Храни мои следы в сердце...

Рюноске часто бывал в этой квартире, но то, что здесь теперь живёт и Дазай он не знал. Решил, что не хочет знать почему. — Так, я прекрасно знаю, что вы не ели, причём оба, — Рюноске уже знал, что возражать бесполезно. Чуя пошёл на кухню, запирая за собой дверь и включая какую-то французскую песню. Он их точно не слышит. Поняв, что он задумал, Дазай только покачал головой и перевел испытующий взгляд на ученика, словно спрашивая — готов ли тот к разговору. Рюноске сглотнул. Тишина на него давила. Он хотел многое высказать и многое услышать, но он привык прощупывать настроение Дазая в подобной ситуации. По его лицу ничего не понятно сейчас. Он сейчас ударит, если что-то сказать? Взъерошит волосы? Обнимет? Или бросит фразу, что камнем осядет в желудке? Он явно чего-то ждёт. Да вот только чего? — Мда, воспитатель из меня вышел плохой, хорошо, что своих детей у меня не будет, — то ли шутливо, то ли просто констатируя факт, прокомментировал прекрасно видевший его внутренние метания Дазай. — Пойдем, присядем на диван и спокойно поговорим, — позвал он Рюноске. Для самого Осаму разговор был не настолько страшен, но вот что говорить и как, он всё ещё не знал. Рюноске кивнул и присел на диван. Вцепился в колени руками. — Я… я… я… — он замолчал. Через несколько минут вздохнул. — Я не понимаю. Почему ты, то есть вы, так внезапно… я… я сделал что-то не так? Объясните, я не понимаю. Дазай вздохнул в который уже раз, потом осторожно начал: — Для начала — я не собираюсь тебя бить или ругать, что бы ты ни сказал или сделал, — глядя на напряжённого юношу, бывший наставник счёл необходимым его успокоить. Взгляд Рюноске выражал недоверие. Дазай почти торжественно кивнул, на миг после этого отведя взгляд в сторону кухни, давая Акутагаве время. Рюноске был благодарен за такую передышку. Он подумал и глубоко вдохнул. — Я не понимаю, что происходит, почему вы так себя ведёте и… — Рюноске отвёл глаза. — Боюсь. Боюсь, что может произойти, что всё это мне снится, что вы снова уйдёте, — под конец его голос стал еле слышим. – Вы очень дороги мне, вы мне нужны, но я не знаю. Я вам надоел? Моя привязанность противна? Вы… ненавидите меня? — Нет, нет и нет, — ответил на последние вопросы Дазай, серьезно глядя на Рюноске. Сейчас, когда на лице не было привычных масок, ему было неуютно, однако, он понимал, что, если правда хочет исправить свои отношения с учеником, то искренность необходима. — Я не буду оправдываться за всё, что делал тогда, пытаясь вылепить из тебя идеального Исполнителя, сильнейшего эспера Портовой мафии, просто потому, что это слишком поздно исправлять. Скажу только, что в тот момент я не знал других методов, предпочитая повторять ошибки своих учителей. Он замолчал, собираясь с мыслями, воспоминания о Мори были сложными… Рюноске поражённо на него уставился, не в силах вымолвить и слова. Почувствовав его взгляд, Дазай посмотрел в ответ, и, поняв, о чём тот подумал, поправил: — О, нет, Мори не был первым, и он как раз ни разу меня не трогал физически, — Дазай усмехнулся, — хотя всю психологию я изучал с ним на собственном опыте… Он не стал говорить о раннем детстве и связанных с ними воспоминаниях, по его мнению, не имеющих важности. И чтобы замять эту тему, поспешил продолжить: — Насчёт того, почему я изменил отношение ко всему — считай это полезным знанием от светлой стороны и уроком из воспитания тигра… Рюноске нахмурился. Он любил Ацуши искренне и сильно, но зависть к нему осталась. Ему до сих пор казалось, что второго своего ученика Дазай любит больше. Но Рюноске почувствовал не только ревность, но и сочувствие, он, может и не в полной мере, но понимал, что чувствовал наставник. Его рука было потянулась вперёд в поддерживающем жесте, но Акутагава себя одёрнул. Он только кивнул. Рюноске прекрасно помнил период до тренировок. Тогда у него с Дазаем были другие отношения. Их можно было назвать тёплыми и маленький Рю наконец начал доверять, но Дазай загубил это доверие на корню из-за чего он ещё больше замкнулся в себе. — Я попытаюсь это принять. — Если бы ты не был сильным, это сломало бы тебя, — от Дазая не укрылось незаконченное движение Акутагавы, но он пока не стал заострять на этом внимание. — Сейчас я это понимаю, поэтому хочу просто попробовать начать сначала. Он замолк, думая, как лучше объяснить, что, несмотря на то, что он тогда немало перегнул палку, но учить так, как пытался в ВДА Ацуши всё равно бы не смог. Не было сомнений, что тот же тигр в