Paradise

Moonlight

«And she talks loud

She’s telling me what I wanna hear now»

Moonlight — Chase Atlantic

The Hills — The Weeknd

Daddy Issues — The Neighborhood

— Вот, а потом, короче, мы когда обратно ехали… — Ты закончил? Чуя раздраженно смотрит на Осаму поверх ноута с открытыми анкетами для ЛГБТ-консультирования, которых надо как бы сделать двести штук для защиты, всех кого мог на потоке он уже измучил, а следующая стадия отчаяния (после попыток набрать все вручную) — это лезть в Chatroulette и просить всех подряд поотвечать на вопросы, и убеждается в том, что Дазай точно помешанный. Кому еще может прийти в голову идея чуть не потрахаться на концерте MCR (или MSI? Чуя не слишком обращал внимание на рассказ. Хотя, наверное MCR, потому что если Дазай потрахался на последнем концерте MSI в 2014 году, то у Чуи большие вопросы к секс-просвету среди четырнадцатилетних), потом чуть не потрахаться в метро и наконец отсосать друг другу в лифте? По-моему, Осаму немного не понял смысл существования твиттера. Потому что какой вообще адекватный человек будет распинаться про секс с бывшим перед своим новым парнем? Ладно если бы еще эта скумбрия недожаренная хоть немного помогала. Так нет, нихуя. Видите ли, со мной ты, Чуя, ебаться не хочешь, теперь сам с этим ебись. Чуя мысленно считает до двадцати и отворачивается к чайнику, чтобы долить себе еще кофе и схватить лежащие там наушники, потому что после этого обсуждения ему точно нужно послушать что-то, что не Дазай, не MSI и не MCR, не смотря на его любовь ко всем трем пунктам. Чуя знает, что Осаму просто бесится, потому что он обломался с сексом в универе, потому что как он себе это представлял? Нет, он, конечно, мог реально выйти и попытаться рассказать тот гребанный доклад про психологию толпы с абсолютно независимым выражением лица, но если бы кому-то показалось, что с ним что-то не так — сразу же звонок в скорую, а потом доказывай, что у тебя просто давление скакнуло. Поэтому сначала было много нытья по поводу того, что Чуя просто дед, и если он так и продолжит не соглашаться, он устроит шоу на защите диплома, и Чуе приходится устало закатить глаза. Но Накахара же не просто так учится на психфаке. Он знает не только тысячу и один способ съебать с пар по сексологии (и соответственно от секса без производных, и нет, это не «у меня голова болит», это адекватное «я не хочу сегодня» и он не виноват, что ему не хочется три дня в неделю из семи, а Осаму нужно девять раз в сутки), но и очень много про манипуляции, поэтому вестись на них не собирается. Потому что Осаму давно пора понять, что такое конструктивный диалог и социальные приличия, потому что нет, секс в примерочной не нормализирован, он нормализован только в порно, а там и секс после игры в футбол является (по топу на сайтах, Чуя не пиздит) самой сексуальной вещью эвер. Но вы же понимаете, что после футбола такой секс может понравится только очень небрезгливым, потому что ну серьезно, после подобных нагрузок будет ужасно тянуть мышцы и без секса, а еще и грязь, и лютая вонь пота и земли… Кто-то серьезно собирается облизывать чьи-то ноги после такого, вы серьезно? Нет, Чуя, конечно, все понимает, но цены на врачей и лекарства немного пиздец, а ему хватило экспериментов со смородиновой водкой в шестнадцать. Никогда не пейте смородиновую настойку с самогоном у одногруппников. Тем более десять рюмок. Тем более в шестнадцать. Ну вот просто не надо. Дазай не успокаивается ни через день, ни через неделю. Даже несмотря на извинительный секс на стиральной машине (у Чуи до сих пор болит спина (потому что физподготовка не помогает предотвратить рандомное падение из-за какой-то маски для лица, которая не помогает выглядеть хотя бы не хуже чем сейчас), и он все еще надеется, что тот треск издала не стиралка, потому что если она сдохнет — можно будет выходить в окно), минет у входной двери (кроме поясницы у Чуи теперь болят еще и колени) и немного ленивого переключения кнопок на пульте, пока Осаму практически метался по кровати. И нет, это даже не за неделю. Это за гребанный день, который до сих пор даже не