Наследник графа Алегре

Столпотворение началось уже на подъезде к дворцу: золоченые кареты чуть не наезжали друг на друга, кучеры ругались, лошади били копытами и фыркали, а молодой супруг графа Монтани наблюдал за этим из окна кареты, широко раскрыв глаза. Граф ласково потрепал его по плечу: — Не волнуйтесь так. Зал Совета обещает быть еще более шумным: вельможи ждали этого целый год, и теперь точно используют возможность высказать все, что у них на уме. Даже те, у кого этого самого ума не хватает. Особенно те, у кого ума не хватает. Альберт повернулся к нему и легонько улыбнулся. Тревога в его глазах никуда не делась. — Я буду рядом каждую минуту, — уверил его граф, — и, возможно, даже подскажу, к кому стоит прислушаться. Но это не точно. Скорее всего, ваш слух и ваши мысли будут предоставлены сами себе, но что касается вашей драгоценной персоны — никто вас не будет донимать досужими разговорами. Во-первых, на это не будет времени, во-вторых, я дам понять, что мы оба заняты более важными делами. Вы просто наблюдайте, мой дорогой. Смотрите и слушайте. Вам полезно знать, как одни и те же люди ведут себя на балу и на совете. — Я должен услышать что-то важное? — Поинтересовался Альберт. — Если вкратце, то это будет обсуждение того самого вопроса с Лотоной. Будет шанс выяснить, сколько у нас явных союзников, готовых открыто поддержать переговоры. Всегда полезно иметь на своей стороне численный перевес, даже если перевес здравого смысла уже в кармане. — Но ведь для начала король объявит вас советником? — Ах, да, — граф Монтани поморщился, — совсем забыл. — Забыли, потому что вы уже выполняете его функции. — Может, и так, — рассмеялся граф, — что ж, потерпите немного в самом начале. Церемония будет по возможности краткой. В это утро и предыдущий день он старался быть как можно более ласковым со своим супругом, памятуя о собственной несправедливости в тот злополучный день его рождения. Альберт мог выражать недовольство, мог вести себя своевольно и даже капризно, но поджог… «Болван ты, Монтани», — сказал он себе. Наследник графа Алегре — благородный дворянин, да к тому же милый и добрый мальчик. Такое ему и в голову не пришло бы. На «Диану» он, правда, до сих пор злился. Может, маркиза и запала в душу Альберту — хотя он наверняка бы заметил, — а может, ей просто доставляло удовольствие фамильярничать с юным кавалером. Как бы то ни было, надо отдать ей должное: она вошла в доверие к Альберту, да настолько, что тот готов был беседовать с ней обо всем. Даже о личном: о дне рождения. Ищет ли он в ней замену сестре? Тоже вряд ли: Диана и Мария совершенно разные, ничего общего в них нет. Что же тогда? Стала ли она его единственным другом во всей Сонанте, по-прежнему чуждой юноше? Ах, еще виконт… К Мартиссу граф не думал ревновать, подозревая, что тот состоит в любовной связи с маркизой и что она обсуждает с ним многое. Очень многое. Даже такие мелочи, как день рождения молодого супруга графа Монтани. Собственно, это его и волновало. Во время разговора с виконтом, приближенным к герцогу Гесере, Монтани пытался выведать настрой оного касательно предстоящего Совета. То, что он услышал, оказалось неутешительным: и предыдущая переписка с виконтом, и встреча Мартисса с Гесере, и теперь их личная беседа — все свидетельствовало о том, что герцог настроен на решительное продолжение военных действий против Лотоны. Офицеры дивизии его поддерживали, а если он будет действовать умело, поддержат и другие офицеры. Это и разозлило графа: упрямый черт. Еще немного, и Седе придется поднять налоги, чтобы продолжать спонсировать военные нужды. Силы Седе и Лотоны равны. Шансы тоже. Потери, которые королевство уже понесло и может понести еще, не оправдаются в случае поражения (и есть вероятность, что в случае победы тоже). А ходить по острию ножа граф не любил. Особенно если по этому же острию вынуждена будет пойти вся страна. Кроме того, герцог, ссылаясь на занятость, никак не желал давать ему аудиенцию даже при посредничестве Мартисса, так что личные