Храни мои следы в сердце...

Дазай не знал, куда идёт, не замечал холода, обжигающего неприкрытую привычным слоем бинтов кожу, не видя редких прохожих на темных улицах… В душе была пустота, в которой гулким эхом отдавались слова Чуи: «Теперь чувствуешь?!» и звонкий звук удара кольца об пол. Да, чувствовал. Было больно, словно из сердца тупым ножом вырезали капсулу. В один миг был порыв сорвать собственное кольцо, теперь отзывающееся лишь холодным молчанием, но… Он не мог, лишь крепче сжимая кулак, как будто кто-то вот-вот попытается отнять силой. Как бы сам Дазай не отрицал — он считал это кольцо не просто способом перестраховки, но и знаком их союза, как оказалось, слишком хрупкого. «А чего я ожидал? Он и без того вытерпел со мной почти три месяца…» Чуя поморщился от хлопка двери и принялся за уборку. Во время неё он и нашёл своё кольцо. Первый действительно значимый подарок от Осаму. Помнится, он шутил про то, что они похожи на обручальные. Чуя сжал кольцо в ладони. Прошёл час. Два. Три. Осаму всё не возвращался. Чуя уговаривал себя дать ему время, но когда пошёл четвёртый, плюнул на это и выбежал в ночь. Он объездил весь город, но ни нашёл ни следа. Был и в Люпине, и в порту и у Агентства. Ничего. Как сквозь землю провалился. Накахара в бессилии ударил кулаком по рулю. Он обещал себе не пользоваться этим, но выбора не было. Он сосредоточился и выцепил из потока человеческих сознаний одно единственное. Такое нужное сейчас. «Осаму! Я обещаю так больше никогда не делать, скажи мне где ты. Умоляю тебя». «Как — так? — мелькнул в голове ответ раньше, чем Дазай вообще понял, что происходит. — Ну вот, переохлаждение, уже и глюки…» — подумал он, лишь сильнее сжимаясь в комок, сидя на земле, прижавшись спиной к холодному камню памятника. Да, он не знал, куда идти, а ноги сами привели его сюда. И пусть после возвращения в мафию он считал, что не имеет права здесь быть, но… Ему больше некуда было идти, и он надеялся, что Ода не будет слишком сердиться на него. Он не плакал, хотя в горле стоял ком, мешающий дышать, но за него холодными слезами плакал дождь. «Ага, я много чего могу, просто скажи мне, где ты!» Тут в голове щёлкнуло. Датчик! Чуя отследил его местоположение и выдавил педаль газа. Через пять минут он уже шёл к могиле Одасаку. Увидев Дазая, он остановился и, устало вздохнув, сел рядом. Чуя накрыл его курткой и пару минут сидел молча. — Прости. Я вспылил, я не должен был этого делать. Дазай вздрогнул, выплывая из омута своих мыслей, только сейчас заметив его присутствие. Он не ответил, покачав головой. Осаму прекрасно понимал, что где-то перешёл черту терпения Чуи, а значит — сам виноват. А уж если проблем с Порчей не будет, то и сам Дазай будет не нужен Чуе после такого. Сердце то замирало, то билось резко, будто пытаясь пробиться сквозь клетку ребер. Чуя надел кольцо, поэтому прекрасно всё чувствовал. Он дотронулся до лица Осаму и мягко повернул к себе, давая отстраниться в любой момент. — Я могу узнать, о чём ты думаешь? Дазай зажмурился, чувствуя слишком много и не зная чему верить. Думать и анализировать сил не было, поэтому он просто выдохнул ответ, озвучивая свои мысли: — Ты вышел на новый уровень, теперь можешь сам сдерживать силу и управлять ею. Я и тут оказался бесполезен… — он всё же открыл глаза, скривив губы в подобие улыбки. — Ты свободен. Чуя понял, к чему он клонит и отзеркалил его улыбку. — Я люблю тебя. Для человека это значимое чувство. Для бога — бесценное, — он смотрел Дазаю в глаза не отрываясь. — Знаешь, что