Сказ о волке и его красной шапочке

      Кин и Такеоми решили, что не стоит долго тянуть с посещением озера, и в какой-то степени Хайтани с ними соглашался: смысл оттягивать неизбежное, если он уже смог сделать главное — смириться с ошейником на шее? На самом деле, и это даже немного напрягало Рана — ему нравилось это ощущение принадлежности одной единственной. Вот уж чего он точно не мог ожидать от связи истинных. Пожалуй, скажи ему кто-нибудь месяц назад, что он — свободолюбивый и дерзкий — будет стелиться послушным щенком, подставляя спину под самые любимые ладони на свете, отпиздил бы говорившего без зазрения совести. Более того, Хайтани стоически терпел ехидные шуточки стаи, которые правда — спасибо большое этим пушистым ублюдкам — прекращались при появлении Хитоми. Единственное исключение — Мадараме, но тому было не привыкать получать пизды.       Ран чувствует копошение под боком, и проводит ладонью по плечу Кимуры, и девушка мгновенно успокаивается, прижимаясь ближе к горячему телу перевёртыша. Хайтани не спит, с дрожью и предвкушением ожидая появление первых лучей солнца, что заскользят нежными золотистыми дорожками по деревянным стенам их спальни, сплетаясь с мелодичным пением птиц и звуками могучего древнего леса, которые будут доноситься из настежь открытого окна. Это утро станет таким же особенным — запоминающимся, — как первая встреча с Хитоми.       Даже забавно, что Рану, с самого рождения жившему бок о бок с магией, несшему её внутри себя, хочется думать, что новый день будет ещё волшебнее, чем любые другие. Он раньше с презрением и пренебрежительностью относился к любым проявлением романтических чувств. Его даже пара Такеоми и Кин не впечатляла — наглядный пример истинных, как, впрочем, и Кейзо с Ио, а собственные родители являлись тем эталоном, к которому никогда нельзя будет подобраться, да и зачем, если Хайтани не верил в существовании девушки, способной стать ему кем-то, кто заменит собой весь белый свет? А потом появилась Хитоми и вдребезги — до самого основания — разбила все догмы и устои перевёртыша, делая его покорным, тающим от любого прикосновения ласковой руки.       В груди разливается приятное тепло, словно сладкая карамель обволакивает внутренности. Ран прикрывает глаза, слушая размеренное дыхание Хитоми, стук её сердца и понимает — у него больше нет сил ждать или откладывать то, что уже давно рвётся из него. Скорее всего, у его истинной подобные чувства придут позже, однако сам Ран наполнен ими до основания, и молчание даётся всё тяжелее, потому что оно — бессмысленное, но вместе с тем слишком сильное, как цунами. И чем дольше волк молчит, тем хуже ему становится. Пора признать очевидную, сладко-горькую истину.       Ран умеет любить, по-настоящему, до сладкой дрожи в сердце и всём теле. До жуткого голода, когда сознание заволакивает от желания увидеть и коснуться Хитоми. До острого, доселе невиданного страха, что кто-то может отнять у него девушку. Хайтани прекрасно знает истинную суть своего волчьего «я»: он жадный, злой и эгоистичный; волк внутри него до самой смерти будет яростно охранять и оберегать то, что считает своим — Хитоми, но вместе с этим Ран сумеет окружить свою истинную заботой и лаской, он отдаст ей всю любовь и всего себя, что, впрочем, уже делает. И — от этого волосы встают дыбом — ему это нравится ничуть не меньше!       Губ касается немного грустная усмешка, приправленная далёкой меланхолией и каплей горечи по ушедшему времени, но если бы Хайтани дали выбор: оставить всё как есть или вернуть себя прежнего, Ран без раздумий выбрал бы Кимуру, потому что больше не мог представить свою жизнь без девушки.       Отпечаток её присутствия был оставлен на каждом миллиметре их с Риндо дома; на самом Ране, прямо на сердце и душе, удерживая его на коротком поводке. Удивительно, что Хитоми ещё не поняла, какую власть имеет над старшим Хайтани, в отличие от младшего брата, который порой с приоткрытым ртом наблюдал за старшим братом и его истиной.       — А Изана прав, — обронил как-то Риндо, пока они медленно двигались вдоль границы, выискивая следы незадачливых охотников или тварей, решивших сунуться ближе к людям. — Ты в обществе Хитоми совершенно ручной.       — Ты говоришь так, будто осуждаешь, — хмыкает брат, умудряясь сохранять свою харизму даже в теле перевёртыша. Он закатывает фиолетовые глаза, и Риндо фыркает.       — Нет, — немного погодя отвечает младший Хайтани. — Я тебе завидую.       Старший из братьев останавливается, изящно поворачиваясь всем своим мощным телом к младшему, что прижимает крупные пушистые уши к голове. Риндо склоняет голову на бок, вглядываясь в густую непроглядную тьму, обволакивающую своими щупальцами гигантские стволы деревьев и многочисленную растительность, раскинувшуюся вокруг. С их идеальным зрением даже в такой черноте можно легко разглядеть любую мелочь, поэтому младший Хайтани периферийно улавливает выражение полнейшего удивления на морде Рана.       — Я помню, что ты говорил, что хотел бы встретить истинную, — произносит Хайтани-старший мысленно, внимательно следя за реакцией брата. Он, оглушённый своим счастьем, не подумал, что Риндо может почувствовать себя третьим лишним, хотя Хитоми никогда намеренно не перетягивала «одеяло внимания» только на себя. Скорее, его истинная легко влилась в их жизнь, будто всегда там была. Но неужели Ран настолько невнимательный брат, что не заметил момент, когда Риндо стало неуютно? — Прости, тебе обидно, что в итоге именно я — такой неблагодарный мудак — получил эту возможность?       — Что? — младший переводит взгляд обратно на Хайтани-старшего, а потом раскрывает пасть, демонстрируя брату острые белоснежные зубы, оскаленные в ехидной улыбке. — Мне не обидно, наоборот — я поражаюсь тому, как круто сама вселенная дала тебе поджопник, даруя встречу с истинной. Ведь ты громче всех вопил, что всё это чушь, а теперь рвёшься скорее домой, под маленький бок Хитоми.       — Ну брось, — добродушно хмыкает старший брат. — Скорее, чтобы её усадить под свой.       Риндо фыркает, а потом подходит ближе к Рану, что слегка наклоняется, и кладёт подбородок на макушку брата, меж пушистых чёрных ушей. Его умиляет тот факт, что старший так просто признает свою слабость — раньше бы Хайтани изорвал говорившего на лоскуты.       — Тебе никто в деревне этого не скажет, — вокруг них ни души, однако Хайтани-младший всё равно говорит шёпотом, будто забывая про волчью телепатию. — Но все завидуют, каждому из них хочется оказаться на твоём месте, ощутить эту тягу и притяжение к той самой — своей — девушке. Поэтому, Ран, береги эту связь.       Вспоминая сейчас этот диалог с Риндо, что — по-честному — был куда более достоин встречи с истинной, потому что стал бы самым заботливым и внимательным парнем на свете, Ран ещё раз убеждается в правильности своего решения. Возможно, по человеческим меркам всё происходит слишком быстро, но когда дело касается волшебных существ и данная связь носит древний магический характер — нет смысла ждать знака свыше: он уже был, когда Хайтани встретил Хитоми.       Утром, когда его маленькая обожаемая девочка проснётся, они направятся к звёздному озеру и после этого станут связаны навсегда: и в мире людей, и в мире духов. И ради этого Ран готов стерпеть любые ехидные шуточки и даже всю ночь слушать задолбавший кальянный рэп — Хитоми стоит любых жертв. ***       Кимура привычно прячет лицо на груди Хайтани, когда настойчивые лучи солнца скользят по её лицу, мягко согревая. Только рядом с перевёртышем всегда горячо, поэтому Хитоми почти перестала пользоваться одеялом. Зачем — если теплее объятий волка не найти ничего? Вот и сейчас девушка ощущает его руку на своем плече, а их ноги вновь тесно переплетены; на макушке чувствуется мерное дыхание, и это значит, что Ран ещё спит.       Осторожно повернув голову, Хитоми вглядывается в расслабленные черты лица Хайтани, любуясь тенью от длинных ресниц на высоких скулах, слегка приоткрытыми губами, красивом изломом бровей и высоким лбом, сейчас не скрытым чёлкой. Ран идеален во всём и всегда. На него хочется смотреть, а внутри груди разливается приятное до дрожи чувство — Хайтани-старший принадлежит ей одной. Хитоми знает, что эмоции и чувства волков усилены стократно, и её собственничество не идёт ни в какое сравнение с Рановым, однако, оно всё равно ощущается, как ровные обжигающие языки пламени, растекающиеся по телу, оседающиеся сладко-острым вкусом на языке.       Так и тянет заорать на всю округу, оповещая весь магический лес — Ран Хайтани принадлежит Хитоми.       Девушка хмыкает, а потом укладывается обратно на грудь перевёртыша, жадно слушая, как под тёплой кожей стучит сильное мощное сердце, и Кимуре кажется, что это один из самых прекрасных звуков на свете. Одновременно и успокаивающий, и возбуждающий, как сам Хайтани, который мог расслабить Хитоми одним лишь своим появлением, а уже через секунду заставить задыхаться от накатывающих волн желания оказаться под ним и слиться в единое целое.       Кимура вдруг хмурится, потому что совершенно не помнит, как добралась до постели. Последнее яркое воспоминание, как она оказывается на коленях Рана, а потом появление бабушки и вожака, которые что-то говорили про место силы, но Хитоми была так вымотана постоянными тренировками, что мгновенно провалилась в сон, прижимаясь головой к широкому плечу своего волка. Девушка осторожно привстает с кровати, выбираясь из цепких тесных объятий и — на удивление — Ран выпускает её, но стоит ей сделать пару шагов по направлению к выходу — в голове сидит настойчивое желание принять душ, как сзади слышит тихий недовольный рык.       — Я умру от обжигающего холода, — тихо произносит Хайтани, переворачиваясь на живот и вжимаясь лицом в подушку Кимуры, чуть погодя поворачивает голову и хитро смотрит на свою истинную завлекающим взглядом. — Куда собралась?       — В душ, — усмехается девушка, пока не ведясь на эти провокации, хотя поза волка была чертовски соблазнительный; хотелось провести руками по рельефной спине и ногам, ощущая упругость мышц под пальцами. — Есть предложения получше?       