Пустое место

К храму они подошли в числе последних. Машина скорой помощи уже стояла на парковке перед въездом на храмовую территорию, рядом скучали-прогуливались усатый водитель и кругленькая медсестра. Настоятель Никон стоял в дверях храма и обсуждал что-то с серьёзного вида врачом. Заметив Хасана, он извинился и поспешил навстречу. — Я звонил Рябову, он сказал, ты записался на приём, — с ходу, без приветствия, пробасил он. — Как твоё самочувствие? — Всё нормально, мне уже лучше, — ответил Хасан, выдавив из себя вымученную полуулыбку. — Галлюцинации? — Нет. Немного были, но уже нет. — Таблетки принимаешь? — Да, час назад выпил. — Хорошо, — Никон облегчённо выдохнул и по-отечески похлопал Хасана по плечу своей большой лапищей. — Ты молодец, мой мальчик, что борешься со своим недугом. Я тобой горжусь. Но урны с прахом больше не бери, нехорошо это. Договорились? — Угу, — покладисто кивнул Хасан и, отвернувшись, уставился куда-то в сторону. Гелен тоже заинтересованно обернулся. К храму торопилась Маргарита Перепёлкина, быстро цокая каблучками по асфальту и ловко толкая перед собой детскую коляску с Лёвушкой. Выглядела она значительно хуже, чем вчера: бледная, слегка растрёпанная, с глубокими тенями под покрасневшими, лихорадочно блестящими глазами... Гелен готов был сделать ставку на то, что прошедшую ночь, да и весь день Рита провела в нелёгких думах и горестных рыданиях... Проходя мимо, Рита тепло поздоровалась с Никоном, по Хасану же мазнула неловким взглядом, затем остановила коляску рядом со врачом, который тут же принялся ворковать над спящим малышом. Хасан нахмурился и шагнул было к ним, но Никон остановил его, удержав за плечо. — Не надо, сынок. Уже всё решено. Шёл бы ты лучше домой, нечего тебе здесь делать. Хасан зло скрипнул зубами и, стиснув кулаки, негромко выдавил: — Я останусь. Постою в сторонке. — Хасан, послушай... — Я останусь. Никон оценивающе посмотрел на него, затем неодобрительно покачал головой, но спорить не стал и, сославшись на неотложные дела, удалился в храм. Гелен задумчиво хмыкнул. По правилам на ритуалы абы кого поглазеть не пускали, — всё-таки это были серьёзные «интимные процедуры». Но Хасан, как он уже объяснил Гелену, какое-то время работал в храме прислужником, здесь его хорошо знали и, соответственно, принимали за своего. Да и Рите он не был таким уж посторонним, поэтому, даже если фактических прав на присутствие у него не имелось, можно было рассчитывать на небольшой блат. И теперь, раз Никон не прогнал, оставалась только Рита, — если она попросит, Хасану волей-неволей придётся уйти. Но явных возражений Рита пока не высказывала. Необходимость присутствия Хасана на ритуале «в открытую» они оговорили на подходе к храму. Гелен смекнул, что так Хасан будет на виду и вряд ли у полиции, да и у Риты с Никоном потом появятся к нему какие-то вопросы. Кроме того, так Хасан мог поддержать Риту, когда Лёвка «исчезнет», и проконтролировать, чтобы о ней позаботились врачи. И, что самое замечательное, Гелен тоже имел возможность находиться рядом и наблюдать за развитием событий (а ему очень интересно было посмотреть, как полиция развернёт поиски малыша, Гелен вообще любил всякое такое, детективное). О том, каких моральных терзаний потребует такой план от Хасана, огненный дух осознал, когда уже поздно было что-то переигрывать. А осознав, хотел было замучиться совестью, что так необдуманно подставил повелителя, но вовремя одёрнул себя, решив, что Хасан сам прекрасно понимал, на что шёл. Гелен даже подумал, что повелитель был жесток. По-настоящему жесток и к себе, и к Рите... да и Гелену перепадало с лихвой. Испытание у них теперь предстояло непростое, и как выйти из него, сохранив внутреннее достоинство и не наломав дров, Гелен не представлял. То, что они оказались в этой ситуации, конечно, не было заслугой Хасана. По большей части тут Рита была виновата, за что Гелен даже слегка злился на неё, хотя и понимал, что она — главная жертва и больше всех «огребла». Но всё же, — вот нельзя было с женатым не связываться? Вон какой Хасан замечательный парень, чего не хватало, спрашивается? А раз выбрала