переговоры до встречи в Совете провести не удалось. Все это вкупе с усталостью последних дней заставило графа выйти из себя из-за такого, в сущности, пустячного повода, как подарки маркизы и виконта на день рождения Альберта. И «Диана». И то, что самому графу Альберт об этом не сказал. Происшествие в библиотеке подлило масла в огонь. От редкой книги осталось лишь несколько обгоревших листов. А бедный Альберт убедился в том, что супруг его не всегда бывает справедлив и беспристрастен. Граф мог похвалить себя, пожалуй, лишь за то, что ему хватило ума извиниться и сразу же помириться с супругом, и, кажется, мальчик его простил. На следующее утро, пока они ждали приезда графа Алегре, который был приглашен на Совет и обещал прибыть накануне и переночевать в замке Монтани, Габриэль напомнил Альберту о его обещании, и тот, немного смущаясь, все-таки подровнял ему прическу. Граф остался доволен результатом и еще более доволен бережностью, с которой тонкие пальцы прикасались к его волосам. — Я же говорил, у вас талант, — граф смотрел в зеркало, поданное Альбертом, и счастливо улыбался. — Кажется, так мне даже лучше. Кстати, мой дорогой, а вы никогда не думали отпустить волосы? У вас они роскошны, вы бы одной своей шевелюрой с ума сводили. — Жарко! Неудобно! — Запротестовал юноша. — Может, поначалу и непривычно, но здесь, в столице, точно не так жарко, как у вас. Хотя, — граф на секунду задумался, смеряя Альберта взглядом, — нет, не отращивайте. У вас слишком красивая шея. Не стоит ее прятать. Альберт уже привыкал к его смелым комплиментам и даже почти перестал краснеть (к большому сожалению Габриэля: румянец восхитительно смотрелся на загорелых щеках). Так и в этот раз он просто пожал плечами и пробормотал: — Я и не собирался. К обеду прибыл граф Алегре, и Альберт, позабыв о приличиях, бросился ему на шею, прежде чем раскланяться перед отцом, как положено. За столом они приятно беседовали, а после Габриэль обсуждал с отцом и сыном предстоящий Совет. Ему казалось, что Альберт морально готов. Теперь они ехали в соседних каретах — граф Алегре и граф Монтани с супругом, — и Альберт нервничал. Габриэль поймал себя на мысли, что его хочется крепко обнять, привлечь к груди и держать так, пока не успокоится. Но вместо этого он просто сжал теплую ладонь. — Может быть, вам даже понравится. Некоторые находят Совет забавным мероприятием. Зеленый Зал ошеломил даже самого Габриэля — слишком долго он здесь не бывал, — а уж Альберта и подавно. Вельможи уже начали подтягиваться, постепенно заполняя помещение, и с каждым вновь прибывшим гул становился все сильнее. Некоторые начали спорить еще до официального открытия Совета: вежливо препирались, а то и повышали голос, активно жестикулируя, как простолюдины на рынке. Габриэль усмехнулся: то ли еще будет. Его супруг разглядывал и присутствующих, и сам зал, в котором было не так много мебели, хотя каждый ее предмет стоил целое состояние, но сам он был украшен роскошными гобеленами, зеленым шелком и бархатом, лепниной и позолотой. Золотые и хрустальные светильники отражали падающий из огромных окон свет, а сами окна открывали вид на королевский парк с бесчисленными фонтанами, статуями, ровными дорожками и симметричными узорами цветов, кустарников и деревьев. Замок Монтани казался юноше богатым. Королевский же дворец поражал его воображение. Шум голосов умолк лишь тогда, когда объявили о прибытии Его Величества. Все тотчас выстроились вдоль стен и склонили головы в почтении. Король по случаю тоже был разодет в пух и прах, и, когда он уселся на трон, а вельможи подняли головы, одежда и драгоценности Его Величества ослепляли, как и торжественное выражение лица. Поприветствовав своих подданных, Плаций I объявил о назначении нового советника; почтительно приблизившись, Габриэль опустился на колени, чтобы поцеловать руку короля, а тот надел на него зеленую ленту советника. По залу пронесся шепот — но изумления на лицах собравшихся не было: большинство вельмож знали, что Габриэль фактически является