Ран задумчиво закусывает губу, а потом кивает.       — Есть, — он садится на кровати, расставляя плечи и хитро улыбаясь. — Хочу показать тебе одно место в лесу, пойдёшь?       — А как это связано с моим желанием пойти искупаться? — Хитоми фыркает, когда Ран протягивает к ней руку, но оба знают, что девушка вновь вернётся в кровать, лишь бы снова оказаться в объятиях истинного.       — Напрямую, — отвечает Хайтани, чувствуя миллионы мурашек на коже, стоит запаху Кимуры окутать его ещё плотнее, чем было до этого. Ран прикрывает глаза от удовольствия, когда девушка седлает его бёдра и обвивает руки вокруг шеи. Так хорошо, так правильно. Вот где её место — на его коленях. — Или хочешь искупаться дважды?       Их взгляды встречаются, и у Кимуры на мгновение сердце замирает, стоит ей попасть в ловушку манящих фиолетовых озёр: глаза Рана больше напоминают бесконечный далекий космос, с множеством мерцающих звёзд внутри радужки, что переливаются нежным серебристым сиянием, делая взгляд волка ещё более волнующим и завлекающим. Один раз взглянешь и уже не сможешь забыть.       — О чём ты? — но догадка уже есть, и Хитоми с замиранием ждёт ответ своего перевёртыша, потому что Кин упоминала загадочное озеро, которое внучке будет лучше посетить вместе с Раном. К тому же, девушка чувствовала себя опустошённой, а восполнить энергию было необходимо.       — Мы пойдём к звёздному озеру, — на соблазнительных губах Хайтани расцветает нежная тёплая улыбка, и Кимура уверена, что до неё никто не видел её на лице перевёртыша. — Как только сможем выбраться из постели, а я, знаешь ли, так соскучился…       Он опускает голову, касаясь нежной шеи губами и покрывая её чередой лёгких поцелуев, отдающихся сладкой вибрацией внизу живота. Ран звереет моментально, по-животному дико и жадно, желая разложить Хитоми прямо сейчас, хорошенько вылизав её перед этим. Окружить своим запахом. Пометить. Хайтани ощущает этот голод постоянно, стоит разлучиться с истинной хотя бы на час.       В волосы вплетаются тонкие пальцы, приятно играясь с мягкими прядками, что окутывают своей шелковистостью ладонь. Ран готов утробно зарычать от удовольствия, когда Хитоми начинает нежно массировать его затылок, прижимая голову волка ближе, выгибаясь в тесных объятиях и тихо постанывая от жарких — пока невинных — ласк своего зверя. Хайтани, как оказалось, хватает пары касаний, или даже взгляда, чтобы разогнаться до адски возбуждённого состояния, и он почти делает это, готовый поддаться сильным волчьим инстинктам, но сегодня человек внутри берёт верх — Рану хочется максимально пометить Кимуру, делая абсолютно недосягаемой, как для волшебных существ, так и для обычных людей.       — Собирайся, — сладко шепчет Хайтани в губы девушки, а потом оставляет на них лёгкий беглый поцелуй и, вместе с Кимурой на руках, встаёт с постели; осторожно ставит свою драгоценную ношу на пол и, весело смеясь, первым вылетает в коридор, где сталкивается с Риндо, который также вознамерился попасть в ванную комнату. — Даже не думай об этом!       — Я первый туда шёл, — возмутился младший Хайтани, пытаясь оттолкнуть брата подальше от заветной двери. — Пусти по-хорошему, иначе нассу в вашу постель!       — Какая ты невоспитанная псина, — усмехается Ран, уворачиваясь от кулака брата, нацеленного ему в живот. — Старшим надо уступать.       — Вот я и уступаю тебе на полигоне, чтоб ты меньше чувствовал свою беспомощность, — ехидно ответил Риндо, а потом захохотал, когда Хайтани-старший напрыгнул на него, и они кубарем полетели в комнату младшего из братьев.       А потом оба застыли, когда дверь в ванную захлопнулась. Братья переглянулись, а потом оба зашлись хохотом, разваливаясь на тёплом деревянном полу.       — Браво, любимая, — Ран и сам не замечает, как это обращение слетает с губ, однако, когда слышит рядом удивлённо-ехидный смех, понимает что сказал. — Я тебя прошу: заткнись.       — Я ещё ничего не сказал, — добродушно отвечает Риндо, прикрывая глаза. — Решился всё-таки отвести её к озеру?       — Ты же слышал, что я согласился почти сразу, — не было смысла отрицать очевидное. — Знаешь, ты прав, и эту связь надо беречь. И будет совсем не лишним закрепить её навсегда.       — Волчары охуеют, — Риндо легко вскакивает на ноги, подавая руку старшему брату. — Сегодня идёте?       — Да, — Ран улыбается, а потом младший выталкивает его из комнаты, обронив напоследок: «Тогда с тебя — праздничный завтрак!» И захлопывает дверь. ***       Когда они выходят из дома, Хитоми замечает Кин, беседующую с Ио. Около их ног сидит Райль, пытающийся ладошками поймать разноцветные светящиеся сферы, которые для него наколдовала Такахаси. Юный волчонок сейчас как никогда напоминает маленького щенка, полностью поглощённого процессом игры. Он даже язык от усердия высунул.       