Элия
Тренировочный клинок обернулся в ладони, Элия отбила правильный, но не слишком уверенный выпад, соперница перехватила рукоять двумя руками. Леди училась быстро, но с тех пор как они сменили простые деревянные клинки на полые, залитые свинцом, меч никак ей не давался. Возможно, она взяла его слишком поздно. Элия в ее годы танцевала с клинком, как с суженным и свой первый урок получила от старших братьев задолго до того, как раз в возрасте младших из троих сестер. Когда свой первый урок получила леди Таргариен, сама она отказывалась ей рассказать. Но когда дорнийка только прибыла в Высокий Прилив, основы девочки знали. И позже Сенд видела, как Деймон тренировал временами Бейлу, но не двух других. И все же, она знала, и неплохо управлялась с кинжалом для девочки в королевстве, в котором женщинам не позволяли брать в руки сталь. Элия никогда не осмеливалась недооценить, на что способен кинжал в руках незнакомца, крадущегося в ночи или просто умеющего обращаться с ним человека. Но это не то, чему их просил научить принц. И собственный урок, подаренный ей мужем матери когда-то, Элия помнила. Таргариены были властителями неба. Таргариены были смертны на земле, как и все. — Что я говорила на счет рук, Анна? — коротким ударом плоской стороны оружия заставила пальцы маленькой леди дрожать. Недовольство наполнило чужой, пугающей мелодией небо. Хватку девчонка не разжала, но следующие удары стали только слабей. Сенд хватило трех движений, чтобы выбить короткий меч из чужих рук. Ученица упала вместе с оружием, подняв с щебня и земли облако пыли. Девушка тут же отряхнулась, потянулась за потерянным клинком, губы ее пристыжено сжались. Элия обрисовала взглядом дугу по небу. На ослепительно ясном голубом полотне не видно было причин ее подозрений. — Они чувствуют вас. Эти твари. — Что? — Алисанна перехватила деревяшку, отерла рукавом рубахи пыль с щеки. — Я слышу его, когда тебе больно. Даже если он не видел. — Мне не больно. «Больно, девочка, и дракон твой скажет об этом, пускай ты и скроешь. Нехорошо это.» Неподвижный до этого силуэт нарушил свой покой. Светлые волосы его обладателя мелькнули на верхнем помосте внутреннего двора замка прежде, чем скрыться из виду. Алисанна заметила тоже. Юная леди продолжила сжимать губы, как делала каждый раз, когда хотела эмоции скрыть, но Элия уже знала ее неплохо. Весь вид девушки говорил, что заметила она поздно, и голос не удержал обиды: — Он был здесь все это время? Почему ты не сказала? — Зачем? Ты бы отвлеклась. — Я все равно на земле. Снова. — Он тоже когда-то проигрывал. Ты научишься. — Бейла не проигрывает. Вчера она побила Люцериса на коротких мечах, и она никогда не боится. Настоящая Валирийская кровь, как он всегда мечтал. Вторая из сестер порой удивляла и Элию, меч лег в ее руку как влитой, и, хоть боги наделили ее чертами матери, любой, кто имел счастье с ней говорить, не смог бы усомниться, что перед ним — дочь Порочного принца. — Он сказал тебе это? — А разве нужно? — Так сказал? — Нет. — Не позволяй подозрениям становиться убеждениями, пока не будешь знать наверняка, или сомнения тебя погубят. — Но ты ведь видишь это тоже. Все видят. А у меня не выходит так славно, как у нее. И ведь она младше! Почему я не могу быть такой же сильной? — У Бейлы свои слабости, у тебя свои. — Слабости? У Бейлы? — Ты права, она не боится. Однажды это может сыграть с ней недобрую шутку. Алисанна замолчала и так и смотрела на место, с которого наблюдал за ними прежде принц. — Я сражалась с твоим отцом, ты знаешь это? — Знаю. — Я проиграла тоже. — И тогда девочка удивилась. Дорнийка подняла выше и без того короткий рукав ярко-желтого одеяния, оголив тонкий розовый рубец расчертивший выше локтя загорелую кожу. — Поцелуй Темной сестры. Чистый порез. В Дорне он свел бы меня в могилу. — Алисанна оторвала взгляд от шрама и вцепилась им в лицо наставницы со скорой догадкой: — Яд? — Да, девочка, яд. Элии стоило бы перестать. Леди похоронила вторую мать и многие в ее возрасте сами уже убаюкивали на руках младенцев. Почему она продолжала звать ее так? — Это бесчестно. — Может этот чистый взгляд и наивный голосок был тому причиной? Впрочем, он стал меняться. Что-то совсем несветлое зазвучало в нем не так давно, когда они покинули Дрифтмарк. Бейла не прятала злость, тихая Рейна безуспешно скрывала грусть, но что за ноты таились теперь в голосе старшей из дочерей принца, девушка понять не сумела. Что бы это ни было, оно к лучшему — решила она для себя. Дорнийка учила только юных леди, но воздух в груди становился тяжелым, словно камень, и глотать его становилось сложнее, когда она смотрела на игры их или темноволосых мальчишек. В Дорне их могла ждать другая судьба, Элия Сэнд знала это. Жаль, они были не в Дорне. Светлое наивное детство скоро оставит этих детей. И еще Элия знала, что ей лучше не быть здесь, когда это случится. — За честь сражаются на турнирах. Нам с тобой на них места нет. — Почему он послал за тобой? И почему ты приехала? Если вы были врагами? — Мы не были врагами. Мы встретились по разные стороны, вот и все. — И если… — пожалев о вырвавшихся словах, ученица вновь замолчала. — Скажи это, Анна, в этом нет позора. — Если отец сразил тебя. — Может, потому что осталась жива. Немногим, кто встретил его, повезло так же. Настрой леди слова не изменили. Фиалковые глаза упали к земле. Меч ожидал в руке. Элия