мафии просто не выжил бы с таким наставничеством. — Я понимаю. Помню, как на меня смотрели в детстве. Выскочка с сильной способностью, которой даже пользоваться толком не умеет, и уже так высоко. Без вас меня бы убили в первый же день, а может и раньше. Меня нужно было так воспитывать. Было больно и тяжело, но, — Рюноске поднял взгляд, — спасибо. Без вас я бы не добился того, что имею сейчас и умер бы в трущобах, неспособный даже защитить сестру. Ну вот, что за глупый ребенок? Дазай говорит, что чуть не сломал его, а он благодарит… — Рю, я рад, что моим учеником был именно ты, — Дазай медленно приблизился, давая шанс отстраниться, протянул руку к Акутагаве. Рюноске робко потянулся на встречу. Он не знал чего ожидать, но почему-то думалось, что ничего плохого не произойдёт. — Мне всегда казалось, что я для вас обуза. Я очень полюбил вас, и не хочу разочаровывать. Дазай только погладил его по голове, он не умел извиняться, но пытался хотя бы так. — Ты и не разочаровал. Ты и правда сильнейший эспер своего поколения и не только в Портовой мафии. Долгожданные слова прозвучали набатом. Рюноске отвёл глаза и на его губах расцвела лёгкая, почти незаметная, но искренняя улыбка. — Вы правда так считаете? — Правда, — Дазай улыбнулся, и на этот раз это не было одной из бесчисленных масок. Он медленно, с чувством перечислил опаснейших одаренных, которых победил Рюноске, начиная с конфликта с Гильдией и заканчивая последними событиями. Список получился внушительный: Фиджеральд, Гончаров, Достоевский, Тетчер, Готорн… А потом случилось немыслимое: Рюноске покраснел и буркнул из своей толстовки: — Ну, это же было необходимо. — Да, но никто другой с этим бы не справился, даже если от этого и зависел весь мир, — у Дазая чесались руки сфотографировать столь редкое явление, как краснеющий Акутагава, но он всё же сдержался. Тот залился краской ещё сильнее и был готов взорваться от смущения и радости одновременно, но положение спас Чуя, деликатно постучав. — Ужин стынет. Дазай кивнул, поднимаясь и улыбнулся Чуе: — Ждём тебя к столу, не задерживайся, — он потянул рыжего за дверь, давая Рюноске минутку восстановить душевное равновесие. — Никогда не думал, что он умеет так мило смущаться, — тихо поделился он с Чуей. Чуя позволил себя утянуть. — Я тоже. Увидел только тогда, когда мы говорили о его ориентации. Только ему не говори, будет дуться. — Ты молодец. Признавать свои ошибки трудно, но необходимо. Особенно с детьми, — Чуя сел за стол и мягко усмехнулся. — Ага, только объяснять ребенку, почему к воспитаннику относился мягче, сложно… Одного факта, что в Мафии по-другому не выжить, не хватит, — вздохнул Дазай. — Он не держит на тебя обиду. Он просто хочет быть с тобой рядом, и не думаю, что он против ласки и заботы в своём отношении. Он не привык принимать её от тебя, — Чуя взял палочки. — Рю-чан тактильно голодный, прими к сведению. — Я заметил, — улыбнулся Дазай, — мне всё больше кажется, что у меня теперь есть несколько котов, — улыбка стала шире и хитрее. — Один черный, один рыжий, а ведь где-то ещё белый бегает полосатый, и попомни мое слово — он из нашей жизни явно не исчезнет! — говоря это, он потянулся к длинной рыжей пряди Чуи. Чуя зыркнул на него за сравнение и способностью придвинул тарелку. В это время на кухню зашёл Рюноске. Он уже успокоился, но тень улыбки всё ещё была на лице. Чуе явно нравилось видеть его таким. — Садись. Акутагава не ел как нормальный человек. Создавалось впечатление, что он просто поклевал рис. Чуя начал ворчать что-то о малоежках. Рюноске язвил. Когда Чуя пригрозил начать кормить его с палочек, Рюноске закатил глаза и съел кусок мяса. Пикировки не были обидными, ворчание беззлобное. Видно, что они так едят уже не первый раз. Это смотрелось так привычно, будто по-другому и быть не могло. Дазай задумчиво следил за ними, маленькими порциями отправляя еду в рот. Где-то в обычно тянущей пустоте внутри что-то тоскливо заворочалось, царапая мыслью: «Как много я пропустил…» Ужин прошёл за мирными беседами. Когда Чуя загружал посудомойку, он мимолётом взглянул на часы. Время было позднее, да и внезапно ливанул дождь. Блеск. — Так, ребёнок, — Рюноске давно привык к такому обращению и не думал возмущаться. — Я тебя в такую погоду не пущу. Только постельное поменяю. Чуя пошёл в гостевую, а Акутагава скрылся в ванной. Через пять минут он вернулся, вытащил из шкафа в коридоре явно свою домашнюю одежду и скрылся в спальне, пожелав спокойной ночи. Этот день знатно его вымотал.