****
Пустыня плавилась в лучах полуденного солнца. Собаки тяжело дышали, вывалив языки. Две крупных все еще вынюхивали упущенный след, наматывая круги по песку. Паккун сел на задницу и покачал головой. Здесь всё. Шиноби приняли новость молчанием. В безнадеге всматривались они в пустые дюны и облизанные ветром скалы. Генма перекатил сенбон по губе, прижал зубами. — Такое чувство, что он улетел по воздуху, — сказал он. — Тогда мы его не найдем, — Райдо пожал плечами. — Он может быть где угодно. Взгляды скрестились на Текке. Когда со следа сбились нинкены Какаши, пришла очередь сенсора команды. Текка быстро сложил печати и ушел в себя. По лоснящемуся лицу стекла капля пота и упала в жерло стоячего воротника. Он хмурился. Закрытые веки лихорадочно подрагивали. Впитав до остатка откат сенсорной волны, Текка открыл глаза. — Ничего. Пустота. Сердце Изуми больно сжалось. — Попробуй еще раз! — Без толку. В своем диапазоне я прочувствовал всё. Кто бы здесь ни шлялся, он уже далеко. — Как-никак прошло трое суток, — сказал Тензо. — Н-да, — отозвался Иваши — чунин в бандане и с мелкой острой бородкой. — Дерьмово. Если б на этом парне была наша метка, мы бы уже ворвались и расколбасили их гнездо. «Метка», — откликнулось в голове Изуми. Нужна метка. Какой-то сигнал. Что-то, что протянуло бы связь между ней и Итачи. Ветер горячими порывами покалывал лицо. Песок лип на мокрую кожу. У горизонта дрожали ртутные разливы миражей, и память сплетала их с лужами голубых озер. …она поднималась по щербатым камням, поросшим желтым лишайником. Вершину холма обдувал свежий ветер. Итачи-кун остановился, уперевшись ногой в валун. Изуми поравнялась с ним. Тени облаков плыли по долине. Перетекали с зеленых полей на островки леса; наползали на озера, и небесно-голубая вода в них темнела. Глаза Изуми слезились от ветра и рвущегося на волю чувства. — Так мирно, — сказала она. В молчании они впитывали спокойствие природы. Кровь погибших и раненых давно ушла в землю. Воронки взрывов заросли травой. На участках сожженных рощ поднималась свежая поросль. Будто ничего и не было. — Мы погрязли в плодах чужих ошибок, — с тяжестью в голосе произнес Итачи. Широко раскрыв глаза, он глядел вдаль, и ветер ласкал темными прядями его щеки. — Мало кто помнит, но в основе искусства шиноби лежит древняя религия. Она называлась «ниншуу». — Ниншуу… — Древние использовали чакру, чтобы объединить свои сердца. Все пошло не так, когда эту силу единения стали использовать как оружие. Мир шиноби должен возвратиться к истокам… По разгоряченному лицу щекотно сползали капли пота. Изуми открыла глаза. Перед ней все так же плыла пустыня. Вяло переговаривались товарищи. «Метка». Использовать чакру, чтобы объединить свои сердца. Изуми чувствовала в себе жаркий поток энергии, но если б она только знала, как потянуться им сквозь пространство!.. «Сомкнуть две конечные точки…» — откликнулся голос Итачи. Из памяти вынырнули его руки. Он развернул перед ней свиток, весь в чернильных узорах фуиндзюцу, и быстро набросал продолжение кода. — Ты должна оставить след своей крови. Это скрепит контракт. — Ты сделал это сам, Итачи-кун? — Нет. Это работа Шисуи. — А он не против, что я… — Я бы не стал предлагать тебе присоединиться к контракту, не получив его разрешения, — серьезно сказал Итачи. Изуми закусила губу и, поколебавшись, надсекла подушечку пальца кунаем. Кровь. Призыв. Вот что еще объединяло их с Итачи. Он мог призвать птиц, и она могла. Стая воронов смыкала их сквозь пространство сообщающим звеном. Вот только призвать все еще можно было только птиц. Не друг друга. На плечо опустилась ладонь Текки. — Ты в порядке, Изуми? Она покачала головой и дернула плечом, сбрасывая его руку. Никогда бы Изуми не позволила