закончился. Чуе реально все чаще кажется, что ему тупо сорок, потому что ну сколько можно трахаться, в чем соль? Причем не то чтобы они с Дазаем друг другу не подходят, это они как раз конструктивно обсуждать могли. Потому что у них всегда дома валялся ужасно невкусный зеленый чай, который Дазай пил только по утрам, просто потому что ритуал, а на каждую лекцию по МХК Чуя напрягал Осаму делать ему именно определенное какао со специями и правильным молоком, потому что препод был откровенное мудло и терпеть его было невыносимо. Еще Чуя терпеть не мог рыбу и весь лосось с филадельфии старательно спихивал Дазаю на тарелку, а тот отпихивал ему весь имбирь и васаби, потому что они уже проходили это. Дазай даже (видите ли) стоически терпел «этот ужасный ошметок ткани» (байкерскую куртку Чуи. Да. И вообще нормальная куртка!) и его конверсы, потому что нет, Чуя, тема про то, что конверсы не стирают, не прокатит, избавь меня от этого кошмара, пожалуйста. Но касаемо секса он был реально непреклонен, хоть Чуя и искренне пытался идти на компромиссы. Например, дважды в месяц они все-таки ходили на эти ебанные кинк-пати, хотя вид на круг из девушек, в одном ритме мастурбирующими большими вибраторами-кроликами и умудряющихся еще и гадать на таро, и заставил его выпить четыре гребанных пина колады, потому что если бы шабаш выглядел так четыреста лет назад… Или опять же, Чуя не имел ничего против использования того гребанного ящика (который можно будет смело скоро распихивать по целой тумбочке (да, той самой, прикроватной, ага)) со всяким сексбарахлом, просто ну не каждый же день, блять. Жить же как-то надо, нельзя тупо трахаться 24/7. Да, Дазай, жизнь так не работает. Причем Осаму делал все это не из чистого желания потрахаться, наоборот. Но все равно иногда это реально просто невозможно. Поэтому Чуя откровенно психует, отправляет в папку на печать наверное девяностый из двухсотого опросник (это же еще где-то напечатать надо будет… интересно, а оцифрованные результаты засчитаются? Потому что сколько вообще он денег отдаст за двести листов опросников…) и закрывает ноутбук, стягивая с лица очки, от которых уже начинает гудеть голова. — Что конкретно ты хочешь? Дазай недовольно смотрит на него поверх телефона, не переставая старательно размешивать сахар в чашке. Ну все, щас начнется. — То есть теперь мы разговариваем? — Если бы ты помог мне напиздеть в опросниках, мы могли бы трахаться два часа назад. — Да ну? Чуя устало пытается снова не начать считать. И это при том, что он прекрасно знает, что Дазай всегда плачет на всех чертовых мелодрамах, прячет в шкафу коллекцию вязанных кардиганов (один из них сейчас на нем, бежевый в крупную вязку, и он агрессивно отрицает, что в нем и в кофейного цвета брюках он выглядит охуенно, поэтому на учебу ходит исключительно в джинсах и толстовках, заебанно отмахиваясь от всякого внимания) и (помимо секса) имеет поистине детскую зависимость от сладкого (поэтому Чуя каждую неделю притаскивает домой пакет с кислым мармеладом, шоколадом и печеньем, а не смазку с шоколадом, как некоторые). Казалось бы, как это может сочетаться с желанием найти квартиру с комнатой, которую можно превратить в ту самую из пятидесяти оттенком. Видимо, отлично сочетается. Совмещать это Дазай, кстати, тоже пытался, но Чуя не слишком оценил его попытки облить его шоколадным сиропом, потому что, блять, эта штука мало того, что приторно сладкая, так еще и липкая, что пиздец. Как кто-то вообще умудряется трахаться во взбитых сливках? Ты же выскользнешь нахуй с кровати. — Я тебе предлагал прислать список твоих запросов мне на почту, и просто каждый раз открывать рандомайзер. — Так неинтересно. — Я не умею читать мысли. — Рандом — это скучно. — А ты что хочешь? Разговор снова ни к чему не приводит, потому что «Звездные войны», Чуя, это повод отложить любой разговор, и Осаму выбирает ту же гребанную позицию детского игнорирования. Чуя знает, что Дазай — гребанная драма квин, и что иногда он хочет, чтобы он выебывался, а его, сука, читали. Потому что да, он может сказать «отведи меня в церковь и трахни на алтаре, и в смысле я многого