происходит с богами, когда они теряют своего возлюбленного? Они сходят с ума. — Чуя прижал его к себе, так сильно, как только мог: — Ты нужен мне. Но не потому что ты можешь аннулировать или просчитываешь всё наперёд. Потому что ты подкалываешь, выводишь из себя, не умеешь разбираться в своих чувствах и помогаешь другим. Потому что спишь до обеда и ешь, как монах. Потому что понимаешь меня и читаешь как открытую книгу. Ты нужен мне, потому это ты. И я не знаю, как жить без тебя. Уже было. Не хочу. Осаму, дрожащий то ли от ветра, то ли от эмоций, почти бессознательно прижался ближе, продолжая заледеневшими пальцами сжимать кольцо, которое вновь вибрировало, словно ничего не случилось, подтверждая искренность слов Чуи. — Ты уверен, что правильно выбрал? Ведь ты даже не представляешь, чего я хочу… А учитывая реакцию Чуи на всего лишь теоретический проект, реальный отпуск на побережье только на двоих, о котором в числе прочего грезил Осаму, мог стать куда как большей проблемой. Как и в принципе нежелание отпускать рыжика от себя. Чуя взял его на руки и пошёл в сторону машины. — Так скажи мне, вместе решим. Просто я очень не люблю, когда что-то делают за моей спиной. Осаму, пожалуйста, пойми наконец: ты — моё главное сокровище. Я никогда не пожалею, что полюбил тебя. Дазай ответил не сразу, устроив голову у него на плече и иногда, прижимаясь губами к шее, вдыхал родной успокаивающий запах Чуи. — Ты — наркотик, как бы банально это не звучало, — тихо проговорил Дазай. — Ты ненавидишь чужой контроль и не терпишь ограничений… А я хочу забрать тебя себе, быть рядом каждое мгновение и не отпускать никогда… Разве это то, чего ты хочешь? — О, кто-то пересмотрел сумерек, — Чуя усмехнулся. — Нет. Это не то, чего я хочу. Я готов пойти на такое только тогда, когда это будет моим личным решением. Твоё желание параллельно моему собственному: сделать тоже самое с тобой. Я не говорю, что всё будет гладко, и я ещё не раз психану, я себя знаю. Но я готов пойти на такое ради тебя. Дазай хмурился, невольно вцепляясь в его плечо крепче. Он не знал, как объяснить то, что почти не давало дышать — страх. Он боялся, что однажды это самое «я готов терпеть» просто станет обузой для Чуи. Осаму понимал, что не выдержит, если однажды поймет, что Накахара остаётся рядом только потому, что обещал, потому что не умеет предавать, ведь верность — одна из сильнейших черт его характера… — Не надо… Видя эту муку на его лице, Чуя не выдержал. Он впился в его губы, целуя и кусая до крови. Будто хотел слиться с ним в одно целое. — Дурак! Какой же ты дурак! — Чуя вжал его в себя, утыкаясь в макушку. — Ты думаешь, что когда-нибудь я уйду, да? А ты не смотрел на это с другой стороны? Не задавался вопросом: отпустят ли тебя? А я дам ответ. Нет! Ты мой! Ты только мой! И ты сам на это подписался, — в его голосе слышалось лишь одно: стальная уверенность. Дазай слабо улыбнулся, облизывая губы, саднящие от таких нужных сейчас поцелуев. — Как будто я смогу уйти, — тихо выдохнул он. — Даже если однажды ты поймёшь, насколько сомнительное сокровище тебе досталось… В голосе уже не было леденящего душу отчаяния, лишь привычная насмешка над собой. Чуя расслабленно усмехнулся: — Ты же знаешь, если я принял решение, мало что на этом свете заставит меня отступиться, — он посадил Осаму в машину и врубил печку на полную. — Мозги уже себе отморозил, раз думаешь, что сможешь уйти. Дазай поплотнее закутался в плащ Чуи, по нос прячась в воротник. — В том-то и дело, что я не хочу, чтобы ты оставался только из