советником короля, а недавний брак и теперь присутствие самого графа Алегре и его наследника на Совете окончательно развеяли все сомнения. Речь, произнесенная королем, была длинна, но суть ее сводилась к следующему: теперь, когда Совет вновь созван, основной его задачей является разрешение вопроса с Лотоной, страной, с которой Седе ныне находится в состоянии хрупкого перемирия. Его Величество подчеркнул, что ему хотелось бы услышать предложения, наиболее выгодные для Седе и подразумевающие укрепление благополучия королевства и его подданных. — Ваше Величество, — говорил новый советник, когда ему дали слово, — более нет никакой возможности откладывать переговоры. После заключения перемирия мы не сделали ни шага вперед, а обоим королевствам этот шаг жизненно необходим. Потери Седе оказались слишком велики — и человеческие, и материальные; вопрос с Малено, ради которого все началось, так и не решен, как не был решен и сто лет назад. Территория, по-прежнему спорная, опустошена, разорена, и польза, которую она могла бы приносить нашему королевству — или королевству Лотоны, если уж на то пошло, — сводится к нулю. В случае же продолжения военных действий никто из нас не сможет ручаться за удачный исход для Седе. — Я смогу, — это был герцог Гесере, высокий, крупный, статный мужчина лет сорока пяти, с густыми бровями, нависающими над пронзительными темными глазами, тяжелой челюстью и широкими плечами. — Головой ручаюсь за готовность войска. Я сам руководил их подготовкой. Клянусь честью, Ваше Величество, каждый офицер достоин своего звания и в совершенстве владеет нужными навыками. Боевой дух на высоте. Что касается ресурсов — они есть, и на предстоящие бои их должно хватить, чтобы обеспечить нам преимущество перед Лотоной. Кроме того, — он, нахмурившись, взглянул на Монтани, — неужели наши люди гибли зря в этой войне? Неужели мы, не добившись результата, на этом и остановимся? Может ли подобное решение считаться достойным — или все-таки бесславным? Пока Гесере произносил свою речь, Монтани внимательно следил за происходящим в Зеленом Зале. Вельможи соблюдали тишину, лишь перешептываясь в ответ на реплики оппонентов; кто-то с большим рвением кивал после слов Монтани, кто-то — после слов Гесере. Старший Алегре, сложив руки на груди, переводил взгляд между королем, графом и герцогом, о чем-то размышляя, а его сын сначала во все глаза уставился на мужа, а потом, словно придя в себя, стал поглядывать в зал. Монтани незаметно усмехнулся. — Так вы предлагаете возобновить военные действия? — Уточнил Плаций. — Я бы хотел ознакомить Ваше Величество с планом наступления, — важно кивнул Гесере, — уверен, что вы его одобрите. Разбив войско Лотоны, мы закрепим за собой Малено окончательным договором, подписанным с обеих сторон, чтобы в будущем ни у кого из потомков не возникло ни малейшего сомнения в правах Седе на эту землю. — Что вы на это скажете, граф Монтани? — Теперь король обращался к нему. — Скажу, что, при всем к вам уважении, герцог Гесере, в данном случае ручаться вашей головой означает ручаться головой каждого из присутствующих, как, впрочем, всего народа Седе, — густые брови почти полностью накрыли веки, но Монтани, не смутившись грозного взгляда, продолжал, — возобновление военных действий означает поставить на карту всё — и в случае поражения всё потерять. — Поражения не будет, — повысил голос Гесере. Монтани покачал головой. — Хотим ли мы рисковать людьми и ресурсами, чтобы это проверить? Сейчас, когда наше положение, в том числе материальное, нестабильно, нам нужно налаживать хозяйство и торговлю, по возможности, восстанавливая разоренные земли. Во время непрекращающихся войн ситуация в Малено и окрестностях ухудшилась донельзя, брать там сейчас, по сути, нечего, и даже в случае победы — «даже», потому что и вы, герцог, не сможете ее гарантировать, — отстраивать его придется не один год. Поэтому я предлагаю начать мирные переговоры с Лотоной, и в первую очередь вынести на обсуждение вопрос новых границ. Раз никто из нас за