Флорис проснулась от оглушительного драконьего рёва, сотрясающего стены небольшой комнатушки. Вскочив от испуга, та сразу же бросилась к окну. И без того небольшое, ещё и покрытое плотным слоем пыли, оно не обличало даже крохотного уголка улицы.
Беспокоясь, что старые стены развалятся от животного воя, та невольно попятилась к двери. Будто, её действительно могло это спасти.
Дверь позади отворилась с характерным скрипом, обличая лицо её служанки. Флорис не успевает выдохнуть от облегчения, как замечает пунцовую отметину на её бледной щеке. Баратеон тут же приближается, старательно подавляя тревогу, живо разрастающуюся внутри. Оказавшись лицом к лицу, та взволнованно рассматривает дрожащие плечи и рассечённую губу. И слёзы, стоящие в белесых глазках.
— Что случилось, — Флорис осторожно касается её щеки, — кто это сделал?
— Я сама виновата, — отвечает та, подавляя вырывающиеся всхлипы, — миледи, вам срочно нужно спуститься. Карета ждёт.
— О чём ты говоришь? Что здесь делает дракон принца?
— Ждёт вас, — девчушка старательно избегает смотреть ей в глаза, — прошу вас, миледи, нужно быстрее спуститься!
Девушка недоумённо отпрянула, не понимая столь скорой спешки. Бегло пройдясь взглядом по увечьям служанки, ту вдруг посетило знакомое ощущение, преследующее её из столицы. Что-то не так. Но в этот раз, сопоставить факты оказалось посильно даже для её скудных умственных данных.
Кто-то посмел избить служанку. Дракон за стенами ревел, не скрывая своего присутствия. А за ней прислали карету, как за высокородной дамой.
Это действительно было похоже на принца. Только не на того, кто её здесь укрыл.
— Там ведь не принц Джекейрис, правда? — та отходит ещё на шаг, не сдерживая горького смешка.
Служанка поднимает на неё виноватый взгляд, утвердительно кивая.
Конечно, нет. Эймонд нашёл её. Флорис почти ощутила немое чувство ликования, но беспокойство быстро его вытеснило, заставляя застыть на месте, вместо того чтобы броситься вниз.
— Ты рассказала, кто меня похитил?
— Нет, — та быстро качает головой, — принц Джекейрис велел на этот случай сказать, что я не знаю этих людей. Они попытались выведать из меня больше, но не смогли.
Внутри разливается предательское тепло, ведь Веларион действительно продумал всё до мелочей. Флорис искренне хотелось бы почувствовать сожаление, горький вкус поражения из-за неудачного стечения обстоятельств. Джейс ведь так умело всё провернул, рисковал всем, что имеет. Ради неё одной. И чем она ему отплатила? Глупой радостью, что всё это с треском провалилось.
Баратеон не хотела ютиться в треклятых комнатах, изображать его спутницу, сидя в дальнем углу стола, как какая-нибудь незаконнорожденная дама. Никакие чувства не могли заменить ей роскоши, почитания и знатного рода. Пусть даже и самые чистосердечные, что ей удавалось слышать за всю свою жизнь.
— Ты знаешь, где он сейчас?
— Принц отбыл в Орлиное Гнездо ещё ранним утром, миледи, — та наконец поднимает полный сожаления взгляд на Флорис, — но люди внизу об этом не знают.
Баратеон кивает, впервые радуясь, что выглядит неподобающе леди. Перед выходом из ненавистной комнаты, та проходится пальцами по крупному изумруду. Камень почти жжётся в руках, будто указывая ей, какая же она на самом деле дура. Та тяжело вздыхает, отбрасывая его в угол. Она и сама об этом знает.
Стоит им только спуститься вниз, как Флорис невольно белеет, зажимая рот рукой. Хозяин двора — пожилой мужчина, которого ещё вчера та мельком видела за счётами — распластался на полу с перерезанным горлом. Баратеон с силой кусает губы, понимая, что невинный человек лишился жизни из-за её глупых решений.