подняла свой. — Еще раз. Дерево вновь рассекало воздух. Стук ударов следовал за ним и сливался с чужими. Песнь, привычная двору любого замка. Их странным занятиям, давно уже перестали здесь удивляться. Порядки этих мест казались ей древней дикостью, и иногда она была рада, что хотя бы эти леди имели несколько больше воли, чем остальные. Порой Элия задавалась вопросом, была бы она сама способна чтить хоть какие-то устои, если бы ей подчинилась тварь, способная низвергать пламя и по одному только ее слову готовая обратить человека, города и земли в пыль. Дерево продолжало стучать. Алисанна устала, и Сенд видела это. Они провели здесь уже немало часов. Мокрая ткань ее рубахи липла к белесой коже, и даже Элии стало жарко в тонких южных одеждах. Полдень выдался на редкость знойный для этих мест. Случайные взгляды оруженосцев и прочих мальчишек порой падали на них, и дорнийка старалась не вложить в удар лишней злости от мысли, что они теперь они обратились не только к ней, но и к юному, недавно начавшему взрослеть телу. Скоро она расцветет совсем, и случайные взгляды заменят жадные, но Алисанна их, кажется, вовсе не замечала. «Летнее дитя». Удары снова стали слабеть. — Не опускай меч. Рука должна привыкнуть к весу. Ты можешь. — Не могу. — Это в крови твоей семьи, Анна. — Кажется, девушка собиралась ей возразить. — Перестань думать лишь об отце. Я видела, как ты стреляешь, для этого нужно не меньше силы. Твоя мать, леди Рея, говорят, была сильной женщиной, славной охотницей. — Лейна была мне матерью. — Леди нахмурила светлые брови. Деревянный клинок ударил резче обычного. — Разговоры о семье тебя злят? Я это запомню. — Элия отбила его, как отбивала всегда. Было слишком рано, шансов у леди не было, но бой стал вдруг интереснее. — Зачем? — девочка увернулась от ее выпада, ударила опять, деревянные мечи скрестились. — В бою нет места тому, что играет в сердце. А тот, кто не ведал гнева, не совладает с ним, когда встретит его. — Дорнийка перестала сдерживать силу, как делала это обычно, считая, что девочки еще не готовы, Алисанна едва удержала ее напор. Они опустили клинки к земле одновременно. Будь это сталь, резкое движение непременно сопроводил бы звон. — Нет во мне гнева, — произнесла леди с чем-то напомнившим сожаление. — Тогда ты врешь или себе или мне. — Элия подняла уголок пухлых губ и подошла ближе. Уверенность темных, почти угольных глаз заставила замереть Алисанну. Уголь мог остаться лишь от того, что уже горело. — Гнев и огонь. Они есть в каждом из вас. Тебе стоит знать, как совладать с ними. — Никто не властен над огнем. — Драконы властны, разве нет? «Драконы, алхимики за узким морем и ведьмы. Упаси тебя боги встретить последних.» Упрямый валирийский взгляд поник. На этот раз Алисанна не смотрела, и все же голова ее полуобернулась, следуя в сторону, покинувшего их принца. Не верит, потому что считает, что не верит он. Все равно что ломать дракону крылья. Бастард помнила сплетение этих чувств хорошо, даже слишком. Принцу Таргариену не стоило жениться на Рее Ройс, а Мирии Дейн не стоило падать пред чарами простолюдина, чьего имени Сэнд никогда не узнает. Отблеск меди в волосах цвета темного огня и семья из сотен братьев и сестер – вот и все, что она от него получила. Но волосы девочки перед ней были белее снега, она носила имя королей, и ничего общего между ними не должно быть. Элия смотрела пред собой, не видя ни серебряной косы, ни розовых следов, что оставляло на излишне бледной коже солнце, Элия смотрела и видела лишь отблеск меди, а еще страх, грусть и надежду темноглазой смуглой девчонки, почти в том же возрасте покинувшей дом. — Знаешь, о чем он просил меня? — Учить нас, полагаю? — Да. Он просил обучить его дочерей. Двух его дочерей. — Конечно. Бейлу и Рейну. — Рейна оставила клинок, почти сразу, как взяла его в руки. Деймон знал, что так будет. — Рейне он не нужен, она настоящая леди. — С этим я соглашусь. Рейна леди, Рейна верит, что ее защитит рыцарь. Но ты тоже леди. Ты в это веришь? — Нет, — ученица сказала тихо и словно сама устыдилась своего ответа. Наверняка не то, чему ее старательно учили септы. — Хорошо. У мужского внимания две стороны, не стоит на него полагаться. Может настать день, когда никто не защитит тебя, кроме тебя самой. Бастард отошла, чтобы вернуть тренировочный меч на место, девчонка молча последовала за ней. Сегодня она справилась лучше, чем вчера, но едва ли этого хватит, чтобы дать отпор в настоящем бою. Только она обещала Его Высочеству обучить их и от своего слова не отступит. И пусть Алисанне она этого не скажет, Порочный принц не в первый раз наблюдал за их уроком. Элия задумалась, пока осторожно снимала порозовевшие ленты ткани с давно истертых рук. Ей вдруг стало интересно, что сказала бы ей на это нежная синеглазая красавица мать. — Ты клинок не оставила. Деймон знал, что так будет. Он видит что-то в тебе. — Дорнийке не было нужды оборачиваться, чтобы знать, что девочка внемлет каждому ее слову. Солнце продолжало палить в спину. Сенд размышляла, хватит ли им времени, пока не ударит гром. Урок на сегодня не был окончен. — Сила еще не все. Будь это иначе, я сгинула бы еще в Дорне. Идем. Они поднялись в ее покои довольно быстро. Не низко, как этажи, где ютились слуги, но и не так высоко, где положено почивать лордам. Скромная, чистая и теплая комната. Порой Алисанна приходила к ней почитать или