эти годы так и не утвердил окончательную власть над Малено, нам нужно провести границу именно по этой земле. Договоримся — выиграем гораздо больше, нежели то, что у нас есть сейчас. При согласованном разделении у нас будет возможность, наконец, начать развивать и территорию, и торговлю на ней. Мирную торговлю. После этого предложения и начался шум: Зеленый Зал гудел, подобно пчелиному рою, и горделивые вельможи позабыли о своей сдержанности, стараясь перекричать друг друга и высказать свое ценное мнение. Но среди шума и гама Монтани различил спокойный, звучный голос виконта Мартисса, и король сделал знак всем замолчать. — Ваше Величество. Граф Монтани. Предположим, что Лотона согласится вести переговоры о разделе спорной территории и о новых границах. Но как вы придете к компромиссу с Лотоной? Ваше представление о будущих границах может не совпасть с видением соседей, что чревато очередным конфликтом. Так стоит ли овчинка выделки? — Виконт Мартисс, — это уже говорил граф Алегре, — так ведь этот вопрос и станет ключевым в предстоящих переговорах. Ради этого Седе и назначит встречу с Лотоной. Не исключено, что сразу согласия мы не достигнем, поэтому граф Монтани предложил не терять более времени и начинать уже сейчас, чтобы постепенно добиться разрешения вопроса. А когда Седе и Лотона договорятся и их государи подпишут бумаги, разночтений уже не будет. — Эти переговоры могут превратиться в один из способов потянуть время, потому что разночтения случатся сразу же, — Герцог Гесере бросил взгляд на Мартисса, — а, думаю, никто не станет спорить, что время мы более тянуть не хотим. Кроме того, каким бы ни был исход переговоров, неужели Седе, неужели вы, Ваше Величество, готовы будете отдать часть своей земли? — Официального статуса «своей» у нас пока нет, — возразил Алегре, — Лотона точно так же считает Малено своей. В том-то и дело. А верный мир лучше надежды на победу. Шум поднялся с новой силой. Возбужденные придворные жестикулировали, спорили и доказывали что-то всем сразу и своим соседям в частности. Вскоре пришлось объявить перерыв, чтобы еще раз обдумать сказанное, подышать воздухом, проветрить головы и смочить пересохшие от разговоров и криков глотки. Габриэля тотчас обступила целая толпа, из которой он еле вырвался, объяснив это тем, что ему необходимо пройтись. Увидев графа Алегре в таком же плотном кружке, он перевел взгляд на Альберта, ободряюще улыбнулся и подал ему руку. — Надеюсь, вас еще не свели с ума все присутствующие, включая меня. — Вовсе нет, — замотал головой Альберт, — более того, мне нужно вам что-то сказать… Лучше наедине. — О, — граф приподнял бровь, — я весь в предвкушении. И как раз собирался в парк. Поищем укромное местечко? Юноша закатил глаза — но руку его принял. Члены Совета быстро заполнили парковые дорожки, мельтеша перед парадным входом во дворец. Быстро оценив обстановку, Габриэль повел Альберта в сторону, где боковая дорожка убегала к боскету, а от него — к пруду, за которым уже начинались высокие деревья с пышными кронами. — Ну, вот мы и наедине, — произнес граф Монтани, замедляя шаг: теперь их окружали только статуи, да и то на приличном расстоянии друг от друга. — Говорите же. Мое внимание целиком и полностью принадлежит вам. — Я про Совет, — Альберт остановился, огляделся вокруг и заговорил быстро и горячо: — Вы обсуждали проведение границы по спорной территории Малено. То есть, вы хотели бы договориться с Лотоной о разделе этих земель вместо того, чтобы завоевывать их. — Верно. Мы — Седе и Лотона — бьемся за эту территорию уже который десяток лет. Она переходит то в одни руки, то в другие, и всегда не прочно. Хотелось бы уже вырваться из этого порочного круга. Но, как видишь, мои противники другого мнения. — Я понимаю их опасения, — кивнул Альберт, и Габриэль демонстративно схватился за сердце: — Мой дорогой, вы меня убиваете. Я рассчитывал на поддержку в вашем лице. — И она у вас есть. Я имел в виду то, что если вы не договорились о принадлежности земли, то договориться о границе