* * *
— Это шутка такая? Драко порывисто откидывается на спинку стула и во все глаза смотрит на девушку, сидящую перед ним. — Ты не заставишь меня туда идти. — Почему? — Да потому что я не верю во всю эту чушь. Это не более чем дурацкое развлечение глупых малолеток. Луна хмыкает, зачерпывая чайной ложкой щедрую порцию малинового варенья, и добавляет его в чай, размешивая по часовой стрелке ровно шесть раз. Потом узкой стороной ложки проводит по кайме чашки и мешает ещё три раза против часовой. Она делала так всегда. Драко не спрашивал почему. У каждого свои тараканы в голове. Тараканы Луны, в отличии от остальных, были самыми безобидными. — Я раскладывала на твоё будущее несколько раз. И каждый раз выпадало одно и то же. Это не может быть совпадением. — Салазар, Лавгуд, я же просил тебя этого не делать. — И что? И что? И что… Она серьёзно? Эта девчонка – ходячий комок, сотканный из противоречивых странностей, в обёртке из-под ангельской простоты. Просто раздражающе наивна. Драко крутит в руках портсигар. Шероховатость гравировки приятно скользит по подушечкам пальцев. Металл местами поцарапался и потемнел. Сколько всего он пережил. Переживёт ещё. Никакая прорицательница не сможет испугать его дурным предзнаменованием. Всё это ерунда. Он был уверен. — Если я схожу с тобой, ты обещаешь, что больше не впутаешь меня в подобную авантюру? Полумна улыбнулась и активно закивала головой, словно китайский болванчик. — Ну тогда веди меня к своей гадалке. Лавка мадам Ленорман располагалась в магловской части Лондона недалеко от входа в Косой переулок. Для волшебников она предоставляла услуги оракула и продавала редкие магические ингредиенты, а для маглов это был лишь магазинчик с волшебной бутафорией, которую они, как оказалось, просто обожали. Подобная предприимчивость безумно повеселила Малфоя, но поставила под сомнение прорицательские способности Марии. У самой двери Полумна резко обернулась. — Только, Драко, пообещай, что будешь вежливым, — и снова этот её олений взгляд. Боже. — Ладно, — Драко поднял руки в сдающемся жесте. — Если я начну грубить, разрешаю тебе задушить меня своим шарфом. Девушка мило хихикнула, а потом её и без того большие глаза расширились. Покопавшись в сумке несколько долгих минут, она достала кашемировый серый шарф. — Чуть не забыла. Передай Гермионе, пожалуйста. Она забыла его у меня на прошлых выходных. Странно, она стала такая забывчивая, — взгляд Лавгуд потемнел, а это признак того, что пора идти, пока не начался приступ её странных размышлений. — Да-да, передам. Только пойдём уже, пока я не передумал. Лавка внутри оказалась небольшой, если не сказать крохотной. На полках ютились всевозможные книги, колоды карт, обереги и прочая ерунда, которая делала из шарлатанов истинных магов. За стойкой стояла низкорослая женщина пожилого возраста. Различные талисманы, монеты разных размеров и даже сушёные заячьи лапки каскадом окутывали её грудь и шею. Она выглядела как все эти недопрорицатели, которые с умным видом несли околесицу и давали тебе настойку из гусиных лапок, чтобы притянуть к тебе удачу. Типичная Трелони. Когда она увидела Луну, то слишком озорно подскочила и принялась хлопать в ладоши, словно ей двенадцать, а Лавгуд принесла ей пакет сладостей из «Сладкого королевства». — Полумна, дорогая. Как я рада тебя видеть. Как давно ты не заглядывала. Что у тебя нового? Как поживает твой отец? Тот отвар, который я ему передала, помог? Идея согласиться на этот бред стала казаться Малфою ужасной. Просто наиглупейшей, которую он мог придумать. Он, конечно, любил Лавгуд и был невероятно ей благодарен, что она согласилась укрыть его у себя после отказа Нотта. Но это… Это уже чересчур. Не дожидаясь, пока девушки закончат высокочастотный треск на разные темы, он откашлялся, чтобы привлечь к себе внимание, и заговорил. — Добрый день! Меня зовут Драко Малфой. А вы, я полагаю, мадам