просто провести за болтовней вечер, порой приходила и Бейла, и даже Рейна, вполне довольная ее компанией, когда ее не пытались заставить взять оружие в руки. Они садились у огня и расспрашивали о Юге и войне на Ступенях, удивлялись чужим законам и спорили с ней, когда слова дорнийки разнились с рассказами мейстеров. Будучи слишком разными, они спорили между собой не реже, и, забывая о времени, отсылали служанок прочь, пока сама принцесса не приходила, чтобы отправить падчериц по собственным покоям. А Элия против воли замечала, что привязалась к трем сестрам. Тень сгущалась над этим замком, и однажды она заплатит за эту слабость глубокой тоской. И все же, Сенд была рада оставить бесконечный бег, спать в одной постели, когда желала того сама, спорить с упрямыми леди и обосноваться под крышей этой странной семьи, в которой никто не посмотрел на нее свысока. Алисанна, закрыв двери, зашла в комнату следом и старалась не слишком выдавать оживление и интерес, следя за тем, как Элия опустилась на пол, доставая что-то из-под кровати. Дорнийка опустила ношу на тяжелый дубовый стол, скинула расшитое полотно, и блики солнца заиграли на стали. Леди с уже нескрываемым трепетом провела ладонью по древку копья. Элия почти не касалась его с тех пор, как прибыла в Вестерос. — Может оно подойдет тебе больше меча. Возьми. — Казалось, впервые за день леди ей улыбнулась, подняла, пробуя вес в руке. — Легче, правда? — Легче. — Оно может быть с одним острием, как мое, а может с двумя. Со временем станет ясно, какое подойдет тебе лучше. — Жизнь вернулось на юное лицо, и дорнийка улыбалась теперь тоже. — Тебе придется быть быстрой. — Я буду. — Алисанна попробовала обернуть копье в руке, но непривычное оружие не поддалось, с балансом она не совладала, Элия едва успела перехватить древко, прежде чем оно совсем выпало из девичьих рук, норовя оставить непрошеные раны, едва ли принц и принцесса оценят, если девочка себя покалечит. — Пожалуй, начнем мы без стали. — Ты научишь меня? — Когда они только встретились, маленькая леди смотрела и на нее и на ее уроки с опаской, теперь голос будто наполнился нетерпением. — Научу. — Элия вновь бережно укрыла копье от непрошеных глаз. Алисанна наблюдала из-за спины, перебирая пальцы. — Ты хотела что-то спросить? — Можешь, — леди замялась, а дорнийка, закончив дело, вопросительно обернулась на нее, без слов заставляя продолжить, — Можешь, рассказать мне про яды? Слова были встречены смехом. Бастард опустилась на кресло у распахнутого окна, жестом пригласив Анну занять соседнее. Сенд ждала этого вопроса давно, но колкость вырвалась на свободу: — Я думала это бесчестно. — И это так! Я просто… хочу знать. Что если, мне придется сражаться с дорнийцем? Элия была готова смеяться опять. — Только если жизнь будет к тебе жестока. — Но улыбка ее сошла на нет, и Алисанна подумала, как быстро все же к наставнице вернулся привычный решительный и собранный вид, глаза ее так и остались темнее ночи, даже под водопадом солнечных лучей, и леди привиделся в них тот самый огонь, о котором Элия ей твердила, когда Сенд наконец ответила ей: — Да, девочка, я расскажу.Алисанна
Приближаясь к острову, еще не успев различить вдали его силуэт, леди услышала пронзительный и высокий голос дракона. Всадница знала, он не принадлежал ни Вермаксу, ни Сиракс, Алисанна обернулась, в гуще облаков мелькнула красная чешуя. Совсем близко, слишком близко, заставляя Тераксесса увернуться, а ее сильнее вцепиться в седло. Пояс она ни разу с того дня не надела. Когда-то Алисанна летала с Джейкерисом над этими водами. Будь это он, леди, возможно, позабавилась бы маневром и исчезла выше в облаках, только чтобы потом нагрянуть неожиданно и сбить с него и Вермакса спесь. Но это был не Вермакс. Силуэт слишком похожий на Тераксесса, но все же другой, раскинул свои крылья над ними, и размах их был все еще шире, чем у ее собственного дракона. Звери, ведомые уже лишь своей волей, сплелись в полете. Рева не звучало, но когда один из них зашипел, Алисанна могла бы поклясться, что никто не отличил бы кому из двух драконов принадлежал этот голос. Может, догадки были правдивы и два разлученных брата встретились вновь. «Я буду ждать. Вернись ко мне» — сказал Эймонд ей на земле прежде, чем оставить кроткий, едва не целомудренный поцелуй. Алисанне он показался крепче тех, которые дарил ей ночами в покоях. Он держал ее руки в своих почти невесомо, и тени опасения не появилось на остром лице, но три слова сказали все, что леди нужно было знать. Наверняка, он не желал бы, чтобы она улетала. Но никто не смог бы подойти на эту роль лучше, чем Алисанна. Это понимал Совет, и даже Десница. Двум сторонам неизбежно пришлось вести диалог, и количество писем напоминающих о любом несоблюдении договора норовило утомить теперь уже двух великих мейстеров. Но решение не обговоренных прежде дел не доверяли крыльям воронов. Тогда в столицу впервые прибыл лорд Стонтон, занявший при королеве Рейнире должность Десницы. И хоть завидев на горизонте Черноводного королевские флаги, Алисанна надеялась увидеть вновь брата, разочарование смешалось с радостью от того, что Джейкерис остался вдалеке от диалога, граничащего с очередным столкновением. Но и личность прибывшего посла едва ли могла умерить напряжение собравшегося в тот день Совета. Алисанны на нем, конечно, не было, но она была уверенна, что неприязнь