лгала, хотя добросердечной она далеко не была. Поначалу ярость, что помогала не думать о боли, ее ослепила. Леди показалось, она больше не покинет ее никогда. Однако ненависть к Эйгону со временем уступила злости на себя саму. Отчего она так решительно отправилась исполнять долг пред родными, которые вспоминали о всаднице, лишь когда им было нужно? Но если у всего был конец, то у ярости тоже. Особенно когда слишком часто видел, как она сводит людей в могилы куда быстрей их обидчиков. Идти по этим следам Алисанна не собиралась и теперь была просто рада свободно дышать, косвенно приписывая заслугу за то стоящему рядом королю, — Поверите, если скажу, что я благодарна? — Может быть. Так безумие рода тебя уже одолело? — Мне пришлось вернуться на Драконий камень, но я все же уцелела. — И заодно помешала нам его взять, — выпад остался ей не отвеченным, девушка продолжила мысль: — Останься я тогда в Речных землях, рано или поздно пришлось бы сойтись с Вхагар. Боюсь, эту встречу мне бы уже не довелось пережить. — Жаль Эймонд не слышит. Ему бы понравилось. — Наверняка. Прошу, не говорите ему. Эйгон открыто засмеялся. Что-то в нем напомнило ей беспечного юнца, которым он когда-то был, только даже смех его звучал теперь болезненно. — А мать права, вы чем-то схожи. Так извинений не будет? — Если пожелаете. — Ложь твоя мне не нужна. — Что же вам нужно? — Подари моему брату счастье. И свою любовь. Не признается и на смертном одре, но он давно о них грезил, — Эйгон осушил последние капли, отвернулся от садов, задумчиво наблюдая теперь за одной из башен замка, — Если сможешь, стань счастлива сама. Кто-то из нас должен. — Его Милость повертел в руках пустой золоченый кубок, прежде чем двинуться обратно в чертог. Когда он ушел, Алисанна обернулась тоже, проследила за его взглядом — Твердыня Мейгора. Она знала: там, выше, были его покои. Как и покои королевы Хелейны.*
День свадьбы завертелся для невесты круговоротом, в какой-то момент она отдала себя его течению. Пока Мэйри, не допустившая других служанок, вновь творила скромное чудо с ее волосами, Алисанна наблюдала за отражением и сама подивилась его спокойствию. С перым солнцем она окончательно решила, этим днем оставить прошлое позади, как ему полагается. Раскол, месть и обиды, чужие опасения и собственные страхи. Сегодня ничего этого она в свое сердце не допустит. Сегодня будет лишь она и он. А что будет дальше, пусть ведают боги. Леди полагала, что наряд мог пошатнуть данное самой себе обещание, но напавшие воспоминания не стали мучением. Алый шелк платья окутал объятьями той, что приняла ее как свою, и велела называть не иначе, как «мама». Лейна расшила его когда-то сама. Два темных дракона ее руки теперь вились на длинном корсаже, огибая стан Алисанны. Скроено так же, как сама мать любила. Приталено, с легкой юбкой, плечи открыты, короткая драпировка по вороту. Тонкая лента плелась шнуровкой дальше по узкому рукаву, что кончался на самой кисти. Шутка Тиланда куда больше пришлась бы к месту сейчас, не вчера. Пусть болтают, коли хотят. Алисанна всегда знала, что однажды пойдет под венец в нем, и она себе в этом не откажет. Девушка помнила каждое слово, с которым леди Лейна вручила ей сверток на четырнадцатые именины: «Я знаю, ты не обручена и пока рано, но я не сдержалась. Довольно скоро, когда отец проведет тебя в септу, оно станет как раз тебе по размеру. Полюбуюсь на тебя в гордом красном, прежде чем ты облачишься в цвета своего мужа». Алисанна не знала тогда, что то был последний подарок от Лейны и, наверное, ожидала сей день много дольше, чем они обе могли полагать. На грудь невесты опустились рубины. Его рубины. Она не без причины не стала надевать их вчера. Такую роскошь стоило выбрать для свадьбы. Багровые капли кристаллов упали россыпью, венчая тонкие нити белого золота, что сходились на одном витиеватом переплетении жемчужной цепи. Леди мимолетно привиделось, будто это кровь вновь проступила на рубцах. Серьги она повторила. По традиции, сопровождал и правда отец. Смесь его эмоций осталась для нее загадкой, Алисанна приняла предложенный локоть руки. Пока поднимались по бесчисленным ступеням к вратам Великой септы под крики толпы, он спросил: — Работа Лейны? — ответила коротким кивком головы. Деймон продолжил: — Мне жаль, что ее с нами сегодня нет. — Лейна была ему доброй женой и