— Бейла?!
— Прости, что потревожила тебя, сестра, но за ужином ты сказала, что плохо себя чувствуешь, — она замялась, а затем продолжила, — Вот я и решила тебя проведать, ты же не против, что я тут? Просто, я вижу, что ты уже готовишься ко сну, — покрасневшая Бейла отвела не смотрела на меня. Кажется, она смутилась того, что я открыла ей дверь будучи практически нагой.
— Да ничего страшного, проходи, я только сейчас что-нибудь накину на себя, — она благодарно улыбнулась и вошла в мою спальню, по-прежнему не смотря на меня, а я же двинулась к шкафу с одеждой. Нужно что-то накинуть на себя, чтобы не смущать свою нежданную гостью. Какого хрена? Почему она вообще решила зайти ко мне, если сейчас должна быть на ужине. Прийти должен был только Джейс, но никак не она.
— Ты там скоро? — спросила она
— Да-да, я просто сегодня немного рассеяна, — надев первый попавшийся халат, я предстала перед ней, — Так что тебя привело сюда, Бейла? Решила проведать меня перед сном или ты хотела о чем-то поговорить, — я присела на диван и хлопнула рядом с собой, призывая гостью расположиться рядом для дальнейшей беседы, что она и сделала.
— Не хотелось оставаться там, чувствую себя какой-то лишней, а ты моя единственная подруга и вдруг ушла, — она передернула плечами, будто вспомнила о чем-то, но тут же успокоилась и продолжила, — Знаешь, я не чувствую себя кем-то важным в моей семье. Раньше у меня была Рейна, но столько лет миновало с момента ее смерти, я уже не помню ее лица, но помню, как нам было хорошо, — печальная улыбка была секретом, который она сейчас выдавала мне, не страшась, что я могу кому-то раскрыть ее.
— Бейла, тебе по-прежнему больно, я знаю, вопреки всему, время не лечит, но оно учит тебя терпению, ты просто должна пережить это. — я слегка дрогнувшей рукой погладила ее по вьющимся распущенным волосам, — Это сложно, но ты должна это сделать ради семьи, должна быть сильной.
— Ты говоришь в точности, как мой отец, но вы не были там, когда все это произошло, — она посмотрела на меня призрачным нечитаемым взглядом, — Я была там, лежала на соседней кровати, когда убийца был в шаге от меня. Может это был какой-то карлик, а может быть и кто-то из детей слуг, но он был маленького роста. Я помню, как застыла и не мигая следила за его движениями, как будто попала под какую-то иллюзию. Понимаешь? Я не спала, когда все это случилось.
— И что бы ты сделала? Напала бы? В таком случае, тебя бы тут не было, ты была бы мертва, как и твоя сестра, — она обхватила себя руками, будто ища спасения в объятиях призрака сестры, который был невидим для меня, но связью близнеца был виден для нее, — Ты кому-нибудь рассказала?
— Отцу, но он не поверил и сказал, чтобы я не морочила своими россказнями головы другим людям, — и вновь улыбка, печальная и полная сожалений о том сокровенном, что было для нее когда-то. — Сейчас я сожалению, что послушалась его. Я была маленькой и глупой, даже слишком глупой, чтобы не разглядеть безразличия со стороны отца к собственным дочерям. Когда-то он был настоящим отцом, но все его чувства к нам канули в морскую пучину вместе с телом моей матери. Даже сейчас он относится ко мне, к его единственной дочери излишне сухо, будто мы чужие друг другу люди.
— А ты не пробовала с ним просто поговорить? Просто подойди к нему и скажи: «Давай поговорим», а дальше по теме. Представь, что он — это я, и жизнь заиграет другими красками. — да, с Деймоном было сложно, но он все же был ее отцом. Поэтому я должна хоть как-то добиться того, чтобы эта пропасть недопонимания и недосказанности между ними сузилась настолько, что ее можно было бы преодолеть одним лишь шагом.
— Твои бы слова, да богам в уши, сестра. Не все так просто, если бы ты только понимала. Он отвернулся от меня, когда умерла моя мать и сестра, он предал меня, когда отказался даже слушать, а теперь ты думаешь, что слова имеют вес? Даже сотни моих слов будут иметь ценность равносильную мешку навоза, на который он посмотрит с отвращением, — было что-то в этом истинным, что-то с чем нельзя было не согласиться. Но правда была настолько печальной, что вслух произнести ее было невыносимо тяжело, — Сестра, я ценю вас всех, но моего отца мне не хватает.