Он не был виноват в путанице её чувств, но поплатился за это жизнью. Разве этого ей хотелось?
Разве она — прекрасная и участливая леди — могла оставлять за собой трупы?
Серое небо, затянутое тучами, будто насмехалось, отражая её внутреннее состояние. Флорис прикрывает глаза на несколько мгновений, читает короткую молитву Семерым, пусть и не чувствует внутри веры. Да и разве ей, столь низменной грешнице, теперь позволено просить о помощи Богов?
Двое мужчин в простых тёмных костюмах поклонились ей, усаживая в повозку. Баратеон попыталась отыскать на их одежде гербовые знаки, но не заметила принадлежности ни к одному дому. Неужели, её смогли найти простые наёмники?
Её служанка жалась к ней, громко похрустывая пальцами от волнения. Флорис догадалась, что девичьи побои — это их рук дело. Баратеон уверила себя, что одарит её золотом и нарядами, как только они вернутся в столицу. Может, хоть это станет небольшим подношением за её грехи.
Путь показался Флорис чудовищно долгим. Их привезли к скалистому берегу, продуваемому всеми возможными ветрами. Бесплодная каменистая земля вкупе с бушующими внизу волнами напомнила ей о доме. Но Штормовой Предел казался таким далёким, что подобное сравнение стало очередной горечью в горле.
На самом краю обрыва уселась Вхагар, смотрящая на них огромными глазищами. Рядом с ней стоял Эймонд, оглядывающий их надменным взглядом. Его губы растянулись в самодовольной, удушающе привычной улыбке. Тот оглядел её с ног до головы, приближаясь ближе.
Флорис замерла, вовсе забывая как шевелиться. Её муж, идущий к ней, казался ей плодом воспалённого воображения. Он остановился на небольшом расстоянии, протягивая ей руку. Баратеон требовалось лишь сделать пару шагов, чтобы вложить в неё свою. Но тело не двигалось, будто ожидая очередного подвоха. Ей забылось, что быть рядом с ним — это находиться на грани. Грани, которую тот выбирает сам.
Сейчас он улыбается, тянет раскрытую ладонь, а уже через секунду швырнёт в пасть своему дракону. И ей бы удивиться, испугаться, но ничего подобного. Будто балансировать рядом — это всё, чего хочется её безвольному телу.
— Флорис, — его высокий голос заставляет её вздрогнуть.
— Эймонд, — вторит та, не находя других слов.
Таргариен раздражённо вздыхает, понимая, что та не движется с места. Тот сам сокращает оставшееся расстояние, останавливаясь напротив неё. Его пальцы уверенно касаются её лица, словно проверяя действительность.
— Ты плохо выглядишь, — улыбка скрылась с его губ, когда тот подметил заострившиеся скулы на бледной девичьей коже, — ты ранена?
— Только ты можешь начать разговор с таких слов, — та не отдёрнула лицо, но самомнение неприятно кольнуло, — нет, никто меня не трогал.
Не ждала же Флорис, что тот прижмёт её к себе и будет уверять, что скучал?
— Я бы хотел утолить своё любопытство сейчас, — муж провёл пальцем по её щеке, — но вижу, тебе и так досталось. Поговорим в замке.
— В замке, — Флорис выдохнула, успокоенная его обманчиво спокойной реакцией, — мне так хочется оказаться в своих покоях, Эймонд.
Таргариен лишь кивнул, переводя взгляд на мужчин позади.
— Узнали что-нибудь? — его тон, властный и безличный, вернул ей настороженность в миг.
— Нет, — один из них, с низким хриплым голосом, тут же отвечает, — старик, хозяин того двора, не узнал в ней леди. Сказал, что посетителей у них не было, а притащил их туда какой-то торговец. Пташки из замка сказали, что о леди Баратеон вообще не слышали с момента её свадьбы. Для убедительности, мы приложили усилия, но девка подтвердила слова старика. Никто не знает, кто их туда привёл, да и торгаш больше не объявлялся.
