***
— Принц Эйгон, — Флорис нарочито медленно поклонилась, позволяя ему скользнуть взглядом в вырез платья, — могу ли я кое-что спросить? — Леди Флорис, — тот обдал её вязкой улыбкой, пропуская внутрь, — я всё гадал, когда же вы ко мне загляните. Вина? — Пожалуйста, — та утвердительно кивнула, желая добавить себе немного смелости, — так, вы ждали моей компании? — Разумеется, — тот протянул ей кубок, назойливо коснувшись ладони, — вы пришли меня отблагодарить? Принц кивнул в сторону бархатного кресла, стоящего напротив небольшого дивана, где тот вальяжно раскинулся сам. Девушка опустилась на край, принимая напиток. Ей даже не потребовалось подводить к этому разговору, что обескуражило напрочь. Неужели тот настолько опьянел, что позволяет себе открыто говорить такие вещи? — Так это вы отправили записку, — та чуть наклонилась вперёд, дурманя ему рассудок не хуже спиртного, — вчерашним вечером? — Я, — тот кивнул, облизываясь, — мой брат далеко, а вы так красивы. Как же я мог о вас не позаботиться? — Но в замке нет никого, кто мог бы позволить себе лишнего, — та медленно подносит кубок к губам, не сводя с него цепкого взгляда, — не находите? — Никогда не знаешь, где скрывается зверь, — парень не скрывает похоти, полностью застелившей его фиалковые глаза, — например, наш племянник. Мало ли что взбредёт ему в голову, правда? Эйгон вдруг судорожно рассмеялся, чуть выплёскивая бордовую жидкость себе на камзол. Он пьян сильнее, чем хотел показать. Значит, ей нужно лишь чуть-чуть поднажать. — И правда, принц, — та прижала руку к груди, зная, что он следит за каждым её движением, — так значит, вы отдали приказ, дабы уберечь меня? — Мой дед подсказал мне это сделать, — тот хмыкнул, приподнимаясь с места и обходя её со спины, — но записка была исключительно моей. — Значит, мне нужно благодарить десницу? — Не знал, что вы питаете слабость к старикам, Флорис, — его ладонь вдруг опустилась на её вытянутую спину, проходясь по каждому позвонку через парчу, — но благодарить вам нужно только меня. — И какой же благодарности вы ждёте, принц? Флорис проворно приподнялась, не желая чувствовать его липких касаний. Она узнала, что хотела, а больше вряд ли тот сможет ей сказать. — Вы знаете ответ на мой вопрос, — пошатываясь, тот вновь начал приближаться. Она действительно знала. Баратеон скрывала отвращение до последнего, но горькая обида за Хелейну взяла своё. Как этот беспробудный пьяница вообще может предлагать ей такие вещи? У него была милая, добрая жена, а тот пускал слюни на всё, что движется вокруг. Служанка, фрейлина, жена брата… Казалось, ему вообще не имело разницы, кого облизывать взглядом. Позор. Флорис вдруг поняла, что пусть Эймонд был жестоким и своевольным, но никогда себе не позволял непотребств в сторону других женщин. Хотя некоторые из них, та слышала перешёптывания служанок, были бы не прочь раздвинуть ноги перед принцем. Баратеон хотелось утешить себя мыслью, что это из-за скрытых, пускай и не признаваемых им самим, чувств к ней. Девушке не составило труда обогнуть Эйгона, ускользнув почти к двери. Из-за выпитого вина тот был неповоротлив и заторможен, отчего, кажется, сам начал приходить в бешенство. — Вы не посмеете уйти, — его лицо багровело, проступая пятнами на коже, — мы ещё не закончили! — Отблагодарите меня за это позже, — та с издёвкой поклонилась, выскользнув из двери. Флорис поспешила вернуться к себе, желая немедленно скинуть ткань и принять ванну. Ей казалось, что места, где тот посмел касаться, вот-вот покроются гнойными струпьями. Нужно было вычистить кожу до скрипа, иначе, чего доброго, точно что-нибудь подхватит.***
