Луч солнца

      Под потолком гулял пар, мелкими капельками оседая на поверхности.       Мерный шелест воды в бочке успокаивал, а эфирные масла, разбавленные в ней, расслабляли. После тяжёлого дня погрузиться в горячую воду и забыть о мирской суете было единственным, чего желал Вэнь Хуа.       По возвращении в стены Безночного Города, Хуа сразу направился к учителю, так и не успев принять желанную ванну.       Сейчас же, когда орден постепенно отходил ко сну — юноша наконец погрузился в бочку, позволяя горячей воде расслабить забитые мышцы, смыть грязь и прилипший пепел, который кажется был везде, где только можно.       Запах гари, пепла и сожженной плоти, кажется, намертво въелся во всё, что только возможно: кожа, волосы, одежда. Даже ножны меча, судя по всему, пропахли!       Пропитались запахом смерти и страданий ни в чём не повинных людей.       Мышцы тянет, скручивает в узлы, а усталость медленно расползается под кожей, постепенно отключая органы восприятия.       Так хочется наконец расслабиться и с головой нырнуть в тёплые объятия живительной влаги. Забыть про всё, что происходило и происходит с внешним миром, запечатать глубоко внутри себя все те эмоции, которые так и норовят вылиться через край.       На периферии мелькнул тёмный силуэт и тут же расплылся в мрачной дымке. Вэнь Хуа насторожился, замирая, словно собака. Половица скрипнула где-то за спиной и Хуа развернулся на звук. —Прекрати подкрадываться ко мне со спины, — меж бровей залегла складка. —Ха-ха, ты же знаешь меня, я люблю пугать тебя, — на лице Минчжу появилась улыбка, пока юноша чесал затылок. –Я хотел помочь тебе. —А я хотел побыть наедине с собой, брысь, — Вэнь Хуа демонстративно развернулся спиной к своему приятелю. —Какой же ты грубый, я лишь хочу помочь, — Минчжу осторожно встал на колени возле бочки, собирая волосы своего друга и перекидывая их через край. —Я видел каким уставшим ты пришёл. Разреши мне и прекрати отталкивать помощь своего друга.       Блондин тяжело вздохнул, погружаясь в воду до тех пор, пока на поверхности не осталась лишь серебристая макушка и пара тёмно-серых глаз. —Расскажи, что случилось? — Минчжу искренне был обеспокоен взвинченным состоянием друга.       В ответ ему лишь недовольно фыркнули, но это больше походило на сердитое бульканье.       Музыкальные пальцы прошлись по волосам, массируя скальп, и, признаться честно, это очень даже расслабляло.       Младший растирает мыльный корень, бережно, почти не касаясь, наносит на серебристые волосы пену. Массирует, прогоняя напряжение и даруя спокойствие плавными движениями.       Буквально через несколько секунд, младший чувствует, как тело блондина обмякло в его руках. Так не хочется будить его, нарушать тот хрупкий, почти эфемерный покой, но один Минчжу бы точно не дотащил своего друга до его покоев, тем более, стража наверняка не позволит ему вторгнуться во Дворец Солнца и Пламени.       Бережно растолкав шумно сопящее тело, Минчжу протянул Вэнь Хуа полотенце. —Надо вернуться в покои, Хуа, — на щеках залегли две милые ямочки, а взгляд игриво прищурился. —Спокойной ночи, я пойду.       Минчжу убежал. Так же быстро и внезапно, как и появился в купальне.       Вэнь Хуа лениво накинул на себя нижнее одеяние и поплелся наконец к себе.       Аромат ладана окончательно очистил воспалённый разум, выветривая из него остатки воспоминаний об инциденте в Облачных Глубинах.       Блондин напоследок подошёл к окну, распахивая его настежь. Вид Безночного Города, постепенно погружающегося в объятия сна по-своему завораживал, а стрекотание цикад служило ему своеобразной колыбелью.       Рядом вновь мелькнула тень. Ну что в этот раз? Тёмная ци в последнее время слушала своего хозяина и сейчас вроде даже не бушевала, будто спала, как кот наевшийся сметаны, неужели стоило Вэнь Хуа чуть ослабить бдительность и она опять начала истязать его разум?       Пара бледных рук легла на оконную раму, чуть сжимая обработанное дерево. —Безночный Город воистину величественен, — мягкий женский голос раздался возле уха юноши, заставив Хуа с криком отпрыгнуть в сторону. —За эти шестнадцать с лишним лет он почти не изменился. Зато территория Цишань невероятно разрослась.       