Ленорман. Женщина перевела на него взгляд и будто впервые его заметила. И без того добрая улыбка стала ещё милее. В уголках глаз проступила сеточка морщинок, указывая на возраст женщины, но озорной блеск выдавал душу, что была моложе, чем у Драко. — Не смотря на вашу бестактность, очень приятно познакомиться, молодой человек. Но, к сожалению, вы ошиблись. Мадам Ленорман – это... — Это я. Своеобразная шторка из деревянных бусин раздвинулась со звучным переливом, и из-за неё вышла женщина с пронзительным взглядом ярко-голубых глаз. Если бы не строгий брючный костюм, Малфой бы принял её за арабскую принцессу, на столько эта женщина была красива и излучала какую-то царственную уверенность. Что-то внутри подсказывало, что она из тех, кого не волнуют окружающие. Она из тех, чьё мнение меняет жизни. Драко словно оглушённый подошёл к ней и протянул руку, не в силах оторвать взгляд от глаз, которые словно смотрели в самую его суть. Освещали каждый тёмный угол его души, в котором он скрывал свои самые страшные секреты. — Пройдёмте в мой кабинет, — она повернулась к женщине, с которой разговаривала Луна, и твёрдым, но в тоже время тёплым тоном сказала, — Стефани, сделай, пожалуйста, нашим гостям чай. Твой фирменный. — Конечно, Мария. Пока они поднимались по узкой лестнице на второй этаж, Драко рассматривал старые чёрно-белые фотографии и портреты молодых женщин. В каждой из них прослеживались схожие черты. Но один портрет привлёк его больше всех. Женщина сидела полубоком, облокотившись локтём на стол, где были разбросаны магловские игральные карты. Её плечи перекошены, а взгляд, хоть и пронзительный, но скрывал такое количество боли, что Малфоя словно пронзило током. Чёрные кудри на манер того времени обрамляли миловидное лицо. На вид ей было не больше двадцати. — Это Мария Анна Аделаида Ленорман. Считается, что именно с неё в нашей семье появился дар, передающийся из поколения в поколение только по женской линии, — не оборачиваясь проговорила Мария. — Тебя назвали в честь неё? — Женщин в нашем роду называют только тремя именами и в определённом порядке: Мария, Анна и Аделаида. Я родилась в шестом поколении после Марии и теперь с гордостью ношу её имя. — Странная традиция, — Драко заметил, как сверкнули её глаза, когда она мельком обернулась. Странно, но из лёгких будто вышибло воздух. С такими, как она, нельзя играть. Такие, как она, опасны тем, что знают гораздо больше тебя. Им не нужно перерезать тебе горло ночью, пока ты спишь. Им достаточно заманить тебя туда, куда через мгновение упадёт валун, вдавливая твой глупый мозг в землю, показывая тем самым, что ты лишь мокрое место рядом с теми, кто знает. Ведающие. Он помнил, как мама рассказывала в детстве легенду о них. Тех, кто знает, как падёт и воскреснет мир. Тех, кто не боится даже самых могущественных магов, потому что с точностью до секунды могут предсказать, где и когда они умрут. Тем, кто лишь мазнув взглядом, раскроют все твои сокровенные тайны, потому что владеют способностью видеть всех насквозь. Такой дар просыпается только в маглорождённых со смертельными болезнями или инвалидностью. Природа будто одаривала и надсмехалась над ними одновременно. Подстраховывалась, чтобы такой сильный дар не смог передаться другому поколению. Мария, будто прочитав его мысли, ухмыльнулась и продолжила. — По общеизвестным данным, Мария Ленорман не имела детей. Но только некоторые знают настоящую историю, — женщина жестом пригласила их занять кресла у камина. Сама же устроилась на стуле за небольшим квадратным столом. — Когда она стала достаточно известна, её способностями заинтересовался один маг. Только это был отнюдь не праздный интерес. Он охотился за такими, как она. Редкие, малоизученные — то, что нужно для сумасшедшего ученого, владеющего магией. В комнату зашла Стефани с чаем и сладостями. Металлический поднос звонко ударился о стеклянный