Охота на паузы

      Свистел чайник.       Карин повернула ручку. Голубой цветок горящего газа исчез. Чайник выдохнул пар, и кипяток зажурчал по лапше в картонном стакане.       Карин положила подбородок на сплетенные руки и стала ждать.       Когда мама уходила в госпиталь, в квартире всегда становилось тихо и тишину пронизывало ожидание. Сейчас тишина была просто пустой. Первые дни Карин еще ждала, что вот-вот щелкнет замок и зайдет мама, но надежда таяла с каждым днем безуспешных ожиданий. Место надежды занимала пустота.       У пустоты был вкус лапши быстрого приготовления…       …пустота срывала розовые лепестки и тащила их по пыльным дорогам. Обнимала плечи теплым воздухом. Пустота вещала голосом Пятого Хокаге — сурового мужчины в красно-белой шляпе с символом огня — и сама себе отвечала аплодисментами родительской толпы. В этой толпе должна была стоять мама.       Сглатывая слюну с привкусом рамена, Карин поднялась по лесенке аудитории и протиснулась за парту, поближе к окну. Площадка, где проводили церемонию поступления, опустела. Аудитория понемногу заполнялась детьми. Карин смотрела на них отстраненно, словно класс тоже был за окном. Новоиспеченные одноклассники как будто чувствовали ее отчуждение. Рассаживались куда угодно, но не к ней. Одна девочка, задумавшись, хотела было примоститься рядом, но тут заметила Карин и отшатнулась, перебралась на центральный ряд.       — Саске-е! — заорал взъерошенный светловолосый мальчишка. — Саске, полезли наверх?       — Заткнись. Я сяду спереди.       — Да полезли, крутяк будет, даттэбайо!       Эти двое были в одинаковых темно-синих футболках с высокими воротниками. Темноволосый мальчик уселся на первую парту, и на спине футболки показался клановый герб: веер с красным опахалом и белой рукоятью.       Второй стащил через голову рыжую сумку и завалился на галерку.       — Ну и сиди себе, ттэбайо!       Одноклассницы сзади зашептали:       — Учиха… сыновья Пятого, ага…       Карин вспомнился суровый мужчина в шляпе Хокаге.       — Прошу прощения, — позвали робко.       Рядом остановилась странная девочка. Глаза у нее были огромные, с белесой радужкой, совсем без зрачка.       — Не позволите занять свободное место?       Карин заторможенно кивнула. Девочка села и стала выкладывать из сумки принадлежности.       Дверь со стуком задвинулась — зашел учитель.       Сенсей носил очки и был уже в годах. Пушистые черные волосы у лба начала подъедать лысина. Он пристально обозревал класс узкими глазками и молчал.       Все притихли. Как будто боялись, что сейчас они не понравятся учителю, тот передумает и уйдет.       Дети не знали, что отступать ему некуда.       Наметанный взгляд педагога выловил в поголовье учеников будущее формирование Ино-Шика-Чо, стихийно рассеявшееся по аудитории. Первую и последнюю парту замыкали наследники Годайме Хокаге, непохожие друг на друга, как только могут быть непохожи капля чая и капля нефти. У окна сидела девочка Узумаки — джинчурики Девятихвостого Лиса, а рядом с ней — принцесса главной ветви Хьюга.       Силы, стоящие за этими ребятами, могли размолоть оступившегося учителя в пыль. Среди занятых по горло опытных коллег и неоперившихся новичков такой класс мог принять только он — матерый наставник, едва выпустивший на поле войны свежую партию генинов, и все это взрывоопасное сырье уже представлялось ему глиной, из которой он слепит будущих шиноби.       В тишине сенсей неторопливо подошел к кафедре и положил на нее папку.       — Меня зовут Итару Кайо. Приятно познакомиться, ребята.       Он добродушно улыбнулся.       Учеба упрямо не лезла в голову. Из первого дня в академии Карин уносила с собой пустоту — все ту же пустоту, которая ходила за ней по пятам уже неделю.       Ребята сбивались в группки по двое или трое и покидали Академию вместе. Хьюгу Хинату — соседку по парте со странными глазами — забрал такой же белоглазый мужчина.       — Ну, ма-ам! — голосил у ворот Наруто. — Мы уже взрослые, даттэбайо!       Карин прошла мимо, незаметно косясь на них. Мама у братьев Учиха была красивая, с длинными темными волосами. Больше похожа на Саске.       — Сейчас опасно, дорогой, — сказала она, поправляя Наруто ворот, примявшийся под шлейкой сумки. — Идет война.       Наруто помрачнел.       — Да знаю я…       Втроем они ушли в другую сторону.       Вдалеке на лесах у внешней стены перемещались рабочие: чинили пробоину.       Карин добралась до госпиталя, миновала залежи больных на полу в вестибюле и направилась в палату коматозников. К ней уже привыкли. Не задерживали и не задавали лишних вопросов.       