лорда Стонтона, не столь давно унаследовавшего за отцом не только место при дворе, но и власть над Граничным Приютом, замком ближайшим через новую границу от Сумеречного Дола, можно было почти осязать. Когда отправить посла на родовой остров решил король Эйгон, выбор Малого Совета пал на нее. Алисанна согласилась, не размышляя, когда ее спросили об этом впервые, еще месяцы назад. Не имея ни власти, ни голоса в Совете, она хотела сделать то немногое, что могла, чтобы старые распри не вернулись к силе вновь, как хотела и повидать Джейса с сестрами. Или ту из них, которая не сочла ее предательницей семьи, и тоже хотела свидеться с ней. Алисанна понимала, что то было ему не по нраву, но одноглазый принц не останавливал ее. Они с Эймондом поднялись в небо вместе, как делали это уже десятки раз, но прибыть на Драконий Камень вдвоем никто из них не планировал, на полпути Вхагар и ее всадник покинули их. Эймонда не было здесь. Лишь краснокрылый дракон и Порочный принц на его спине. Алисанна хотела бы думать, что напряжение растеклось по венам, и хватка стала крепче, что она стала внимательней вглядываться в сумрак серого неба, лишь потому что движения Тераксесса стали порывисты и резки, и потому что и самый спокойный полет спустя часы отзывался тяжестью и усталостью в теле. Не потому что Рея когда-то отправилась на охоту, чтобы уже никогда с нее не вернуться, не потому что иногда, в годы, проведенные на Драконьем Камне еще до войны, леди гадала, что будет, если однажды она точно так же отправится полетать. И, поднимаясь с драконьей горы, порой ей казалось, что все наверняка так же немо смирятся, если не вернется она. «Я буду ждать» Тераксесс слышал ее волю быстрее, чем она направляла поводья, и остался спокоен. Холод с новой силой ударил в лицо, обжигая, грудь наполнилась воздухом, сыростью и пылью, как каждый раз, когда они летели сквозь облака. Доверие прожившего не одну жизнь зверя, сила, которую он являл в каждом взмахе, и ее власть над созданием, казавшемся другим ужасом и чудом, заставляли верить, что власть над ее жизнью станет теперь не так просто отнять. «Я буду ждать» Тревога переставала скрести о ребра. Всадница надеялась на обратное, но принц-консорт неспешно спустился на крылатом звере вместе с ней. Отец отстегнул одну за другой застежки. Вернув на место поводья, леди покинула седло. Тераксесс послушно прижался ниже к земле, и Алисанна ступила на нее, подминая подошвой сапог мокрый, не способный прижиться на тлеющей горе снег, поправила вечно непослушные, выбившиеся из туго перевитых меж собой кос, кудри и складки плаща и камзола. Комплект из красной кожи был оторочен мехом, таким же белым, как воцарившийся всюду снег. Леди пришлось просить портных умерить старания в его отделке. Но даже он не сравнился бы с платьем, приготовленным для дня в Доле, когда Эйгон, на этот раз следуя принятому церемониалу, передал Эймонду власть над теми землями. Когда леди впервые надела его, то сама едва понимала, что действительно видит себя в отражении мрачных зеркал. Деймон и Рейнира принадлежали королевской семье, а Лейна – одному из богатейших домов Вестероса. Никто из родителей, кровных или нет, не имел привычки себе в чем-то себе отказывать, и даже забытая Порочным принцем дочь не ведала нужды. Алисанна знала, что такое достаток. Но войны стоили дороже любых удовольствий. Пожалуй, именно поэтому она была сейчас здесь. Ей стоило догадаться, когда она получила свадебный подарок от одноглазого принца. Накопленная за мирные годы правления Визериса казна принадлежала теперь королю Эйгону, а Сумеречный Дол возвращался к былому доходу неожиданно скоро и Эймонд оказался до смешного, неприемлемо богат. И тогда Алисанна узнала, что значит роскошь. Отец внимательно окинул ее взглядом с макушки до пят. Красный. Не так давно леди выбирала его как нейтральный, как цвет, не принадлежащий никому из сторон. Несмотря на имя партий, стяги Эйгона остались черно-золотыми. И зеленые наряды стали встречаться реже при дворе. Леди догадывалась, что брат короля находил отчаянное удовлетворение в командовании теми, кто подчинялся когда-то отцу, но и Эймонд, поначалу не спешивший что-либо изменить, похоже не смог забыть слова произнесенное былым командующим стражей для его дяди, последние для Гвейна Хайтауэра: «Плащи нам дал Деймон и сколько их ни переворачивай, они со всех сторон золотые». Удар палицы последовавший за ними, лишил рыцаря сознания на долгие месяцы, юное лицо былой красоты навсегда, а уши его способности слышать, и жизнь, к которой вернулся сир Хайтауэр, немногие сочли милосердной. Светлые некогда плащи стражи сменились черными, сделав стражников столицы точно призраками в ночи. Впрочем, с расшитыми золотыми драконами на них. Рейнира же продолжала носить черный с красным, хоть то были ныне не единственные веющие на ее флагах цвета. В первый год войны дочь Визериса поделила свои знамена на части, расположив на них сокола долины и символ Дрифтмарка. Тех, с кем семья была связанна кровью. Но после измены Лорда Приливов, морской конек ожидаемо покинул расшитые стяги. Символ верных Старков сменил его. Дракон встретил лютоволка на знаменах королевы, и Алисанна подумала не о помолвке маленького Визериса с дочерью Старка, но о том, как Джейкерис встретил в Северных землях верного друга. И девушку с фамилией Сноу. Порой она задавалась вопросом, что за необъяснимая