Свет в дверном проеме

Четверо друзей толпились на кухне, наперебой задавая Эммануэлю вопросы, ответов на которые он не знал. После бессонной ночи мысли путались, а у ребят от волнения смешалась вся французская грамматика, и помогала лишь Тамара Михайловна, грубым акцентом поправлявшая их корявые фразы. Больше всего ребят интересовало, где Вова и можно ли его навестить, но адвокат, который говорил с ними лишь один раз, и то – с Тамарой Михайловной, – сообщил, что Вова жив-здоров и сейчас к нему никого не пускают. Саня рвал и метал, обещая раскроить черепушку их таинственному кукловоду, а Ленка то и дело его одергивала, потому что метать такие красноречивые молнии в присутствии бабушки было просто неприлично. Эммануэль не понимал, что бормочет Саня, но чувствовал, что ничего приличного. Будь в его языке такой богатый словарный запас, он бы тоже сейчас выражался исключительно непечатно. – Ну, слушайте, что нам теперь – просто ждать? – Растерянно спросил Юра. – Это же можно до следующего года так сидеть! – А что ты предлагаешь, пикет у здания милиции? – Тут же взвилась Ленка. – Тебе же сказали, работает профессионал… – Ну хоть свидание с ним попросим! – Гундел Жека. – Он там небось в нечеловеческих условиях, не кормят, помыться негде… – Ага, блять… простите, Тамара Михайловна… кто ж нас туда всей толпой пустит! Саня злобно пнул табуретку под Ленкиной задницей, за что получил резвый тычок в плечо. Эммануэль не понимал их болтовню, разбирая лишь отдельные слова, но хорошо понимал их чувства. Как и он сам, друзья Вовы больше всего хотели помочь, и их бесило, что единственная помощь, на которую они способны – это преданное ожидание. Адвокат Жидков позвонил утром и пересказал детали допроса. Оказалось, что Вове вменяют смерть какого-то одногруппника за пакетик амфетамина. На месте все было облеплено его отпечатками, судя по отчету, но адвокат запросил копии фотографий с отметками, чтобы отдать на независимую экспертизу. Он намекнул, что расположены они были как-то сумбурно, но когда Тамара Михайловна попросила объяснить, что это значит, перевел тему. Наконец, Жидков отчитался о том, что с Вовой все в порядке, и что необходимо как можно скорее связаться с его родителями, пока милиция их не опередила. Эммануэль по понятным причинам не мог этого сделать, а Тамара Михайловна не решилась брать на себя такой груз ответственности, поэтому Эммануэль набрал Жеку – единственный контакт, который сохранился у него в Скайпе. Через час вся орава была на месте. Ленка окрестила сборище военным советом и даже вытащила тетрадку, чтобы конспектировать их план. Вот только плана никакого не было – только крики и возмущения. Наконец, общим голосованием ее назначили переговорщицей. Жека протестовал, что с родителями разговаривать должен он, но Ленка жестко возразила, что им нужен кто-то, кто не разведет получасовую прелюдию с неловким мычанием в трубку, а скажет все сразу и решительно. Наконец, она набрала номер и дозвонилась до Риммы Владимировны – та как раз была дома, поэтому первым делом Ленка порекомендовала ей сесть. Разумеется, изящного разговора не вышло – едва узнав о случившемся, Вовина мама начала причитать и сыпать вопросами, не давая ответить. Ленкина самоуверенность как-то спала, но она изо всех сил старалась успокоить Римму Владимировну, объясняя, что они уже нашли прекрасного адвоката и тот сейчас делает все, чтобы Вову вытащить. Наконец, мама вспомнила про отца и стала звонить ему, после чего он перезвонил сам и начал форменный допрос – где, почему, как, а потом «куда вы смотрели» и «поклянитесь, что Вова не при чем». Клятвенные заверения Ленки сработали, тем более отцу, кажется, требовалась больше не информация, а моральная