столик. — Он похитил её прям из салона, где она работала. Несколько недель ставил над ней опыты и делал всё, что ему заблагорассудится, — Мария нервно сжала губы, наблюдая, как Стефани, хмурясь, разливала ароматный травяной чай по чашкам. — В один из вечеров он так сильно напился, что уснул рядом с ней, забыв запереть дверь. Мария смогла выбраться и сбежать. Через несколько месяцев стало понятно, что она беременна. Стефани громко всхлипнула и вынула из внутреннего кармана пёстрый носовой платок, чтобы вытереть блеснувшие в уголках глаз слёзы. — Простите, — она шмыгнула носом, — всегда плачу на этом моменте. Не буду вам мешать. Присутствующие проводили женщину взглядом в тяжёлом молчании. Напольные часы отбивали секунды громким движением стрелок в густой тишине. Драко думал, какого это. Быть проклятым и благословенным одновременно. Ежедневно иметь доступ к знаниям, доступным лишь избранным. Тем, кто принёс жертву, положив на алтарь способностей свою жизнь и будущее. Знать, сколько ты проживёшь и от чего умрёшь. Знать и не иметь возможности что-то с этим сделать. — Но ведь дар ведающих не передаётся по наследству. — Не передавался, — Ленорман улыбнулась и сделала глоток чая, — жизнь всех ведающих складывалась таким образом, что они не могли иметь детей. Изначальная неспособность или приобретённая или жизненные обстоятельства выстраивались так, что они умирали в одиночестве, даже будучи окружённые друзьями и близкими. Словно это была негласная дань за возможность знать. Так случилось бы и у Марии. Сирота, брошенная родителями из-за врождённого дефекта и воспитанная монахинями. Пугающая людей своими способностями провидца, бесстрашно открывающая будущее даже господам королевских кровей. Никто не захотел бы быть с такой, даже если бы полюбил её обезображенное природой тело. Слишком велика вероятность попасть в немилость к высшей власти. — Но тут в её судьбу вмешался маг. — Верно. Две разные энергии смешались. Дар видеть и способность изменять смешались вместе в одном человеке, рождая совершенно новую энергию, ранее несуществующую. Анна была сильнее матери. Её видения были чётче, ярче, детальнее. Ей не нужны были вспомогательные инструменты в виде астрологии и карт. Она читала людей лишь раз прикоснувшись и, конечно же, продолжила дело своей матери. Пока однажды, коснувшись случайно на рынке маленького мальчика, не увидела, как мир сгорает в фиолетовом пламени, а со скалы на всё это взирает Жеводанский зверь. — Кто? — тихо спросила Луна. — Французская страшилка, которой родители пугали детей, чтобы они не гуляли одни. Некто похожий на волка-оборотня охотился на одиноких путников. Не забивай себе голову, Лавгуд. Всё это чушь, — Драко прикурил, не спросив разрешения. — И во что же ты веришь, Драко? Мария наклонилась ближе к Малфою, и он готов поклясться, что в этот момент её глаза на мгновение вспыхнули голубым огнём. Он чувствовал, как она эфемерно касалась его сознания. Тихой поступью ходила по его чертогам разума в поисках....чего? — Ты легилимент? — Нет, — сказала она, чуть наклонив в голову. Её взгляд лёгким покалыванием пронизывал каждую клеточку тела, и Драко не мог это заблокировать. — Я не владею вашей магией, а значит вы не можете противостоять моему дару. — Но ты не касаешься меня, как ты... — У ведающих много методов воздействия. Я люблю через глаза, — она подалась немного вперед, и Драко почувствовал толчок, словно его задело напором воздуха. — Не сопротивляйся, так всё пройдёт легче. — Для тебя? — Для тебя. Теперь он был уверен, что ему не показалось. Её глаза светились голубым огнем, но одновременно с этим в них плескалось бушующее море. Плевалось шипучей пеной, затягивая в свои глубины. Картинка перед глазами расслаивалась. Малфой пытался возводить стены в сознании, но её энергия будто проходила сквозь них. Ещё и ещё. Бесполезно. Он ненавидел делиться своими секретами. Ненавидел, когда