себе наглости влезть в сердце разработки Шисуи. Предать оказанное ей доверие. Но сейчас выбирать не приходилось. Она прикусила палец и вдохнула в клич чакры зов к хранителю. Из-под рук вспорхнула птица. Заплясала на песке. Выдохшиеся было нинкены оживились. — Эй, эй, парни, — окликнул их Паккун. — Придержите аппетиты. Вы еще не заслужили. Изуми опустилась перед вороном. — Дай мне договор, прошу. Ворон мигнул черными пленками глаз. Склонил голову. Тогда Изуми коснулась его груди и напитала ладонь чакрой, как когда-то делал Итачи. Птица отпрянула, словно ужаленная. Заметалась в песке, захрипела, широко разевая клюв. Тельце ворона в судорогах сократилось. Горло разбухло, пропуская через себя толстый предмет. Наконец в глотке появился заслюнявленный торец свитка. Изуми вытянула его из задыхающейся птицы, дрожащими руками развернула. Свиток расстелился по песку бесконечным полотном фуин. — Ого, — Текка неподдельно изумился. — Это ваш призывной контракт? А Шуншин постарался. Свиток все катился, являя новые и новые строки кода, пока в конце у полосы голого пергамента не явились бурые отпечатки пальцев, окаймленные кольцами фуин. Генма присел на корточки рядом со свитком. — Грубо, но креативно, — вынес он вердикт. — Это могло бы стать маяком? — с надеждой спросила Изуми. — В этом договоре есть чакра и кровь Итачи-куна… Генма пробежался пальцами по коду. — Маяком — нет. — Задумчиво глядя в песок, он пожевал сенбон, перегнал к другому концу губы. — Но хороший мастер фуин с этой игрушкой вытворил бы нечто не менее интересное. Он вытянул изо рта иглу и, словно зубочисткой, указал ей на массив кода. — Самое ценное — вот этот движок пространственно-временного проброса. И ты, и Итачи имеете доступ к одному звену. Тут нужно немного поколдовать и перезамкнуть конечные точки. Накинуть зеркало на… — он перекатился с одного колена на другое и ткнул в блок печати с отпечатками крови. Сердце пустилось в пляс. — Вы можете это сделать? Генма покачал головой. — Нет, я не настолько хорош. Я могу прикинуть принцип, но не воплотить его в дело. — Может, в дело воплотит умелец, который наваял этот код? — предложил Иваши. Изуми рывками смотала свиток и затолкала в пасть несчастной птице. Она вновь чувствовала в себе силу и решимость действовать. Раскрутились томоэ шарингана, отразились в черном глазу птицы. Память хранителя выплеснулась на Шисуи искаженным птичьим видением: тянущиеся к небу высокие люди, в которых он узнавал знакомых шиноби Конохи. Нахмуренное лицо Изуми, нинкены Хатаке Какаши. Он моргнул, и голову чуть вскружило, мир вернулся к обычным краскам. — Тайчо? — шепнул чунин из его команды, молодой парень с мохнатой челюстью. — Когда начинаем операцию? Шисуи неторопливо открутил флягу и смочил пересохшее горло. Мысли унесло прочь от проработанного плана операции. «Обратный призыв. Вот что предложил Генма». Мастерство фуиндзюцу уровня виртуозов. Это уже не шаблонный контракт призыва. От него ожидали буквально взлом пространства. Ворон-хранитель смотрел на него, доверчиво наклонив голову. Шисуи глядел на него в ответ, холодея от беспомощности. Вариант был только один. И эта надежда стоила времени. Стопы синхронно ударились о землю. В пыли и хлопках ткани взмахи руками перетекали в плавные движения корпуса. — Прочувствуйте чакру в своем теле каждой клеткой. Нащупайте каждый узел ее напряжения. Голос Неджи тек спокойной прохладой, и десятки детей, юношей и девушек внимали ему. — В каждом из вас есть кровь Хьюга. А значит, есть и потенциал обратить любой узел напряжения в узел высвобождения. В нем не было надменности и презрения. Лишь лаконичная уверенность в своем мастерстве. Он обволакивал, вдохновлял и увлекал за собой. Вражда семей Кохината и Хьюга на время