В пятнадцатой палате, как всегда, было серо и все так же пищали аппараты. Карин дошла до нужной кровати за ширмой, уже привычно не чувствуя присутствия мамы. И вдруг поняла, что и тела мамы не видит. Застеленная кровать пустовала. Даже табличку с именем сняли.       Карин застыла в паническом ступоре. Разглядывала складки на одеяле и боялась позволить себе предполагать.       «Мама…»       Она зажмурилась.       Сердце больно колотилось. В животе снова зашевелился проглоченный звон цепей. Хотелось бежать, искать… Но она даже не представляла, куда ей бежать и где искать маму. Хотелось очутиться сразу везде. Отчаяние копилось и закипало, переполняло ее до краев. Неиство рвалось наружу. Карин выплеснуло за пределы комнаты. Кругом бушевал океан чужого присутствия. Очаги наплывали друг на друга, ярко сияли или горели едва-едва. И среди всех этих людей не было мамы. Голова закружилась в мелькании. Колени задрожали. Спину окатило холодным потом, звон цепей поднимался к горлу тошнотой. И тут где-то вдали пробилась искорка знакомого тепла.       Карин открыла глаза. Словно вынырнула из другого измерения обратно в серую комнату с пустой кроватью. Превозмогая головокружение и тошноту, она бросилась на первый этаж в западное крыло — искра ощущалась где-то там.       Мигала красным лампа над входом в операционную. Тяжело дыша, Карин привалилась щекой к двери.       — …держать поток! — пробился командный голос Цунаде-самы. — Переходим на третий узел! Сейчас!       Карин спиной сползла по стене.       Маму пытались спасти.       Из операционной то и дело доносились голоса. Менялись номера узлов. Звучали непонятные термины. Карин казалось, что это тянется бесконечность. Вся ее жизнь до словно бы длилась меньше, чем ожидание под дверями операционной.       В какой-то момент отсветы коридора мигнули с красных на зеленые.       Дверь открылась.       — Ты… — выдохнула Цунаде-сама на грани усталости.       Она наклонилась и жалостливо потрепала Карин по щеке.       — Мама?..       — У нас перерыв, — объяснил взрослый мальчик в круглых очках — тоже врач. — Операция в процессе. О результатах можно будет говорить только завтра.       — Отдохни, Карин, — сказала Цунаде-сама. — За тобой есть кому присмотреть?       Карин машинально кивнула, хоть это было и не так.       Врачи удалялись. Цокот каблуков Цунаде-самы эхом разлетался по коридору. Из-под чепца мальчика-медика выбивались серые колючие волосы, собранные в хвост.       — Цунаде-сама, — позвал он негромко. — Она дочь Ашитабы-сан? Возможно, она унаследовала ту же способность. Сейчас было бы кстати…       — Забудь.       — Но у нас слишком много раненых.       — Ей шесть, Кабуто. Ты только что видел, что происходит при перегрузке очага…       Они скрылись за углом коридора.       Мама вела ее в школу. Лепестки сакуры метались в пыли, снова читал речь суровый отец Саске и Наруто. На этот раз все было правильно, и Карин было смешно от самой себя: тот одинокий день в Академии с привкусом дешевой лапши оказался просто кошмаром.       Виды солнечной академии растрясло. День разбился, осыпался болючими осколками, и голова отяжелела, словно набилась свинцом. Крепкая теплая рука вновь потеребила ее плечо.       Карин открыла глаза.       Перед ней на корточках сидел жуткий дядя. Бандана с символом Листа прикрывала его череп, лицо рассекали свежие шрамы.       Она отшатнулась, вжалась в стену.       — Вы…       Этот дядя — тот самый, что приходил к маме с букетами. Ибики-сан. Карин он не нравился. Чувствовалась в нем какая-то запрятанная опасность.       — Идем домой, Карин.       Она яростно замотала головой. В панике глянула на двери операционной. Фонарь мигал красным. Операция продолжалась. Мама все еще была там. И знакомые врачи тоже были там. Некому ее спасти.       — Уже поздно, — дядя попробовал добавить голосу мягкость. Получилось неуклюже. — Тебе завтра в школу.       Карин поднялась, давя его волчьим взглядом. Будто взглядом можно было отодвинуть.       — Я сама пойду домой. К себе домой.       Она перекинула через плечо сумку.       — Я тебя провожу.       Дядя шел за ней. Приближаться не решался: взгляд сработал.       Деревня лежала во тьме. По темным улицам шарились тени. Карин сжималась и впивалась пальцами в ремень сумки. Даже мамин шрамированный ухажер уже казался каким-то привычным злом, и потому не таким страшным.       — Держи, — сказал он, когда они остановились у дверей ее квартиры.       Она взяла сложенные купюры.       — Спасибо, — ответила машинально, без должной благодарности.       Карин вставила ключ в замочную скважину и напомнила дяде:       — Идите к себе домой.       Чтоб не привыкал. Может сколько угодно провожать и давать денежку… Это только их с мамой дом.       Она захлопнула дверь и осталась одна в темной пустой квартире.       Где-то внутри заворочалось зло.       

