Охота на паузы

      Карин сонно разглядывала лакированную деревянную стену с темными пятнами сучков. Один походил на рожу с выпученными глазами, другой — на кривого зайца… Знакомые очертания древесных рисунков сливали это утро с десятками других, в которые она так же просыпалась и рассматривала стену, думая о чем-то своем. Прежние мысли казались бесконечно далекими. А ведь прошлая она, которой эти мысли когда-то приходили в голову, существовала совсем недавно. Это она уходила на миссию С-ранга. Вернулась же какая-то другая.       Карин погладила сучки на досках, запустила руку под теплую пижаму и провела по животу и груди. Машинально перебрала пальцами следы укусов. Новая она уже вытеснила старую, но еще не явила себя целиком. Она была чужой, неисследованной и оттого пугающей и неуютной.       — …подойти к делу с другой стороны, — долетел с кухни мужской голос. — …в конце концов, печать стазиса спасла вам некогда жизнь, Ашитаба-сан.       Карин бесшумно откинула одеяло и босиком прокралась по полу в коридор.       — Мы были бы очень признательны, если бы вы поделились своими знаниями о принципах фуиндзюцу Узумаки с нашим научным центром.       Мама, невидимая за стенкой, усмехнулась в смущении.       — Я была бы счастлива, Кабуто-кун. Но, к сожалению, мне было всего шесть, когда пал Водоворот.       — И все же… Вы могли бы дать какую-то наводку…       Карин вышла из укрытия. К ней повернули головы.       — Доброе утро, — мама улыбнулась.       Легко развалившись на стуле, она теребила ручку кружки. Ее любимый платок небрежно свисал со спинки. Собеседник сидел напротив, сплетя пальцы в замок и упираясь локтями в стол. Карин помнила этого человека. Бесцветные колючие волосы, забранные в хвост. Нелепые круглые очки. Мамин коллега из больницы.       — Давно не видел тебя, Карин, — сказал Кабуто. — Ты стала совсем большая.       Карин с демонстративным молчанием прошла к холодильнику и выставила пачку молока.       — С характером, — деликатно отметил Кабуто.       Карин насыпала в миску хлопьев, намеренно громко сотрясая пачкой. Кабуто дождался, пока она перейдет к молоку, и продолжил:       — Так что, Ашитаба-сан…       — Тебе бы лучше проверить архивы госпожи Мито. Возможно, что-то осталось там?       — Благодарю за совет. Я обязательно к нему прислушаюсь. Однако наше совместное сотрудничество…       — Ты зря теряешь время со мной.       Мама была любезна, но непреклонна. Карин давилась хлопьями и завидовала. Она так не умела. На месте мамы она бы уже послала этого Кабуто к черту. А если б он не пошел, вытолкала за порог силой. Сложно было разыгрывать дружелюбие, когда хотелось вломить под дых!       Где-то в глубине квартиры мама с Кабуто обменялись последними прощаниями, и входная дверь наконец закрылась. Немного погодя мама показалась в проеме кухни.       — А ты не торопишься. Разве у тебя не тренировка с командой?       Карин вытерла с губ молоко.       — Толку. Шисуи-сенсей на миссии. Наруто вообще игнорирует тренировки.       — И Саске?       — Да, — соврала Карин.       На самом деле Саске приходил на тренировки регулярно, но наедине с ним было как-то не по себе. В конце концов, она и сама может потренироваться. Когда и как ей хочется!       Мама наверняка прочитала ее очевидную ложь, но лишних вопросов задавать не стала. Вместо этого предложила:       — Давай прогуляемся. Я тебе кое-что покажу.       Карин с сомнением поправила очки. В детстве ее можно было подкупить какой-то диковинкой. Статуей каменной жабы в парке. Летающими муравьями. Новой лавкой со сладостями. Тогда мама днями и ночами пропадала в госпитале, и время, проводимое с ней, Карин воспринимала с восторгом.       Но все это осталось в прошлом. Война закончилась, мама стала чаще оставаться дома, а отлучалась уже Карин: вначале на занятия в Академию, теперь на миссии и тренировки. Мама же пыталась обращаться с ней по-прежнему, все с тем же ласковым снисхождением, и все никак не могла принять, что она, Карин, уже взрослая. Она больше не будет пищать от восторга из-за какой-то ерунды или клянчить сладости. Прежние ценности обесценились.       Путь заплело хмелем и ползучей мятой. Разбитая дорога обрывалась ямами, камни вывернуло корнями, и во влаге и тени они щедро обросли мхом.       