Ведьма на мгновение поворачивает голову, мягко улыбается Кимуре, а потом впивается взглядом в лицо Рана, ища там признаки или намёки на сомнение, но волк только хмыкает, ехидно улыбаясь краешком губ, а потом уверенно кладёт руку на талию Хитоми, крепко сжимая пальцы на дугах рёбер, и без звука произносит: «не дождёшься, это моё по праву!» Кин удовлетворённо улыбается, а потом склоняет голову, от чего тяжелые золотые локоны сползают с узких плеч, отливая яркими бликами на солнце, и Хайтани кивает в ответ, а потом уводит Хитоми за границы деревни, к узкой, едва заметной тропинке, по обе стороны которой бурно разросся папоротник и дикие цветы.       Стоит им ступить в лес — под тяжелые могучие кроны вековых деревьев, густо усеянные листвой и магическими существами, — как мир меняется, наполняясь цветами, запахами и звуками, создающими вместе абсолютную гармонию из единения флоры и фауны. Кимура сразу же замечает фей, что игриво выглядывают из-за плотных, почти глянцевых, листьев деревьев, улыбаясь путникам, а потом исчезают, оставляя после себя сверкающее облако разноцветной пыльцы, красиво переливающейся в лучах солнца.       Хитоми, даже будучи опустошённой из-за нехватки магической силы, чувствовала себя бодрой и донельзя довольной; она осторожно ступала вслед за Раном, шагающим впереди неё, но также держащим её руку в своей большой и тёплой ладони. Хайтани удивительно гармонично вписывался в атмосферу леса и в волчьем облике, и в человеческом, напоминая сказочного принца, владеющего всем, что было в округе.       — Эй, малыш, — вдруг тихо позвал Ран, слегка разворачиваясь и привлекая девушку к себе. Он обнял её за плечо, а потом указал рукой в густые заросли, что периодически потрясывались, а внизу слышалось какое-то копошение и потявкивание. — Посмотри, это тануки.       Из-под куста выкатился крупненький упитанный енот, смешно икнувший, а потом завалившийся на спину. Тонкие лапки раскинулись в стороны, и животное замерло в позе морской звезды. Чуть погодя к нему присоединился собрат, такой же кругленький и пушистый. Зверьки слегка пофыркивали и совершенно не обращали внимание на присутствие посторонних.       — Ну, вот! Утро, а они уже пьяные, — усмехается Хитоми, наблюдая за оборотнями, продолжающими откровенно наслаждаться своим занятием.       — Я слышал, как Кин рассказывала Такеоми, будто в городе частенько жалуются, что из магазинов пропадает алкоголь, и что всякий раз невозможно понять кто и как это сделал, а это скорее всего они залезают в подвалы и нагло тырят всё, что плохо лежит. В остальном, совершенно безобидное зверьё.       — Но они не лезут в деревню, — замечает Кимура, и над головой слышится смешок.       — У Такеоми и без тануки найдутся желающие стащить бутылку виски из-под носа, — Ран ведёт их дальше, ощущая в груди приятное предвкушение, растекающееся по телу, словно лёгкие игривые сиреневые пузырьки, разжигая в волке азарт и нетерпение. Им предстоит пройти не так много, потому что деревня волков крайне удачно расположена почти около озера — не иначе Такеоми специально выбрал это место, чтобы затащить туда Кин.       Чем ближе они подходят к конечной цели, тем гуще становится лес, будто создавая естественный защитный купол над головой, чтобы ни капли звёздного света, которым наполнено озеро, не просочилось наружу. Хитоми чудится, что даже растения, окружавшие их, подсвечены изнутри яркой люминесцентной краской, притягивающей взгляд ведьмы, как магнит. Ей хочется коснуться нежных лепестков цветов, чтобы унять детское любопытство: станут кончики окрашенными или нет?       Однако, совсем потерять голову от красоты её заставляет само озеро.       Ран останавливается, а потом тянет девушку к себе, обнимая руками за талию и прижимаясь к ней со спины.       — Смотри, — шепчет Хайтани, и его голос становится ещё более тихим и таинственным. Кимура замирает в кольце сильных рук, сжимая тонкими пальцами запястья перевёртыша.       Картина, открывшаяся им двоим, была поистине сказочный и нереальной, потому что такого не могло существовать на свете. Само озеро было небольшим, больше похожим на пруд, идеальной круглой формы с каменистым берегом, усеянным мелкими ракушками и чем-то перламутровым, по форме напоминающим мелкий жемчуг, но главное — вода, которая и водой не казалась. Чаша озера была наполнена лёгким серебристым паром — плотным и подвижным, что переливался миллиардами бликов, словно водяная взвесь была до отказа набита брильянтами.       Кроны деревьев над этим местом выросли в непробиваемый прочный купол, так что лучи солнца не проходили сюда, но в этом не было никакой необходимости. Вода казалась подсвеченной изнутри, и она манила к себе, звала, обещая наполнить Кимуру энергией до самых краёв.       — Как красиво, — в восторге шепчет Хитоми, желая прикоснуться к необычной субстанции и не видя, какими глазами на неё смотрит Ран.       Волку казалось, что девушка сама засветилась, становясь лёгким звёздным мерцанием, иначе как объяснить сияние, исходившее от кожи её лица, шеи и плеч? Он опустил голову, жадно вдыхая сладкий запах своей истинной, окутавший Рана плотным флёром; хотелось втереть его в собственное тело, чтобы без конца вдыхать, все больше погружаясь в это безумие. Хайтани слабо усмехается, крепче обнимая Хитоми и касаясь губами сгиба тонкой шеи, чтобы оставить там влажный короткий поцелуй.       — Искупаемся? — предлагает перевёртыш, чувствуя, как возбуждение стремительно накрывает его, разносясь жарким пламенем по организму; оно делает из Рана самое настоящее ненасытное животное, которому всегда будет мало.       — Да, — Хитоми чувствует настрой своего волка, легко подстраиваясь под него, желая Рана так же сильно, как и он её. Эту тягу нельзя пересилить, да и не хочется. Наоборот — погрузиться в неё как можно глубже, бесконечно долго горя в самых любимых объятиях на свете.       В том месте, где губы Хайтани оставили поцелуй, всё горит, и хочется больше, кожа к коже, чтобы ничего не мешало наслаждаться друг другом. Кимура откидывает голову в противоположную сторону, и Ран с рыком припадает к предоставленному ему пространству, прикусывая молочную кожу — он специально попросил утром нанести на всё тело мазь, чтобы сейчас заново покрыть всю Хитоми следами своей страсти и любви и больше не дать им сойти с кожи ведьмы. Флакон с мазью полетел в мусорку сразу же, как засосы и укусы исчезли с тела девушки.       Проворные ласковые руки проникают под лёгкую ткань блузки, резко разводя в стороны ткань, от чего на землю сыпятся пуговицы, но вряд ли Кимура обращает на это внимание, выгибаясь и чувствуя, как Ран ласкает её живот и талию, поднимаясь выше — к тонкому кружевному лифчику, который совсем не предназначен для купания. Хайтани удовлетворённо хмыкает, ведя языком вверх по шее Хитоми, сходя с ума от вкуса её кожи. Он вжимается телом в девушку, чтобы она смогла почувствовать силу его желания. Желания обладать ей.       Ран бесцеремонно сдёргивает блузку с тела Хитоми, оставляя на руках яркие красные следы от резко сорванной ткани, и сразу же зализывает эти места, кладя ладони на бёдра девушки, а потом Кимура разворачивается к нему лицом, и Хайтани думает, что угодил в руки суккуба. Зелёные глаза сияют, светятся, как у кошки в темноте; на скулах расцветает нежный румянец, а шикарные пухлые губы стремительно краснеют из-за того, что Хитоми постоянно прикусывает их, тяжелую золотую копну волос хочется намотать на кулак и…       «И трахнуть тебя в рот», — эта мысль пролетает так стремительно, что Ран не успевает её придержать.       — Да, — усмехается Кимура, а потом помогает Хайтани снять футболку, отбрасывая ткань куда-то за спину. Хитоми льнёт к крепкому сильному телу, оглаживая руками рельефные плечи и шею, спускаясь ниже и оставляя на подтянутом животе красные полосы от длинных ногтей. — Мне тоже.       Ран рычит, уже опьяненный происходящим и прикосновениями своей истинной, но когда она полностью повторяет его тайное желание, Хайтани срывает тормоза, и он притягивает Хитоми к себе, жадно впиваясь в приоткрытые губы и запуская язык во влажную горячую глубину; волк заполняет собой всё пространство, смакуя вкус и посасывая язык Кимуры; он кусается и тут же зализывает эти укусы, продолжая бесстыдно тискать свою девочку и сходить с ума от запаха, что разносится вокруг них — Хитоми течёт, и Ран чувствует, как волк внутри него берёт верх, вырываясь на свободу.       — На колени, — голос Рана разносится в пространстве, смешивая в себе шёлк и сталь; волк нежен, но отказа не потерпит, и для Кимуры уже нет пути назад, потому что дразнить перевёртыша — плохая затея.       Девушка усмехается, а потом принимается осыпать шею и плечи Хайтани поцелуями, иногда болезненно засасывая горячую кожу и жадно слушая тяжёлое дыхание и стоны своего волка, что почти перестаёт себя контролировать, но Хитоми не может отказать себе в этом удовольствии. Она нежно ведёт ладонями вниз, лаская обожаемое тело, повторяя пальцами узоры огромной татуировки, слегка царапая ногтями, от чего по коже идут мурашки, а значит — Хайтани это нравится. Кимура кладёт руки на пояс джинсов.       Звук расстёгивающегося ремня становится для Рана контрольным выстрелом. Он наматывает на руку густые локоны и запрокидывает голову Хитоми назад, смотря в смеющиеся шальные глаза, до краёв наполненные желанием и азартом — ей хочется этого так же сильно, как и ему, и Ран готов поспорить, что зелёные омуты стали темнее, сверкая в серебряных отблесках озера, как два изумруда. Он нагло усмехается, прекрасно зная, что сейчас и телепатическую связь не нужно использовать — Кимура чувствует, как сильно сводит его с ума, а тело перевёртыша наполнено жарким болезненным возбуждением, струящимся по венам вместо крови.       — Один момент, малышка, — миг — и бюстгальтер летит прочь, а жадные губы на какие-то секунды накрывают чувствительные соски, лаская и посасывая; по хребту бьёт новая огненная волна, смешанная с неукротимым импульсом удовольствия, потому что громкие стоны Хитоми — нечто запредельно прекрасное. И пока истинная цепляется пальцами за плечи волка, выгибаясь навстречу, Ран стаскивает с округлых бёдер штаны и бельё, оставляя Кимуру полностью обнажённой. — Вот теперь мне всё нравится.       