****

      В коридоре послышался шорох. Наруто навострил уши. Отец звучал не так. Он всегда врывался в дом решительно, дверь громко стукалась, и сразу становилось понятно: вернулся хозяин — глава семьи, клана Учиха и всей деревни Скрытого Листа.       Итачи возвращался, тихо шелестя. Наруто знал: брат мог бы приходить вообще беззвучно, если бы захотел, как неслышно крался по роще, когда они играли в прятки. Звуки он издавал специально. Деликатно оповещал о своем прибытии и одновременно не хотел никого разбудить.       Наруто просиял и метнулся в прихожую.       — Нии-ча-ан!       Его на ходу сбило с ног. Саске, спрыгнувший с лестницы, не успел затормозить и врезался ему в плечо.       — Х-х… хэ-э! Куда прешь, ттэбайо-о!       Наруто обиженно потер ушибленную ногу и поднялся с пола. Саске уже ускакал вперед и обнимал разувающегося брата.       — С возвращением!       — Вы еще не спите?       — Мы уже ученики Академии, — сказал Наруто. В его небрежном тоне прозвучало снисходительное величие.       — Нии-сан, ты должен стать судьей нашего состязания, — сказал Саске.       — Итачи только с миссии, он устал, — отрезала мама. — Можете состязаться сами!       Наруто рыкнул от досады. Добрая и ласковая мама иногда вела себя даже суровее отца. Ну неужели непонятно, без судьи — это все тренировки! Состязание — оно только тогда, когда можно показать свое мастерство перед судьей!       — Все в порядке, — Итачи улыбнулся. — Я побуду вашим судьей после ужина.       — Йе-е!       Саске отлип от старшего брата, и они с Наруто стукнулись кулаками.       — Ты уверен, Итачи? — с сомнением спросила мама. — Миссия…       …миссия правда была больше суток. Итачи вымотался. Но младшие были такие забавные. Он смотрел на них, счастливых, и чувствовал, что впервые за день уголки его губ приподнялись в легкой улыбке. Тепло этих светлых созданий по капле оседало в усталом сердце.       Он сидел после ужина на энгаве и следил, как братья в саду терзали сюрикенами деревянную мишень. Счет выбитых десяток колебался то в пользу Саске, то в пользу Наруто, но в общей сумме оставался почти равным.       — Ты попал в девятый круг! — крикнул Саске. — Это не считается.       — Считается, ттэбайо! Гля-гля, оно на са-амом краю. Это еще десятка!       — Это девятка.       — Нии-с-чан! — выпалили они одновременно и уставились на него.       — Запишем на счет спорных моментов, — дипломатично предложил Итачи.       Братья продолжили состязание. Дрожали огоньки масляных фонарей на столбах. Сюрикены вонзались в дощечку.       Итачи прислонился виском к шершавой опоре навеса. Моргал все протяжнее: каждый раз, как веки смыкались, он зависал в счастливом безвременье и мысли утопали, словно в вате. Только здесь, в кругу семьи, он мог позволить себе расслабиться, приоткрыть спину. Непростительная для шиноби безответственность, но почему-то сейчас не осталось сил ей сопротивляться.       На плечи мягко опустился плед.