Дорога вильнула за угол, спустилась ступеньками и повела прямиком к тории. Замшелые каменные врата, украшенные толстым канатом, пропустили их безропотно. Впереди поджидали вторые. Даже несмотря на годы запустения, эти вторые тории остались ярко-красными, какими Карин помнила их с детства. На верхней перекладине отдыхали мелкие птицы.       За последними вратами путь стал ровным. Рассекая буйство дикой зелени, дорога вливалась в ступеньки деревянного двухэтажного здания с могучей крышей. На портике завивалась резная спираль Водоворота.       — Наш храм. Это я видела, — скучным голосом оповестила Карин.       — Не вредничай. Идем.       Подобрав юбку, мама поднялась по ступенькам и прошла мимо старых колонн, изрезанных трещинами.       Храм встретил их холодным душным воздухом, ветхими полотнами и паутиной. Рисунок пламени на деревянной стене казался черным в полумраке. Над ним проступали жуткими рожами ряды белых масок. Когда-то они использовались для ритуалов, но сейчас это старье просто пылилось здесь бестолку.       Мама чиркнула спичкой и зажгла лампадку, подвешенную на цепях на столбе. За ней другую.       — И что мы делаем? — спросила Карин. — Будем вытирать пыль с театрального хлама?       — Хватит ёрничать.       Карин прикусила губу. Мама прощала ей многое, но, судя по всему, черта ее терпения проходила где-то здесь.       — Это древние артефакты. И ими скоро точно кто-то заинтересуется. Они не должны попасть в чужие руки.       В памяти всплыл утренний визит Кабуто. Фуиндзюцу Водоворота… Архивы госпожи Мито… Маму не просто пытались привлечь к новому проекту в больнице. Кабуто позарился на что-то серьезнее?       Карин повозила носком по пыльному полу и буркнула с плохо скрываемым любопытством:       — Мы их перепрячем?       — Запечатаем.       — Ты ж… Ты сама говорила, что в Водовороте тебя ничему не научили в фуиндзюцу.       — Это так, — легко согласилась мама. — Меня научили здесь.       Карин нахмурилась. Как это «здесь»?       — Уцелевшие артефакты переместили в этот храм, — объяснила мама. — Это удобно, потому что в наши святилища нет доступа посторонним. Сюда могут войти только Узумаки по крови, а настраивать систему храма способны лишь потомки жрецов. Госпожа Мито перед своей смертью обновила защиту. Теперь это нужно сделать нам. А когда-нибудь… Если рядом не будет меня, это придется сделать тебе, Карин. Так что запоминай!       Мама отсчитала шаги от алтаря и остановилась в центре зала. Она неторопливо сложила печати: все по порядку, от «крысы» до «кабана», — и хлопнула ладонью в пол. Янтарный свет ударил из-под ее руки. По полу змейками пробежали импульсы во все двенадцать направлений, и вспыхнул круг символов. Мама продолжала держать руку в полу. За первым кругом проступил еще один, крупнее. Символы последнего круга налились светом, и вязь сияющих узоров пронзила весь храм: изрезала пол, взобралась по колоннам, заполнила потолки…       — Защиты хватает на два двенадцатеричных цикла. Через двадцать четыре года она начнет угасать.       — Чего не запрограммировать ее навсегда? — Карин скривилась и добавила чуть тише, чтобы не сердить маму: — Сделали б уже по-нормальному.       — Это чтобы не обмануть самих себя, — мама улыбнулась.       Она все еще держала руку на полу, и Карин чувствовала тихий ток чакры от нее к печати. Храм питался маминой чакрой. Символы зажигались и гасли один за другим по кругу: внутреннему и внешнему.       — Родственники имеют подобный паттерн чакры. Наша с тобой чакра похожа, Карин. Защиту настраивают таким образом, чтобы чужие не проникли в храм. Однако поколение за поколением кровь разбавляется, меняется чакра. Если бы в храмах все еще действовала защита древних, кровные потомки не смогли бы в них проникнуть. Двадцать четыре года — срок, в который созревает новое поколение. И по истечению двух двенадцатеричных циклов в матрице печати принято обновлять шаблоны. Раньше это делали главы всех семей, которым позволен доступ в храм. Сейчас остались только мы.       Она грустно улыбнулась.       — А если после нас защиту никто не обновит? Если больше не останется Узумаки…       Символы вспыхнули все разом.       — Тогда нам уже будет все равно, — ответила мама и отняла руку от пола.       Все погасло. Храм вновь окунул их в полумрак, подсвеченный дрожащими огнями лампадок. От масла воздух пропитался горьковатым ароматом.       — Гаси их.       Карин послушно опустила крышки лампад.       Таинство прекратилось, но до конца не отпустило. Отпечаталось где-то в сердце. Карин мысленно повторяла про себя: «В центре зала… Сложить двенадцать печатей по порядку лицом к алтарю. Приложить ладонь…»       Они вышли из святилища. Теперь, когда Карин увидела, как оживает храм, учуяв знакомую чакру, все вокруг: и дорога, и зелень, и тории, прежде казавшиеся пустыми заброшенками, — словно напитались какой-то магией.       — В эпоху Водоворота храмы часто использовали как укрытия. Пока действует барьер, святилище не разрушить, — сказала мама. — В нашем храме два круга. Границу каждого отмечают тории. Каменные врата — предупреждение. Они отпугивают чужаков. А вот граница деревянных врат для чужих смертельна.       Карин неуютно потерла плечи и остановилась перед тории внутренней границы, красными, как свежая кровь.       — Наша чакра… точно похожа?       Ашитаба рассмеялась.       — Разумеется. Ты же моя дочь!       Карин робко пересекла черту тории и опустила руки, расправила плечи, словно с них наконец-то свалился груз сомнений.       С улыбкой наблюдая за ней, Ашитаба распустила чутье по округе. Отныне храм был под защитой, но не последовал ли за ними Кабуто?       На приличном отдалении ожидали двое наблюдателей из Анбу. Карин как джинчурики Кьюби была под присмотром с самого детства. Отчасти это нарушало чувство приватности, но все же Ашитабе так было спокойнее. Один раз Анбу уже спасли жизнь ее дочери.       В сети сенсорики вдруг попался еще один мужчина. Он притаился в глубине рощи за каменным бордюром, метрах в семиста. Знакомый паттерн, тоже один из Анбу. Трое наблюдателей? В последние годы было двое. Если охрану решили усилить, значит, что-то произошло.       Ашитаба не подала виду, но на сердце стало неспокойно.       

****

      Солнце утонуло в сиреневых тучах подступающей бури много часов назад. Остались лишь темень и беззвездное небо. Ветер раскачивал провода, рвал молодую листву и сдувал пыль с дороги.       Анбу приземлился на крышу и укрылся за выступом вентиляции. Голубые разводы на его маске даже отдаленно не напоминали рысью морду, и все же именно таков был его позывной: «Рысь» из команды «Чи».       Зашторенное окно в многоэтажке напротив погасло несколько часов назад. Джинчурики и ее мать легли спать.       Анбу подогнал чакру к левому глазу. От изменившегося поля зрения на мгновение вскружило голову. Фокус бьякугана, словно в болото, провалился в тонкие стенки зданий, предметы и организмы. Он нацелился на обитель джинчурики. Одна стенка, другая… Шкаф, набитый шмотьем. Завалившись на бок, на тахте спала мать: превосходный сенсор и целитель, однако бойцом эта женщина была никаким. Тем лучше.       Взгляд просочился сквозь перегородку в соседнюю комнату. На коробке у кровати валялись очки. Девочка-джинчурики спала, свесив руку с кровати. Вторая рука ее покоилась на груди, медленно приподнималась на вдохе и так же спокойно опускалась.       Заныло сердце. Эта девчонка напоминала его сына. Такой же тонкий подросток, уже немного тренированный, но все еще хрупкий.       Голубые сети системы циркуляции размывало от дальнего фокуса. Ни следа присутствия Кьюби. Скотину запечатали надежно. Где-то там, в теле девчонки, наверняка была печать. Он напряженно фокусировался, стараясь отыскать ее, но тщетно.       Глаз резануло накопившейся болью. Чакра схлынула. Он подождал, пока уймется болезненная пульсация, и активировал бьякуган снова. Отыскал своих коллег. Заняв разные позиции, дежурные Анбу держали под наблюдением подступы к дому, где обитала джинчурики.       Он сверил часы. До связи со штабом наблюдателям из Анбу оставалось полторы минуты. Это время можно было потратить с толком.       Кохината Мукай снял рысью маску и вынул из-за пазухи флягу. Щиплющая горечь окатила глотку, стекла по пищеводу, заряжая тело теплом и боевым задором. Он сглотнул привкус алкоголя, спрятал флягу и, налепив маску, сотворил теневого клона. Клон отправился к дальнему наблюдателю — Барсуку, а сам он метнулся в телесном мерцании к ближнему.       Незаметно подкрасться не вышло. Бдительный Ёж привстал и удивленно окликнул:       — Рысёныш? Че стряслось?       