Эфемерный силуэт незнакомки умостился возле окна, одаривая открывающийся из него вид благоговейным взглядом. На лице её теплилась улыбка. —Ты так вырос, А-Хуа, —призрак медленно развернулся к вмиг побледневшему от страха юноше.       Что-то в бледной, полупрозрачной фигуре женщины казалось молодому заклинателю до боли знакомым. Что-то в ней манило. Взывало к нему.       Тьма сгущалась в углах помещения. Юношу штормило. Гул в ушах становился всё громче, перетекая сначала в звон, затем сменяясь на грохот.       Грохот хищным зверем выползает за тенями. Обвивает верёвками, сдавливает их, так, чтобы хрустели кости, чтобы крик застрял в горле, не в силах вырваться.       В полумраке комнаты Вэнь Хуа казалось, что его окружают высокие тени, похожие на человеческий силуэт. Люди-тени замыкали мальчишку в кольцо, приближаясь всё ближе с каждым мигом.       Сердце било в набат, а кровь резко утекла в пятки, делая Хуа бледнее снега.       Лица внезапных вечерних гостей были размыты и будто подёрнуты лёгкой дымкой. Но что-то в них было до боли знакомо мальчишке. Будоражило воспоминания прошлого, возвращая его назад на шестнадцать лет, когда его маленькая деревушка, его дом были превращены в пепел, когда вокруг лежали трупы и растекались лужи крови, а в небе кружили вороньё. —Мы всегда были рядом, — в унисон раздался десяток голосов. —Мы всегда наблюдали за тобой, Вэнь Хуа. Ты просто этого не замечал. —Маленький мальчик стоит на перепутье… —Что же ждёт такого как ты?       Голоса смешивались, перекрикивали друг друга, вскоре сливаясь в один монотонный шум и пульсацию в висках.       Паника постепенно наиастала, а потом резко настала тишина. Всё разом исчезло, затихло, как будто юношу накрыло огромным куполом, ограждая от мира. Он все ещё находился в сознании, когда понял, что наступила тишина и его наконец отпустило.       Час Собаки уступил место часу Свиньи, когда Вэнь Хуа, переживший за столь малый период времени так много событий вышел на небольшой балкон, вдыхая полной грудью холодный осенний воздух. На глаза попадались редкие фигуры адептов, которые ещё не закончили свои дела или остались наводить порядок(так, младших учеников часто заставляли убирать тренировочные площадки и относить мечи, называя это приобщением к труду).       Из-за нестабильной ци галлюцинации становились уже обыденностью и Вэнь Хуа считал что это норма, но сегодня они было какими-то необычными, слишком живыми и реалистичными. Это заставлял задуматься над тем, чтобы начать искать пути высвобождения большого количества той тёмной ци, которая постоянно скапливалась в повреждённой руке. А стоит ли? Вэнь Хуа уже пообещал своему учителю, что об этом никто не узнает, так зачем сейчас ставить себя и его в такое рискованное положение, которое может раскрыться в любой миг, стоит старейшинам ордена Вэнь или кому-то из старших адептов других орденов приблизиться.       Должен же быть хоть какой-то выход из этой ситуации?       Юноша мечется, делит комнату широкими шагами от стены к другой, пытаясь придумать решение своей ситуации.       Тренировки конечно помогают, но это избавляет от посторонних ощущений лишь на несколько часов, потом боль возвращается снова, а вместе с ней и галлюцинации потихоньку затаскивают в бездну. Если боль ещё как-то можно было сдерживать, умоляя Господу Вэнь или её внучку       Ясно было одно, тёмную энергию нужно было высвобождать, куда-то выливать, чтобы её переизбыток не покрывало дурманом разум молодого человека.       Может стоило принять чужую помощь, когда её предлагали?       Белые пряди соскальзывают на лицо, перекрывая половину из доступного обзора. От неожиданности Хуа дёргается. Времени слишком много, а от перевозбуждения сна ни в одном глазу. Да и не факт, что юноша вообще уснёт после увиденного и после того, во что он сам по незнанию ввязался.       Кажется, Вэнь Хуа станет первым человеком в Поднебесной, который умрет от того, что его замучила совесть.       Все проблемы ушли на второй план вместе с колоколом, чей звон кажется был слышен даже на окраине Цишань, знаменуя собой начало нового дня.       Тревога постепенно растворилась в утренней заре, собой её заменило привычное равнодушие, которое будто холодной маской покрыло лицо, пряча под собой следы бессонной ночи и панических атак .