сила сводила пути принцев-драконов и девушек смешанной крови? Какой цвет считать ныне нейтральным, Алисанна больше не знала, но облачиться в цвета личных знамен Эймонда, занявших свое место в Доле не представлялось ей хорошей идеей. — Здравствуй, Анна, — произнес в конце концов Деймон. — Отец, — леди опустилась в книксене. Ее ли это ныне земля или нет, он все еще был принцом, как был и консортом. Но никогда — королем. Причина многих и долгих его с Рейнирой споров. Всего лишь слова, но видно королева опасалась, как бы однажды даже они не сыграли свою роль в укреплении власти Деймона в противовес ее собственной. Но, похоже, королева ошиблась. Принц-консорт продолжал верно стоять на стороне своей супруги, и Алисанна почему-то была уверенна, не приди войне конец, он умер бы за свою королеву без доли сомнений. — Тебя не узнать. Стала женщиной. «Я стала ей много лет назад, не моя беда, что ты не заметил» Деймон не первый говорил ей об этом. Сама Алисанна не считала, ни что так уж изменилась, ни что время не приложило к этому руку. Может, только, что перестала выглядеть как человек, переживший осаду, и позабыла привычку прятаться подальше в тень. — Если носишь под сердцем дитя, могли бы послать кого-то другого. — Пока нет, Ваше Высочество. — Учтивое, положенное ему еще по рождению обращение, и леди вернула принцу-отцу его укол. О случившемся с ней знали немногие. Отец, конечно, знал. Взгляд Деймона упал выше, но не встретил ее ответный, остановился у края скулы, там, где остался короткий, самый тонкий и незаметный из ее шрамов, недоступный взгляду тех, кто о нем не ведал. Пальцы Эймонда иногда задерживались на нем. Перстень, что оставил его, все еще красовался у отца на руке. Скромная плата за сочувствие сыну врага далекой ночью на Дрифтмарке. То был первый и последний из подобных уроков. Осуждение Рейны пугало бы ее сильней, но Рейна ничего не говорила, потрясения всегда заставляли ее молчать. Только когда жрец закончил круг клятв, а Деймон и Рейнира испили кровавых чаш, сестра взяла ее за руку, упала лицом в основание шеи, позволив слезам катиться к мирийскому кружевному полотну одеяния Алисанны, и страх отступил. Как нелепо смотрелась она тогда на брачном обряде отца. Нарядное платье дополнил лишь узор успевших стать желто-лиловыми следов. Она могла хоть попробовать скрыть их прической, но отчего-то не стала. Как будто, он бы заметил. Как будто, он заметил бы тем днем хоть кого-то, кроме нее, кроме одной из многих, что завладела его сердцем, кроме единственной, которую он ждал всю жизнь. Хмурый и ветреный день, но в глазах обретенных супругов светило солнце. Всего двумя неделями позже похорон леди Лейны. Этот день был таким же, только зимний ветер был куда холодней. Отец все смотрел, и вид принца-консорта стал задумчивым, против привычного довольного. Он показался Алисанне, лишь на секунду, растерянным. Отец было приоткрыл губы, собираясь что-то сказать. Два поднявшихся к ним драконоблюстителя поклонились, заставляя его молчать, а ее наконец отвернуться. Гиркан и Варн, старейший и младший в ордене. Отец касанием руки провожал дракона. Опрокинув прощальную реплику, Караксесс последовал приказам блюстителей. Помня былое, к серокрылому зверю слуги не приближались. Гиркан, как всегда молчаливый, поймал взгляд всадницы и сказал все, что хотел, кивком головы. Алисанна ответила ему тем же. Когда она вернулась с Речных земель, он был тем, кто помог ей, полуживой, сойти с седла на землю, став первым свидетелем обретенной строптивости ее дракона, и одним из немногих, кто хранил в то время ее страшный секрет. Тераксесс ответив сородичу рычанием совсем не враждебным, покинул их тоже. Путь его лежал к пещерам, но другим, диким, и один из прозвучавших в отдалении голосов показался леди слишком похожим на голос одинокого зверя, единственного, с кем ее дракон их тогда поделил. Отец и дочь ступили на ведущую к замку тропу в тишине. Его молчание можно было бы счесть за расположение духа. Леди знала: оно непременно изменится, как только соберется Черный совет. Снег лежал все плотней, чем от Драконьей горы они ступали. Несмотря на хмурое небо остров казался как никогда светлым. За белым полотном зимы сокрылась мрачность природы этого места, как скрывались за сверканием рубинов тайны династии. Она хотела цепляться за жизнь, когда вернулась сюда когда-то, но решить это было легче, чем сделать. Месяцы осады были впереди. Эймонд назвал их годом. Он был почти прав, но порой она его поправляла. Одиннадцать. Одиннадцать лун и двенадцать дней. Здесь они считали каждый. Отголоски разума вернулись к ней лишь шесть месяцев спустя. Сквозь пелену снадобья и боли она отчаянно старалась различить голос мейстера. Выходило отрывками. Герардис говорил что-то о потерях и море. Первые корабли короля Эйгона показались в этих водах за три луны до того. На четвертую луну леди смогла встать с пропахшей травами постели, приняла власть от сира Роберта Квинса, оставленного в отсутствие королевской четы кастеляном. Кольцо осады сомкнулось к тому времени совсем. Сил прорвать его у острова не осталось, и лишь дикие драконы изредка доставляли неприятелю неудобства. Вороны с письмами, просящими о помощи, не возвращались, если когда-либо и смогли долететь до цели. Но многие в крепости были рады ее возвращению. До войны она помогала Рейнире следить за замком, как старшая из детей, она