поддержка. Ближе к концу разговора Эммануэль расслышал свое имя, но так и не понял, почему говорили о нем – впрочем, можно было догадаться, что вопрос не подразумевал ничего хорошего. Закончив разговор, Ленка выдохнула и притихла. Сообщать такое родителям – титанический труд, особенно когда сам еле сдерживаешь дрожь в голосе. Эммануэль вздохнул и галантным жестом подставил ей бокал с вином, который она опрокинула залпом. – Дядя Саша едет домой, а потом они оба едут сюда, – сообщила она, переведя дух. – Эммануэль, организуй им гостиницу. Тамарочка Михайловна, вы звоните Жидкову и попросите, чтоб организовал им свидание. Все-таки она была прирожденная командирша, потому что Эммануэль, не думая, подчинился. Он потянулся за компьютером, чтобы найти отель, но там уже копошился Юрка. Он радостно вдарил по кнопке ‘Enter’ и, хлопнув в ладоши, развернул ноутбук к присутствующим. На экране была страничка с петицией под названием «Свободу Вове Зеленскому!». В качестве заглавной картинки он установил фотку Вовы из Фэйсбука, где тот радостно улыбался, демонстрируя на камеру серебряную медаль. Молодежь отреагировала бурной радостью, Тамара Михайловна – недоумением, а вот Эммануэль засомневался. Петиция – это, конечно, хорошо, но по его представлениям, такие широкие жесты необходимо предварительно обсуждать с адвокатом. Пока он думал, Юра уже разослал петицию всем знакомым и опубликовал на своей страничке. За минуту набежало десять подписей, и Эммануэль понял, что возражать поздно. Маховик общественного мнения уже запущен. – Разве у вас это имеет какую-то юридическую силу? – Вяло сопротивлялся Эммануэль, понимая, что не имеет об этом никакого представления. Он очень боялся, что любая общественная огласка им навредит, учитывая, из-за чего и кого Вова оказался в обезьяннике. – Это не имеет значения! – Радостно объявил Юра. – Главное – это общественная поддержка! Петиция придала Вовиным друзьям заряд какого-то особо оптимизма. Видимо, это был их способ сделать хоть что-нибудь, и с этим Эммануэль спорить не мог. Но что делать ему, он по-прежнему не представлял. Быстро разобравшись с гостиницей, он присоединился к торжественному подсчету голосов, которых за семь минут собралось уже двадцать пять. На странице Юры в Фэйсбуке начали появляться комментарии. Одноклассники из криворожской гимназии писали, что это ужасно, «Вова, мы с тобой» и слова поддержки, но среди них затесался один негативный коммент. «Я всегда знала, что он плохо кончит», – написала Вовина химичка, и школьники тут же закидали ее «ганьбой», после чего она непедагогично ввязалась в жаркую перепалку, доказывая, что подростковый максимализм до добра не доводит. Комменты появлялись со скоростью пули, Тамара Михайловна переводила Эммануэлю все цензурные, и он сам не заметил, как его затянуло в водоворот обсуждения. Очнулся он лишь, когда ожил телефон – это звонила Каролин. – Господи, Эммануэль, это правда? – Алгоритмы Фэйсбука уже вынесли в ее ленту запись о Вове – все-таки стремителен мир глобализации. – Что произошло? Эммануэль рассказал, что случилось, и поделился их с Вовой общими подозрениями. – Ты уже сообщил Урсуле? – Набросилась она на него. – Ты же понимаешь, что это часть их расследования? Не дождавшись утвердительного ответа, она начала рвать и метать. – Ты что, хочешь, чтобы Вову судило украинское правосудие? Там же на каждом шагу взяточничество! Ты просто идиот, Макрон, живо звони ей, пусть подают запрос на участие в следствии, есть законные основания… – Погоди, угомонись, – Эммануэль ошалел от ее прыти, хотя, признаться, она была права. Звонок Урсуле должен был быть первым, что ему следовало сделать, а он до сих пор даже не подумал об этом. В суете паники