стала еще лучшей матерью, однако со дня похорон он никогда не вспоминал почивную супругу вслух при ней. Слова удивили Алисанну, но она не спешила перебить не в меру разговорчивого сегодня родителя. — Когда мы были в Пентосе, а ты была еще дитя, магистр просил твою руку для своего сына. Конечно, он ему нужен был Тераксесс. Лейна вцепилась в меня тогда и не успокоилась, пока я не пообещал, что выдам тебя замуж дома и за достойного юношу, — отец слишком редко на ее памяти пускал в свою речь сожаления, — Я не сдержал слово. Грудь Алисанны сковало приятной болью — милая Лейна, хранит ее даже с морского дна. Девушка понимала, что слова принца-консорта куда больше касались ее нареченного, чем разделенной теперь родной земли. Пускаться в заверения о добродетели Эймонда было бы неразумно, но промолчать вовсе она не смогла: — Не будьте так уверены, отец. Время покажет. Если бы Алисанна не видела скопище людей на улицах, то могла бы поверить, что в храме Семерых собрался весь город. Однако пока она ступала по белому мрамору, цветастые силуэты людей, мелодичное переливание голосов хора, речь септона и звон колоколов слились во что-то единое и что-то чертовски неважное. Все, что она теперь могла заметить — восхищенный взгляд Эймонда. Ей показалось, она прямо там и истлеет под ним дотла. Никто, даже он, никогда прежде на нее так не смотрел. От внимания принца не ускользнуло колье, короткий укол ее полуулыбки вырвался на свободу. И все же она ошиблась, посчитав юную себя глупой девчонкой. Откуда только взялась тогда эта проницательность в ней? Оказалось, тому неоперившемуся дитя было известно о ее желаниях больше, чем теперь самой Алисанне. Под тяжестью парадного черно-красного плаща, покрывшего ее плечи, стало невыносимо легко. Септон переплел их ладони изящно украшенной лентой, голоса Эймонда и Алисанны зазвучали в унисон.Эймонд
— Отец, Кузнец, Воин, Мать, Дева, Старица, Неведомый... — Я — ее, и она моя... — Я — его, и он мой... — С этого дня и до конца моих дней. С момента прибытия Алисанны в Королевскую Гавань он временами не был уверен, что действительно добился чего хотел, и происходящее — правда, не наваждение. И вот она произносит последние слова клятв, рассеивая сомнения. Принц был бы рад внять им еще раз, однако последующие принадлежали уже слуге Семерых: — Одна плоть, одно сердце, одна душа отныне и навеки, и да будет проклят тот, кто станет между ними. Если кто и посмеет, он настигнет любого из их много раньше богов. Поцелуй, теперь законный, был наверняка не так кроток, как полагается в септе. Но они — драконы, и им простят. Город встретил их ликующими голосами сотен людей. Будто они радовались за них или за мир, а вовсе не еде, что велел раздать в честь праздников Эйгон. Хотя, народу ведь подавай зрелищ. Быть может, эти дни в столице и стали отдушиной для ее горожан. Только принц в любовь толпы не верил. Алисанна играла приветливую роль достойно, но Эймонд знал: она не верила тоже. Уж они то еще помнят как эта любовь переменчива. Эймонд сам посадил жену на коня, в узком платье и реликвенном плаще Дома она помощи возражать не стала. Жена. Неизведанное раньше слово будоражило что на губах, что в мыслях. Пред богами и людьми они — целое. На деле единство им шаг за шагом еще предстояло создать. В принце заиграли отголоски долга, опасений и стремления оградить их жестокости мира. Мозаика, прежде посвященная лишь семье, в которой он родился. Оставленная свобода беспокоила меньше, чем он ожидал. Брат поднял бы его на смех, но Эймонд давно не находил упоения в ней. Путь до замка показался ему втрое дольше обычного, а пир и того длиннее, но Алисанне, похоже, пришелся по духу, хотя он заметил еще вчера: в громких сборищах она находила мало веселья. Тем лучше, что первый танец, скользящий и плавный, принадлежал только им. А ее грациозные движения — ему. Одноглазому казалось, что они поменялись ролями. Леди выглядела подозрительно умиротворенной и он хотел надеяться, что внес в ту неожиданную даже для него ночную встречу свою лепту в перемену ее настроения. Впрочем, о ее покое он предпочел позаботиться и сегодня. Если конец мерзкой традиции о праве первой ночи положила Добрая королева, чье имя его жена теперь носила, то провожание принц запретил сам. Приказал Королевской гвардии рубить любую руку, что потянется к Алисанне. Неудивительно, что