— Ничего страшного, будь уверена, — я улыбнулась, но дальнейшие мои слова вызывали у меня лишь грусть, от которой улыбка померкла, как сон на заре, — Когда-нибудь мы станем настоящей семьей, ты выйдешь замуж за моего брата и у вас будут самые красивые дети, которых когда-либо видел мир, помяни мое слово, сестренка. У вас будет столько детей, сколько ты пожелаешь. И мальчики, и девочки, которые будут похожи на вас. Ты не будешь одинока, у тебя будет семья, которой будет завидовать Деймон, потому что будет чувствовать каким неудачным отцом он был. - Ложь. Все это ложь. Я не стану семьей для человека, который будет спать с моим братом.
— Да, — мечтательно произнесла девушка, которая немного окунулась в грезы о любви, — Я жду этого, молю время идти быстрее, лишь бы дойти этого момента, когда его плащ накроет мои плечи и мы станем мужем и женой, а потом возляжем вместе, забывшись в нежности и ласки, которую мы будем друг другу дарить и так день за днем, покуда смерть не разлучит нас. У нас будет наследник, принц, который будет похож на него во всем и доблестью, и честью. Он будет вторым Джейсом, и я с радостью стану его матерью.
Мне было тошно от ее слов, от происходящего в целом. Желание во мне утихло, оставив за собой гадкое послевкусие. Мне хотелось просто-напросто лишить ее хоть какой-то надежды на счастливое будущее рядом с моим братом, потому что знала истину, о которой знали только я и он. Но Джейс просил меня молчать, даже когда слезы душили меня, и я на коленях просила его прекратить все отношения с Бейлой. Умоляла его пойти к матери и рассказать все, на что он ответил, что тогда я поставлю весь дом под удар и он будет все отрицать до последнего, выставит меня шлюхой, которая просто прикрывает своего любовника. Я люблю его всем сердцем, но он предпочитает ее, а не меня, но это не мешает ему трахать меня, как последнюю шлюху. Но в отличие от меня, шлюхам хотя бы платят.
— Уверена, что ты будешь счастлива, — улыбка, как отклик моей грусти, отразилась на моем лице.
— Когда-нибудь и ты выйдешь замуж. Ты очень добрая девушка, поэтому я хочу, чтобы у тебя был партнер, который был бы достоин тебя. Каждый заслуживает хоть немножечко счастья, даже если человек само зло во плоти, — я отвернулась от нее, чтобы не лицезреть этой мечтательности, отгородиться настолько, чтобы никто не увидел моей ярости и боли. Почему она, а не я?
Двери в мои покои резко открылись, впуская Джейса, который размашистым шагом шел по направлению ко мне, не видя ничего перед собой. Глаза горели обжигающим и яростным пламенем, которое рискнуло сжечь всех неугодных, оставив лишь обгорелые трупы. Такой ярости не было оправдания, по крайней мере, я не знала причины, которая могла бы объяснить его гнев, который грозился выплеснуться на меня.
— Джейс? Что с тобой? — ситуацию спасла Бейла, которая дала понять ему, что мы здесь не одни. И даже тут, ее слова имели вес, потому что в лице мой брат сразу поменялся, будто и не было этой странной ярости. Безусловно, это также заставило мое сердце екнуть от боли, в очередной раз осознавая, что я для него не сестра, а любовница, на которой он может выместить все эмоции через секс. Может быть вся любовь, о которой я грежу, всего лишь иллюзия, которой я упиваюсь, подобно новой жизни, которую я получила.
— Бейла, — взгляд стал мягче, улыбка лживой двуличной натурой скользнула змеей по его лицу, — Что ты здесь делаешь? Мне казалось, что ты упорхнула в свою комнату, как только сообщила всем о своем самочувствии. Ты в порядке? — Он подошел к ней, сидящей на диване, и взял ее руку, чтобы, чуть нагнувшись поцеловать. И хоть Бейла была смущена от такого внимания со стороны Джейса, сам он украдкой смотрел на мою реакцию, которая всегда его забавила. Вот и сейчас он наблюдал за мной, за сменой эмоций на моем лице и видимо остался довольным.