потерялись все рациональные мысли: оставались только гнев, усталость и ужас, и Эммануэль предпочитал сосредоточиться на гневе, потому что отдыхать или бояться просто не мог себе позволить. – Какие основания? – Да это же очевидно! – Заявила Каролин совсем не по-журналистски. – Зачем кому-то еще подставлять Вову, или вы успели за две недели вляпаться в разборки с еще одной мафией? – Нет доказательств, что его подставили… – Макрон, как же ты задолбал! – Вскричала она в сердцах. – Твой любимый человек там страдает, а ты размусоливаешь о законности! Звони, требуй, сделай хоть что-нибудь, иначе, когда Вова выйдет, я расскажу ему, какой ты на самом деле слабак, и он тебя бросит! То, что она говорила, звучало обидно, но это отрезвило Эммануэля, как холодный душ. Он действительно вел себя, как дурак, а следовало трезвонить во все колокола, чтобы об их несчастье знали все, а если кому-то это не понравится – нужно бороться, пока справедливость не восторжествует. Каролин, его любимая умная Каролин, как всегда оказалась права – спасибо Богу и проведению за ее вздорность и бесстрашие, потому что без нее Эммануэль бы и дальше вел себя, как рациональный европеец, засунувший голову в задницу. Урсула ответила после долгих пяти гудков, и голос ее явно был недовольным. – Месье Макрон, кажется, вы сказали… – Ваш мафиози подставил Владимира, и против него возбуждено дело об убийстве. Вы обязаны запросить участие Европола в этом расследовании. – На каких основаниях? – Сердито ответила она. – Он что, убил гражданина Евросоюза? – Он никого не убивал! – Взвился Эммануэль. – Его подставили, и виноват во всем тот урод, которого вы упустили! – Остыньте, молодой человек, – голос Урсулы был жестким и надменным. – У вас есть доказательства? Эммануэль замялся, но вспомнил гнев Каролин, и этот огонь будто зажегся в нем самом. – Вы Европол или кто, черт возьми?! Вам достаточно просто запросить участие на основании подозрений в том, что в деле замешан ваш свидетель! – Вы хоть понимаете, на кого орете, месье Макрон? – Спросила Урсула ледяным тоном, будто готовясь бушевать, но сдержалась. – Начнем с того, что вы сами запросили исключить Владимира как свидетеля, и мы пошли вам навстречу, хотя это было не в наших интересах. Тут бы Эммануэль мог поспорить, что, будь это действительно не в их интересах, никто бы так просто не согласился. Им просто не хотелось возиться с несовершеннолетним иностранцем, когда у них было полно других доказательств, как не хочется и сейчас, когда их главная головная боль – найти своего преступника. – Второе, – продолжила она. – Как вы себе представляете, что Европол просто так вмешивается в дела суверенного государства? Это не наша юрисдикция. Вот если бы у нас было открыто дело на Владимира – тогда бы у нас были основания. Но у нас он ничего незаконного не совершал. Эммануэль закатил глаза, представив суровую Урсулу за ее суровым столом, сжимающую в руке телефонную трубку – сильно, с досадой, до побелевших костяшек, – и цедящую сквозь зубы нотацию не самому примерному французскому гражданину. На ее месте он сделал бы тоже самое, но сейчас он не на ее месте, и ему нужно сделать все, чтобы она перестала играть в железную леди и сделала хоть что-нибудь. – Вы же понимаете, что, если найдете настоящего убийцу, то сможете выйти на вашего обвиняемого? Или вы уже закрыли дело? Сдались? Русская мафия нынче не в моде, да? – Ядовито сказал он, пытаясь уколоть ее самолюбие. Женщины вроде Урсулы должны быть честолюбивы, иначе им на такой пост не пробиться, даже в прогрессивной Европе. – Вы забываетесь, месье Макрон, – осадила его она, но по ее уязвленной интонации Эммануэль понял, что попал в точку. – Если бы у нас было доказательство – хоть одно – которым мы могли бы связать наше расследование с украинским – я бы лично подала прошение о дипломатическом урегулировании. Но пока это все только ваши догадки – я не могу ничего сделать. Это попросту незаконно, ясно вам? – Значит, я найду вам доказательство, – бросил Эммануэль и скинул вызов прежде, чем она успела ему ответить. Следом на телефон тут же пришла эсэмэска о том, что он своими международными беседами увел баланс телефона в глубокий минус, но деньги сейчас волновали его меньше всего. Он бы душу заложил Киевстару, если бы это спасло Вову. Вернувшись на кухню, он обнаружил ребят сгрудившимися вокруг ноутбука, а заодно и Тамару Михайловну. Вся толпа ожесточенно сражалась в комментах, где уже растерзали химичку и теперь поливали грязью какую-то одноклассницу, которая написала, что «нельзя быть на сто процентов уверенными, наркотики очень сильно меняют людей». Удивительно, но даже почтенная старушка с сорокалетним педагогическим стажем не смогла побороть искушения доказать кому-то в интернете, что он неправ. – Я только что говорил с Урсулой, – сообщил Эммануэль громко, привлекая внимание. Все повернулись к нему. – Кто такая Урсула? – Переспросила Тамара Михайловна. – Она возглавляет наше парижское расследование, – как бы между прочим ответил Эммануэль, но понял, что их бабушка не знает об их приключениях. – Неважно. Урсула – важный человек в Европоле. Тот человек, который, как мы думаем, подставляет Вову – главный фигурант их расследования. Сейчас Европол не может вмешаться, потому что нет никаких доказанных связей. Но если… – он немного замешкался, задним числом обдумывая, насколько вообще разумно сообщать толпе юных пассионариев такие вещи, однако пути назад не было. – Если мы дадим им какое-то доказательство, что эти два дела связаны, они смогут запросить участие в расследовании, и тогда Владимир… в общем, тогда, скорее всего, найдут настоящего виновника. – Йес! – Заликовал Женя, как будто Эммануэль только что сообщил им, что Вову выпускают. Остальные тоже выглядели радостными, но всего секунду, после чего наперебой заговорили: – Нужно допросить всех знакомых этого однокурсника! – И всех соседей! – Надо проследить за милиционерами! – Надо поговорить с Вовой! – Тихо, тихо, молодежь, – вмешалась Тамара Михайловна. – Никто ни за кем следить не будет! Вы что, хотите свою статью схлопотать? – Но мы только хотели… – влезла было Ленка, но под строгим учительским взглядом затихла. – Мы должны сообщить об этом адвокату Владимира. Он человек юридически подкованный, вот пусть он и решает, как мы это провернем. А вам в это лезть не стоит, поняли? Все как один умоляющими глазами посмотрели на Эммануэля, но тот нахмурился: – Тамара Михайловна права. Если мы непрофессионально влезем, мы Владимиру только навредим. Нужно поговорить с господином Жидковым. Возможно, он сталкивался с делами с международной юрисдикцией, или проконсультируется у коллег. – А нам что делать? – Простонал Жека. – Просто сидеть? – Да, – строго ответил Эммануэль. В конце концов, он тоже когда-то был учителем. – Сидеть, молиться, поддерживать и не писать в интернете глупостей. Ради Вовы. Поняли меня? Ребята нехотя закивали. Снова позвонили, но в этот раз уже Тамаре Михайловне. Она подняла трубку, подслеповато щурясь, нашла кнопку приема вызова и сказала: – Алло? – Тамара Михайловна? – Раздался из выкрученного на всю динамика учтивый голос Жидкова. – Вам кое-что надо знать. – Он драматически помолчал, видимо, опасаясь бурной реакции. – У Вовы на время убийства нет алиби. Ребята переглянулись меж собой, а Эммануэль нервно закусил нижнюю губу, до боли сжав пальцами деревянный наличник дверного проема. Он неожиданно понял, что нужно делать.