чувства долга, обещаний или упрямства в решении, — говорить о своих страхах было сложно, но рядом с Чуей сложно молчать. Чуя взял его за руки, отогревая, и посмотрел прямо в глаза: — Запомни раз и навсегда, Дазай Осаму. Я с тобой, потому что я люблю тебя, и я не отвернусь и не уйду. Никогда. Прими это: ты связался с однолюбом. В это как раз верилось легко, другое дело — принять, что так можно любить его, Дазая. Но вот он — Чуя, настоящий бог и самый лучший человек смотрит уверено в глаза и заботливо греет заледеневшие ладони. «Боже, и за что мне это?» — вспомнив кое-что, мысленно вопросил Дазай. Чуя прижался лбом к его лбу: — Ты мне веришь? — Да, — у Осаму вырвался немного нервный смешок. — Ты не представляешь, но я почему-то не могу не верить тебе… Интересно, это ещё одна божественная способность? — У богов есть дар убеждения, — нехотя сознался Чуя, — но я стараюсь свести к минимуму использование именно божественных сил и, тем более, ни в коем случае не буду использовать их на тебе. Только если ты разрешишь или о чём-то попросишь. — И почему я об этом узнаю только сейчас, когда даже желать нечего? — вздохнул Дазай, не выказывая абсолютно никакого опасения по поводу всей мистики божественного. Чуя усмехнулся: — Даже без своих сил я могу сделать очень многое, — он пересел на переднее сидение и завёл машину. — Есть что-то, что ты хочешь знать? Чтобы не было эксцессов. Дазай скинув обувь с ногами забрался на сидение — даже в прогретом автомобиле для него сейчас было прохладно. Или это без тепла Чуи так холодно? — Вопросов столько, что даже не знаю с чего начать, — хмыкнул он. — Ну, самый главный, пожалуй, все же про Порчу, — он замолк, но все же продолжил. — Ты сказал, что это неполный режим берсерка. Так почему для тебя это было так опасно? Что будет, если режим полный, и насколько вообще ты сейчас можешь это контролировать? — Ну, — Чуя плавно повёл по ночной дороге. В его позе и взгляде не было ни намёка на ложь, — это опасно больше не для меня самого, а для моего человеческого тела. Режим берсерка это состояние, в котором ярость накрывает с головой, и ты не вполне себя осознаёшь. Твоё присутствие отрезвляло. Сначала: «Он может увидеть то, что не следует». Потом: «Я могу ему навредить». Исповедь тоже играла свою роль. Дело в том, что перед тем как появиться в роли человека, я запечатал большую часть своих сил, а оставшиеся подстроил под механизм способностей эспера. Так что я полностью могу контролировать и неполный и полный берсерки, если успокоюсь. А полный режим берсерка тебе лучше не видеть. — Останется только успокоиться раньше, чем избыток силы доведет тело до непоправимых последствий… — задумчиво озвучил вывод Осаму. — Исповедь всё ещё работает. Или докричись на крайний случай. Дазай хмыкнул. Вопрос: «Нужен ли я для этого теперь вообще?» он не озвучил. Ему было как-то не по себе от того, что он и сам мог на него ответить. Да, он всегда боялся за Чую в такие моменты, но одна мысль, что только он может помочь эгоистично грела, а теперь… — Хорошо… Голос спокойный, как и часть разума, не затронутого бурлящими внутри эмоциями, который подсказывает, что это и в самом деле хорошо для Чуи, что так он будет в безопасности… Чуя потёр переносицу: — Ты же знаешь, что не только ты знаешь меня вдоль и поперёк? — он посмотрел на него. — Я могу это контролировать только тогда, когда печати сняты. Если они долгое время будут сняты, я просто не смогу находиться среди людей. С силой приходят и слабости. По типу молитв, которые ты не можешь перестать