— Если ты плохо себя чувствуешь, то тебе стоит вернуться в свои покои и как следует отдохнуть, чтобы завтра ты была полна сил и энергии, — милая улыбка, светлые глаза были полны нежности и любви, которая не имела границ, — Ты иди, а мне нужно переговорить с сестрой, — даже не посмотрел на меня, будто меня тут и нет. Я встала с дивана и отошла к небольшому окну, вид из которого был на столицу, которая даже в темное время кипела жизнью. И все-таки, даже в этом мире что-то остается неизменным.
— Конечно, я все равно хотела уходить, — с помощью Джейса, она поднялась с дивана и разгладив несуществующие складки на платье, обратилась ко мне, — Может быть мы завтра прогуляемся? Столько времени прошло, наверняка спустя столько времени тут что-то поменялось. А мы ни сном ни духом. Думаю, нам надо это исправить, — улыбка, которая должна была развеять грусть, наоборот только усугубила ее, — Эй, ты чего? Я, наверное, сильно утомила тебя своими рассказами.
— Нет. Все в порядке, я просто и правда устала, поэтому если ты не возражаешь, я бы хотела быстрее переговорить с братом и лечь спать, — тяжело врать ей и самой себе, но если любовь подразумевает под собой такие жертвы, то кто я такая, чтобы ей противиться.
— Тогда, добрых снов, — она улыбнулась прощальной улыбкой. Которая меня растрогала, потому что Бейла была светлым и позитивным человеком, которая заслуживала счастья, а не моего брата.
Едва дверь закрылась за ней, как Джейс тут же рванул ко мне, толкая в каменную стену. Боль пронзила затылок, но долгожданный поцелуй заставил меня забыть обо всем. Если и поддаваться греху, то почему не с ноткой боли. Его руки настойчиво стали развязывать узел на моей накидке, которую я специально завязала слабо.
— Джейс, — простонала я, когда губы возлюбленного коснулись моей шеи, в то время, как руки с силой сжимали мои плечи, оставляя на них красные отметины, которые потом грозились перейти в синяки. Боль всегда была искрой, которой Джейс делился только со мной, от чего я чувствовала себя особенной, потому что принимала это, как должное.
— Снимай с себя все и ложись на кровать, — приказ, а не просьба, которых он никогда не произносил, когда мы оставались наедине друг с другом. Горькое послевкусие, которое заменялось сладостью момента. Поэтому я решила сделать все, чтобы он стал сильнее желать меня.
— Как скажешь, мой принц, — медленно и грациозно, слегка покачивая бедрами, я подошла к кровати. Подняв одну руку, я провела ею по своим откинувшимся назад волосам, зарывшись в них, слегка оттягивая, показывая ему раскрасневшуюся от поцелуев шею. Другая же рука взялась за край шмиза, медленно поднимая его все выше и выше, оголяя бледные бедра, позволяя моему телу облачиться в естественный облик, невинный и тот, которым меня одарила природа без тяжести одежды. Прозрачная ткань освободила мои полные груди, на которой тут же от холода затвердели соски. Сколько раз мы это проделывали, но оставаться нагой перед Джейсом для меня до сих пор оставалось чем-то странным, таким неправильным и правильным одновременно. Бросив шмиз на пол, я прилегла на край кровати, и смотря на него, слегка развела ноги, раскрывая перед ним саму себя.
Неловкость и сладость момента выдавали мои раскрасневшиеся щеки. Джейса всегда заводила моя раскованность и мое явное желание войти с ним в запретную связь, которую даже боги порицали. Мое немое позволение делать со мной все что угодно, развязывало ему руки, давало контроль над ситуацией. И в этот раз, он с вальяжностью сытого льва подошел ко мне и навис надо мной, одной рукой опершись на кровать рядом с моей головой, а другой по-хозяйски кладя на грудь, лаская ее, больно сжимая и царапая соски, чем вызывал у меня слабый стон боли, который он как обычно воспринял за отклик желания в моем теле. Он никогда не брал их в рот, потому что считал, что это дело развратников, которые прожить без алкоголя и дня не могут. Одно дело, когда речь идет о вскармливании ребенка грудью, но другое дело, когда это касается ласки и секса. Даже сейчас, он предпочитал не зацикливаться на ней, а идти дальше. Медленно проводя ладонью, за которой он следил так внимательно, будто наблюдал за исходом какого-то эксперимента.