Флорис вздрогнула, тут же вспоминая безжизненное лицо и избитую служанку.
Она замолит. Всё замолит. Её простят, как и всегда до этого.
— Мы полетим в столицу, — тот кидает увесистый мешочек в их сторону, хоть и не кажется довольным новостями, — делайте с служанкой, что хотите. Её дальнейшая судьба меня не волнует.
— Прошу, — Флорис моментально вцепляется в мужскую ладонь, — она ни в чём не виновна. Её же похитили, как и меня. Оставь её со мной.
Эймонд бросает хмурый взгляд на их переплетённые пальцы, возвращая на лицо привычную ухмылку.
— Что ты готова предложить мне за её помилование? — парень клонит голову вбок, но руку так и не отнимает.
Баратеон не знает, что вообще ещё способна предложить. У неё не осталось ничего, чтобы тот и так не мог взять.
— Что угодно, — та мнётся, силясь найти в его лице хоть каплю сочувствия.
— В каком же ты отчаянии, раз так говоришь, — мужской голос сквозит неприязнью, — твоя служанка не потрудилась выдать твоё положение. Отчего мне сохранять ей жизнь?
— Эймонд, — Флорис переходит на шёпот, — пожалуйста. Ради меня.
— Встань на колени, — его глаз брезгливо проходится по её телу, — и попроси меня о милости. Может, тогда я смягчусь. Твой вид подходит для этого как нельзя кстати.
Баратеон вздрагивает, переводя взгляд на стоящих неподалёку мужчин. Они зажали служанку в плотный круг, а её серое платье уже было разодрано сбоку. Плечи девчушки подрагивали, но слёз ей разглядеть не удалось.
Гордость Флорис металась от пят до макушки, сражаясь с совестью. Ей приходилось усердно отгонять мысль, дабы бросить всё на произвол. Никто не вспомнит о низкородной слуге, да и она забудет.
Но, как ей удастся смотреть на себя в зеркало, если сейчас умрет ещё и Джемма?
Джемма, которая спасала и укрывала её от всех мужчин, преданно сохраняя её бесчестные секреты.
Девушка протяжно выдыхает, опускаясь на промозглую землю. Ей приходится
вскинуть голову, чтобы рассмотреть лицо мужа, сейчас светившееся от превосходства.
— Прошу тебя, Эймонд, — та вновь берёт его за руку, прикладывая губы к мужским костяшкам, — оставь её при мне.
— Ты не представляешь, как долго я этого ждал, — тот усмехается, большим пальцем проводя по её нижней губе, — твой образ, умоляющий меня на коленях, был в моей голове с первого дня в Штормовом Пределе.
Флорис покорно молчит, убаюкивая себя мыслью, что всё это во спасение. Это просто унижение, одно из тех, что муж любил устраивать. Она переживёт, как и до этого. Совсем ничего страшного. Только чуть-чуть потерпеть.
— Моя жена слишком мягкосердечна, — Эймонд неотрывно смотрит ей в глаза, пока его голос напрочь разбивает остатки её надежд, — отправьте девчонку обратно в замок. Но, в каком виде, можете решить сами.
Баратеон не успевает и повернуть головы, как Таргариен рывком поднимает её обратно. Она не может заставить себя обернуться, когда слышит пронзительный девичий визг. Тот звенит в ушах, колит её в рёбра, выуживая мерзкую правду наружу.
Её муж — чудовище. И став его женой, та неизменно делит эту участь вместе с ним.
— Это твой урок, Флорис, — тот тянет её к дракону, — нужно быть точнее в своих просьбах.
— Как благородно, — девушка шипит, не скрывая своего недовольства, — герои, спасающие красавиц, обычно мягкосердечны. Мне показалось, что и ты способен проявить сочувствие.
— Если ты ещё не поняла, жена, — тот сжал её руку, показательно выделяя обращение, — я не герой, а ты сейчас не похожа на красавицу. Довольствуйся тем, что имеешь.