слышать. — Чуя восстанавливал одну из печатей в данный момент, и было видно, что одну из молитв он всё-таки услышал. — Если печати будут сняты, а я буду здесь, я превращусь в демона. Дазай смотрел на Чую, пытаясь понять, о чем тот говорит. — То есть, без печатей ты можешь, но недолго, а с ними — ты более уязвим для своей же силы? — Осаму с тихим стоном потёр лицо. — Не понимаю… То есть, если ты разозлишься или сознательно активируешь Порчу, что изменится по сравнению с прошлым? — Я буду силён как бог. Буквально. Если я не восстановлю печати в течении нескольких дней, я стану демоном. Ты можешь это остановить, но по итогу мне всё равно придётся либо восстанавливать печати, либо возвращаться наверх. — Куда наверх?! — это больше всего взволновало Дазая, он даже подался вперёд, вцепляясь для равновесия в кресло Чуи, словно тот прямо сейчас собирался вознестись. Тот аж вздрогнул: — Тихо! Никуда я не собираюсь, мне и тут хорошо, — Чуя положил руку ему на плечо, усаживая обратно. — Знаешь миф о создании мира? Боги живут на верхних небесах. Я никуда от тебя не денусь, всё уже восстановил. — Я буду осторожнее… — виновато вздохнул Дазай, понимая, что именно из-за его глупого желания видеть Чую чаще, чуть не натворил непоправимого. — Чего ты там себе надумал? — Чуя дал ему щелбан. — Не надо тебе быть осторожнее! Как будто я не злился раньше. Просто печать снял. Да и то, самую слабую. Нихрена со мной не случится. — Но раньше-то такого не было, даже когда я тебя целенаправленно злил, — обиженно потирая лоб, проворчал Осаму. Чуя поднял левую руку ладонью вертикально: — Я клянусь, что больше никогда не буду снимать печати без крайней необходимости. — Он прикрыл глаза от усталости. — Раньше такое тоже было. Помнишь битву с Рандо? Ты в меня не всматривался, тебя хотели порубить пополам, но меня тогда охватило пламя. Я снял ту же печать, что и сейчас. Потом мы взялись за руки, это меня успокоило, и всё было хорошо. Осаму пусть и не окончательно, но успокоило данное Чуей слово. Он вспоминал то смутное время, когда они с Чуей только встретились и сразу же возникли новые вопросы. — Я думал, мне показалось, тогда действительно не до того было, — покачал он головой и нахмурился, когда в голову пришла ещё одна навеянная паранойей мысль. — Но когда ты осознал себя? Или ты тогда уже знал?.. — Ты же был при разговоре с Рандо. Я очень смутно всё помнил, но понимал кто я. А потом меня как шарахнуло в лаборатории этого «Доктора Н», — прозвище последнего Чуя как будто выплюнул, с презрением скривившись, — неделю отходил. В той галлюцинации, в которую он нас ввёл, я видел много всего. В том числе, свои воспоминания, и... — он помедлил и явно с трудом договорил, — твою смерть. Дазай поежился, закусив губу и положив руку на плечо Чуи, касаясь шеи, чувствуя тепло его кожи и удары пульса, вторящие вибрации кольца. — Да уж, неприятные воспоминания, — он зажмурился, стараясь отогнать образы, навеянные в том месте ему самому, особенно последнее — до ужаса реальное ощущение остывающего тела Чуи на руках и его расчерченное следами не то Порчи, не то просто крови лицо, застывшее безжизненной маской боли. Чуя поморщился и на мгновение прижался головой к его ладони, тут же возвращаясь к дороге. — Уже всё хорошо, Осаму. Двойной чёрный вместе и не такую жопу переживал. Дазай слегка улыбнулся, кивая, но ещё пару минут успокаивающего тепла все же отпустил Накахару. — Хочу домой… — тихое, словно заветное желание. — Скоро будем, солнце, — Чуя повернул ко дворам. — Мы скоро будем дома.