по этой земле вряд ли будет легко. Возможно, да. Но не легко. Поэтому… Он сделал паузу, словно собираясь с мыслями, а потом выпалил: — В «Ста государях»… ну, той самой книге… я прочитал историю государств Анаба и Ританы. Территория между ними официально не принадлежала никому — точнее, принадлежала им обоим. Оба эти государства контролировали нейтральный кусок земли, используя его в первую очередь для торговли. — Наит? — Габриэль прищурился, вспоминая. — Точно, он! Вы помните, что произошло? Наит стал процветать, народ переезжал туда, заселяя землю и развивая торговлю. Там строили новые города, там действовала особая налоговая политика, путешественники, особенно купцы, стекались в Наит, как на паломничество, а многие оставались навсегда. В конечном счете, обе страны выиграли за счет такого удачного куска земли под боком. Точнее, за счет грамотно выбранной политики касательно этого куска. Альберт умолк, выжидающе глядя на Габриэля. А тот почувствовал, что улыбка сама собой расцветает на его лице. — Кто мне говорил, что все эти книги в жизни не пригодятся? Юноша слегка покраснел и дернул плечами — но не успел ничего сказать, потому что Габриэль привлек его к себе, сжимая в объятиях. — Я бы расцеловал вас, — сказал он, чуть отстранившись, но продолжая держать за плечи удивленного Альберта, щеки которого сразу очаровательно зарумянились. — Но не буду, не буду, не смотрите так. Скажу только, что ваш отец может гордиться своим наследником, по всем статьям достойным дворянином. А я могу гордиться своим супругом. — То есть, вы находите эту мысль здравой? — Уточнил Альберт, не пытаясь ускользнуть из его объятий. — Да. Отчего бы и нет. Уж точно не менее здравой, чем опасная самоуверенность Гесере. Кроме того, мне самому было бы интересно обсудить такой вариант на переговорах с Лотоной. Хотите озвучить вашу мысль? — Сейчас? Прямо на Совете? — Он хлопнул глазами, и Габриэль силой воли сдержал порыв прижаться губами к его векам и к пылающим щекам. — Конечно. Промедление никому из сторон не выгодно. — Нет, граф, — помедлив, произнес Альберт, — это должны сказать вы. Мое слово на Совете не будет иметь такого веса, как слово королевского советника, кроме того, вы видели, что вас многие уже поддерживают. После второй по вашим же словам здравой идеи перевес станет очевидным. Выскажи я подобное предложение, меня никто не воспримет всерьез, а если и воспримет, то лишь из уважения к отцу и вам. Позвольте мне сегодня поддерживать вас, не вмешиваясь в обсуждение. Габриэль только диву давался: этот мальчик лишен тщеславия, но не лишен ума и здравого смысла. Несмотря на его собственные утверждения, что он толком не знает свет, оказывается, он как раз неплохо его понимает. О, он достойный наследник. Более чем достойный. Дать ему немного времени — и он будет блистать при дворе. При условии, что сам того захочет. — Хорошо, — кивнул Монтани, отпуская его и, сделав шаг назад, оглядел его с улыбкой, — благодарю вас за такую подсказку. Вы мне очень помогаете, мой дорогой. Когда Альберт снова взял его под руку и они направились обратно ко дворцу, Габриэль шепнул: — Вы затмеваете всех при дворе своей красотой, а через какое-то время затмите меня умом. Восхищаюсь вами. Альберт все еще продолжал смущаться, но на комплимент ответил улыбкой. Самой милой, по мнению Габлиэля, из всех его улыбок: скромной, нежной, лучащейся затаенной радостью. И в точности повторяемой его прекрасными глазами. Когда граф Монтани озвучил новое предложение как один из вариантов для обсуждения с Лотоной, король воодушевился: — В истории Седе еще не было подобных территорий. — В истории Лотоны тоже, Ваше Величество. — Тем не менее, история демонстрирует успешность подобных инициатив. Что скажете на это, господа? Зал вновь зашумел — и Габриэль с удовольствием отметил, что Альберт был прав: сторонники Монтани теперь чувствовали себя более уверенно, а сомневающиеся примкнули к ним. В этом шуме аргументы Гесере звучали все слабее. Исход дела был решен. Впрочем, этот исход обещал