другого, зачем вообще дружила с Хасаном и позволяла тешить себя пустой надеждой? Сама же накрутила-навертела, а теперь выручай её... Но и Хасан немало «постарался», — не смог позволить событиям развиваться своим чередом, не захотел остаться в стороне, даже когда ему ясно дали понять, что он не нужен. Вообще то, как они собирались провернуть дело, наводило на мысли о злодейском плане мести ревнивого ухажёра, решившего таким образом и отшившую его избранницу проучить, и «конкурента» в виде малыша устранить, и самому при этом остаться белым и пушистым в глазах общества. Признаться, если бы Гелен не знал Хасана достаточно хорошо, то решил бы, что так оно и было. Что Хасан тот ещё хладнокровный садюга, коварно потирающий ручки в предвкушении часа расплаты... но (и даже увы) Хасан был хорошим парнем. Просто лёгких путей он не искал, загоняя их в такой тупик, из которого попробуй выберись... С другой стороны, если так прикинуть, то выбор всё равно был такой себе. Какие ещё варианты у Риты, помимо возможности «самовыпилиться»? Полгода или около того чахнуть над умирающим младенцем, медленно сходя с ума от безысходности? И что дальше, если Лёвка не выживет, пустота и уныние? А так, по крайней мере, они возьмут на себя это сомнительное удовольствие, и у Риты появится возможность отдохнуть, немного очнуться от своего кошмара, пересмотреть свою жизнь и, если она найдёт в себе достаточно сил, начать всё заново. Во всяком случае, Хасан на это надеялся. В чём-то Гелен был с ним согласен, — иногда разовая ампутация полезней, чем постепенное отрезание по кусочку в попытке сохранить загнивающую конечность до последнего. Аналогия, конечно, была крайне сомнительной, но другой в голову при виде деловито снующей туда-сюда по помещению храма медсестры не приходило. Тяжело вздохнув, Гелен рассеянно огляделся. Он занял позицию неподалёку от переносной люльки с малышом, которую разместили возле одного из раскладных столов. Хасан стоял чуть позади, слева от служебного входа в подсобное помещение, куда престарелая служительница храма увела Риту готовиться к ритуалу. Рядом с Хасаном прохаживался бородатый охранник (Гелен догадывался, что к повелителю его «приставил» Никон, приглядывать). В дальнем углу на лавочке «кудахтали» две женщины среднего возраста. У той, что в очках, была с собой внушительного вида папка с документами, вторая была одета в строгий деловой костюм и больше всего походила на сотрудницу госслужбы. Около люльки, присматривая за Лёвкой, переминался с ноги на ногу вихрастый парнишка, тоже прислужник в храме. Гелен предполагал, что в нужный момент парнишка достанет малыша из люльки и положит на раскладной стол, пока же Лёвку не трогали, чтобы не тревожить чуткий сон нездорового младенца. На второй стол, рядом с которым крутился врач, судя по наличию медицинской аппаратуры, должна была лечь Рита. Почему-то огненному духу неприятно было туда смотреть, и он по большей части пялился на ничем не примечательный алтарь и думал о разном. Например, о том, чтобы устроить Хасану настоящий отпуск, когда всё закончится (так или иначе, не важно, как). Гелен был уверен, что Хасан никогда толком не был в отпуске, да и куда ему, сиротинушке-студенту, ещё и с таким диагнозом? Так что, как только представится такая возможность, Гелен обязательно свозит повелителя куда-нибудь, да хоть на те же Мальдивы! Скорей бы только всё это закончилось... Расставив зажжённые свечи по местам, Никон подошёл к алтарю и, открыв лежащую на специальной подставке толстенную книгу, принялся нараспев читать молитву (или что он там читал, заклинание? Гелен предпочитал не вникать). Вскоре из подсобки вывели Риту. Одного взгляда на неё хватило, чтобы молча выругаться в самых непотребных для данного места выражениях. На Рите буквально лица не было, — огромные глаза, в которых плескался животный страх, плотно сжатые побелевшие губы. Волосы ей заплели в толстую золотистую косу и сверху нацепили чепчик, одежду заменили на плотную медицинскую сорочку, на ногах — одноразовые тряпичные бахилы. Двигалась она неуверенно, слегка заторможенно, того и гляди, грохнется в обморок, но при этом