Холод.
Саймон открыл глаза. Потолок плыл и рябился мелкими волнами. Тело не ощущалось, только боль и усталость. Саймон вдохнул — и ледяная вода хлынула в нос, забила горло, обожгла лёгкие.
В один миг острая паника сцепила сердце когтями.
В ужасе он дёрнулся прочь, засучив ногами, откидывая голову. Больно ударился затылком в эмалированное дно ванной. Сообразив, выбросил руки вперёд, ухватился за край, и с громким плеском вытащил себя из воды. И тут же светился с края, скручиваясь мучительными спазмами. Несколько долгих секунд выплёвывал воду, кашляясь, давясь. Втягивая воздух судорожными рывками и снова заходясь кашлем.
Наконец, с трудом восстановив дыхание, он подтянулся, тяжело перекинул через край ванны ногу, с кряхтением встал, выбрался из воды, разливая вокруг лужи с пропитанной насквозь одежды. Одеревеневшими пальцами начал срывать пуговицы прилипшей к телу рубашки.
— Никогда к этому не привыкну...
Его начало трясти. От холода и Переноса сводило мышцы, ныл череп, ломило в костях. Дышалось с трудом, сердце билось как-то неровно.
Он бросил мокрую одежду прямо там на полу и, дрожа, как осиновый лист, поплёлся прочь. Его маска пустыми глазницами смотрела на него со стула.
— Грёбаный трикстер, — бросил ей Саймон, проходя мимо.
Самое время было Брану вставить какое-нибудь едкое замечание. Но он молчал.
— Бран? — позвал Саймон, доставая полотенце из шкафчика.
Тишина.
— Ага. — он накрыл полотенцем голову, начал ворошить сквозь него волосы, высушивая. — Стало быть и у тебя есть предел, а? — отерев лицо и оставшиеся капли с плеч, он бросил полотенце на стул, поверх маски. — Ну и поделом тебе. Мне давно хотелось от тебя отдохнуть.
Большую часть Переносов Саймон не помнил. Воспоминания о странных пробуждениях в ванной полной ледяной воды обычно терялись в той путанице и беспорядочных обрывках, которые образовывались на месте провалов в памяти. Мозг, в своём стремлении сохранить логику и упорядоченность, заделывал эти дыры, как мог. Теперь же, когда Саймон осознавал Брана и его вмешательство, эти воспоминания начали восстанавливаться, разворачиваясь перед его мысленным взором. Отдельными сценами, будто старый диафильм.
И лучше бы Саймон этого не видел.
Такая удобная и крутая вещь, как телепортация, в комиксах и фильмах всегда выглядела просто и уместно. На деле же оказалось, что это настолько непостижимый, настолько чуждый человеческому разуму процесс, что, испытав подобное только раз, жить как прежде было уже невозможно. В любой миг могли закрасться сомнения в правдоподобности того, что ты видел перед собой, где ты находишься, кто ты. А с тем, сколько раз Бран заставлял Саймона прыгать в пространстве сквозь квантовые потоки за всё это время — реальность буквально ломалась. Больше не было простого трехмерного мира, краем ума теперь осознавалась ужасающая правда о многослойности, многовероятности реальности. Собственное тело и разум казались жалкими и ничтожными на фоне всей этой стихии. Стены, здания, деревья — сама материя — начинали представлять угрозу. К самой гравитации больше не было доверия.
Но хуже всего была боль.
Невыносимая, размалывающая тело на атомы боль во время Переноса. Короткая, моментальная — но от того не менее разрушающая. Ни одно существо трехмерной реальности не рассчитано на такие нагрузки, и неудивительно, что Саймона несколько дней ломало и плющило под невидимым прессом после каждого такого фокуса. Ледяная вода, в которую Бран закидывал его в точке перехода, немного смягчала этот эффект — но не избавляла полностью.
А теперь стало ясно, что и Брану этот фортель не даётся даром.
Его не было слышно полных два дня.
"Ты готов?"
Саймон поперхнулся чаем.
— Бран, чёрт тебя дери, ты куда пропал?
"Восстанавливал силы."
Саймон отставил чашку, со скрипом отодвинул стул от стола. Прислушался. К своим мыслям. К себе.
Тело успело восстановиться и отдохнуть после Переноса, но теперь, когда Бран вернулся, вернулась и та беспокойная тревога, та подозрительность в нереальности мира вокруг. Разум, будто раз напуганный щенок, теперь ожидал подвоха даже в самом базовом знании о жизни.