прошу?», но когда дело касается его реальных кинков, он сразу превращается в принцесску, потому что делай, что хочешь и как хочешь, я ничего не знаю. Поэтому Чуя честно пытается целых два дня не поддаваться на манипуляции, пока каким-то вечером Дазай не бросает что-то про то, что никто не любит его в этом доме, и не съебывает в ванную со своим гребанным секс-ящиком на колесиках. Чуя устало мешает кофе в чашке, не отрываясь от седьмого сезона «Теории большого взрыва», и раздраженно прокручивает в голове все лекции по детской психологии, думая, что сработает с этим придурком сегодня. Предложить поиграть в паровозики? Купить мороженое и сводить в зоопарк? Мультики посмотреть? Плохо тянет на ролевую. Чуя устало стаскивает очки с переносицы и глубоко вздыхает, думая, за что ему блять это. Что вообще может сработает с обиженным жизнью, сексуальноозабоченным двадцатидвухлетним ребенком с коллекцией вибраторов и комиксов DC? Шутки про вакуумный молот Тора? Поэтому когда в ванной наконец-то выключается вода (Чуя рано или поздно прибьет Дазая за подобные игрища, потому что счета за воду, придурок), он устало выключает ноутбук и встает, потому что ему все-таки двадцать два только, а не сорок, правда же, он не настолько дед, он сегодня даже слушал онлайн-семинар, стоя четыре с лишним минуты в планке сначала на одной, а потом и на другой руке. И похуй, что после этого он пытался прийти в себя пятнадцать и искал по всей квартире тонометр, главное же не это. На Осаму огромная футболка с группой One Ok Rock (и автографом), которую он буквально отбил на концерте и которая висит на нем, как смирительная рубашка, и желтые брюки в клетку из Uniqlo, спизженные у Чуи, хотя казалось бы, где его рост, а где Дазая, и он делает как можно более независимое лицо, когда Чуя резко прижимает его к стене в коридоре. Чуя устало изучает его немного красное после душа лицо, мокрые волосы, огромный вырез футболки, открывающий ключицы, и тяжело вздыхает, еще раз прокручивая в голове лекции по общению детей дошкольного возраста. Ну вот, опять трахаться. Он целует Осаму неожиданно, даже не давая ему вставить ехидный комментарий, и только устало вздыхает из-за того, что босиком ему приходится очень сильно дернуть того за ворот футболки, чтобы хоть немного сократить разницу в росте. Привкус просто отвратительной мятной пасты (надо срочно купить другую, эта просто ужасная), секунд пять явно демонстративного ломания и наконец разрешение зарыться рукой в мокрые волосы, от которых пахнет чертовым яблочным шампунем, потому что кто-то начитался фанфиков по драрри. Чуя устало предпринимает последнюю попытку разгадать этот ебучий сексребус и отрывается только для того, чтобы уткнуться ему в шею и пробормотать: — Такой красивый… И, да, чувствует, как его руки замирают и он резко дергается назад. Чуя мысленно закатывает глаза. Блять, он трахает человека, которому ментально пять, серьезно. Еще бы знать, как конкретно хвалить эту гигантскую креветку, каждую субботу дрыгающуюся под Simple Plan на этажном балконе в шесть (мать его) утра, потому что это ритуал, Чуя, я не виноват, что у людей выходной. Чуя пропускает волосы сквозь пальцы, когда приподнимается и практически опаляет дыханием ухо, второй рукой уже забираясь под футболку: — Такой хороший… Дазай едва ли не стонет, откидывая голову назад (больно же небось, придурок), и Чуя несильно тянет его за ворот футболки, планируя опрокинуть на кровать, потому что там все-таки матрас ортопедический, а трахаться в коридоре между куртками и ботинками это не сексуально. Дазай довольно усмехается, но тут же резко выдыхает, когда Чуя стягивает с него футболку и так и не включает свет, хотя и трахаться в темноте это блять травмоопасно, но похуй. Чуя устало думает, что думать о лекциях по психологии во время секса — самая несексуальная вещь в принципе. Что вообще-то неплохо бы включить хоть какой-то свет, потому что он знает, что кто-то из них точно убьется о тумбочку или кровать. Что вообще-то на столе остался так и не открытый ужин и неплохо было бы поесть… Но потом Дазай даже не пытается подавить стон, когда Чуя