Мукай в ответ лишь развел руками. Неторопливо сблизился в два шага и резко ударил Ежа ладонью. Мощный импульс чакры прошил грудную клетку и закупорил Врата Боли. Ёж рвано глотнул воздух, вздрогнул в судорогах и завалился на спину. Мукай придержал его и тихо уложил на крышу. Спрятал бесчувственное тело за водонапорной цистерной.       Чакры прибыло, а с ней — воспоминаний. Оба наблюдателя были выведены из строя. Обратный отсчет пошел.       Он едва успел подобраться к дому джинчурики, когда плечо обожгло татуировкой. Как и ожидалось, Координатор среагировал мгновенно. Забил тревогу сразу, стоило погаснуть на свитке кадров сигналам от команды «Ми». Его клич дошел даже до Мукая, а ведь отряд «Чи» сегодня даже не был дежурным. Через пару минут здесь будут Анбу. План с бесшумным убийством идет к чертям. Сейчас важны только скорость и результат.       Прыжками отталкиваясь от стен домов, Мукай спустился к четвертому этажу и выбил ногами окно.       Сон разлетелся звенящими осколками. Вяло шевелясь в нагретой постели, Карин запоздало осознавала, что никакой не сон, а только реальность может так отчетливо остро звенеть и хрустеть стеклом.       Тьму рассекла щель распахнувшейся двери. Карин не успела даже испугаться. Золотая плеть смела тень, почти подлетевшую к ее кровати, пробила стену и вышвырнула из комнаты в кухню. Карин закашлялась от пыли с привкусом штукатурки. Утянула с коробки очки. Кругом, металлически звеня, расползались золотые змеи. Мамина техника Несокрушимой блокады. Самой мамы видно не было, она осталась где-то за разрушенными стенами: там, куда устремлялись хвосты цепей.       В пробитой дыре, в клубящейся пыли обломков кухни поднялась тень. Карин увидела широкую мужскую ладонь, упершуюся в пустоту, и страх сковал горло ледяным спазмом. Незнакомец пыталась ступить за границу, очерченную цепью, и не мог.       — Барьер, — сказал он, будто сам себе. — У каждого барьера есть слабость.       Его колени подкосились. Он отвел ногу назад и широко развел прямые руки. Карин уже видела такую боевую стойку. Так сражалась Хьюга Хината — ее одноклассница и соседка по парте.       — Ма-ам… — дрожащим голосом позвала Карин.       Мужчина резко ударил пальцами в барьер. Раз-два, раз-два-раз-два!.. Все быстрее и быстрее. Пустота искрила и отбрасывала его, а Карин мелко дрожала, сжимая себя за плечи. Эта пустота казалась настолько тонкой, почти не существующей. Сколько еще она могла сдерживать его?!       Бомбардировка оборвалась. Тень исчезла. От барьера отскочил кунай с шипящим ярлычком взрыв-печати, и Карин ослепило взрывом. Она зажмурилась, вжалась в стену. Громыхнуло еще раз. Дом бешено встряхнуло. С гудящим грохотом и скрипом посыпались обломки.       Карин медленно открыла глаза. Оборванный островок ее комнаты уцелел ровно по черте цепного барьера. Сквозь провал отсутствующей кухни Карин увидела маму. Та стояла у тахты в пижаме, отведя руку в сторону ее комнаты, словно этот жест помогал ей контролировать технику. Из ее груди тянулись золотые цепи.       В незримый купол сверху уперлись рифленые подошвы. Противник развел было ноги, готовясь к новой атаке… и неожиданно сменил стойку. Упорхнул прочь.       Карин ждала. Высматривала, где он появится снова. Переборов сковывающий чутье панический ужас, закрыла глаза, как следует сконцентрировалась и распустила сенсорику. Убийцы поблизости уже не было. Только очаги других шиноби неподалеку. К ним пришли на выручку.       Горстки Анбу стягивались к развалинам дома. Боковые секции четырехэтажного здания уцелели, но в центре зияла дыра на несколько этажей — взрывом зацепило газ. Внутри провала сверкали золотом цепи.       Барс из отряда «Чи» прыгнул на уцелевшую секцию, прилепился к стене и, подобравшись поближе, обратился к женщине внутри барьера.       — Ашитаба-сан, ситуация под контролем. Можете снимать барьер.       Она коротко глянула на него. Короткие волосы растрепались. В свете золотых цепей ее лицо лоснилось от пота.       — Я не могу вам доверять.       — Я свой. Вы можете считать сигнатуру моей чакры.       Ашитаба облизнула сухие губы. Чакра утекала сквозь цепи, и все ее существо пронизывало твердое ощущение незыблемости барьера. Нет. Нападавший тоже был из Анбу. Нет никаких гарантий…       — Я буду говорить только с Хокаге, — хрипло сказала она.       