Баратеон опускается в тёплую воду, прикрывая глаза. Аромат благовоний приятно расслаблял, погружая в собственные раздумья. Ей всё никак не удавалось понять, как с этим связан Отто Хайтауэр. За всё проведённое время в столице, они встречались лишь на празднествах и обменивались обоюдными любезностями. С чего бы ему вообще обращать внимание на жену среднего внука? Разве ему есть до неё дело? Десница подсказал Эйгону отдать приказ, хоть и мог сделать это сам. Не было времени? Или что-то другое удержало его? Да ещё и в ночь, когда та собиралась тайком покинуть покои. Флорис ни на секунду не сомневалась, что дело отнюдь не в её чести и красоте. Может, кто-то ему доложил? Но даже если и доложил, разве тот не захотел бы убедиться в этом лично? Поймать её, представить перед двором с заслуженными обвинениями в измене. Разве это не было бы решением проблемы? Или она нужна была им в качестве верной жены? Но для чего? Баратеон ныряет с головой, пытаясь остановить нескончаемый поток мыслей. Вопросы лихорадочно кружили, бегло сменяя друг друга, будто силясь запутать её ещё больше. Что-то связующее неумолимо ускользало, не давая ей раскрыть полной картины. Как только воздуха перестаёт хватать, та выныривает, жадно распахивая рот. Её ладони проходятся по волосам, отбрасывая мокрые пряди назад. Глаза та открывает позже, невольно натыкаясь взглядом на своего мужа. Флорис взвизгивает, пытаясь прикрыть наготу руками. Эймонд, стоявший около ванны, вдруг ухмыляется, довольный произведённым эффектом. — Что ты тут делаешь? — та даже не пытается скрыть возмущения, прижимая ладони ближе к себе. — Так ты встречаешь своего мужа, — парень опускается на край, запуская руку в воду, — с недовольством и обвинениями? — Прости, — Баратеон поджала колени к груди, обхватывая их руками, — мне нужно было сразу встать у стены? Эймонд впирает в неё взгляд, полный негодования. Она стойко его выдерживает, не желая уступать. У него ещё хватает наглости! Это ей нужно было кидать гневные взгляды, после всего, что тот натворил. А Таргариен заявляется, будто это она сделала что-то неподобающее. — Я мог бы взять тебя здесь, — тот лениво проводит пальцами по её лодыжке, — или вытащить из ванны и швырнуть на кровать. Большего же ты от меня не ждёшь, да? — Большего ты мне и не показываешь, — та отдёрнула ногу, не желая чувствовать ещё одних мужских касаний, — или ты хочешь видеть распростертых объятий? — Я уверен, ты бы их устроила, — тот пододвинулся ближе, а взгляд прошёлся по её оголённой коже, — если мы бы встретились при дворе. Была бы так рада, уверяла бы других, что скучала. Разве мне не положена часть твоего представления? — Не положена, — горячо ответила та, поражаясь, как быстро ему удавалось вывести её из себя, — уходи, мне нужно закончить. — И не подумаю, — его губы растянулись в довольной ухмылке, — даже не спросишь, чем я был занят? — Даже не спросишь, как я справилась с болью, после того, что ты сделал? Их взгляды сцепились в немой хватке, хлёстко, пытаясь уколоть друг друга как можно острее. Эймонд вдруг наклоняется, подносит ладонь к её лицу. Она не движется, лишь сильнее вжимает пальцы в колени. Его прикосновение непривычно нежное, кажущееся ей очередной насмешкой. Парень проводит фалангами по её скуле, очерчивает линию подбородка, спускаясь ниже. Проходится по уже заживающим следам, что самолично оставил пару дней назад. Он обхватывает её шею, чуть сжимая, будто вторит меткам. Эймонд тут же отдёргивает ладонь, будто ошпаренный, хоть Флорис и не выказывала сопротивления. По крайней мере, не в этот раз. — Я не буду извиняться, — Баратеон не смотрела в его сторону, но тихие слова были полны раскаяния, в которое ей отчаянно хотелось верить, — но я не хотел, чтобы так вышло. — Неужели, — та поджимает губы, пытаясь остановить гневливый поток, собирающийся выйти наружу, — мне показалось, что именно этого ты и хотел. — Ты моя, Флорис, — та вздрогнула, словно от пощёчины, стоило ей услышать эти слова, — и я не потерплю, чтобы ты заглядывалась на всякое отребье. — Мы просто танцевали, Эймонд, — Баратеон демонстративно закатила глаза, — ничего более. Я же не интересуюсь, сколько шлюх оказалось в твоей постели, пока ты был в отъезде! Флорис замерла, поражённая собственной грубостью речи. Она искренне не понимала, почему только рядом с ним, изнутри неизменно выплескивалось всё самое худшее. Ей не хотелось быть резкой, не хотелось показывать ему, что тот волнует её и занимает мысли. Баратеон ждала, что он ударит. Ждала, что накричит. Ждала, что тот силком вытащит её из воды. Но Эймонд лишь рассмеялся. Беззлобно, по-мальчишески, откидывая голову