с нажимом проводит по груди, и Чуя думает, что похуй. Он даже не предпринимает попыток вылезти из домашних брюк, несмотря на сжимающиеся на бедрах пальцы и возмущенный и уже немного поплывший взгляд. Вместо этого он наклоняется ближе и с нажимом проводит по его шее, не отрывая взгляда от едва различимого в темноте лица: — Ты хоть представляешь, насколько ты охуенный? У Дазая в его волшебном списке (хуиске) не было кинка на похвалу, потому что он предпочел запихать туда всю топовую смазку, название каждого прикольного вибратора и какие-то позы из камасутры (которые никто никогда все равно не будет пробовать), но ни единого пункта, связанного с чем-то интимным и банально личным. Поэтому когда он улавливает закатившиеся глаза, сильнее сжавшиеся пальцы и резкий выдох, Чуе кажется, что он сорвал чертов джекпот. Может быть пары по детской психологии и не были такими бесполезными. Он осторожно сжимает чужие запястья и отводит их наверх, заставляя его снова закрыть глаза и выдохнуть что-то, не нуждающееся в расшифровке, и опять медленно ведет руками по напрягающемуся животу, не переставая что-то говорить. Что-то, что Дазай не привык слышать. Он знал, что Осаму морщился на практически каждый комплимент или благодарность в свой адрес, отмахиваясь и повторяя, что это ничего. Но когда он реагирует так сейчас, у Чуи просто срывает тормоза. Поэтому он резко убирает пальцы от чужого члена, как только перестает слышать реакцию на собственные слова, и тут же ловит практически всхлип и дернувшиеся над головой руки. — Черт, ты такой красивый, — Чуя снова скользит рукой вверх, осторожно сжимая чужую шею, потому что асфиксия это все еще опасно, но они об этом разговаривали, и Чуя реально пытается, ладно? — Ты так хорош в подчинении, ты знаешь? Тебе же нравится, правда? Дазай наконец-то стонет, едва заметно кивая головой и, не выдерживая, закрывая глаза рукой. Но он же хотел играть. Поэтому Чуя обвивает пальцами запястье Осаму, отнимая его от лица, и одновременно с этим проводит по члену. — На меня смотри. Чуя уже даже не замечает, что вообще делает и что конкретно говорит, он просто говорит, отталкиваясь только от реакции Дазая: от срывающихся вздохов, закатывающихся глаз, беспомощно сжимающихся пальцев и, кажется, попыток просто дышать. Чуя скорее автоматически еще раз обвивает член пальцами и двигает рукой в каком-то откровенно сумасшедшем ритме, только из-за чертовой реакции, чертовых глаз и чертовых задыхающихся вздохов. Он, кажется, замечает, что Осаму кончил только тогда, когда тот начинает дышать хоть немного глубже и пытаться ухватиться рукой за пальцы Чуи. Он реально только сейчас замечает опрокинутое на пол одеяло, окончательно скомканные (никогда даже не глаженные) простыни, абсолютно темную комнату и немного тянущую боль в руке. Осаму как-то хрипло и глухо смеется и едва слышно выдыхает, водя по собственным наверняка затекшим рукам: — Можешь же, когда хочешь. Чуя закатывает глаза и демонстративно отстраняется, собираясь реально свалить в душ и доделывать эти ебучие нескончаемые анкеты, потому что защита сама себя не подготовит. Дазай резко хватает его за руки и опрокидывает на кровать, нависая сверху и дергая за уже раздражающую футболку. — Моя очередь. Чуя коротко усмехается, зарываясь рукой в его волосы. — Да еб твою мать, ты что опять? — Чуя устало прижимает руку к лицу, оборачиваясь от сковородки. Дазай по-блядски хрустит яблоком, сидя прямо на столе и по-детски болтая ногами, и пожимает плечами: — Я просто пытаюсь доказать тебе, что секс в универе бывает не только в порно. — Вы потрахались в гребанной школе. — В старшей. — Там дети. — Мы закрылись на ключ. — Гребанные извращенцы. Чуя устало трет глаза, думая, что надо разориться и все-таки купить какие-нибудь чертовы капли, и снова начинает отвечать на собственный же опрос одной рукой, не переставая мешать фарш для спагетти на сковородке другой, потому что Осаму умеет нормально только трахаться, готовить (если это не тосты и не яичница) — это не его. Дазай говорит что-то про многозадачность и эксперименты на парах, и Чуя обреченно вздыхает, прикрывая глаза.