к нему в голову без спроса вторгаются. Терпеть этого не мог. — Прекрати, — услышал он голос сквозь дымку тумана, — я не причиню тебе вреда. Водоворот из мелькающих проекций закружил его, засасывая в тёмные пучины. Густая всепоглощающая тьма. Вспышки заклинаний. Крики. Смог разъедает слизистую едким запахом. Фиолетовая вспышка, и снова всё погружается во тьму. Не видно даже собственных рук. Драко фантомно чувствует грязь под собой. Почти тонет в ней, захлёбываясь ей вперемешку с собственной кровью. Он уже не помнил, где потерял палочку и как сломал ногу. Не помнил, когда последний раз было настолько страшно. Когда внутри сердце замирало от собственной безысходности, но он всё равно полз дальше. На рефлексах, на грёбаной жажде жить. Чернота расступилась. Малфой почти видел долбанный свет в конце этого кромешного Ада. Два жёлтых света. Огромный чёрный волк медленной поступью надвигался прямо на него. Массивные лапы продавливали землю, сминая под собой любой намёк на жизнь. Он скалился, а с острых клыков стекала кровь. Только тогда Драко заметил, что вся его пасть измазана густой почти чёрной кровью. Наверное, так выглядит смерть. Это единственное, о чём он успел подумать, прежде чем зверь прыгнул на него, погружая мир в темноту. Он вынырнул в реальность с дикой головной болью. Дыхание сбилось. Малфой жрал воздух большими глотками. Было отвратительно ощущать на коже липкую плёнку пережитого кошмара. — Какого дьявола сейчас было? — Грим, — прошептала Мария бесцветным голосом, — предзнаменование. — Хреновое, я полагаю, — со злостью выплюнул Драко. — Предсказания не всегда сбываются так, как мы думаем. А грим не всегда предвестник смерти. Мария, взяв фарфоровую чашку, откинулась на спинку стула, но так и не сделала ни одного глотка. Она смотрела куда-то вдаль. Только в одной ей известном направлении. — Ага, иногда он предвестник крёстного, который сбежал из Азкабана и теперь путешествует со стаей бродячих псов, — Драко одним движением достал сигарету и прикурил, глубоко втягивая вишнёвый дым в лёгкие. — Только кроме родителей у меня не осталось близких. Ни одного. Он не понял, зачем это сказал. Зачем вообще пришел сюда. На что он надеялся? На то, что это очередная шарлатанка? Да. На самом деле, именно на это он и надеялся. Что она попричитает минут пятнадцать. Скажет какую-нибудь глупую всем известную истину и отпустит их, выклянчив пару десятков галлеонов. Он не был готов к магическому показу его личных кошмаров в его и без того пропахшей адом голове. Хватит с него этого дерьма. Достаточно. — Драко, ты куда? Луна, быстро извинившись перед мадам Ленорман, схватила свою сумку и выбежала за Драко, бросая ему в спину вопросы. Мария не посмотрела на них. Всё её внимание привлёк шарф Гермионы, который Малфой так и оставил висеть на ручке стула.* * *
Несколько дней после случившегося Драко был не в себе. Разрывающие голову боли и нервозность были цветочками по сравнению с вернувшимися кошмарами. Теперь его преследовал грим. В каждом сне чёрной тенью скрывался в углу, обнажая клыки в хищном оскале. Он ничего не делал, даже не шевелился, лишь прожигал взглядом горящих огнём глаз. Хотелось спрятаться. Убежать куда-нибудь на край света и уснуть, чтобы забыть весь ужас пережитого и страх грядущего. Грёбаная ирония. Ведь Драко не верил в предзнаменования. Но какого же чёрта мурашки бегали по спине от страха при воспоминаниях о ведении? Какого чёрта вообще происходило в его грёбаной жизни? Вопросы-вопросы. Они роем летали в голове, жаля и кусая. Он чувствовал, как что-то ужасное уже разинуло свою пасть над ним, но он не мог ничего с этим поделать. Оно клацает зубами. Выжидает. И это сводит с ума. Наверное поэтому Драко и пригласил Поттера в бар. Ведь другого объяснения этому безумному поступку у него определённо не было. Уже несколько часов они сидели и, о Мерлин, болтали ни о чем. Вот так просто. Как