— Он смеялся надо мной, говорил, что мне делать, как говорить, — промолвил он, опуская руку на мою промежность и нежно, практически невесомо оглаживая мой клитор, чем вызвал у меня слабый писк и прилив возбуждения и желания получить еще ласки, которая была бы более откровенной, — Когда-нибудь я стану королем, меня будут уважать, стараться угодить мне, а не я им, — он спустился ниже, вогнав в меня сразу два пальца. Благодаря естественной смазки, которой я истекала, я не чувствовала такой сильной боли, которая могла бы быть, если бы он просто средь бела дня зажал меня в каком-то узком малолюдном коридорчике, решившись трахнуть меня прямо там. Рваные, резкие движения, которые он совершал пальцами, находящимися во мне, он старался причинить мне какую-то дикую смесь удовольствия и боли, но пока что он вызывал во мне лишь второе.
— Я буду королем, который будет вести нашу державу к победе, а ты будешь стоять в тени и наблюдать за этим, моя любовь, — он вытащил пальцы и обтер их о мое бедро, а затем притянул меня к себе, надавливая на ноги еще больше.
— А что с Бейлой? — прошептала я, наблюдая за тем, как он приспускает штаны и легкими движениями подготавливая свой член, чтобы затем прислонить головку к моему не разработанному входу.
— Она будет моей женой, — сказал он, вонзив в меня свой член, вместе с кинжалом в саму душу. И непонятно от чего сейчас страдала я, от боли в теле, которое сейчас терзал член Джейса или от боли, которую мне нанес он своими словами. Не всякий наш секс был таким, но чем чаще это происходило, тем больше неприятных слов я слышала, тем острее боль в сердце ощущалась. Все глубже и глубже, рваные вздохи и моя потерянность в собственных мыслях. Я слышала его пыхтение, чувствовала, как его руки сжимают мои ноги, до боли разводя их в разные стороны. А затем я услышала какой-то непонятный для себя звук, что-то между стоном и не проговорённым словом, а затем горячая струя семени начала заполнять меня, принося удовольствие моему партнеру, который кажется был рад, что смог спустить свое семя в любимую шлюху, которой он меня считал. Немного побыв во мне, Джейс вытащил свой уже обмякший член из меня и быстро обтер его о внутреннюю сторону моего бедра. Из меня вытекала беловато-серая сперма. Пачкая пододеяльник подо мной. Джейс не посмотрел на меня, когда одевался, не посмотрел он на меня и когда уходил.
Я лежала в той позе, в которой он меня и трахал. Взгляд мой был устремлен в потолок и был пустым, практически безжизненным. От самой себя было противно, но любовь, которая еще ядом своим отравляло мое сердце затмевало перед собой все. В голове крутились вопросы, на которые мне уже сотни раз были даны ответы, но бесконечная уверенность, что все это — миф, терзала меня, не давала покоя. Вроде нужно все это прекратить, а вроде бы и не могу, не получается. Я застряла в этом цикле безумия, что даже не в силах понять, что меня может вытащить, какими силами мне изгнать эту любовь, от которой я терпела только страдания.
***
Эйгон пробирался средь дебрей леса, вслед за странными голубыми огнями, которые ждали его у входа. Словно Алиса. Он шел на встречу неизвестности, которая, как он надеялся, окажется его домом. Яркие переливающиеся огоньки отпугивали всех диких животных, виляли между деревьев, уводили прочь от опасности. А принц ступал за ними следом и гадал что что это такое. На ум его приходили сотни вариантов, от добрых лесных духов, то прислужников темных сил, которые вели его в лапы ужасному монстру, о котором мама рассказывала ему в детстве. Но так или иначе, Эйгон шел вперед, надеясь на любой исход.
Дорога занимала целую вечность, но надежда выйти из этой чащи теплилась в его сердце, она же его и согревала. И вот спустя кажется сотню лет, огни привели его не домой, а к спокойному, как сон младенца морю. Волны его были тихими, как шепот монаха, который читал молитву у себя в комнатушке перед сном, так и тут, молитва моря лилась в уши Эйгону, призывая его войти в эти глубокие синие воды, которые были отражением сотен звездных миров.