Баратеон оставила его грубость без ответа, скрещивая руки на груди, когда они остановились подле дракона. Вхагар была ужасающе огромной, а её рёв раздавался на всю округу. Флорис впервые видела её так близко, рассматривая бронзовую чешую и ярко-зеленые глаза. Грозная, могучая, кажется, она была совсем не рада непрошенной наезднице. Дракониха угрожающе раскрыла пасть, обдавая их горячим воздухом, отчего Баратеон дёрнулась назад.
— Боишься, — тот удовлетворённо рассмеялся, сильнее потянув её вперед, — и правильно делаешь. Это тебе не львы.
— Если бы не знала, что ты такой, — девушке отчаянно хотелось уколоть его за бессмысленное унижение, — то подумала бы, что ты до сих пор ревнуешь. Ланнистер произвёл на тебя такое впечатление?
— Не советую тебе язвить, Флорис, — тот подхватил её, усаживая в седло и закрепляя ноги, — нас ждёт серьезный разговор. Пора бы нам с тобой обсудить наш брак.
Баратеон непонимающе нахмурилась, цепляясь за горячее туловище ящера. Если бы не пустой желудок, её бы уже вывернуло наизнанку от волнения. Флорис никогда не тяготела к драконам Таргариенов, не мечтала о полётах и не представляла себя наездницей. Это всё ей было чуждо, а муж с угрозами не внушал никакого доверия.
Эймонд ловко забирается следом, усаживаясь позади и подцепляя возжи. Таргариен даёт указания Вхагар на валирийском, Флорис не понимает ни слова, но искренне верит, что тот не наказывает драконихе скинуть её с обрыва. Вхагар капризно топчется на земле, чуть раскачиваясь, после чего, взмывает в небо.
Флорис взвизгивает, но мужская рука крепко обвивает её талию. Почти заботливо, если бы сквозь свист ветра не был слышен глумливый смех. Девушка крепче вжимается в его тело позади, обхватывая мужскую ладонь.
Баратеон закрывает глаза, не решаясь даже смотреть вниз. Определённо, ручные львы в Ланниспорте пришлись бы ей по душе больше. Гораздо больше.
***
Пара вернулась в столицу только с наступлением темноты. Флорис никогда бы не подумала, что будет так рада видеть знакомые стены. Пусть их никто не встречал, но ей уже казалось облегчением ступить на твёрдую землю.
Полёт на драконе не пришёлся ей по душе, да и треклятый запах дыма вновь окутал её, из-за чего кожу придётся вычищать до скрипа. Но даже эти неудобства сейчас её не тревожили, ведь та наконец вернулась в замок. Замок, где ей кланялись и прислуживали.
Эймонду требовалось сообщить о их приезде, из-за чего её одну сопровождали до личных покоев. Оказавшись внутри своей комнаты, та не смогла сдержать удовлетворенной улыбки. Ничего не изменилось, будто её и не похищали вовсе.
Дорогие убранства, старинные гобелены, даже мирийский ковёр — один их вид приносил заслуженное облегчение. Но, что важнее — шкатулка, набитая её драгоценностями. И шкаф, заполненный вереницей разнообразных платьев. Девушка и не догадывалась, как на самом деле зависима от своих нарядов.
На ужин, который ей было велено посетить, та выбирает одно из самых роскошных платьев. Слишком вычурное для обычного дня, но дающее ей вновь почувствовать сладострастный вкус собственного превосходства. Жемчужное ожерелье, увесистое и громоздкое, в привычном успокоении покалывало кожу. А зеркало, вычищенное до блеска, окончательно возвращает ей необходимый покой.
Собственное отражение больше не казалось уродливым. Баратеон вновь видела там себя, такой, какой была с самого рождения. Прекрасной, изящной, очаровательной. Чувство превосхождения вернулось, и ей ни на мгновение больше не хотелось с ним расставаться. Даже если на кон поставлена любовь, о которой та столько грезила до этого.