была Таргариеном, и дракон стоял за ней. Только раненый зверь не хотел даже подпускать ее близко и справлялся с тем, чтобы хотя бы стоять, почти так же плохо, как сама Алисанна. Его непокорность, прознай о ней подданные острова, грозила им обоим бедой. В немоте ордена сомневаться не приходилось. Сир Квинс, Герардис и Лорент Марбрант, обещали молчать и сдержали слово. Они же поддержали в мысли о том, что дракон должен взлететь, лишь когда будет способен биться. Причины по которым остров, окруженный флотом Эйгона, не был посещен всадником, были сочтены этим узким кругом загадкой и чудом. И одного уцелевшего корабля, несущего своему королю вести хватило бы, чтобы низвергнуть на остров пламя, которому уже никто не смог бы дать отпор, и научить их, что чудес не бывает. Но ожидавшие скорого спасения, не получив его, обозлились. Неспособный к охоте, есть дракон все еще хотел чаще и больше прочих. Сир Квинс напомнил недовольным о том, что случается, когда проголодаются драконы, и память о Красном Засеве была еще свежа. Недовольство замолчало. Недовольство росло. И Алисанне показалось, что выбравшись со скалистого берега, она и Тераксесс сменили одну ловушку на другую. Одиночество впервые в жизни стало тогда таким открытым. Догадки о участи некогда большой семьи не давали покоя, и леди уже не была уверенна, от боли ли Герардис давал ей ночами маковое молоко, но спать без него не выходило. Единственный Таргариен в крепости, которой правили наследники трона, Алисанна осталась один на один с властью и ответственностью, никогда не предназначавшимися ей. Как любая леди, она знала, как править замком в помощь своему лорду. Как дочь принца Деймона она знало несколько более того. Алисанна обещала себе сделать все, чтобы оправдать веру в нее тех, кто ее имел. Они ждали подмоги или ждали открытой атаки. Собственная уверенность в том, кому можно верить подвергалась сомнениям. Алисанна стремилась сделать то, что считала правильным, защитить земли своей королевы и людей по странной забаве судьбы вверенных ей, и раз она еще не могла сражаться, сохранить порядок, не дать этим каменным стенам пасть изнутри. Она верила в силу долга, который перед ними встал, правды, и слова закона, еще не зная, что закон жив, лишь покуда люди стоят на его страже. К началу пятой луны пошли разговоры о том, что королева не вернется. Скромные обрывки новостей, находившие свой путь вместе с еще более скромными припасами контрабандистов, не приносили надежды. А темной ночью к исходу той луны с берега отплыли две шлюпки, на одной из которых покинул замок и старый рыцарь Альфред Брум, член Черного совета, и один из последних, считавших, что им стоит покинуть стены крепости и встретить открытый бой. С немногими уцелевшими кораблями всем остальным это виделось чистым безумством. Говорили потом, что отплывшие надеялись на помилование короля, и даже наполнили сумки украденным обсидианом, чтобы купить жизнь, если милости не получат. Но правды никто уже не узнает. Единственный вернувшийся в пустой шлюпке старик, не имел более способности говорить, но доставил красноречивый помятый обрывок пергамента, гласивший, что им уготовано милосердие, подаренное королеве Хелейне. Алисанна не впервые успела попрощаться с жизнью тем утром. Если бы они только поняли, почему их леди не поднялась в небо, если бы они только успели рассказать. Она думала об этом снова и снова и без остановки смотрела сквозь туман на корабль, к которому доставила беглецов шлюпка, в море, которое так любила и один вид которого заставлял ощутить на языке вкус свободы, который приютившей ее матери дарили только небеса. Смотрела в море, которое ее теперь пленило. И метка гнева Солнечного Огня оживала, заставляла верить, что вскоре он вновь явится за ней, рождая в ней ненависть и страх. Герардис, великий мейстер, как нарекла его Рейнира, сказал ей, что руку непременно нужно разминать, иначе заживающая кожа со временем лишит ее способности двигать ею вовсе. Наверное, окажись в замке мейстер менее умелый, Алисанна никогда не поднялась бы с постели, но те слова заставили ее сомневаться в трезвости его ума. В тот день она впервые отказалась от макового молока. Несмелые движения, призванные заставить ее подумать хоть о чем-то кроме проклятого корабля, лишили ее сознания на мгновения недолгие, но и их бы хватило, и если б не резвость молодого стражника, схватившего ее милостью богов за другую руку, Алисанна могла бы отправиться со стены крепости прямиком в волны, разбивающиеся о нее. К середине дня туман расступился и леди, как и все, увидела вывешенные за борт тела искавших королевской милости не у своего короля. Алисанна вернулась в покои, не отходя от окон, продолжая смотреть. Она смотрела весь тот день, ночь, и следующий день не отрываясь, и изредка следовала наставлению мейстера, чтобы слабость тела не подвела ее. Корабль не поднял якорь не в тот день, ни в следующий. Однако он присоединился к остальным три луны спустя, когда силы Эйгона решились атаковать остров и штурмовать замок. Иногда при зеленом дворе смеющиеся пьяные рыцари и лорды, состязаясь рассказами о подвигах, может быть, даже из любопытства, а не из злобы, спрашивали Алисанну отчего она не вспоминает о былых битвах. Алисанна не понимала зачем она решилась бы о них вспоминать. Древняя крепость была выстроена на славу, и жившие прежде под пристальным контролем