старые приятели, рассказывали забавные ситуации из жизни и вспоминали школу. Поттер почему-то не стал задавать вопросы. И будто даже не удивился. Начал разговор с отвлечённой темы, избегал острых моментов и по-идиотски шутил. Огневиски приятно притуплял сознание, заглушая орущие на подкорке мысли. Ему было спокойно. Странно, но спокойно. — О Мерлин, серьёзно? — Да, с тех пор он несколько раз проверяет, прежде чем выпить зелье. — Да, я бы тоже не хотел ходить неделю с зелёными волосами, — Гарри залпом выпил содержимое бокала и уставился на дно. Он медленно крутил его на столешнице, царапая лакированное дерево. Непривычно было видеть Поттера, витающего где-то в своих мыслях, так близко. Непривычно было сидеть с ним в одном баре. Непривычно разговаривать о всякой ерунде вот уже несколько часов подряд. Возможно, если бы всем было плевать на чистоту крови, всё могло сложиться иначе. Малфой не был бы таким засранцем, и Гарри пожал бы его руку тогда в поезде. Они вместе бы упражнялись полётам на метле и рано или поздно стали бы ловцами команд своих факультетов. Но это соперничество на поле не испортило бы их дружбу. Да, они бы точно дружили. Такие разные, гордые, верные своим принципам. С острыми языками. Спустя несколько лет соперничества и десяток подбитых глаз, они бы всё равно подружились. Поттер вечно бы подстёгивал его в полёте и по-доброму подшучивал над поглядываниями Драко на Гермиону. Малфой бы успел позвать её на Святочный бал, опередив Тео и Виктора, только потому что Гарри сильно настоял. Совсем не потому, что Малфой смотрел на неё влюблёнными глазами уже который месяц. Да, так было бы определённо лучше. — Вы всё-таки поговорили с Гермионой? — спросил Гарри, смотря куда-то в сторону. — С чего ты взял? — Вы уже два дня не грызётесь и нормально разговариваете, — Гарри снял очки и потёр переносицу. — Скажи, если лезу не в своё дело. Сменим тему. — Нет, — Малфой покачал головой, — всё в порядке. Вообще. И у нас с ней. С ней. Алкоголь развязывал язык. Возможно, Драко пожалеет об этом завтра. Но сегодня ему хотелось говорить с Поттером о Грейнджер. Потому что именно он знал её настолько, насколько хотелось знать Малфою. — Почему ты не против, Поттер? Почему не угрожаешь убить, если я хотя бы прикоснусь к ней? — слова даже в голове не встретили сопротивления. — А должен? — ухмылка Гарри дружеская. О такую разбиваются все колкости и грубые слова. Такой улыбкой встречают давнего друга, с которым давно не виделись. — Да. Ты должен бить в грудь и кричать, что я её не достоин. Что я не смею даже смотреть на неё. — Знаешь, я искренне верил, что мой лучший друг достоин её. Кто, как не он? И что вышло? — Гарри нахмурился и отвёл взгляд. — Не мне решать. Она сама должна выбрать. Мне остаётся принять её выбор и надеяться, что её чувства взаимны. Её чувства. У неё к нему чувства. И это, чёрт возьми, не описать словами. Не передать, как сильно внутри у Малфоя громыхало сердце взрывами петард. Салазар, как сложно и непонятно всё, что сейчас происходит. Его не учили этому. Он не знает, как дальше. С Асторией всё было по-другому. Там не было чувств. Там не было грёбаных бабочек в животе. Не было бешено бьющегося сердца, разбивающего рёбра в хлам. Не было любви. Ничего не было. Просто брак по расчету. Просто взаимное уважение. С Грейнджер по-другому. С ней, как на американских горках. Как в омут с головой и научиться дышать под водой. — Ну так что? — Поттер смотрит испытывающим взглядом. — Это взаимно? — Знаешь, иногда я хочу её прикончить, но, Салазар, — вдох, короткий, но достаточный, чтобы передумать, — тянет... Правда сладкая на вкус. Как спелая клубника или кленовый сироп. Правда терпкая, словно сочная хурма или дорогое вино. Она освобождающая. Будто ты научился летать. Прыгнул с утёса и воспарил. Ветер облизывает твоё тело прохладными потоками, и больше ничто тебя не держит. И от этого чувства тянет под ложечкой. Как же сильно тянет. Поттер не ответил. Лишь улыбнулся и попросил бармена повторить. Они молча цедили свой огневиски. Час? Два? Драко не знает. Но прежде чем разойтись, Гарри похлопал его по плечу и сказал то, чего Малфой от него не ждал услышать никогда. — Ты даже представить не можешь, насколько ты именно тот, кто ей нужен. И молча вышел из бара.* * *