стать лишь началом: переговоры с Лотоной — самая сложная часть плана. Когда король объявил о завершении и отпустил собравшихся, он сделал знак Монтани присоединиться к нему. — Дорогой мой Альберт, отправляйтесь в замок вместе с графом Алегре. Я буду чуть позже, как только поговорю с Его Величеством. Мы обязательно отметим сегодняшнее событие. Сжав его руку на прощание, Габриэль поспешил к королю. — Все прошло как нельзя лучше, граф Монтани, — король одобрительно кивнул ему, — и вы предложили необычное решение. После того, как Плаций вынес вердикт о начале мирных переговоров, решение это, впрочем, показалось присутствующим еще более логичным. — Это решение, Ваше Величество, родилось из предложения моего супруга. Мы обсуждали насущный вопрос с Лотоной, и Альберт упомянул вычитанную им историю как хороший пример в нашей ситуации. — О, вот этого я, признаться, не ожидал. Не то чтобы я сомневался в наследнике графа Алегре, однако он очень уж молод для подобных мудрых мыслей. — Молод, — не стал отрицать Габриэль, — и умен. — Тогда поздравляю еще раз: вы сделали хороший выбор. — Только благодаря вам. Если бы не вы, Ваше Величество, я бы и не задумывался ни о браке, ни об Алегре. — Ни о наследниках. Мне даже немного жаль: если соединить ваши качества и качества Алегре, какой блестящий представитель нового поколения получился бы, и знатный, и способный! — Ваше Величество, вам ли не знать, что таланты не зависят от родословной. Чем надеяться на чьих-либо наследников, не лучше ли приглядеться к окружению и выделить из него по-настоящему достойных? Они-то не только послужат верой и правдой государству, но и принесут ему пользу, какого бы происхождения они ни были. А знатность рода… И среди родовитых герцогов хватает болванов. Уловив многозначительный взгляд Плация, Габриэль поспешно добавил: — Не в Седе, разумеется. В Седе водятся исключительно талантливые герцоги. Король усмехнулся. — В любом случае, поздравляю, граф Монтани. Наши ожидания оправдались. — Благодарю за доверие, Ваше Величество. Оно для меня как путеводная звезда. — Так пусть эта звезда поведет тебя на границу с Лотоной. Я напишу королеве, что мы готовы принять их посла, и предложу ему разместиться в твоем замке на время пребывания в Седе. Ты ведь не возражаешь? — Ни в коем случае, Ваше Величество. — От замка до моего дворца недолгий путь, да и контакт наладите, и будет хорошо, если начнете уже по пути следования в Сонанту. Правда, путь от границы не близкий. Одно дело гнать верхом самому, другое — ехать целой свитой с охраной. — Если не управимся за день, остановимся в одном из моих владений, скажем, в Рингемасе. От замка Монтани это недалеко, и от границы максимум день пути. А когда вы рассчитываете принять посла? — Я настоятельно попрошу отправить его в ближайшую удобную дату. Как только получу ответ от королевы, сразу тебе сообщу. — Буду ждать распоряжений, Ваше Величество, в любое время дня и ночи. Габриэль не удивился, застав в королевском парке добрую треть вельмож Совета: они всё не расходились, обсуждая такое большое событие. Правда, Гесере умчал сразу, недовольный исходом дела, да отец и сын Алегре уже, должно быть, в замке или на подъезде к нему, а вот виконт Мартисс дождался графа, чтобы поздравить его с успешным вступлением в должность, после чего откланялся, сославшись на дела. В парке графа Монтани снова окружили, и он, побеседовав со своими старыми и новыми союзниками, пригласил их к себе, чтобы отметить эту маленькую, но серьезную победу. — Увидимся вечером, господа. А сейчас вынужден поторопиться: меня ждут. — Не смеем вас задерживать, — виконт Реконе понимающе улыбнулся, — вам с супругом, верно, не терпится воссоединиться. Куда как приятнее обмениваться любезностями у себя дома, нежели в чужом парке, пусть даже в королевском. Реконе был молод и дерзок. Дерзость его можно было объяснить возрастом, но Монтани спускал ему с рук колкости и по другой причине — причине пятилетней давности, когда и сам Габриэль был молод, а виконт — юн и горяч. Значит, увидел… Парк