отца ее защитники знали свое дело. Деймон говорил прежде, что такой замок легко оборонять. Осознав, что милости ждать не стоит, оставшиеся, ослабевшие солдаты готовы были биться, как никогда. К делу приложил руку каждый на острове, кто был способен. Герардис наложил ей тогда повязки покрепче, и Мейри вместо оруженосца, которого у леди не могло быть, помогла надеть доспех, изготовленный для нее. Конечно, его украсил дракон, как же иначе. Леди Таргариен встретила эту битву на стенах крепости вместе с остальными. В этот раз Тераксесса не было с ней, с раной она не смогла бы даже взять в руки лук. Стоя там вместе с сиром Квинсом, и сиром Марбрантом, благодаря богов за опыт рыцарей, историю и каждого из многих наставников за уроки, отдавая приказы, она чувствовала себя маленькой, глупой девочкой, привыкшей полагаться на силу, что привела ее Дом к возвышению века назад, и грозилась привести их всех к погибели теперь. Крепость выстояла то сражение. Потеряв почти половину людей Бриндемер Тарт, сменивший тогда Тиланда Ланнистера на посту Мастера над Кораблями, отступил и вернулся к осаде. Немногие корабли покинули остров насовсем. Почти все понимали, они отбыли только затем, чтобы потом вернуться. Кровь после той ночи кипела в ней. Придя на рассвете к Драконьей горе, Алисанна нашла серого дракона раньше, чем дошла до привычных пещер у ее основания, и, скормив Тераксессу то, что еще можно было, она не испугалась новым попыткам дракона ее отпугнуть. И Тераксесс наконец сдался. Первые капли дождя упали на землю, под слезами небес Алисанне хотелось смеяться и плакать, когда дракон, фыркнул недовольно и устало и лег на землю у нее ног. Друг, крепче которого она не имела, вновь принял ее. Алисанне было так жаль, что мейстеры не помогали драконам, что раны его затягивались неумолимо медленно и неровно, но сердце ее оживало от того, что противясь всему, он был жив. Рука, еще закованная в металл, кроме кисти прошлась нежным забытым жестом по серой чешуе, словно могла что-либо изменить, и Тераксесс заговорил, застонал, запел. Так, словно ждал этого тоже, словно он, как она, скучал. Алисанна почти упала на землю подле дракона. Усталая и разбитая, последние силы оставляли ее, вновь всадница, она опустила здоровое плечо и голову к основанию его шеи, капли дождя умывали кожу, и ей не подумалось прятаться от них. Тераксесс привычно свернулся, голова его опустилась возле леди, он чуть толкнулся мордой в ее бок и Алисанна уронила левую ладонь на чешую, прямо за позолоченными темнотой ночи рогами. Это движение вызвало меньше боли, чем любое другое. Дракон накрыл ее и себя крылом, и они уснули под шепот дождя, деля одну боль и радость на двоих. Сир Марбрант, последний из гвардии королевы, оставшийся на острове и сопровождавший ее везде, но только не к обиталищу драконов, ожидал в отдалении. Рыцарь не обеспокоился, когда его белый плащ неизбежно промок, и вода побежала под пластины доспеха, но прошел час и другой, а леди не появлялась. В конце концов, он решился приблизиться тоже, но так и не посмел их потревожить. Еще немногим позже не способный отправляться на охоту, как прежде, дракон совершил вновь короткий и недолгий полет, когда Серый Призрак, с которым Тераксесс некогда спорил за обсидиановые своды своего обиталища, прежде чем в конце концов, примириться, пригнал к ближайшей бухте косяк рыб, которыми питался обычно сам. И сначала всадница ликовала, ожидая, что свежая еда вернет ему силы, но потревоженные раны только забеспокоили зверя вновь. Тераксесс больше не взлетал, и приказывать ему это леди не стала. Но когда к исходу одиннадцатой луны знакомые корабли приблизились к берегу с новыми, чистыми, целыми, блестящими полированным деревом, не утомленными в прежних битвах, с золотыми драконами, украсившими черные паруса, и еще неизвестным количеством гербов, которые она считать не стала, самая низкая стена крепости, к их радости, была пуста, маня, призывая. С неба на них смотрело солнце, но Тераксесс сползал с той стены, как Змей Ночи, которым народ его прозвал, и распустил крылья, скорее устрашая, и лишь едва и коротко взлетая. Алисанна не видела прежде, как далеко он был способен низвергнуть плямя. Самые умные из капитанов развернулись. Леди хотелось бы, чтобы их было больше и стало плевать, какие вести они отнесут своему королю. Она еще не знала, что война подходила к концу. Когда три корабля показались на горизонте в следующий раз, паруса их были черно-красными, золотой и зеленый драконы парили над ними. Алисанна преклонила колено перед Рейнирой вновь, и чувство выполненного долга должно было наполнить ее душу, как если бы была она у тех, кто приказывал «Dracarys». И вот, почти два года спустя, она шла по белому острову мимо берега, смотря, как снег припорошил черные, обгоревшие обломки. То, что осталось от королевского флота, пришедшего сюда. Разрушения, смерть и горе. Дитя порока, что еще она могла принести в этот мир? Почему ни дня с того боя, она не чувствовала себя победительницей? Почему она опускалась на колени в септе и часто ворочалась ночами, пока крепкие руки Эймонда не заключали ее в кольцо крепче, заставляя уснуть, когда все вокруг все реже говорили о скорби и все чаще о доблести, славе, и потерянной при перемирии земле? Эймонд спросил ее о справедливости. Какое право она имела отвечать? Деймон шел рядом, все так же в тишине. Алисанна