Стук в дверь. Такой громкий и раздражающий, что невозможно не проснуться. Гермиона нехотя открывает глаза и мажет взглядом по часам. 3:03. Ну конечно. Кто-то или что-то свыше определённо против того, чтобы она высыпалась. До двух ночи она снова и снова изучала материалы дела в поисках того, что могла пропустить. Кажется, скоро она сможет наизусть пересказывать всё, что находилось в этой тонкой бумажной папке. Вплоть до точек и запятых. Голова от недосыпа словно свинцовая. Так и тянет снова завалиться набок и больше никогда не вставать. Вообще. Снова стук. Ещё более настойчивый и нетерпеливый. Бесит. — Иду. Расстояние до двери кажется невероятно длинным. Ноги не слушаются, шаркая по полу. Плевать. Она просто накричит на нежданного гостя и захлопнет дверь. Будь это сам министр. Она дважды поворачивает замок и тянет ручку. Прежде чем дверь откроется, а уличные фонари очертят контуры посетителя, она узнает его по запаху. Перегар и вишнёвые сигареты. — Малфой, ты видел время? — Надо поговорить. Он, не дожидаясь пока она отойдет, протискивается внутрь и слишком по-хозяйски бредёт в гостиную. Бесит. Малфой хватает первый попавшийся стакан и почти уверенной походкой бредёт к дивану, на ходу наливая огневиски. Его движения резкие, рваные, местами неуклюжие. Лицо пустое. Словно кто-то стёр все эмоции ластиком и забыл нарисовать новые. Он залпом выпивает содержимое и наливает ещё. Гермиона ничего не понимает. Она стоит в проходе, облокотившись рукой о стену, и просто молча наблюдает за тем, как он хозяйничает в её квартире. — Что-то случилось? Малфой, с присущей ему холодностью и язвительностью, ещё никогда не выглядел настолько отстранённым и... потерянным? Она смотрела на него, прожигающего только одному ему известную точку в её столе, и пыталась рассмотреть хоть намёк на то, что он тут делает. Он просто молчал. Просто. Нет, не просто. Так просто не молчат. Так исчезают в водовороте собственных мыслей, которые так и не нашли выхода. Так тонут в пучине потаённых страхов, теряются в грёбаном калейдоскопе эмоций, давящих бетонной плитой на арматуру рёбер. Бесит? — После выпускного мы с Тео уехали в Японию, — начал он, всё ещё пялясь в одну точку. — Я уже даже не помню, зачем мы туда поехали. Наверное, чтобы отвлечься от всего того дерьма, что пережили. Или просто захотели сбежать как можно дальше. Это было спонтанным решением, — он подносит стакан ко рту, но, не делая глоток, продолжает, — это уже был конец мая. Но в тот год цветение сакуры припозднилось из-за аномальных холодов, и Нотт потащил меня смотреть на это чудо природы. Я, конечно же, не хотел. Драко выдохнул. Брови свелись к переносице. Злая ухмылка скользнула тенью в уголках губ, и он посмотрел на Гермиону. — Когда мы прибыли на место, я думал, что задохнусь. Едва уловимый цветочный запах заползал мне в глотку. Изнутри стягивал горло. Душил. Я вспомнил день финальной битвы. Вспомнил крики, кровь. Чёрный тягучий страх, который преследовал меня весь тот год, а потом, — он поднялся и медленно двинулся к девушке, — вспомнил, что ты спасла меня. Ты пахла так же, как эта грёбаная сакура. Ты пахла моим спасением, Грейнджер. Гермиона ничего не понимала. Она сделала шаг в сторону, стараясь отдалиться от Драко. Но он подходил ближе, словно хищник, загоняющий в угол свою добычу. — Ты заразила меня собой. Каждый чёртов день на восьмом курсе я смотрел на тебя и не мог понять почему. Почему, блять, ты меня тогда спасла. Это сводило меня с ума. Я помешался на этом, помешался на тебе, — он