Хитоми улыбается, всё ещё ощущая отголоски горячих ласк на своей груди, между ног всё горит — желание и возбуждение множатся в организме, а каждое касание друг к другу становится разрядом молнии, оставляющим на коже невидимый, но вечный ожог — он разрастается, как и их обоюдный голод, который от раза к разу только усиливается. Девушка снова приникает губами к ключице Рана, оставляя на бледной коже след своих зубов. Волк усмехается, а потом сжимает ладонью ягодицу Кимуры, плотнее прижимая к себе, чтобы она ощутила силу его желания, и Хитоми улыбается, а потом скользит губами вниз, прокладывая череду поцелуев по торсу Хайтани.       Вкус его кожи — пряный, чисто мужской, с нотками крови и перца — самое вкусное, что могла пробовать Кимура. Она усмехается, а потом становится на колени, ощущая тёплый гладкий камень под ногами — будто здесь всё специально было сделано для удобства парочек, решивших предаться разврату. Тонкие пальцы легко расстёгивают пуговицу и ширинку на джинсах Рана, и перевёртыш помогает ей снять лишнюю материю с себя, оставаясь абсолютно нагим.       Их первый раз тоже был таким: вместо постели — мягкая трава поляны, одеяло — небо и листья над головой, но сама атмосфера осталась прежней — желание обладать бесконечно долго, без возможности насытиться друг другом. Разве что теперь Хитоми точно не испытывала и малейшей капли стыда, наоборот: она стала такой же дикой, совершенно не боящейся своих желаний, вот почему Вселенная подарила её Рану — Кимура его копия.       Хайтани сжимает руки в кулаки, почти до крови впиваясь ногтями в ладони — вид, открывшийся ему, слишком шикарен, как настоящее произведение искусства, достойное вечного любования, с одним исключением — единственным зрителем всегда будет Ран. Все фантазии на тему минета стёрлись из памяти, стоило глазам увидеть Хитоми, стоящую перед ним на коленях; обнажённую, с алеющими на коже засосами, что теперь никогда не покинут её тело, с гривой длинных густых волос, золотым водопадом спадающим по узкой спине. Хайтани жадно тянет носом, ощущая терпкий и пряный запах желания девушки, и волк внутри него довольно рычит, наслаждаясь этим — она хочет только его.       — Давай же, — опухшие губы расплываются в улыбке, потому что Кимура слышит нетерпение в голосе Рана, и ей нравится это. Она оставляет нежные поцелуи внизу живота Хайтани, иногда касаясь щекой горячего твёрдого члена, но пока намеренно избегает прямых касаний, чтобы совсем распалить перевёртыша. Пространство разрезает рык, наполненный раздражением и голодом, а в волосы вплетаются сильные пальцы, и Хитоми подчиняется; она касается языком основания ствола, оставляя длинный мокрый след снизу-вверх, останавливаясь около крупной красной головки, обильно истекающей смазкой. Кимура поднимает глаза, встречаясь с горящим фиолетовым взглядом, на дне чёрных зрачков горит пожар, и от него нет спасения. — Ты же помнишь, что я обещал тебя отшлёпать? Ещё немного, и я сделаю это немедленно.       — А как ты думаешь, зачем же ещё я это делаю? — Рана прошибает электрический ток, от чего все волосы на теле встают дыбом, когда Хитоми, не отрывая от него дерзкого взгляда, обводит языком чувствительную головку, жадно слизывая вязкую смазку. Она жмурится. — Вкусный.       «Дьяволица», — проносится в сознании, а потом Хайтани стонет — Кимура слышит это.       — Лик Дьявола рисуют недостоверно, — тонкие пальцы обнимают горячий упругий ствол, совершая первые пробные движения, и Ран чувствует себя пубертатным юнцом, что не может сдерживать себя — он подаётся бёдрами навстречу, толкаясь в узкую ладонь, и громко стонет; возбуждение концентрируются внизу живота, завязываясь в крепкий узел. — Иначе почему у него не твоё лицо?       Хайтани сверкает глазами, а потом запрокидывает голову назад, когда чувствует, как нежные губы смыкаются на головке, а изворотливый язык ласкает щель и уздечку. Хитоми пробует, изучает, пока неумело помогая себе рукой, ищет нужный ритм, но Ран, видящий и ощущающий эти старания, сходит с ума от осознания — так Кимура старается ради него. Но и сама получает удовольствие. Её неопытность только подстёгивает и распаляет, подкидывая новые пикантные фантазии в воспаленный от желания рассудок Хайтани.       Он точно знает — хотя бы за малейший намёк отнять у него Хитоми — убьёт.       Девушка двигается всё увереннее, лаская ртом член Рана. Ей нравится его вкус, размер, идеальная тяжесть и то, какой он горячий, как скользит внутри по языку, заставляя Хитоми сгорать от наслаждения — отдавать так же приятно, как и получать. Кимура двигает головой вверх-вниз, обвиваясь вокруг ствола змеёй, очерчивая плотные вены, рисуя узоры на горячей коже, дразня щель и уздечку, от чего хватка в волосах становится всё крепче, и в какой-то момент Ран перехватывает инициативу, начиная задать собственный темп.       — Расслабь горло, — велит он, издавая новый рык, когда юркий язык проходится вокруг головки, слизывая смазку. Хитоми слушается, слегка откидывая голову назад, так что член упирается в заднюю стенку её глотки. В уголках ярких травянисто-зелёных глаз выступают слёзы, но Хайтани чувствует — ей нравится его властность и доминантность. — Умница, моя девочка.       Он начинает осторожно двигать бёдрами, погружаясь в горячую влажную глубину девичьего рта, ощущая, как вокруг ствола сжимаются щёки, обволакивая теплотой и наслаждением. Ран постепенно набирает темп, и Кимура легко подстраивается под него, помогая себе ладонью, размазывающей слюну и смазку по члену. Девушка испытывает целый спектр чувств, смешивающихся в шипучий коктейль, что ударно бьёт в голову, оставляя за собой золотистые огоньки удовольствия. Они плывут в крови, лопаясь как брызги от шампанского и наполняют эйфорией каждую клеточку тела.       В какой-то момент Хайтани, с головы до ног окутанный наслаждением, срывается, вбиваясь в узкую тёплую глотку быстро и жёстко. Краем сознания он понимает, что волк внутри него взял верх, но нет сил — и желания — останавливать его. Хитоми, стоящая перед ним на коленях, была так соблазнительно хороша, что мыслить здраво не получалось совсем. Наоборот — Хайтани зверел всё больше, желая наконец слиться с Кимурой в одно целое. Навсегда.       Он собирает густые волосы в хвост, тянет назад, смотря в замутнённые наслаждением глаза, а потом чувствует язык Хитоми, снова дразнящий его, и на этой ноте кончает, гортанно застонав и выгнувшись навстречу тёплому рту. Перед глазами густая золотистая пелена, кое-где вспыхивающая изумрудными вспышками; тело захлёстывает оргазм, наполняя терпким сладким удовольствием, делающим мышцы лёгкими и расслабленными. Ран опускает глаза вниз, жадно смотря на то, как Кимуру глотает его сперму, а потом облизывается — чисто кошка перед миской со сливками. Девушка поднимает взгляд к Хайтани и усмехается, выпуская его член изо рта, легко разрывая тонкие нити слюны, когда последний раз проводит языком по чувствительной головке.       — Ты вкусный, — доверительно сообщает Хитоми, а в следующую секунду стонет, потом что Ран дёргает её к себе, жадно впиваясь в распухшие губы. Он бесцеремонно забирается языком в тёплый рот, лаская жадно и жарко, смешивая их слюну воедино, чувствуя самого себя — везде моя. Он открывает глаза, подхватывает девушки на руки, и Кимура обвивает ноги вокруг его талии. У Хайтани всё внутри вспыхивает с новой силой, когда он чувствует насколько Кимура влажная и горячая.       — Потерпи, малыш, — ласково шепчет волк, входя в серебристые воды, танцующие вокруг них, мягко обнимающие два тела со всех сторон. Пар тёплый, как молоко, поэтому нет нужды привыкать к температуре.       Стоит им оказаться по пояс в воде, как Ран снова целует свою истинную, крепко обнимая за талию и поглаживая мягкие упругие ягодицы. Он трётся о плоский живот, опускаясь ниже, так что головка члена касается набухшего капризного клитора, и тогда Хитоми глухо стонет в рот перевёртыша, запуская волну мурашек на коже Хайтани. Он разрывает поцелуй, касаясь губами тонкой шеи, засасывая белую кожу, чтобы на ней расцвели новые красные, фиолетовые и синие бутоны — его метки. Личная роспись, как знак принадлежности.       Кимура откидывается назад, утопая в серебристом пару, мягко обтекающему вокруг её плеч и спины. Ей безумно хорошо, особенно, когда она чувствует новые поцелуи, теперь оставляемые на её груди, и от ощущения жадности Рана, с которой он поочередно припадает к нежно-розовым соскам, кусая и оттягивая их, возбуждение внизу живота становится почти болезненным, но таким сладким, что сознание застилает волна похоти, а потом приходит другое ощущение — это не просто секс. Это занятие любовью, даже если оно наполнено страстью и животной дикостью.       Хитоми распахивает глаза, вдруг отчётливо видя, как вокруг них разрастается прочный серебристый купол, а вокруг запястий оборачивается ослепительно белая нить, которая окрашивается в фиолетовый и золотой цвета — цвет их душ. Кимура не понимает, что происходит, но вместе с этим чувствует кипучую энергию, наполняющую её тело и — главное — правильность происходящего.       — Ран, — зовёт она, и волк поднимает голову. На дне темно-фиолетовых глаз читается тоже самое, что ощущает сейчас Хитоми — полное единение друг с другом. — Я тебя хочу.       Резкое движение, и Кимура выгибается дугой, крепче вжимаясь в бёдра Хайтани, чувствуя его внутри себя на всю длину. Перевёртыш обнимает Хитоми за шею, привлекая к себе и тяжело дыша. Он ласково касается губами её лба, а потом делает первое движение бёдрами, выбивая громкий стон наслаждения из груди Кимуры. Внутри неё узко, влажно и до ужаса хорошо. Гладкие стенки плотно обнимают член Хайтани, и кажется, что и двинуться будет нельзя, однако Ран делает это, сходя с ума от наслаждения и своей дикой неукротимой любви.       