умудрялась на все слова и обращения служительницы храма реагировать адекватно и подчёркнуто спокойно. Нестерпимо захотелось сделать что-то, лишь бы прекратить весь этот цирк, — только теперь Гелен понял, насколько был прав Хасан, желая не допустить «реинкарнации» Риты. Она не хотела умирать. Да, она сама подписалась на это, она отчаялась, запуталась, впала в уныние, но, чтобы она там себе ни придумала, какие бы логические доводы ни навязала себе, — перестать существовать как Рита она не хотела. И всё же она это делала. Проходя мимо Хасана, Рита вдруг остановилась и, поколебавшись, неуверенно подошла к нему. Гелен непроизвольно напряг слух. — Хасан, я рада, что ты пришёл, — негромко сказала она. — Ты... не держи на меня зла, пожалуйста. И прости за всё. Знаешь, я... на самом деле благодарна тебе, ты столько сделал для меня и для Лёвки... мне жаль, что я так... обманулась. Лучше бы я выбрала тебя, ты славный парень. Хасан, будь счастлив, ладно? Хасан не ответил. Лишь коротко кивнул и нечитаемым взглядом уставился куда-то прямо перед собой. На лице его не дрогнул ни один мускул. Со стороны могло бы показаться, что ему всё равно, что он воспринимал происходящее достаточно цинично, но Гелена такой «мордой кирпичом» было не провести. Он прекрасно понимал, какой ад творился сейчас на душе повелителя. Он и сам чувствовал себя крайне паршиво, будто совершал какое-то непростительное преступление... Когда Рита подошла к алтарю, Никон дал ей поцеловать религиозный атрибут в виде вырезанной из дерева фигурки человека, затем протянул металлический кубок с каким-то напитком. Рита попыталась взять кубок, но пальцы её предательски дрогнули. Сосуд с грохотом упал на кафельный пол, обрызгав Риту и Никона прозрачной жидкостью. Поднялась суматоха. Престарелая служительница увела Риту переодеваться. Никон отдал распоряжение устранить бардак и отвернулся к алтарю, продолжив читать молитву. Охранник, недовольно крякнув, направился к выходу, на ходу щёлкая зажигалкой, врач скучающе уткнулся в экран телефона. Вихрастый парнишка, прислужник, раздобыв тряпок, занялся ликвидацией лужи. Какое-то время все, кому нечем было заняться, следили за его суетливыми действиями. Закончив с лужей, парнишка подхватил тряпку и поспешил было в подсобку, но, пробегая мимо люльки, потрясённо замер, затем испуганно огляделся. — А где малыш? — только и спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь. Начался новый переполох. Все принялись искать Лёвку. Хасан активно принимал участие в поисках. Проверили даже в самых абсурдных местах, — под лавками, за алтарём, в ящике для пожертвований... Потом Никон провёл короткий опрос. Удивительно, но никто ничего толком не заметил. Вроде кто-то посторонний входил в храм, а может, и нет. Кому-то показалось, что к люльке кто-то приближался, другие утверждали обратное... Присутствующие путались в показаниях, разводили руками и виновато поглядывали друг на друга. Риту всё это время продержали в служебном помещении. Когда стало понятно, что случилось ЧП и быстро малыша найти не получится, утешать несчастную мать ушёл врач, а после в подсобку разрешили войти и Хасану. Спустя пятнадцать минут после исчезновения Лёвки у храмовых ворот остановилась полицейская машина. Сотрудники полиции первым делом запретили кому-либо покидать территорию храма и заинтересовались камерами наблюдений. Камер было всего две, — над входом снаружи и внутри — направленная на алтарь. Место, где стояла люлька, едва попадало в обзор камеры, поэтому на записи мелькнула лишь рука предполагаемого похитителя, — судя по дряхлости кожи и скрюченным узловатым пальцам, это был какой-то старик. Старика едва ли припомнили. Вроде да, заходил милостыню просить сухой невзрачный старец, но он ушёл ещё до начала ритуала... или нет? Ах да, точно, сидел вон там, за колонной, никем не замеченный, и дремал, а когда реинкарнируемая уронила кубок, проснулся и ушёл... Камера, что висела над входом, запечатлела сутулого мужчину в поношенном плаще и с низко накинутым на голову капюшоном. Выйдя из храма, тот быстро направился в сторону кладбища, явно что-то пряча под верхней