наверх. — Неужели ты думаешь, что я хочу трахать шлюх? — Почему нет, — та неловко пожала плечами, — мужчины всегда так делают. Его ладонь вновь опустилась на её лицо, тем самым заставляя поднять взгляд. Без привычной надменности и самодовольства, тот сбивал столку. — Ты думаешь, мне захочется хоть кого-то, — парень чуть наклоняется, неторопливо приближаясь к её губам, — после того, как я был в тебе? — Ты заставил меня в это поверить, — её щёки непроизвольно алеют, а предательское тепло разливается внутри, — ты ведь бросил меня, одну, сразу после ночи. — Потому что ты это заслужила, — их взгляды вновь сплетаются вместе, изучая друг друга, пытаясь выудить необходимые ответы, — и я ненавижу тебя за то, что не могу противиться влечению. — Попробуй сменить ненависть, — Баратеон отняла ладони от тела, и ведомая непреодолимым желанием, осторожно коснулась мужского лица, — на другое чувство. Таргариен скользнул взглядом по её обнаженной груди, быстрым коротким движением прильнув к девичьим губам. Флорис с жаром отвечает, толком не осознавая, откуда появляется это влечение. В этом поцелуе не было нежности и робости, не было мягкости. Это было что-то первобытное, дикое, зреющее в их телах уже давно, но до этого не просачивающееся наружу. И вот, наконец, вырвавшееся изнутри. Эймонд, не разрывая поцелуя, одним мощным движением подхватил её мокрое тело, прижимая к себе. Флорис, почувствовав его блуждающие ладони на обнажённой коже, будто очнулась от морока, выставляя руки вперёд. Это несправедливо. Баратеон не могла днём делить ложе с одним принцем, а вечером давать обещания другому. Её мысли были смазанными, путанными, превращаясь в тревожный клубок. — Я не могу, — её ладонь отталкивает, хоть Эймонд и не напирает, — прошу, если у нас есть хоть малейший шанс, дай мне немного времени. Таргариен молчит несколько мгновений, осматривает её широко распахнутые глаза, подрагивающие ресницы, а после, медленно кивает. Тот аккуратно опускает её на пол, шумно выдыхая. Флорис тут же натягивает нижнее платье, тонкое, почти прозрачное, но всё равно скрывающее наготу. — Мне нужно тренироваться, — его дрожащий голос виновато её колит, вызывая очередную волну тревоги и стыда, — если хочешь, можешь посмотреть. — Я приду, — та качает головой, избегая его прямого взгляда, — сразу, как только закончу. Эймонд вновь утвердительно кивает, покидая её покои. Флорис только собирается кликнуть служанку, как та входит сама, объявляя о визите принцессы Хелейны. Баратеон непонимающе хмурится, уже не смущенная ненадлежащим видом, та позволяет ей войти. Таргариен, словно ураган, подлетает к удивленной девушке, пристально всматриваясь в её глаза. — Ты сошла с ума, Флорис? — её привычно мягкие черты искажены негодованием. — О чём ты говоришь? — Мать рвёт и мечет, — та порывисто хватает её за руки, — ей доложили, что видели тебя, всю в чёрном, входящую в покои Рейниры. Ты хоть понимаешь, что это значит? — Нет, — испуганно закивала головой та, — мы просто побеседовали. Что не так, Хелейна? — Королева зовёт тебя, — она сокрушённо вздохнула, — ради Семерых, объясни ей, что ничего не знаешь. Прикинься дурочкой! — Но я и так дурочка, — та глупо хлопала ресницами, — и ничего не знаю! — Молись Семерым, — Хелейна поджала губы, — чтобы мать продолжала в это верить. — Пойдём со мной, — та умоляюще заглянула в её глаза, чуть сжимая их сцеплённые ладони, — пожалуйста, мне без тебя не справиться! — Хорошо, — Таргариен чуть смягчилась, проводя пальцами по костяшкам в ответ, — надень зелёное, пусть думает, что ты просто повторяешь за другими. — Спасибо, — та оставила мягкий поцелуй на её щеке, бегло принимаясь за сборы, — мне нужно пару минут! — Я подожду тебя за дверью, — Хелейна подхватывает тяжелые юбки, выходя в коридор. Утром чёрное, в обед зёленое, а про вечер ей уже и думать не хочется. Кто-то вновь на неё доложил. Люди, которым, ей казалось, нет до неё никакого дела, следили за каждым её шагом. Флорис чувствовала, как неизбежно впутывается во что-то, что от неё тщательно пытаются укрыть. С принцессой Рейнирой всё прошло легко, осталось лишь умаслить Королеву. Всего-то.