****
Под холодным светом луны дремала пустыня. Отбрасывал тени волнистый песок. В мертвенной тишине по желобкам песка пробиралась саранча. Длинные усы подергивались, осязая холодный воздух. Недоверчивая. Жизнь в дикой природе каждую секунду была исполнена смертельной опасности. Зарывшись в песок, ожидал скорпион. Терпел. Не шевелился, пока жертва опрометчиво не ступила лапкой около его логова. Бросок! Игла пробила хитиновый панцирь, и в тело саранчи хлынул смертельный яд. Под клешнями хрустнули крылья и тонкие ноги. Скорпион подтянул поближе добычу, еще живую, вгрызся в нее хелицерами. Саранча беспомощно затрепыхалась. Пустыня все так же безмолвно лежала под звездным небом. Ни одна живая душа не наблюдала этого торжества жизни и смерти. Жизнь кипела не здесь, а глубоко внутри: под слоями песка, где в самых недрах желудка пустыни копошился людской муравейник. Там на кухне в больших казанах кипел ужин; рождалась энергия в подземной станции. Вертелись в узких ходах винты вентиляции. Крутилась отвертка, увлекая за собой во вращение головку болта. Сасори затянул поршень в своей новенькой механической руке и на пробу сжал пальцы. Гладко, без единого скрипа они сомкнулись в кулак. Сасори полюбовался на обновку и отложил магнитную отвертку. Главная слабость кукловода — живое тело из плоти и крови. Чем дальше от себя он способен удержать врага, тем больше у него шансов выжить. Стратегия трусов. Скрываясь в недрах пустыни, Сасори ненавидел эту стратегию и разрабатывал другую. Он мечтал сделать крепостью собственное тело. Будь у него больше времени, все было бы готово уже давным-давно. Вот только подпольное противостояние с Расой сжирало время практически полностью. Разведка и альянсы. Подготовка базы, на которой смогли укрыться верные ему повстанцы. Разработка нового оружия, сотен боевых марионеток… Да еще Коноха. Анбу Листа удалось подобрался к нему слишком близко. — Прошу прощения, Сасори-сама… В лабораторию заглянул глава сектора контрразведки: лысый мужчина в просторных серых штанах и жилете, подпоясанный белым тряпьем. — Антидот наконец сработал. Пленник в сознании. Не желаете осмотреть? — Конечно. Идем, Гимон. Они поднялись на третий ярус и прошли в западное крыло. Коридоры в убежище были из плотной прессованной породы. Под сводами тускло мерцали полосы подсветки. Гимон отворил железную дверь и почтительно пропустил Сасори вперед. Комната была такая же землисто-скалистая, как и коридор. И вся в беспорядке. Пол усеяли инструменты и осколки стекла, больничная койка завалилась на бок. Трое подчиненных скопились вокруг пленника: голый по пояс, он обвис в кандалах на стене. Даже загнанный в угол, едва вышедший из комы попытался огрызнуться. Сасори поймал себя на мысли, что сейчас их не разделяли километры пустыни. Если пленник совершит удачный выпад… Учиха Итачи поднял голову и сквозь опавшие на лицо пряди тяжело взглянул на него. Глаза мигнули красным. Учиха задрожал, покрылся потом, и радужка его вновь налилась обычной чернотой. Сасори выдохнул, отгоняя призрак накатившего было страха. Остатки яда еще действовали. Самое время перестраховаться. Он воспроизвел длинную серию печатей и обеими руками зарядил пленнику в грудь. Учиха ударился затылком о стену. Вязь печати прорезала его бледную кожу, ошейником стянула горло, заползла на самые щеки и угасла. — Он больше не доставит вам неудобств. Можете спокойно работать. — Сасори-сама… — начал Гимон. — Этот юноша, похоже, владеет кеккей генкай. Претендует ли он на то, чтобы стать материалом для вашего нового шедевра? Насколько сильно мы можем его… повредить? Сасори приподнял лицо пленника за подбородок. Оценивающе осмотрел правильные черты. Особое внимание обратил на область глаз: густые ресницы, выпуклые от глазных яблок веки и синяки под глазами — следствие тяжелого отравления и комы. Он еще никогда не работал с таким экземпляром. Венец его искусства — марионетка на базе Третьего Казекаге — заработала благодаря ловушке чакры. Кеккей генкай Сандайме — способность управлять железным песком — была завязана на чакру. Редкой силой Учихи Итачи был шаринган. Глаза — уязвимая живая ткань, которой нужно питание: кислород и органические вещества, поставляемые кровотоком. Если заменить живое тело искусственным, ловушки чакры будет мало. Он потеряет шаринган. Была и другая проблема. Само по себе додзюцу, скорее всего, работало на ресурсах мозга. Именно через мозг реализовывалась обратная связь между восприятием и мгновенной реакцией. Тело Учихи выглядело цельной системой, и шаринган, отделенный от всех компонентов, был не более чем шариком плоти, пусть и имеющим хорошую цену на черном рынке. Деньги не интересовали Сасори. Как бы ни нуждалась в финансировании его политическая деятельность, он не стал бы продавать то, что может увенчать новую ступенью его мастерства. Он глядел в угасшие глаза Учихи Итачи, и запах лекарств и химии казался ему на редкость вкусным. Дышалось легко, как в юности. Новый ребус. Задача, с виду невыполнимая: создать марионетку с шаринганом. Увековечить это хрупкое человеческое тело в новом шедевре. — Не повредите глаза, мозг и жизненно важные органы, — распорядился Сасори. — Я еще не продумал концепцию. А в остальном он ваш, Гимон. Анбу должен быть хорошо осведомлен о тайнах Листа. Выясните, что он разузнал. Успел ли передать информацию своим. — Есть!****
Шисуи вытолкнуло из дремы чувство присутствия — домашнего, привычного, но все же несколько неожиданного. Он давно жил один. Никого рядом с ним быть не должно. Усталое тело тяжело шевельнулось в нагретой постели. Шисуи перевернулся на другой бок, с трудом разлепил веки. И увидел Изуми. Как ни в чем не бывало, она лежала рядом с его футоном на полу и смотрела ему в лицо. — Ты… ты чего? — Шисуи протер пальцем липкие со сна глаза. Изуми отвернулась и сложила руки в замок на животе. Уже несколько часов она с опасением ждала этого вопроса, но так и не придумала, что ответить. Даже самой себе. Густую влажную прохладу раннего утра заливало птичьими трелями. Шисуи сел на краю энгавы и от души потянулся. Засмотрелся на золотой рассвет, разгорающийся над деревьями и крышами. До выхода на новую миссию оставалось еще пару часов. Изуми опустилась на веранду и прислонилась лопатками к его теплой широкой спине. После вечерней прогулки с Касеем присутствие Шисуи ощущалось глотком свежего воздуха. С ним можно было позволить себе фамильярность, от него можно было впитать немного тепла и не пробудить в ответ ненужных порывов. В то время как Шисуи созерцал сад и небо, перед Изуми лежала полутемная традиционная кухня. Белыми пятнами бросилось в глаза скопление развешанных на стене тарелок. Черные горизонтальные линии перетекали из одной тарелки в другую, и на них, как на проводах, расселись черные птицы. Уже давно их с Шисуи, почти чужих друг другу, связывало нечто большее, чем просто фамилия. И в этот самый момент, глядя на пустую кухню, Изуми неожиданно поняла, что их связывало даже нечто большее, чем привязанность к Итачи и призыв одной стаи. — В твоем доме так пусто. Почему ты не заведешь себе девушку? Спина Шисуи дернулась от смешка. — С каких пор ты загорелась желанием меня сосватать? — Показал бы, как нужно строить отношения. С кого еще Итачи-куну брать пример? — Боюсь, что и я не лучший пример, Изуми. Голос Шисуи, исполненной светлой печали, передавался ей в позвоночник низкими вибрациями. — Да и Итачи… Ты ведь любишь его именно таким, какой он есть. Неужели правда хочешь, чтобы он стал как все? Изуми прижалась макушкой к его затылку. — Я просто хочу верить, что у нас есть шанс на что-то большее. — Он есть, — твердо ответил Шисуи. — Пусть Итачи не лучший пример социализации… Но суть его личности простая и искренняя. Он умеет любить. Внутри что-то сладко сжалось. Изуми отклонилась и обернулась. Чуть сгорбившись, Шисуи сидел на краю веранды в обычной темной футболке с высоким воротом. Большой, добродушный. По-приятному проницательный. И одинокий. Совсем как она. Изуми поднялась. — Я сделаю тебе омлет.****