отступила под натиском этого голоса. Сэйко повторял движения тайдзюцу синхронно с группой соклановцев. Пытался прочувствовать те самые клетки, но взгляд сам собой срывался в сторону энгавы, где с идеально ровной осанкой сидела на коленях Хината-сама. Он завершил комбинацию, обернулся вокруг себя и заметил, что Хината поднялась. Она направлялась к нему. Сердце Сэйко забилось быстрее. Приближаясь к группе учеников, Хината своими глазами видела, как пульсирует это сердце. Подмечая деталь за деталью, она училась читать людей изнутри, как это умел Неджи-нии-сан. — Сэйко-кун, — мягко позвала она, очутившись рядом. Тот прервал комбинацию и уставился на нее. Дернулся щитовидный хрящ на горле — признак замешательства. Хината просканировала его систему циркуляции и деактивировала бьякуган. — Тебе стоит больше сосредоточиться на внутреннем. Войти в полную гармонию со своим телом и чакрой. Тогда тренировки дадут плоды. — А… да. Конечно. Он почесал шею. Еще один признак. Голос брата подозрительно стих. Неджи-нии-сан глядел на небо. Над двором кланового поместья кружил черный ворон. Немного погодя птица спустилась, пролетела по галерее и забилась в окно. — Хината-сама… Прошу, продолжайте тренировку вместо меня, — попросил Неджи. — Конечно. Он разулся у порога и взбежал на второй этаж к отцу. Тот уже разворачивал перед собой свитки. На балконе за открытыми седзи прогуливался ворон. — Позволишь присутствовать? Дождавшись кивка, Неджи опустился на колени. — Что это? — Контракт призыва. — Ты решил сотворить нам контракт? — Вздор. Собственное тело и чакра — куда более мощное оружие, чем свора воронья. Это призывной контракт Учихи Шисуи. Хизаши набросил внахлест на него полотно чистого свитка. — Попробуем добавить к нему новый блок. — Отец… — Неджи замялся. Практическая ценность определенных печатей была безусловна. Однако отец целыми днями мог работать над проектами, в которых Неджи не видел абсолютно никакого смысла. Это время можно было потратить на шлифовку тайдзюцу и раскачку очага. — Почему ты столько времени тратишь на фуиндзюцу? На балконе сухо закричал ворон. Путь до Конохи отнял у него полдня. Стоило подкрепиться и вдоволь напиться после долгого перелета, пока ценный свиток вновь не затолкают ему в глотку. Захлопав крыльями, он упорхнул восвояси. Хизаши проводил его взглядом. — Потому что это путь к свободе. Он ткнул сына в лоб. Палец клацнул по пластине протектора. Где-то под ней скрывалась въевшаяся в кожу проклятая печать.****
Итачи безжалостно швыряло в океане боли. Тело — некогда ценный инструмент — пытались обернуть против него же. В воображении вставали увечья: разорванные мышцы, острые осколки разбитых костей. Сердце раздирало досадой. Чакра неистово билась в границах очага и не находила выхода. Звенья фуиндзюцу под кожей наливались огнем. Злость внутри поднималась клокочущей лавой. Вырваться! Разметать мучителей, разорвать этот мрак, пронизанный лучами белого света! Звякнули окровавленные щипцы, легли на железное блюдо. — Молчишь… Мучитель утер рукавом взмокший лоб. Он тоже устал. — Тогда попробуем вот так. Нервы Итачи пронзило выстрелом новой боли. Изможденное сознание вновь толкнуло к отчаянию: крупицей информации вымолить себе утешение от этой пытки — хотя бы скорую смерть. Шагнуть наконец за черту, за которую ушли другие: те, кто некогда пал от его рук; те, чьи опустевшие оболочки созерцал он в четыре года, когда впервые предстал перед ликом войны. Порыв малодушия накатил бешеной волной и разбился о стержень светлой уверенности. Пусть его тело отныне бесполезно, пускай его навыки не могут принести пользы, но было еще кое-что, что он все-таки мог сделать, несмотря на боль и беспомощность. Оградить семью и родную деревню стеной своего молчания. Похоронить в этом молчании тайны Конохи.****