короля велик, но обзор здесь прекрасный. Впрочем, они с Альбертом не занимались ничем неприличным. Ни в парке, ни, увы, в замке графа. — О да, — не стал спорить он, — мой супруг сегодня впервые присутствовал на Совете. Теперь мне не терпится обменяться с ним впечатлениями. Собравшихся развеселил их разговор, и теперь граф был уверен, что все они заявятся сегодня к нему. Что ж, граф Алегре, гостивший у него до следующего дня, прежде чем отправляться к себе в поместье, сдержит их пыл. А если не он, то сам Монтани. Вернувшись в замок, он застал обоих Алегре в большой гостиной за оживленной беседой о делах их дома и о новостях из поместья Валлоров. Когда граф Монтани присоединился к разговору, он скоро свернул в русло обсуждений Совета: графу Алегре не терпелось обменяться впечатлениями с зятем. — Кстати, Альберт рассказал вам о своей идее? — Поинтересовался Габриэль. Впрочем, по удивленному лицу старшего Алегре и по покрасневшим щекам младшего он сразу понял: нет, не рассказал. — Почему? — Спросил он у мужа, взяв его за руку. — Так ли это важно? — Альберт дернул плечом. — Главное, мысль высказана, услышана и оценена. Разве не так, граф Монтани? — Да, но вы заслуживаете признания, мой дорогой. Когда Габриэль поведал графу Алегре об их разговоре в саду, тот просиял, очевидно гордясь сыном, но все же согласился с Альбертом: — Сейчас важнее всего — добиться переговоров и заключить мирное соглашение. Альберт внес свою лепту, но привлекать к этому внимание сейчас означало бы отвлечь его от сути дела. — И я пока не хочу внимания, — добавил Альберт, — не готов я к нему. — У моего сына еще будет возможность показать себя, если он продолжит в том же духе. Дайте ему время, граф Монтани. Но я весьма рад, что вы советуетесь друг с другом и поддерживаете друг друга в непростых ситуациях, — он довольно улыбался, и сын отвечал ему тем же. — Я восхищаюсь вами обоими, господа, — Габриэль отвесил почтительный поклон. — Со своей стороны, обещаю сделать все возможное, чтобы такие замечательные идеи не пропали даром. Его Величество поручил мне встретить посла Лотоны. Изложив суть своей беседы с королем, граф добавил, что, пока у них есть немного времени, он проведет его в дальнейшей подготовке. — А сегодня жду вас на маленьком банкете. С большей частью моих сторонников граф Алегре уже знаком, но я бы хотел познакомить с ними и Альберта. Кроме того, надо же поблагодарить союзников за поддержку. Думаю, добытая Альбертом дичь вполне сгодится для этой цели. Он удалился отдавать распоряжения относительно вечера, а сердце его пело: взгляд прекрасных черных глаз творил чудеса, а за улыбку на милом лице он готов был отдать любые свои сокровища. Банкет начался поздно. Настолько поздно, что граф Алегре пробыл на нем чуть больше часа, прежде чем откланяться: утром ему предстояла долгая дорога до своего поместья. Монтани уговаривал его погостить дольше, но тот вежливо отказался, объяснив, что его ждут жена и хозяйство. — По пути домой хочу заехать к Валлорам и проведать Марию, — пояснил он, — я соскучился по дочери и тороплюсь ее увидеть. Простите мне эту слабость. — Я не так долго был знаком с вашей дочерью, тем не менее, полностью понимаю ваше стремление. Не смею вас задерживать, граф. Доброй вам ночи. Как бы рано вы завтра ни уезжали, я вас провожу. Альберт же, будучи в центре внимания вместе со своим супругом, остался на банкете. Здесь присутствовали и господа, с которыми он ранее познакомился на свадьбе, и те, кого впервые увидел на Совете. Габриэль видел, как муж его пытался уделять внимание всем, кто уделял внимание ему, изо всех сил играя роль радушного хозяина — хотя устал не меньше своего отца, и старался по мере возможности помогать ему, отвлекая гостей на себя. И все же любопытствующие окружили Альберта: они не пытались выведать ничего касательно предстоящих переговоров, а лишь вели обычную светскую беседу обо всем и ни о чем, порою задавая провокационные вопросы, как удалось услышать графу. Что ж, неплохая практика для Альберта, решил