— Что это значит? — спросил принц, когда огни полетели прямо в море, песней сирены призывая его забыть обо всем и окунуться в этот омут с головой. Кажется, они желали его смерти, но если присмотреться более внимательно, то можно уловить их послание. Нужно идти вслед за огнями, которые приведут тебя к цели твоего пути. Цель пути — дом.
Эйгон осмотрелся, но везде был лишь лес и море. Темнота, и должно быть страшно, но что страшнее? Идти в темную чащу, которая была наполнена чем-то страшным, чем абсолютное зло, чем-то, что оставляет на душе и теле отпечаток истинного хаоса, шрам, нанесенный ужасным дьявольским созданием. Или же пойти прямо, ступая по чуть влажному песку, прямиком в бескрайнее синее море, которое имело свой скрытый смысл, который поведает лишь толь ты окунешься в него, лишь только сделаешь вздох и окунешься в бездну с головой. Эйгон выбрал второе, поэтому собравшись с мыслями и сжав руки в кулаки, он пошел вслед за огнями.
Не то чтобы он хотел этого, скорее наоборот, он был против, но между двух зол он выбрал наименее худшее, поэтому совершая шаги по направлению к огням, он силился не закрывать глаза от холода воды, смотря на огни, которые уплывали от него все дальше и дальше, пока он не погрузился в пучину с головой. И тут же миллиард холодных игл пронзили его, не оставляя больше теплой надежды, которая бы согревала его. Вместе с холодом. Он лишился дыхания, а затем и чувств.
—
Как же так? — мысль, тусклой искрой зажглась в его голове, а после потухла, окончательно подавляя волю Эйгона.
***
— Он здесь! Тащите его, парни, это он! — возгласы, на грани сознания осязаемые, где не было ответа, где были слышны лишь попытки дозваться его через слова и действия, но в ответ получить лишь померкшее сознание.
Он помнил лишь огни, ведущие его вперед через сотни препятствий. По направлению к дому, а затем море, в которое он вошел, будучи уверенным в том, что делает все правильно, что доверять необъяснимому — это вполне нормально, даже слишком нормально, чтобы поставить под вопрос эту нормальность. Ему казалось, что до него пытаются достучаться, пытались разбудить его, но сон, который лаской зазывал его, а он, как беспомощный котенок, ластился к ней, следовал за ней. И лишь, когда холод сменился на благословенное тепло покоя, он почувствовал, что мог открыть глаза.
— Где я? — вопрос, который стоил ему боли в горле, что драла не хуже кошки. Рука потянулась к горлу и сжала его, в надежде хоть как-то прекратить это, но сильная засуха во рту заполнила его горло, вызывая стон боли, от которого боль еще была нестерпимее, чем предыдущая. Жутко хотелось и понять где он, поэтому Эйгон приподнялся, чтобы найти то, что ищет. И к него облегчению, он понял, что находится в своей комнате, в которой сейчас было совершенно темно. Помня о том, что служанки каждый раз оставляли ему на тумбочке кувшин с водой и граненый стакан, чтобы тот в случае чего мог попить холодной воды, которая особенно помогала ему прийти в себя, особенно, если дело касалось бурных пьянок, в таком случае вода становилась манной небесной.
Одна рука потянулась к заветной тумбочке, на которой стояла освежающая вода, чудо, которое могло прекратить эту боль в горле. И найдя это чудо на тумбочке, он налил в кувшин прохладный напиток, в котором заключалось сейчас его спасение, и тут же выпил. Но боль не утихла, а наоборот он чувствовал себя так плохо, что уже не понимал происходящего. Он лег обратно на кровать, но простыни под ним казались раскаленными углями. Создавалось впечатление, что он лежит на каком-то вулканическом камне, разгоряченным до основания, а вокруг него холодная, практически ледяная вода. Эйгон хочет до нее дотянуться, но не может, ему нужно охладиться, но он будто слился с камнем и в своем бессилии тянулся к оазису, сотворенному из льда и воды.
Он то ли спал, то ли нет, но кругом слышались голоса, которые поддерживали его, не давали ему сдаваться.
— Вперед, ты сможешь!