одеждой. Ознакомившись с записью, полицейские вызвали дополнительный наряд и, разделившись (один отправился на кладбище, двое остались в храме), начали допрос свидетелей. Сидя на лавочке в тихом углу с ребёнком на руках, Гелен с интересом прислушивался к рассуждениям представителей закона и с затаённой гордостью думал, что он фокусник не хуже Гаера. А то и лучше! Это ж надо было так всех одурачить! Вон сколько тут людей, и никто ничего не понял, что ни говори, а Гелен реально крут! Где-то ещё минут через десять из подсобки вышел Хасан, оглядевшись, узрел фотографирующего место происшествия сотрудника полиции и, стремительно приблизившись к нему, принялся требовать незамедлительно найти ребёнка, и вообще, что это за безобразие такое, посреди ритуала, куда только правоохранительные органы смотрят! Гелен меланхолично подумал, что из повелителя получился бы отличный актёр. Даже Никон поверил и, спохватившись, что дело может дойти до рукоприкладства, поспешил оттащить подопечного от полицейского и чуть ли не угрозами отправил того посидеть где-нибудь, остыть. Хасан зло развернулся на пятках и, затулившись в угол, плюхнулся на лавку рядом с огненным духом, всем своим видом показывая полное негодование. Напускное, конечно. Если приглядеться, было видно и проступившие от напряжения в челюстях желваки, и неподдельную тревогу во взгляде, и глубокие борозды от ногтей на ладонях, появившиеся из-за того, что Хасан постоянно стискивал кулаки. — Ну как там? — негромко спросил Гелен. Вообще он мог не тихориться, его-то точно другие не услышат и не увидят, но, когда на руках сопел такой милый кроха, оно как-то само собой получалось. — Дали успокоительного, двойную дозу, положили отдыхать, — едва слышно, практически не разжимая губ, ответил Хасан. — Как Лёвка? — Дрыхнет. Ещё полчасика смогу его «прятать», а после нужно будет сваливать или что-то придумывать, — сказал Гелен и впервые за всё время с момента кражи как следует пригляделся к малышу. Тот был настолько умильным, что губы невольно тронула улыбка. — А ты как? — Хреново, — сквозь зубы ответил Хасан и, с усилием тряхнув головой, словно сбрасывая отыгранную роль, устало выдохнул: — Впервые в жизни чувствую себя таким дерьмом. Веришь, сам бы себе морду набил с удовольствием... Чёрт, Гел, если бы я думал, что реинкарнация работает, сам бы без раздумий лёг на этот стол, но это же бессмысленно! — Верю, Хас, не кори себя так. Мы оба знаем, что реинкарнация не работает. И ещё... она не хотела умирать. Я видел это в её глазах. Так что ты поступил правильно. Хасан с надеждой покосился на него, но тут же отвернулся, так как к ним подошёл полицейский. Пока повелитель давал свидетельские показания, Гелен отвлёкся на проснувшегося Лёвку. Малыш сначала едва слышно чихнул, затем принялся зевать и недовольно озираться по сторонам. — А кто это у нас тут такой пусечка проснулся? — заворковал Гелен женским голосом, моментально приняв облик Риты и сделавшись видимым только для Лёвки. — А кому бутылочку дать? Кто у нас тут проголодался? На-ка, держи... Бутылочку со смесью они заранее прихватили с собой, проходя мимо супермаркета, а подогреть смесь в любом месте для огненного духа не составляло труда. Бутылочку Лёвка неохотно, но взял, и принялся лениво, будто в полудрёме сосать, время от времени тревожно вскидывая руки в стороны. Гелен с умилением наблюдал за ним, пока не заметил разводы синих пятен на маленьких ручках, — характерный признак синецветки. Только было что-то с этими пятнами не так... Гелен одёрнул рукавчик маленькой рубашечки, затем заглянул под ворот и озадаченно нахмурился. — Вот чёрт! — негромко ругнулся Хасан, когда полицейский отошёл. — Ты меня чуть до инфаркта не довёл! Ты зачем её облик принял? — Чтобы Лёвка не пугался, — отрешённо ответил Гелен и, проведя пальцем по «цветку», изумлённо округлил глаза и в панике уставился на повелителя. — Хас, помнишь, я обещал тебе сказать, если поблизости появятся кровососы? — Ну? — насторожился Хасан. — Это не синецветка. Лёвка не болен, им питается штрига. И... никогда не думал, что скажу что-то подобное, но её нужно убить. Притом как можно быстрее.