Фугаку смотрел сверху вниз на коленопреклоненного Анбу из отряда Какаши. Давно он не испытывал такого страха: до леденеющих мышц, тошноты и холодного пота. Еще с юности, когда не вернулся из боя его отец. Со времен молодости, когда гибли на войне товарищи и сетчатку впервые опалил огненной чакрой пробудившийся шаринган. — Нинкены берут след, заходят в пустыню и теряются, — доложил Тензо. — Нужны хорошие сенсоры, Хокаге-сама. Какаши-тайчо продолжает поиски, но с таким подходом… шансов немного. Фугаку всегда знал, что рано или поздно такое может случиться. Его сын — шиноби, один из спецотряда Анбу. Любая миссия могла стать последней. И все же… Это был его сын. Его первенец. Мысли бродили в мутном хаосе. Сквозь набат разрывающегося сердца накатывали обрывки видений: маленький Итачи, тянущий его за руку. Такой открытый и невинный, еще не тронутый тьмой мира шиноби. И тут же воображение рисовало другую картину: холодное истерзанное тело, уже не ребенка — юноши; пряди черных волос, налипшие на окровавленное лицо с пустыми глазницами. — Хокаге-сама? — Разыщи Шисуи. Если он еще в деревне, его миссия отменяется. Пусть проверит по своему каналу связи, не оставил ли Итачи зацепку. — Есть. Тензо скрылся в телесном мерцании. Как закаленный шиноби, руководитель деревни и клана, Фугаку прекрасно представлял расклад. Но как отец не мог принять мысль, что его сына больше нет. Тензо добирался сюда три дня. Еще сутки они с Какаши потратили на поиски. Пока подмога доберется до Масуды, пройдет еще три дня. Шансов найти Итачи живым почти нет. А даже если сейчас он все еще жив… Человека и за пару часов можно запытать до смерти. Что говорить о неделе?****
Пятна солнца тепло ласкали щеки и плечи. Сквозь дрему, исполненную суматошных фантасмагорий, Изуми ощущала себя лежащей на энгаве и чувствовала упирающиеся в ребра твердые доски. — Эй. Где Учиха Шисуи? Она подскочила. Реальность обрушилась на нее тяжестью в голове и ослепительно яркими красками сада. Перед ней стоял Анбу. — Шисуи на миссии, — пробормотала Изуми. — Ушел еще утром. — Дерьмо. Они всегда были невозмутимы, эти безликие. Значит, стряслось что-то из ряда вон выходящее. — Я могу помочь? — Только если вернешь Шисуи в Коноху в пределах часа. — Я… — Изуми замешкалась спросонья, но быстро нашлась: — Я могу послать к нему ворона. — Постой. Ты владеешь призывом воронов? У тебя есть свой канал связи с Учихой Итачи? Мысли, словно набитые ватой, прорезало ясностью. — Я могу призвать его связного. Изуми прикусила палец, быстро сложила печати, удерживая в мыслях идею о конкретной птице, и шлепнула ладонью по дощатому полу. В развернувшейся печати с хлопком белого дыма явился ворон, прыгнул ей на колени, словно пытался что-то сказать. Изуми нащупала на лапке крошечный свиток, подцепила ногтем и развернула. — Это… Итачи-кун… — начала было Изуми, но ее оборвали. — За мной. К Хокаге. Анбу растворился в вихре листвы.****
Смуглая, обтянутая венами и дряблой кожей рука потянулась к клочку бумаги, который сжимали белые пальчики Изуми. Данзо поднес записку поближе к единственному глазу. «За Казекаге охотятся люди песка. Искусство марионеток и фуин-уничтожение разума». Весточка от Итачи переворачивала политический ландшафт с ног на голову. Совсем недавно пал жертвой печати разума Кохината Мукай. Данзо прекрасно представлял себе ювелирную сложность подобной фуин. Мало какие шиноби осваивали фуиндзюцу до такого уровня. Это могло быть совпадение, однако интуиция шептала ему, что умелец в обоих случаях один и он что-то замышляет не только против нынешнего Казекаге, но и против Конохи. — Почерк торопливый и рваный, — сказал Данзо. — Это писали во время боя. Скорее всего, клон. Хокаге молча пересек комнату. Он напитывал воздух таким напряжением, что даже Данзо стало душновато. — В записке