— Давайте, принц, не сдавайтесь! У вас все получится!
— Посмотрите на эту грацию, на эти ступни, да о них же можно целую поэзию написать! Столько красоты я не видел даже на картинах великих художников ушедших времен!
Эйгон старался отличить реальность ото сна, но натыкался лишь на размытые грани, беспросветные и обманчиво безобидные, которые оставляли раны не хуже раскаленного докрасна меча. Бред, пораженного болезнью, искалечивал непонятную вереницу снов, которая пыталась защитить его, отстаивать покой. Но что есть покой для больного человека, когда организм борется с инфекцией, которая отравляло ядом его горячую, идущую по венам кровь. Легкие горели, но не огнем, а льдом, что стягивал мягкие ткани до крови, царапал их, старался нанести как можно больше вреда. Но спустя сотню тысяч вспышек боли, Эйгон погрузился в беспамятный сон, который стал спасением для него.
***
Мое пробуждение было не из приятных. Тело все саднило от неудобной позы, в которой я заснула. Забыть бы прошлую ночь, но давящая пустота в глубине моего сердца давила на меня могильным крестом. Краски мира вдруг потухли, все напоминало разбитое стекло, по осколкам, которых я сейчас хожу. Грудь болела от его прикосновений, а между ног засохшая сперма, это унижение? Меня унизили? Мы же были так близки, когда вступали в ту связь, понимали друг друга с полуслова, а теперь я не понимаю происходящего. Он клялся мне в любви, назвал своей любовью, но ей туда даже и не пахло. Когда любишь человека. То не делаешь ему больно, не говоришь ему такие ужасные вещи. Но может быть он просто меня не понимает? Может быть он ждет, когда я пожертвую всем ради него и тогда он сделает тоже самое. Если это так, то сколько можно? Мы из одной семьи, у нас одна цель, и я могу отдать ему только себя.
Обнаженная я бродила по комнате, как в припадке хотелось крушить, ломать и просто кричать от бессилия. Он вновь выбрал ее, оставив меня униженной, обошелся, как с грязной шлюхой. В своем безумии я металась из стороны в сторону, пока голова не закружилась, и я не упала на холодный пол, сотрясаясь в истерики. Я не замечала ничего, не хотела видеть никого, мне просто нужно было понять, что все это ложь, что он просто хочет вывести меня на ревность, чтобы просто показать мне всю разносторонность наших отношений. Слезы текли по щекам, а крик боли так и рвался наружу, но страх за наш секрет был настолько велик, что я просто через силу давила его в себе.
— Принцесса? — чей-то незнакомый голос позвал меня, но я и понятия не имела кто меня звал. Лишь повернув голову в сторону звука, я могла разглядеть девушка в простецком платье, в котором обычно разгуливала прислуга.
— Кто ты и что тут делаешь? — я сказала это, пытаясь унять истерику, которая бушевала во мне, как шторм средь дня, — Ты вообще стучала? — на ватных ногах я пыталась встать, при это прикрывая руками следы нашей с Джейсом ночи.
— Простите, принцесса, я стучала, но мне никто не ответил, а стража у дверей сказала, чтобы я проходила, — Она наблюдала за моими попытками встать.
— Надо же, ну и зачем ты здесь? — сказала я, направившись к шкафу. Чтобы выбрать платье на сегодняшний день. Сил не было, утро только началось, а я уже молилась всем богам, чтобы оно закончилось. В голове прокручивались его слова, как бесконечный цикл, который напоминал мне петлю на моей шеи, кажется, что еще немного и я сорвусь, сделаю шаг в пропасть и повисну на ней, но не умру мгновенно от сломанной шеи.
— Принцесса, позвольте мне набрать вам ванну, — вновь раздался голос девушки, которая просто была чем-то лишний, чем-то неправильным в этой комнате.
— Да, было бы неплохо, — слова были брошены в никуда, потому что служанка уже ускакала. И я вновь осталась наедине с тем, что можно было бы назвать дьявольским болотом, но никак не спальне. В спальне можно отдохнуть, расслабиться, но здесь же я чувствовала только свою гибель, я тонула, и он смотрел на меня, как на насекомое под своими ногами, желая раздавить. У него получилось.