Стоило немалых усилий взять себя в руки. Помогло то, что Бран пока не вмешивался в волю Саймона, оставаясь лишь голосом в голове.
"Вижу, ты не терял времени."
Саймон глянул перед собой на стену. Участок над столом был сплошь обклеен листками и стикерами. Местами группы этих расклеек соединялись протянутыми красными нитями, собирая чудну́ю паутину, выстраивая структуру в беспорядочных, казалось бы, листках. Всё написано от руки, торопливым косым почерком, иногда обрываясь на полуслове. Никаких конкретных материалов у Саймона не было, только воспоминания — точнее, те обрывки, что он уловил — из головы Лайонса.
— Собрал, что мог. Что мне оставалось?
"Неплохая работа. Почти всё верно."
— Почти? — Саймон ощутил укол обиды, но подавил его. В конце концов, Бран был прав. Человеческая память штука ненадёжная, и он, Саймон, конечно, мог ошибиться. Проблема была в том, что Саймон очень редко ошибался, и привык думать, что он хороший детектив. По крайней мере, хороший следователь.
"Позволь внести правки."
Саймон поднялся на ноги, обошёл стол, — Ну что ж.
"Здесь" Глаза Саймона сами метнулись к грубо нацарапанной схеме Зоны.
"Ты упустил пару деталей." Саймон, не отрывая взгляда от схемы, протянул руку назад к столу, наощупь нашёл карандаш — и немедленно рука против воли взлетела к листку, замелькала с невероятной скоростью, шурша грифелем по бумаге. Дорисовывая, дописывая мелкие обозначения, дополняя. Пока грубая неловкая схема не превратилась в подробный план, со всеми деталями и уточнениями.
— Твою мать... — выдохнул Саймон, выронив карандаш из внезапно ослабшей руки. — Это всё было в голове Лайонса?
"Не совсем. Он мог не осознавать всех этих деталей, но многолетний опыт работы в Фонде отпечатался в его мозгу прочнее, чем любая схема. Теперь здесь." Голова дёрнулась чуть вниз и влево, глаза нашли самый крайний листок с чередой многозначных чисел, записанных в столбец. Местами отдельных цифр недоставало — память о них у Саймона была обрывочной, мысли в этот момент путались.
"Это очень важно. Коды доступа к внешним дверям и аварийные ключи."
— Окей, — Саймон опустился на корточки, нашарил упавший карандаш, и, уже зная, что последует, расслабился. Рука метнулась к листку, начала методично заполнять пробелы, исправлять отдельные места. Одно число даже оказалось разбито на два отдельных, с поправками на варианты.
"Готово."
— Вот же чёрт. — едва рука отпустила, Саймон откинулся, полностью усаживаясь на пол. В голове зрело знакомое уже ощущение отдалённости, сердце слегка ускорило темп. — Так, дай мне передохнуть.
Он несколько секунд тяжело дышал. Бран молчал. Его присутствие почти не ощущалось. При всей неоднозначности, всей пугающей чуждости его натуры — и его мощи, как выяснилось недавно — Бран вёл себя на удивление благородно. Как минимум, он берёг Саймона от того, чтобы не скатиться в окончательное безумие, и хотя бы в этом ему стоило отдать должное.
С другой стороны, забота Брана о Саймоне была не более чем, заботой водителя об автомобиле, на котором ему ещё предстояло доехать до цели. И этого тоже не следовало забывать.
— Ладно, что дальше?
"Дальше нужно сделать звонок. Тебе пригодится помощь."
***
Рингтон вырвал его из раздумий. Последнее время Моки часто проваливался в раздумья. И дело было не только в распаковке после трипа — хотя и это тоже иногда уносило в мысленные блуждания, порой на несколько часов к ряду — дело было в Фонде. И в Фоксе.
До сих пор Моки всерьёз не задумывался над этим, но мало по малу становилось очевидно — он завяз в дерьме. Фокс, со своим шилом в заднице, не давал покоя и ему, и теперь Моки уже не понимал, когда наступил тот момент, что назад пути уже и нет, а двигаться вперёд — безумие.