танцевал с ней в тот день только он. Эймонду мало что прежде приходилось ждать так же сильно, как опустившееся на Королевскую Гавань сумерки. Затворенная дверь его комнат наконец отрезала супругов от мира. Девушка осмотрелась, не скрывая удивления: — У тебя тут… Просторно. — Самое кроткое слово, которое можно было подобрать. Он дни провел, избавляя дарованные покои от излишеств. — Случается, когда удерживаешь для кого-то трон. Эймонд налил дорнийского красного, вторую чашу подал Алисанне. Та, обернулась к нему и, приняв, сделала первый глоток, супруги встретились взглядом. — Полагала мы отравим гостей? — С чего такие вопросы? — Ты за вечер не притронулась к кубку. — Не люблю туманить разум. — Сейчас не отказалась. — Какая разница теперь? Ты туманишь его много больше вина. — Ничего она не оставит от его терпения. Рука обогнула женскую шею, Эймонд припал к губам леди-жены, более не таясь. Полагал излишне напористо. Но страх и робость ее вдруг куда-то пропали. Он оторвался лишь на секунды, Алисанна глубоко глотнула воздух, по сверкнувшему отблеску глаз понял: ей ведь нравится. Принц сам поставил пустые чащи на стол и, вернувшись к прерванному поцелую, шагнул с Алисанной в сторону спальни. Отдалился, лишь когда нога почти уперлась в кровать, обувь осталась где-то по пути, кровавые камни — на гладком дереве комода. Палец Эймонда зацепил первую шнуровку на спине Алисанны. Когда нижнее платье упало до пояса, Эймонд придержал вдох и, опускаясь на край кровати, перехватил девичьи руки. Взгляд его ненароком задел отрывок белесой полосы пролегшей справа по талии. Об этом он прежде не слышал. Ожог задел плечо и руку, и лишь немного кожу на левом боку, Эймонд давно расспросил слуг. Скорый домысел представлялся единственно верным — пояс. Когда принц шел в бой, использовал крепление и сам. Он никогда в действительности не задумывался, чего это будет ему стоить, выпади он из седла. «Ты должен знать Эймонд. Мейстеры не ведают, смогу ли я когда-то привести в этот мир дитя» — ее полное беспокойства предостережение под темным небом Драконьего Камня с той ночи не шло из его головы и заставляло гадать о причинах. Он сомневался, что дело в пламени, предположения глодали душу. «Вот, значит, что с тобой случилось? — рассуждая, Эймонд обхватил талию девушки руками, — Проклятая война нас никогда не оставит». Алисанна продолжала смотреть в его оставшийся глаз и сдвинула с места повязку. — Знаешь, я когда-то жалел, что тебе выпало родиться девой. Думал, ты стала бы славным товарищем. Я был таким дураком. — Жена лукаво улыбнулась в его объятьях. — Так ты им не остался? — Осторожно, Алисанна. Последнее время в Гавани слишком часто лишают языков. — Я полагала, мой нам еще пригодится. — Эймонд восхищенно рассмеялся, пока дева расплетала его полухвост. — А юная леди не такая невинная, какой кажется. — Юная леди не вчера родилась. У нее было достаточно времени послушать замужних леди. — Что же они говорят? — Всякое, — она ничего более не сказала, и все же Эймонд видел, что сохранять безмятежность ей становилось все трудней, неизвестность страшит любого. Руками мог чувствовать, как стучит под ребрами женское сердце. Прекрасно ведь он знал, что они говорят, и половине из них не завидовал. Алисанне незачем того бояться. Эймонд начал было подбирать слова в намерении ее в том заверить, но законно решил, что деяния говорят куда ярче речей. Едва касаясь, потянул ее лицо на себя, вновь целуя. На этот раз нежно, насколько только был способен. Девушка накрыла его скулы раскрытыми ладонями. Словно напоминая о ночном визите, Одноглазый поцеловал их тоже. Заметил чуть огрубевшую местами кожу. — Взяла таки в руки меч? — Копье. — Кожаный чехол на седле Тераксесса, что он прежде видел, перестал быть загадкой. — Как дорнийки? — Как дорнийки. — Первая из их с Бейлой наставниц и впрямь была родом из палящего Дорна. Принц невольно подумал о верности выбора. Копье могло покрыть разницу сил. Пальцы девушки коснулись застежек на черном шелке его дублета. Рубашку он стянул сам, подхватив жену, опрокинул на белые простыни. Взгляд и касание ее ладони теперь трепетно потянулись по его руке и выше, исследуя, временами цепляя отметины, что давно оставила сталь. Эймонд, позволив себе едва ли не мальчишескую затею с подсчетом, заметил: той ночью она поочередно коснулась поцелуем каждой.