навис над ней, вжимая её тело в стену. Плотнее. Ближе. — И спустя столько лет я думал, что это прошло. Но нет. Ты вновь объявилась со своими чёртовыми карими глазами и вездесущими кудрями. Ты снова подсадила меня на себя. — Я… не понимаю, Драко, — её голос дрожал. Она рваными вдохами глотала воздух, пыталась сильнее вжаться в стену. Но Малфой только сильнее напирал. — Ты смеешь залазить мне в голову, смеешь приходить во снах, смеешь ломать меня пополам. Но даже не понимаешь этого, — он проводит кончиком носа по её скуле, — Ты правда думала, что я смогу с тобой дружить? Да от желания быть с тобой я растерял остатки разума. Какая к чёрту дружба, Грейнджер? Она смотрит на него своими оленьими глазами. Губы кусает. А у него крыша едет от желания её поцеловать. Алкоголь сделал свое дело — развязал ему язык. Он этого и хотел. Его ведёт вправо. Прямо к её губам. Там он и замирает в секунде от пропасти в её глазах, которая поглотит его с головой, если она ответит. Он готов нырнуть в эту пучину. Нет. Он жаждет этого больше всего на свете. Блядские секунды тянутся как патока, пока она выдыхает и подаётся вперед, снося последний амбарный замок на двери его терпения. Это конечная. Дальше только прыжок веры с высокой башни в затягивающий омут её рук, заползающих ему под рубашку. Он больше не чувствует реальность. Нацелено отказывается от неё, чтобы потерять себя в запахе цветущей вишни, пока вжимает её хрупкое тело в стену, остервенело вылизывая её рот. Сладко. Господибоже, как сладко. Она как терпкое вино, как спелая клубника. Как освобождающая правда его чувств к ней, которые он разрешил себе принять. Малфой подхватывает её на руки и несёт к дивану на трясущихся ногах. Диван со скрипом прогибается под ними. Быстрым движением он усадил её к себе на колени, вплотную прижал к себе. Рукой сжал копну волос на макушке, сильнее впиваясь в её губы. Слишком по-хозяйски, словно делал это уже сотни раз. Её стон завибрировал у него внутри, распаляя ещё больше. Он яростно терзает её губы, больше не думая совсем ни о чём. Она такая тёплая и близкая уничтожает его своим желанием, что у него сильнее сносит крышу. С гвоздями вырывает. Её короткие ноготки впиваются в плечи, царапая кожу сквозь тонкую ткань. — Как же сильно я хочу тебя, — шепчет он в её плечо. Драко сильнее тянет волосы, и она прогибается, открывая доступ к шеи. Губами прокладывает дорожку поцелуев к нежной коже и ловит зубами беснующийся под челюстью пульс. Голубая вспышка освещает комнату прежде, чем громко звучит голос министра: — Гермиона, фатумы напали на Министерство. Камень Мерлина был украден.* * *
В атриуме царил кромешный ад. Гул, толкучка, крики. Кто-то бежал к каминам чтобы поскорее выбраться из здания. Едкий дым заползал в ноздри. Драко с Гермионой бежали вглубь, расталкивая испуганных сотрудников. У фонтана кто-то громко кричал. Мазнув взглядом, Драко увидел, как на чьей-то белой рубашке расползается ярко-красное пятно. Дьявол. Как фатумы смогли пробраться в Министерство? Как смогли обойти защиту самого охраняемого в стране здания и выкрасть камень? — Драко! — кто-то хватает его за руку. — Мария? Что ты тут делаешь? Он пытается глазами найти Грейнджер, убежавшую вперед, но тщетно. Толпа уже поглотила её. — Кто тебе эта девушка? — спрашивает мадам Ленорман, вкладываю ему в ладонь шарф Гермионы, про который он забыл. — Что? Сейчас не время. — Кто тебе эта девушка? Настойчивость в её голосе раздражает. Какая вообще сейчас разница, когда вокруг творится такое? — Это не твоё дело. — Я спрашиваю только один раз, — сталью в её голосе глотку перерезать можно, и это не сулит ничего хорошего. — От того, как ты сейчас ответишь, будет зависеть то, что я тебе скажу. Её глаза сверкают голубым огнем. Снова. И это всё. Потому что пасть фатальности, зависшая над ним, больше не выжидает. Она с размаху накрывает его с головой и глотает, не прожёвывая.