****

      Вдали за слоями бушующей листвы маячили огоньки чакры. Молоденький собачник-нюхач с командой Анбу вышли на след. Благодаря бьякугану Мукай обнаружил их раньше. Преимущество было на его стороне. Пока что. Завалить эту троицу, убраться до дождя, и вода смоет запахи. Он выберется живым. Для начала хватит и этого.       Отряд преследователей ступил в полосу наспех заложенных ловушек. Нинкен, поглощенный запахом, задел растяжку.       — Ст… Сто-ой! — воскликнул Инузука.       Он кубарем прокатился, уворачиваясь от кунев из ловушки, и прикрыл собой пса. Кунай царапнул жилет. Над головой звякнул металл — кто-то из Анбу прикрыл.       Все стихло.       — Вон он! — крикнул Анбу.       Они оба смылись шуншином.       Инузука выпустил мягкое мускулистое тело нинкена. Пес поднялся на лапы и отряхнулся, виновато скульнул.       В ушах быстро стучала кровь.       «Вся эта внезапная атака — это ничего, — думал он. — Затравленный беглец просто огрызнулся в отчаянии. Сейчас все закончится. Его вот-вот схватят».       И все же стоило быть настороже. Инузука подогнал чакру к барабанным перепонкам. Скривился. В порывах надвигающейся бури шум листвы проглатывал все важные звуки.       Уши нинкена дернулись. Он сорвался с места быстрее, чем его хозяин успел повернуть голову.       Мукай ударил пса ладонью в грудину. Нинкен взвизгнул от боли и свалился в заросли. Инузука запустил кунай. Мукай поймал его двумя пальцами у самого лица. Медленно подошел. Мальчишка-собачник обнажил меч. Мукай перебросил кунай в ладонь. Клинок скрежетнул вдоль лезвия меча. Мукай юлой поднырнул под локоть и ужалил парня в тенкецу предплечья. Зарядил в бок мягким кулаком.       Инузука запнулся о подножку и упал на колени.       Ужаленная рука немела. Пальцы еще сжимали меч, но смыкались в хватку с дрожью. Внутренности ломило от удара в бок. Он откатился и привстал, не в силах разогнуться полностью.       — Сорь, пацан. Ниче личного.       Мукай согнул колени в стойке мягкого кулака, и Инузука содрогнулся от серии ударов. Внутренние органы резануло сильнейшей болью. Он выронил меч, ударился спиной о ствол дерева, и его вырвало кровью.       Мукай отшатнулся от него, шипя от боли. Грудь и руки ощетинились иглами: кто-то атаковал его из тени. Он отпрыгнул назад, уворачиваясь от свистящих сюрикенов. Фокус бьякугана потерялся в листве и стволах, в течении жизни бушующего леса.       Кто? Те двое Анбу точно ушли за теневым клоном. Воспоминаний не пришло, они еще на крючке.       Он с рыком выдернул иглы из груди и встал в стойку. Виденье бьякугана размазалось сферой на все триста шестьдесят градусов и стало четким. Девчонка в маске кошки выпрыгнула из ветвей и выдернула из-за спины два меча. В корпусе Анбу Хокаге такой умелицы не было.       «Корень», — понял Мукай.       Девчонка налетела на него с разбега. Он отступал, двумя кунаями отбиваясь от ее мелькающих мечей. На его стороне было физическое превосходство. На стороне девчонки — длина клинков и его раны. Мукай пятился, едва успевая отводить атаки, и все примерялся: как бы проскользнуть и заблокировать ей тенкецу, но девчонка была на порядок умелей и проворней собачника. Да еще эти раны. Вроде и плевые, но от боли тело странно тормозило с реакцией. Конечно же, яд.       Руку стянуло тугими холодными путами. Змеиная голова вырвалась из-под локтя и зашипела ему в лицо. Еще одна змеюка обвилась вокруг ноги. Кошка из Корня прижала к его горлу один меч, а второй протянула в сторону, будто угрожая кому-то.       — Он наш.       — В зад себе сунь, — ответил дерзкий девичий голосок Митараши Анко. — Хокаге приказал доставить его на допрос.       Мукай шевельнул пересохшим языком.       «Нет… Нельзя здесь остаться. Иначе все кончено».       Он отчаянно дернулся в путах. Рука, оплетенная змеей, казалась чугунно-тяжелой.       Анко возникла у него за спиной и стукнула в шею ребром ладони.       — Добегался. Хватит.       Мукай завалился на колени, удерживаемый лишь хваткой змеи. Кошка из Корня отправила оба меча в ножны за спиной и скрылась в тени.