***
Флорис сопровождают в чертог, где длинный стол до отказа набит различными явствами. Той немного льстит, что большинство из блюд — её любимые. Может, Эймонд всё-таки рад её возвращению?
Муж восседает за столом в гордом одиночестве, уже прикладываясь к кубку.
— Выглядишь лучше, — сухо говорит тот, пристально рассматривая её одеяние, — можешь поблагодарить меня. На сегодня я избавил тебя от расспросов матери и сестры, но завтра будь к этому готова. Ужин мы провёдем только вдвоём.
— Благодарю за мой покой, — девчачьи губы растягиваются в язвительной усмешке, пока та опускается на место напротив него, — к чему тогда этот стол?
— В мою честь, — просто отвечает тот, — не каждый день находишь украденную жену.
— Да, Эймонд, — Флорис с издёвкой наклоняет голову, — спустя столько дней, наконец-то, ты соизволил меня найти.
— Знаешь, на коленях ты мне понравилась больше всего, — Таргариен впился в неё недовольным взглядом, — одно моё слово, и ты снова окажешься внизу. На твоём месте, было бы благоразумнее, хотя бы сделать вид, что ты рада спасению.
— Ты клялся быть моей защитой, — та сверкнула глазами в ответ, — но меня опоили и похитили. И ты сейчас указываешь, как мне себя вести?
— Я искал тебя дни и ночи, — Эймонд без усилий выдержал её взгляд, — никто не смеет посягать на то, что принадлежит мне.
Флорис почти сказала, что никому не принадлежит, но проглотила фразу. Это было глупо, ведь Эймонд прав. Она — его.
— Я действительно рада, что ты забрал меня, — Баратеон сокрушённо вздыхает, — я очнулась не так давно, но ненавидела каждую секунду, что провела в сознании.
— Неужели даже больше, чем со мной? — тот усмехается, приподнимая брови.
Флорис утвердительно кивает, подслащая его самолюбие.
— Осторожнее, жена, — тот насмешливо скалится, — или я начну думать, что ты испытываешь ко мне что-то помимо ненависти.
— Даже если бы это было правдой, — Флорис демонстративно закатывает глаза, — ты об этом никогда не узнаешь, муж.
Эймонд вдруг меняется в лице, нарочито небрежно качнув плечами.
— Так значит, ты не знаешь того, кто это сделал?
— Нет, — Флорис делает небольшой глоток из кубка, — я почти всё время спала. А когда очнулась, не видела никого, кроме своей служанки.
— Как занимательно, — тот наклоняет голову, не сводя с неё пристального взгляда, — тебя похитили, но не выдвинули никаких прошений. Ни записки, ни платы, за которую можно было бы вернуть тебя. Не находишь это подозрительным?
— Я не сильна в политике, — Флорис смотрит на него в ответ, не выдав и тени сомнения, — и не знаю, кому это понадобилось. Меня опоили, а мой муж был сильно занят, чтобы проведать свою жену. Так чего ты ждёшь от меня?
— Твой муж бросился искать тебя в ту же ночь, — Эймонд вновь не изменился в лице, но Баратеон заметила, как сильно тот сжал ножку кубка, — но никто во всём замке не видел, чтобы ты выходила из покоев. А значит, тебя забрали, когда гвардейцы должны были смениться. И твой похититель точно знал, когда это произойдет. Нужно ли уточнить, что один из рыцарей лишился головы? Просто за то, что ты пропала в его службу.
Флорис поспешила скрыть удивление, но Эймонд успел перехватить его, довольно откидываясь на спинку стула.
— В остатках твоего вина, — Таргариен продолжил, надменно растягивая слова, — мейстер обнаружил высокую дозу макового молока. Такие дозы используют на войне, когда человек умирает в агонии. Неудивительно, что ты была в бессознании столько дней. И это же тебя уберегло.
— Уберегло? От чего? — Флорис недоумённо приподняла брови.