Это, чёрт возьми, Фонд. Грёбаный, мать его за ногу, об дерево и поперёк, Фонд. Как угораздило его, Моки, едва вылезшего из криминального прошлого, с условным сроком, висящим над головой — залезть в ещё большее дерьмо, чем казалось возможным?
Он достал смартфон, глянул на дисплей — и застонал. Самая причина его бед звонила ему, и ничего хорошего ждать точно не следовало. И почему он вообще имеет с ним дело до сих пор?
— Да.
— Моки, готовься.
— И тебе привет.
— Что? Я серьезно, Моки. У меня всё готово. Я уже еду на место. — фоном у Фокса было слышно гудение двигателя.
— Куда?
— На место. Понимаешь, в эту Зону несколько входов, я не собираюсь ломиться через... Чего? Нет... Погоди... Заткнись, я разговариваю!
— Фокс? Ты с кем говоришь? Кто там с тобой?
— Со мной? Э-э... Да, никто. То есть, кое-кто, — он замялся. — Не важно. Я еду Питсфилд, буду там через часа три. Мне нужна твоя помощь, ты ведь поможешь?
Моки вздохнул. Он почти ненавидел себя. Но не так сильно, как ненавидел в этот момент Фокса.
— Помогу.
— Отлично. Моки... эрмано, спасибо. Я у тебя серьёзно в долгу. Ты ведь, знаешь, я... Да, чёрт возьми, завали ты хоть на минуту!
Брови у Моки поползли вверх. Никого другого рядом с Фоксом слышно не было и, судя по всему, его друг просто окончательно поехал крышей.
— У тебя всё нормально?
— Да, я... Что? Лёд? Что за... Ты серьёзно?
Моки округлил глаза. Становилось уже не до шуток, безумие на самом деле — и с кем-то знакомым — в жизни выглядело пугающе.
— Ладно, — рявкнул Фокс в трубке. — Окей, Моки, слушай. Прозвучит странно, но... Ты должен запастись льдом. Нужно много. Фунтов тридцать, не меньше. Потом поймёшь.
— Что? Ты чего несёшь? Какой лёд?
— Да любой, нужен холод. Слышишь? Просто сделай, как я прошу. Всё, мне пора.
— Фокс... — но ответом были только частые гудки.
***
Правая нога вытянулась вверх, и сухожилия приятно натянулись. Напряжённые мышцы плеч и левой ноги от усилия начали дрожать, к голове прилила кровь, но Лейла не прекращала. Покачавшись корпусом вниз, натягивая связки сильнее, она вытерпела ещё несколько секунд, затем сменила ногу. Мало кто знал об этой её мелкой странности, но она любила йогу. А это была её любимая асана. Усложнённая "собака мордой вниз".
Чем ещё заняться в камере-одиночке, без какого-либо досуга? Особенно теперь, когда ни с того ни с сего прекратились бесконечные "испытания", допросы и даже кошмарные трипы в депривационной камере.
Последнему Лейла была особенно рада, но настороженность и смутная тревога всё ещё гложили где-то в подкорке. Она почти боялась спугнуть своё нежданное счастье. Не может быть всё так внезапно хорошо — не здесь, не в Фонде. Даже ей, неисправимой оптимистке, это очень скоро стало ясно.
Она коротко вздохнула и повернулась в "позу мудреца Васиштхи". Тонкие сухожилия на шее встали, пресс напрягся, заныли плечи. Как приятно иногда просто чувствовать, как работают мышцы...
"Лейла."
Она взвизгнула от неожиданности — локоть опорной руки подкосился, линия стойки сломалась, и она неуклюже рухнула на пол. Со стоном схватилась за ушибленное плечо.
"Прости, но время не ждёт."
— Бран? — она замерла на полу. — Как ты это делаешь? Как ты добрался до меня наяву?
"С трудом, поэтому слушай внимательно. Прикрой глаза, мне так будет проще."
Она послушалась.
Мрак. Ни видений, ни белизны Межпространства. Только голос.
"Объяснять долго, скажу только, что должна сделать ты. Тебе надо выбраться оттуда."
Она невесело фыркнула, — Очень смешно.
"Я имею в виду твою камеру. Тебе нужно выбраться оттуда и быть в секторе "Д-2", в коридорах, через два часа и три минуты. Только так мы сможем встретиться."
Сердце тоненько кольнуло. Надежда.
— Встретиться? Ты серьёзно?
"Абсолютно. Слушай внимательно, и запоминай..."