День таял за кромкой песчаных холмов. На время утомленных путников окутало спасительной прохладой, но очень скоро она обернулась холодом. Ветер шумел в ушах, застревал в зубах скрипучими песчинками. Шаг за шагом ложилась на песок вереница следов. Время от времени один из команды, джонин с обожженным лицом, оборачивался и небрежно взмахивал мечом. Порывы ветра расходились вихрями, подхватывали песок и поземкой укрывали с глаз следы. Пустыня за спинами шиноби Конохи оставалась притворно нетронутой. Шаг за шагом… Ритмичные вибрации впитывались в толщу песка. Мигнули захороненные в глубинах цепи сигнальных фуин. Мигнули и ожили. Прокатились импульсом сквозь подземные жилы в самые недра подземной лаборатории. Щекоткой прошлись по нервам. Сасори захлопнул книгу. За километры от него Какаши едва не споткнулся о своего нинкена: Паккун резко остановился. Вислые уши дернулись. Он принюхался к ночному воздуху и пробасил: — Какое-то движение. Песок кругом зашелестел, растекся. Шиноби сбились спина к спине. Из песка восстали человеческие фигуры. Десятки темных силуэтов окружили отряд спасения. Воздух пробили иглы. Генма на инстинктах припал к земле и сполз под откос дюны. Какаши завертел мечом, отражая атаки. Древесные побеги вырвались из песка, переплелись вокруг ног пары противников, и те увязли, так и не сдвинулись с места. Текка опалил сумерки огненным заревом. Поток пламени смел полдесятка врагов, но один все же прорвался сквозь огонь и налетел на Изуми. Она легко ушла от атаки. Врезала врагу локтем в лицо. Его голова с хрустом запрокинулась, неестественно обвисла. Изуми было выдохнула, но противник вдруг ринулся на нее; взмахнул рукой, обросшей лезвием. Изуми прогнулась назад, спасая горло от удара. Врага оплело древесными побегами. Он тянулся до последнего, выдирался из пут, пока его окончательно не раздавило в щепки. — Мой дальний! — с воплем Райдо ворвался в ряды неприятеля. Черный клинок запорхал в ночи. Парой ловких финтов Райдо выбил оружие из вражьих рук и глубоко вонзил меч ему в сердце. — Берегись! — его сбил с ног Текка. Над макушкой пропела игла. Райдо ударился в песок. Противник так и застыл с разинутой пастью. Изуми налетела на него сверху, в кувырке увернулась от залпа новых игл и впечатала кулак ему в грудь. Импульс сжатой чакры сорвался с костяшек и влетел внутрь механизма. Марионетку отбросило. Она ударилась и разорвалась изнутри пламенем. Обломки заиграли веселыми языками. С хрустом раздавило Мокутоном еще несколько кукол. Упала тишина. Разгоряченные, все напряженно вслушивались, озирались, ожидая новых атак. Какаши сорвался с места. Пробежал немного и остановился, словно потерял след. — Что там? Что ты видел? — спросил Генма. — Чакронити. — Верно, — кивнул Текка. — Я тоже заметил. Нити тянутся на северо-запад. Они взобрались на вершину далекой дюны. Пустыня кругом застыла в мертвенной тиши. Даже ветер унялся. — Ну нет, — Иваши развел руками и хлопнул себя по бедрам. — Так не бывает. Марионетками кто-то управлял. Где-то этот бездарь должен ныкаться. — Выжидает, — процедил Генма. Паккун вытянул морду, смакуя воздух пустыни. Текка присел на колено, закрыл глаза и коснулся ладонью холодного песка. — М-м, — отозвался он немного погодя. — Чувствую… какие-то далекие колебания. В сопровождении Анбу он спустился с песчаного холма и вновь окунулся в сенсорику. — Может, я перегрелся на солнце, — заговорил он, не размыкая глаз. — Но мне кажется, я ощущаю целое озеро чакры. Там, внизу… Он замолчал. Какаши и Тензо выжидающе напряглись. Текка открыл глаза и указал направление. — …тонким ручьем течет с севера. Райдо опустил меч в ножны и сбежал к ним с гребня дюны. — Вперед. Время — деньги.