— От меня, конечно, — тот растянул губы в самодовольной усмешке, — я было подумал, что ты сбежала. Может, Ланнистер тебе слал письма, где обещал спасти. Может, сын моей шлюхи-сестры решился отомстить за украденного дракона его невесты. Я много размышлял об этом. Но ты сидишь здесь, только благодаря остаткам снадобья и твоей привычке. Мне пришлось вывернуть все твои побрякушки, чтобы понять, что ты ничего не взяла. А зная твою глупую привязанность, ты бы точно что-то прихватила.
Баратеон шумно выдыхает, тем самым выдавая своё беспокойство. Её глупость уберегла их всех. Эймонд удачно отмёл ту догадку, что была ближе всего к правде. Только тот и не подозревал, что дело было отнюдь не в драконе.
— Я обучен стратегии, Флорис, — девушка подавляет дрожь, заметив хищный блеск в его взгляде, — и я узнаю, что случилось. Если придётся, обезглавлю каждого, кто что-то не договаривает. Это касается и тебя.
— Я думала, что ты хочешь поговорить о нашем браке, — Баратеон непринуждённо пожимает плечами, — если ты позвал меня ради угроз, то мне пора вернуться к себе. Я всё поняла. Спасибо за ужин.
Флорис, не дожидаясь ответа, подцепляет юбку рукой и приподнимается. Эймонд оказывается рядом так быстро, что у неё подпрыгивает сердце. Его руки опускаются на её плечи, показательно надавливая.
— Мы только начали, — под натиском мужских ладоней, ей приходится опуститься обратно, — остался лишь один вопрос, который мне нужно узнать о твоём похищении.
— Так говори, — Баратеон замирает, а Эймонд касается девичьих волос, отодвигая их в сторону, тем самым обнажая тонкую кожу на шее.
— Кто-то пытался взять тебя? — его голос раздаётся прямо над ухом.
— Нет.
Флорис даже не пришлось лгать, ведь это она пыталась взять, а не наоборот. Мысль о том, что ему самому следовало быть точнее в вопросах, невольно её позабавила.
— Поклянись Семерыми, — его дыхание обожгло кожу, — что ты не делила ложе ни с кем, кроме меня.
— Я клянусь тебе, что никто не касался меня, — та прикрывает глаза, пытаясь унять дрожь от его близости, — ты — единственный, кто у меня был.
Баратеон не могла заметить улыбку, искрящуюся мужской самодовольностью, иначе раскраснелась бы пуще прежнего.
— Я поверю тебе, Флорис, — тот коснулся её щеки губами, — но если твоя ложь выйдет наружу, не говори, что я не предупреждал тебя.
— Хорошо, — та медленно кивает, — как тебе угодно.
— С этого дня, мы будем жить в одних покоях, как и подобает, — мужские пальцы переплетаются с камнями на её шее, аккуратно их перебирая.
— Боишься, что меня снова уведут из-под твоего носа? — Флорис не может сдержать колкости, пытаясь отвлечь себя от его касаний.
— Больше такого не повторится, — отрезает тот, грубее сжимая кожу, — это я тебе обещаю.
Баратеон была сыта мужскими обещаниями по горло, но смолчала. Щепетильный разговор и так забрал у неё почти все силы.
Эймонд неожиданно отодвинул её стул, бесстыже потянув на себя. Оказавшись в его объятиях, чуть хмелея от вина, та даже не стала вырываться. Да и какой смысл противиться тому, чего желаешь?
— Даже не будешь брыкаться? — его ладони по-хозяйски сомкнулись на девичьей талии.
— Не буду, — согласилась та, обвивая руками его шею, — я ненавижу тебя, как и прежде. И не забуду, как ты обошёлся со мной в Долине. Но сил противиться нет.
— А если мне нравится твоё сопротивление? — тот быстрым рывком вжимает её тело в своё.
— Тогда тебя ждёт такое же разочарование, как и меня, — та приподнимает лицо, невольно опуская взгляд на его губы, — видимо, такая участь у нашего брака.