множественное число, — произнес наконец Фугаку. — Будь противник один, Итачи бы справился. Скорее всего, он имел дело с группой шиноби. — Они на своей территории. Мы посылаем поисковый отряд в ловушку. Изуми уловила это мимолетное колебание. Пусть речь шла о сыне Хокаге, никто не сбрасывал со счетов ценность жизней других шиноби: тех, кого еще можно спасти, не отправив на безнадежную миссию. Даже сам Годайме. Прямо сейчас, пока решимость отказа не закрепилась в умах этих людей, нужно было взять на себя ответственность. Поставить на кон свою жизнь. Добровольно. — Годайме-сама! — выпалила Изуми. — Позвольте мне принять участие в поисковой миссии. Хокаге ответить не успел. — Исключено, — отрезал Данзо. Замедленный мир налился бордовым, и тело старика запылало голубым огнем. Глазные яблоки прошпарило огненной чакрой. — Почему?! — Вот поэтому. Личная эмоциональная вовлеченность заслоняет внимание. Толкает людей на неоправданный риск. Ты погибнешь сама и подставишь команду. Фугаку понимал, что Данзо совершенно прав. Отправлять ее на миссию было слишком рискованно. Изуми обернулась, ощутив его пристальный взгляд. В ее слезящихся глазах горел шаринган. Кого бы они ни набрали в команду, никто бы не выложился ради спасения его сына так, как эта девочка. Разве только он сам или его жена. Но он, Хокаге, пойти не мог. А Микото уже больше десяти лет не выходила в поля. Фугаку коротко кивнул. — Рассчитываю на тебя. Изуми качнула головой в ответ, завороженно, словно все еще не веря, что получила добро. Данзо взглянул на него исподлобья. Его старческий организм интенсивно заполнял кабинет атмосферой недовольства, немого упрека. В дверь затарабанили. Ворвался потный Текка. — Я от Хьюга. — Кого они дали? — Никого. — Что? — Фугаку опешил. — У них есть свободные джонины, черт бы их побрал! — Хиаши-сама сказал… — Текка замялся. — Ну, говори! — Он сказал, что вы во власти эмоций и готовы на любые жертвы ради того, чтобы вернуть сына… Хокаге-сама. Фугаку мельком бросил взгляд на Данзо. Тот взирал с философским молчанием, и где-то в глубинах этого молчания ютилось согласие со словами Хиаши. — Как отец он понимает ваши чувства, — продолжал Текка. — Но, по словам Хиаши-сама, ушедшие на эту миссию гарантированно не вернутся. Он ответственен за своих людей и не может пойти на такое. Это… цитата. — Что-то еще? — ледяным тоном уточнил Фугаку. — Я… не совсем уверен, что имелось в виду. Однако Хиаши-сама сказал, что пойдет вам навстречу, если вы пойдете навстречу ему. Данзо хитро сощурил глаз. Он понял посыл ультиматума. Хиаши рисковал. И каким бы рискованным выпадом это ни было, Данзо одобрял его позицию. Нельзя было допустить утечки бьякугана. Кохината должны быть под жестким контролем Конохи, чтобы инцидент, подобный случившемуся с Мукаем, больше не повторился. Сейчас был удачный момент подловить Фугаку. Выжать из него разрешение, пусть и нажив навек врага. — Ни за что, — отчеканил Годайме. — Мы найдем замену бьякугану. — Ты не можешь взять Ашитабу или Карин, — быстро вмешался Данзо. — Мы уже потеряли Итачи и не можем позволить себе лишиться еще и джинчурики или ее наставницы. — Я знаю! — рявкнул Фугаку. — Текка. Пойдешь ты. — Есть! Только… Годайме, я не настолько хорош, чтобы ощущать за пять километров… — Альтернатив нет. Тебе придется выложиться на полную. Данзо холодным мозгом наскоро прикидывал шансы. Текка трезво оценил свои силы. Обнаружить скрытый лагерь повстанцев в пустыне шансов и впрямь было немного. Еще меньше шансов было, разворошив осиное гнездо, убраться оттуда целыми. А если не убраться целыми, Коноха лишится еще двух с половиной пар драгоценных глаз. Да еще мокутона в придачу. Спорить же с Фугаку было бесполезно. Он держался на удивление трезво, как для Учихи, но Данзо прекрасно понимал, что стоит сейчас возразить, и весь гнев Хокаге обрушится на него. — Нужно проработать пути отхода, — сказал Данзо. — Я добавлю в команду своих кандидатов.