сомневалась, терзали ли сожаления его когда-то. Может, отец был прав, и кровь Таргариенов в ней – ошибка. Но ведь Тераксесс выбрал ее. Пепел, утонувший в море и покрывший эту землю когда-то. Снег, что покрыл камень песок и уголь теперь. Умели ли драконьи всадники вообще созидать? Алисанна думала о завоевании Эйгона Первого и цене их власти, о Мейгоре Жестоком и его предательстве. Но потом она подумала о Джейхерисе Миротворце и регенстве королевы Алиссы. Ее глаза выцепили под слоем снега черную, как и все остальное, резную фигуру сирены, леди помнила лицо молодого смелого парнишки, похоже, ее лет, который повел людей на том корабле в бой, наверняка, вместо поддавшегося страху капитана. Смелость того мальчишку не спасла. Отец без труда прочитал ее взгляд. — Ты дракон. Хочешь ты этого или нет. — Алисанна остановилась и продолжала смотреть, не веря тому, что услышала. Зачем он сказал ей это спустя столько лет? — Может, я просто хочу, чтобы моя жизнь была чем-то кроме пламени и крови? — Тогда ты выбрала не того мужчину, чтобы за ним последовать. — Леди обернулась слишком быстро, позабыв держать лицо, и тут же постаралась взять себя в руки. Алисанна думала, что ослышалась вновь. Почему отец говорил так? Не мог же он знать? Джейкерис не рассказал бы. Алисанна думала, что если бы он знал о ее выборе, она давно была бы мертва. Алисанна не понимала, почему после этих слов, лицо его не исказила злость. Вид отца был до ужаса безмятежным, а взгляд спокойным, будь он обращен не к ней, она непременно сочла бы его едва ли не ласковым. Деймон смотрел на дочь, не понимая, как несколько его слов, чуть не заставили дрожать всадницу дракона, так похожего на его собственного. А ведь это сходство всегда так раздражало его. Деймон думал о зове крови, и том, как ни Визерис, ни судьба не смогли разлучить его с Рейнирой, и почему-то был вдруг готов усомниться, что Анна слепо последовала бы их приказу, если бы кровь дракона в ней была не согласна. — В конце концов, мы те, кем хотим себя видеть, — ответила Алисанна ему, — Если с рождения твердить кому-то, что он дракон, то даже змея сможет в это поверить. — И отец засмеялся. Кажется, абсолютно искренне. Смеялся, долго и звонко, как смеялся когда-то над особо удавшимися шутками Крапивы. Всадница не поняла почему, она совсем не задумывала сказанное шуткой. Губы леди изогнулись в улыбке тоже, Деймон понял это по-своему. Алисанна не нашла ничего забавного в тех словах, но звук смеха отца показался почти одобрительным, таким желанным прежде. И сейчас, наконец прозвучав, он не тронул ее совсем. Это могло быть признание, могла быть насмешка, могло бы быть самое обидное из его оскорблений, это не изменило бы ничего. Алисанна улыбнулась шире, свободнее. Принц продолжал смеяться. Ей было все равно. Алисента сказала, что она отправляется домой. Наверняка Хайтауэр не помнила, но когда леди еще ребенком покидала Королевскую Гавань, она сказала ей то же. И сейчас, ступив опять на землю острова Алисанна подумала, что королева-мать ошиблась дважды. Война ли изменила это или так было и раньше, но Алисанна не находила в своем сердце подтверждения словам королевы-матери. Дом ждал ее в тихом напеве Лейны, в скромных обрывках образов из снов, которые, она надеялась, были схожи с Реей, в сказках, которые читала вечерами Рейнис, хоть леди для них уже выросла. Дом ждал на берегу, где они с Рейной падали в песок, утомившись от салок, в понимающем взгляде Тераксесса и в прохладе садов, где юная Хелейна рассказывала ей самые странные загадки, на которые Алисанна никогда не могла найти ответ, где Эймонд подарил ей по-детски серьезные уроки, и, может даже, в неожиданно ставшем уютным одиночестве покоев, в ожидании его возвращения. Леди подняла взгляд на отца. Никогда — с ним. Никогда — здесь. Алисанна и Деймон почти подошли к замку. Стало видно, как из его дверей выбежали два закутанных в меха светловолосых мальчика. Они обгоняли друг друга, хохоча. Стражники не последовали за ними, опасаться было нечего. Алисанна наблюдала, как потеплели глаза принца, и недавняя улыбка вновь посетила его, принц-консорт присел, открывая руки шире, Эйгон вцепился в шею отца, и Деймон поднял его, кружа. Жестокий, равнодушный к ней человек. Именно он научил ее всему, без чего она ни за что не выжила бы здесь. — Здравствуй, Анна, — со всей серьезностью, на которую был способен, сказал, отвлекая, запыхавшийся розовощекий Визерис и остановился рядом, поправил шапку и улыбнулся всеми зубами, которые имел. Алисанне казалось, что она участвует в каком-то спектакле. — Здравствуй, Визерис, — сказала она и улыбнулась тоже, совсем не играя. А ведь в прошлый раз, она не смогла свидеться с ними. Всадница заметила, что мальчик чертами стал поразительно схож с Мейлором. Она решила оставить это сравнение при себе. Брат взял ее за руку своей маленькой ладошкой, когда они пошли дальше. Эйгон продолжил путь у отца на плечах, совсем не обращая на них внимания. Алисанна смотрела на дружелюбную улыбку Визериса и могла поклясться, что кровь покидала ее лицо с каждым шагом. Возведенная их великими предками крепость над ними устремлялась в небо. Десятки каменных драконов смотрели с ее стен. Изваяния встречали, застыв в реве, угрозе, оскале. И ее недолгая власть над этим ужасающим местом, показалась Алисанне чем-то неверным, словно сон. Тень Драконьего Камня снова нависла над ней.