Пару движений, и они начинают синхронно двигаться друг другу навстречу, наполняя пространство вокруг себя жаркими стонами, рыками и именами, выкрикиваемыми в моменты особо сильного наслаждения. Ран находит губы Хитоми и целует, проникая языком глубоко в рот девушки, и она впускает его, крепче обнимая за шею и двигаясь на нём. У Хайтани всё сводит внутри от жаркого вкусного удовольствия, которое способна дать ему только Кимура. Он не способен ясно мыслить сейчас, но чувствует — оргазм скоро накроет его, а вместе с ним и древняя магия, которую нельзя разрушить во веки веков.       — Хитоми, — Ран опускает одну руку вниз, накрывая большим пальцем клитор девушки и поглаживая круговыми движениями. Он встречается взглядом с шальными зелёными глазами, до краёв наполненными удовольствием. — Хитоми.       В его голосе смешивается жажда, ласка, страсть, голод, бесконечная нежность и любовь — всепоглощающая и настоящая, как магия вокруг них, что оплетает кольцами два тела, соединяя между собой души в одно целое. Отныне неделимое.       Кимура стонет, цепляясь пальцами за плечи Рана, влажные от серебристой воды, мелкими бисеринками скатывающимися по коже волка. Хитоми не видит, поглощённая процессом, но купол, сотворенный магией, начинает меняться: он покрывается толстым слоем пушистой мягкой травы, усеянной множеством цветом орхидей и сирени, соединяя между собой все оттенки фиолетовых и сиреневых цветов.       Хайтани привлекает девушку ближе, целуя и сходя с ума от своих чувств, что рвутся изнутри него подобно лавине. Хитоми в его объятиях ощущается так правильно, двигаясь с волком в одном ритме, утопая в огромном океане удовольствия, струящегося вокруг них, что нет сил больше ждать.       — Посмотри на меня, — они встречаются взглядами, и девушка понимает — отныне никто не сможет их разлучить, а если попытается — умрёт. — Я люблю тебя.       Это было похоже на взрыв. Возможно, так совпало, а может сработала магия этого места, но как только признание слетело с губ Рана, Кимура кончила, сжимаясь на члене перевёртыша и ощущая, что он точно также содрогается, заполняя Хитоми собой до краёв. Девушка ласково коснулась его губ своими, втягивая в медленный томительный поцелуй, приносящий абсолютное успокоение в разгорячённые тела. Даже волшебная вода не могла остудить их, всё ещё охваченные послеоргазменной негой. Что уж говорить о юной ведьме, которой только что признался в любви её истинный?       Хайтани осторожно выходит на берег, удобно усаживаясь на тёплом камне и не прекращая нежного поцелуя с Хитоми. От мягких родных объятий, волк внутри него довольно урчит, виляя хвостом и прося ещё и ещё. Ведь и Рану-человеку, и Рану-волку всегда будет мало, и обе ипостаси чувствуют — Хитоми это нравится.       Когда кислород в лёгких совсем исчезает, Кимура с некой неохотой отрывается от губ перевёртыша, встречаясь с нежным фиолетовым взглядом, будто со всех сторон девушку облепляет сладкая тягучая карамель с щепоткой перца: Ран сам как огромный контраст. А потом переводит взгляд в сторону и охает, с восторгом рассматривая цветочную сферу, окружающую их.       — Что это? — Хитоми хочется коснуться нежных цветов, ощутить шелковистость лепестков и нежный запах, исходивший от них, но когда она протягивает руку — замечает на безымянном пальце кольцо, которого раньше там не было. — А это что?!       Ран усмехается, точно также поднимает свою руку и подносит к тонкой кисти Хитоми. Кольца у них разные: у неё тёмно-фиолетовое, будто усеянное мелкой брильянтовой крошкой, что вместе напоминает ночное небо, у перевёртыша — золотое, но при каждом повороте создаётся впечатление, что сердцевина кольца жидкая и перекатывается, каждый раз играя новыми гранями.       — Это озеро пристанище древнего лесного духа, — тихо говорит Хайтани, а потом обхватывает пальцами руку девушки и переворачивает, с удовлетворением рассматривая татуировку орхидеи и иероглиф своего имени, вплетённый в нежно-фиолетовые лепестки, мерцающие и будто обсыпанные блёстками, что расположилась на тонком запястье. У самого Рана цветы сирени, как браслет опоясали всё запястье и отливали темно-фиолетовым цветом. — Кин хотела, чтобы ты пришла сюда вместе со мной только по одной причине…       — Чтобы дух обвенчал нас, — закончивает за Рана Хитоми, с немым удивлением рассматривая татуировки.       — Да, — Хайтани склоняет голову, внимательно следя за реакцией своей истинной, но стоило ей повернуть к нему голову, как первые ростки страха испарились, сгорая под взглядом абсолютной и безграничной любви, сочащейся из ярких зелёных глаз.       — Фамилию менять надо?       — Вне всяких сомнений, — усмехается Ран, привлекая девушку к своей груди и понимая, что счастлив.       — Ты знаешь из чего сделаны кольца? — чуть погодя интересуется Хитоми, с интересом рассматривая своё.       — Да, это часть наших душ, — она поднимает к нему голову, чувствуя, как на мгновение останавливается сердце. — Именно поэтому это озеро посещают только истинные, их души и сердца навсегда принадлежат друг другу. И…       — Я тоже, Ран.       — Что «тоже»? — не понимает сперва волк, а потом его мир меняется ещё раз, засияв тёплым золотым светом.       — Я люблю тебя.