Мужская рука опустилась на девичий затылок, заставляя выгнуться сильнее. Их лица и так были в удушающей близости, но её мужу, кажется, было недостаточно. Или уже ей самой?
— Я убью любого, кто тронет тебя, — мужские пальцы скользнули с девичьей талии вниз, своевольно проходясь по изгибу бедёр, — каждого, Флорис.
Её тело — проклятое, не иначе, ведь неосознанно выгибаётся ему навстречу.
— Знаю, — её голос предательски дрогнул, обличая уже сбитое дыхание, — пусть все катятся в пекло.
Эймонд уже с нескрываемым вожделением подаётся вперед, наконец накрывая её губы своими. Слишком жадно, слишком ревностно, слишком властно. Но Флорис это только всласть. Ощущать, как его высокомерие спадает, уступая место одному лишь желанию.
Он терзает её нижнюю губу, напористо проникает языком в рот, чем мгновенно вырывает предательский стон. Это было сродне взрыву, накрывшему их обоих. Мучительно ожидаемый, тот вырывает все мысли, оставляя только медовый жар, растекающийся по коже.
Качнувшись вперёд, тот смахивает всё ближайшее, что находится на столе. Остервенело толкает её на деревянную поверхность, впечатывая девичье тело в своё. Его губы спускаются ниже, минуют подбородок, останавливаясь на шеё. Тот тягуче-медленно проводит языком по солоноватой коже, упиваясь её отрывистыми вздохами.
— Сейчас я жалею, что на тебе такое закрытое платье, — одной ладонью тот подцепляет плотную ткань юбки, плавно проводя от щиколотки до бедра, — слишком много лишнего.
— Порви его, — Флорис запускает пальцы в его волосы, перебирая мягкие платиновые пряди, — подаришь мне новое.
Чужие хлопки слышатся на задворках, но становятся отчётливее, бесцеремонно вырывая их из сладостной неги. Эймонд реагирует быстрее, одёргивает задравшуюся ткань, скрывая девичью наготу. Таргариен отрывается от её тела, оборачиваясь на ненавистный источник звука.
— Никогда бы не подумал, что наблюдать так любопытно, — Эйгон пытается рассмотреть Флорис за телом брата, но тот быстро закрывает её собой, — я бы хотел досмотреть до конца, но десница велел немедленно появиться у него. Такая жалость!
Баратеон пыталась отдышаться, наспех оправляя одежду. Ей хотелось запустить в брата мужа кубком. Может, у них это семейное — подслушивать и подглядывать? Флорис кидает на него полный неприязни взгляд, но тот быстро сменяется изумлением, когда та замечает корону на его голове.
— О, братец, — Эйгон самодовольно рассмеялся, перехватывая её непонимающий взгляд, — ты ей ещё не сказал?
— Выйди, — рявкнул тот, — я сейчас подойду.
— Так мне можно будет досмотреть? — искренне спрашивает светловолосый, переводя взгляд с неё на мужа.
Флорис не знала, что тот увидел в лице брата, но Эйгон поднял руки в примирительном жесте и послушно вышел за дверь.
— Иди к себе, — тот протяжно выдохнул, пытаясь бороться с остатками накатившего желания, — я вернусь сразу, как только закончу.
— Что ты должен был мне сказать, Эймонд?
— Мой отец умер, — тот поджал губы, — у нас новый Король.
Баратеон глупо уставилась на него, уже догадываясь, что тот скажет дальше.
— Эйгон, — выдохнул тот, — Эйгон наш Король.
Эймонд быстро уходит, даже не скрывая раздражения. Флорис, неожиданно для себя самой, начинает смеяться. Надрывно, хрипло, совсем уж
истерически.
Баратеон вновь касается запястья, щиплет и дёргает, надеясь, что сейчас очнётся.
Конечно, нет. Всё это взаправду.
Мир катится туда же, куда и она. В пекло.
