Храни мои следы в сердце...

В конце рабочего дня Кёка хотела подождать Ацуши, но тот помахал ей рукой и нагнал на улице Дазая. — Дазай-сан! — Ацуши порылся в сумке и протянул тому бенто. — Вы не ели на обеде. — Ацуши не стал уточнять, что он видел это далеко не в первый раз. Внутри были сандвичи, которые удобно есть на ходу. — Пройдёмся вместе? Мне в ту же сторону, надо кое с кем встретиться. Дазай был искренне благодарен Ацуши за заботу. Он успел привязаться к парню, но при этом отчётливо видел, что тому сложно будет жить в мафии — слишком добрым и светлым был тигр-оборотень. — Спасибо, — Дазай улыбнулся, вспомнив о еде только сейчас. — А с кем встречаешься? Неужели наш маленький тигр нашёл себе девушку? — Можно и так сказать. То есть нельзя! То есть можно, но… Всё сложно, — у Ацуши вспыхнуло лицо. Дазай посмотрел заинтересованно, вспоминая, с кем обычно проводит свободное время Ацуши. И его фразу сегодня, когда он заступился за самого Дазая. — Ого, вот уж не ожидал, но поздравляю его с правильным выбором, — усмехнулся Осаму. — О чём вы? За таким неспешным разговором они дошли до парка и вышли к самой дальней, старой скамеечке. Тут практически не бывает людей. — Ацуши, сколько можно тебя… — Акутагава Рюноске вышел из-за деревьев и тут же осёкся, перехватив взгляд Дазая. Встал как вкопанный. Ацуши хотел что-то сказать, но его резко схватили за руку и отвели подальше. С такого расстояния их было не услышать, но видеть можно. Рюноске что-то зло шипел, пока Ацуши пытался его успокоить. В конце концов ему надоело и он резко развернул к себе Акутагаву за плечи, что-то говоря ему. Лицо Рю смягчилось. Он порывисто обнял Накаджиму, как будто собираясь с духом, и вышел к Дазаю. Кроссовки, чёрные джинсы и фиолетовая толстовка. Когда видишь его в рабочей одежде, порой забываешь насколько он молод. На шее красовался чокер, скрывая шрам от меча, которым ему когда-то отрубили голову. Йосано тогда чудом его вытащила. — Добрый вечер, Дазай-сан. Осаму не вмешивался, давая тигренку самому всё объяснить и успокоить друга. Только смотрел на них, таких разных, понимая, что был во многом неправ, когда буквально дрессировал Рюноске. Да, это было эффективно, да и сам факт, что они были в мафии тоже нельзя забывать, но… — Привет, Рю, — улыбнулся Дазай, встряхивая головой, отчего привычно закрывавшие лицо пряди сместились, показывая очередную царапину на виске. Рюноске вздрогнул от такого обращения. Сокращать своё имя он позволял только самым близким людям. Дазай был одним из них, но он крайне редко называл его так. Рюноске даже растерялся. Но всё-таки набрался смелости задать волнующий его вопрос. — Как вы себя чувствуете? Я знаю, что произошло. Группа C расформирована, а лидер публично казнён. Причина: «Нарушение приказа босса», — Акутагава старался не смотреть Дазаю в глаза, но взгляд всё равно бегал по телу, выискивая травмы родного человека. — Хм, быстро он. Впрочем, неважно, — скорее для себя пробормотал Дазай. — Я уже в порядке, эти щенки не могли бы серьезно мне навредить, — успокаивающе ответил он Акутагаве. А потом сделал то, что не делал уже давно — растрепал короткие черно-белые прядки Рюноске. В горле встал ком. Дазай-сан делал так только когда Рюноске был совсем маленьким и не прошёл ещё обучение. Тогда Дазай ассоциировался с безопасностью. С домом. — Я рад, — голос Акутагавы охрип. Дазай внимательно на него посмотрел, привычно проверяя признаки возможного приступа, но пока не находя, значит, скорее всего лечение Йосано и правда избавило Рюноске от извечной угрозы смерти. — Как думаешь, если по договору мафия потребует Акико, кто-нибудь выживет? — почти насмешливо спросил он, переводя неловкий для себя разговор на другую тему. Он убрал руку, но не отошёл от Акутагавы, уже не в первый раз задумываясь, как исправить ущерб, нанесенный психике парня, и хватит ли на это только любви Ацуши. Рюноске нервно рассмеялся: — Не думаю. Страшная женщина, — он плохо помнил своё лечение, но Йосано он боялся всегда. Стычки ящериц и ВДА явно дали понять, кто является одним из самых опасных сотрудников агентства. — Коё Оне-сан точно её не примет. — Мдя, спорить с ней… да и, несмотря на отсутствие теперь Мори, она сама вряд ли захочет вернуться… — Дазай в задумчивости потёр виски. — Ладно, ребята, был рад пообщаться, но мне пора, — стараясь не обращать внимания на возвращающуюся головную боль, он решил откланяться. — А вы не собираетесь вернуться в семью? — Рюноске поспешил захлопнуть рот. Слова явно вырвались против воли. Дазай замер. Слишком уж слова Акутагавы перекликались с его собственными мыслями. Он промолчал пару минут, не поворачиваясь к ним, потом ответил: — Да кому я нужен, тратить на меня столь дорого обошедшийся договор? — смешок показался фальшивым даже ему самому. — Мне нужен, — несмотря на хриплый голос, слова были твёрдыми и уверенными. Осаму вздохнул. Да, он знал насколько Рюноске зависим от его признания, ведь сам сделал его таким, заставляя раз за разом превосходить себя самого, становиться сильнее… У него не было ответа для Рюноске, он лишь обернулся, вновь касаясь его, и с сожалением покачал головой. — Быть предателем дважды? Не знаю… Меня и так уже подозревают во всех смертных грехах, — Дазай посмотрел в сторону агентства, зная, что напарник, приставленный следить за ним, уже настороже. Слова Дазая резанули по сердцу не хуже калёного железа. Он никогда не признает его. Не скажет: «Я горжусь». Не будет рядом. Они всегда будут по разные стороны. Дазай никогда не вернётся домой. Рюноске тяжело сглотнул. Он хотел что-то сказать, но не смог. Резко развернулся и ушёл. Ацуши бросил странный взгляд на наставника и поспешил за Рюноске, оставляя Дазая одного. Тот очень хотел бы вернуться, с каждым днём всё больше понимая, что ошибся, выбрав свет. Ему не было там места, ведь с детства его домом была тень. Он резко развернулся, собираясь вернуться к Чуе, но покачнулся — таблетки, оставленные утром рыжим, уже перестали действовать, а восстанавливался Осаму всегда долго. Пришлось добрести до скамейки, откинув гудящую голову, чтобы передохнуть. «Сейчас соберусь и дойду, — подумал он, а потом пришла странная идея, что все больше казалась соблазнительной. — Он сам говорил, чтобы я звал, но такая мелочь…»