— Она будет моей женой…
Больно, как же больно. Почему любовь бывает такой болезненной, почему он хочет сделать это со мной. Хотя нет, не так. Он уже это делает, но разве так можно. Мне плохо, а ему нравится, я плачу, а ему нравится.
Оперевшись спиной на дверцу шкафа, я сползала потихоньку на пол, смотря на шмиз, который лежал рядом со мной и чувствовала, как слезы текли по моим щекам с удвоенной силой. Голова уже болела от истерики, но я не могла остановиться и прийти в себя. Стало противно от самой себя, от моего существования здесь, от моей любви к Джейсу. Почему это случилось со мной? Почему я поддалась этому проклятому чувству?
Не знаю сколько прошло времени, я словно отключилась от всего мира. Перед глазами был только этот проклятый шмиз, который я в этот момент ненавидела всей душой, словно это он, а не я была источником всех проблем. Но меня отвлекло прикосновение к моему плечу и я, словно во сне поглядела на девушку, которая пыталась отвлечь меня от созерцания проклятого куска ткани на себя.
— Принцесса, посмотрите на меня, — она ласково мне улыбнулась, словно все знала, — Я уже все подготовила, пойдемте, — от ее слов хотелось расхохотаться безумным хохотом, хотелось вылить все переживания ей на голову, но все, что я себе позволила — молчаливый кивок. Кажется, этого ей и хватило, потому она начала помогать мне подняться с пола.
— Кто бы это ни был, вам не стоит из-за этого переживать, — она помогла залезть мне в ванну и начала помогать мне мыться, — Этот человек не стоит ваших слез, — не знаю откуда эта девушка, но она была сейчас единственным человеком, который оказался подле меня в момент, когда слова нужны были больше всего.
— Кто ты?
— Королева попросила меня приглядывать за вами и по возможности помогать, а также докладывать ей о ваших передвижениях, поскольку волнуется о вас.
— Королева Алисента?
— Нет, принцесса, ваша мать, — как удар в под дых, ответ лишил меня воздуха, заставляя меня закашлять. Моя мать послала эту девушку шпионить за мной и теперь эта шпионка так спокойно рассказывает мне о замысле моей матери. Мне нужно было узнать больше, узнать почему она решила рассказать мне это.
— Почему же ты тогда мне все это рассказываешь?
— Потому что, помогая вам, я смогу помочь самой себе, — а вот это уже интересно. Ей что-то нужно было и теперь она хочет этого добиться через меня.
— Напомни мне, как тебя зовут?
— Керра, принцесса, меня зовут Керра.
— Отлично, Керра, и чего же ты хочешь?
— Я прошу вас о правосудии, принцесса. Принц Эйгон изнасиловал мою сестру и не понес за это никакого наказания. Прошу вас, помогите, — интересно, это девушка вообще думает о том, кого и о чем она просит. Пользуясь моим положением, она старается получить выгоду, получить то, о чем не могла попросить у других, лишь только у принцессы, которая сейчас выглядела так, словно вот-вот убьет саму себя.
— С чего же ты взяла, что это в моей власти. Я хоть и принцесса, но власти у меня нет, поэтому даже не представляю, как помогу тебе, хотя мне безусловно очень жалко твою сестру. Но как ты себе это представляешь? Что я по-твоему должна сделать? Убить принца или кастрировать его? — пустые слова, которые не были подкреплены ни одной эмоцией, словно их и не было, словно я стала фарфоровой куклой, которой сейчас пыталась управлять какая-то служанка, возомнившая из себя опытного кукловода.
— Прошу вас, принцесса, помогите мне. Я готова на все, чтобы отомстить. Просто пообещайте, что поможете мне, тогда я буду верна вам до последнего. Я клянусь вам, для меня нет ничего дороже сестры. Она — моя единственная семья, прошу вас! Помогите мне!
Я услышала звук падающего тела и обернулась, будучи в ванне. Девушка сидела на полу и рыдала, закрывая лицо руками, будто пряча его от мира, чтобы тот не видел ее слезы. Что-то в ней сейчас напомнило меня, когда я также истязала саму себя, блуждая в боли и обиде на себя, на брата, на целый мир. Может быть поэтому я произнесла три слова, которые для меня были ничем, но для нее надеждой на спасение истерзанной чести.
— Хорошо, я согласна.