он; к тому же, мальчик достойно справляется, разогревшись. Чтобы не мешать, он отошел к камину с бокалом вина, и к нему тут же присоединился виконт Реконе. На губах его и в прищуренных зеленых глазах играла привычная дерзкая улыбка. — Я приятно удивлен, — он насмешливо-почтительно склонил голову, — вам досталось настоящее сокровище. — О, мне ли не знать, — согласился граф. — Да еще и наследник графа Алегре, древний род! — Продолжал виконт. — Вы сорвали куш в этой игре. А после сегодняшнего Совета вы и вовсе стали звездой, даже среди тех, кто ранее относился к вам скептически. — Буду рад, если это действительно так, — не стал скромничать Габриэль. — И как он? — Неожиданно спросил Реконе. — Он прекрасен, вы сами видите, — граф сразу понял, к чему он клонит, однако сохранял обычную невозмутимость. — Вижу, — не отрывая от него взгляда, виконт отпил глоток из своего бокала и быстро облизнул губы. Граф невольно проследил за этим движением. — Однако мне не дано видеть всего. — К счастью, виконт, к счастью. — Так вы стали собственником? — Реконе ухмыльнулся шире. — Значит ли это, что и супруг ваш — такой же собственник по отношению к вам? Или… В выжидающем взгляде дерзких глаз горел знакомый графу огонек. Реконе любил искушать судьбу. Ветреный, смелый, наглый, он вечно напрашивался на приключения, порою компрометирующие, порою опасные. Тогда — давно — он предпочел связи с Габриэлем, таким же свободным, как он сам, интрижку с женатым маркизом, и дошел до того, что жена оного маркиза чуть было не отравила его. Скандал замяли, а последствия его ничуть не уняли пыл Реконе. «Разве не скучно соблазнять тех, кто и сам рад соблазниться? — Рассуждал он. — Какой в этом азарт? Нет, гордиться можно только покорением неприступных вершин». Что, впрочем, не останавливало его и от похождений по вполне себе проторенным тропам. Любовников в его послужном списке было куда как больше, чем у Монтани. — Имейте совесть, виконт, — граф укоризненно покачал головой, — мы только сыграли свадьбу. — О, Габриэль, — Реконе подошел ближе, так что теперь их разделяла всего пара шагов, — способно ли это остановить тебя? — Лукас, — предупреждающе нахмурился Монтани. — Да? — Прошептал тот. Граф не мог отрицать того, что виконт хорош собой — и весьма хорош. Глаза редкого изумрудного оттенка, золотые волосы, задорная улыбка на ярких губах — словно ожившая картина. Не мог он отрицать и того, что в постели тот многим даст фору. Когда-то, когда они оба были моложе, свободнее и безрассуднее, они неплохо проводили время вместе, хоть длилось это и недолго: Реконе оказался слишком легкомысленным, а Монтани это не особо заботило. И на секунду — всего лишь на секунду — в голове его мелькнула мысль, что это не такая уж плохая идея. Да, он замужем. Но муж его не выражал желания делить с ним супружеское ложе, более того, дал понять, что не против его связей на стороне. Вот только графу было больно это осознавать. И к каким бы то ни было связям — по крайней мере, пока, — он не был готов. Даже недвусмысленный зов зеленых глаз не мог вытеснить из его сознания образ Альберта. А когда он взглянул в сторону и увидел точеный профиль юноши, взгляд которого был устремлен на одного из окруживших его гостей, он окончательно убедился в своей неспособности уделять слишком много внимания кому-либо другому. Не сейчас. — Лукас, ты никогда не испытывал недостатка в ухажерах. Сомневаюсь, что я внезапно тебе понадобился, чтобы скрасить твое одиночество. — Разве ты не хочешь тряхнуть стариной, Габриэль? Вспомнить, на что мы оба способны? — Я и есть старина, — усмехнулся граф, — те игры позади. Мне вполне хватает одного человека — моего супруга — и службы Его Величеству. Надеюсь, в предстоящих делах я окажусь на что-то способным. — Даже не сомневаюсь, — виконт пожал плечами и отступил на шаг, — но если ты все-таки передумаешь, тебе будет легко меня найти. Ваше здоровье, граф Монтани. Он приподнял бокал и осушил его до дна, прежде чем подмигнуть Габриэлю и направиться обратно к столу, чтобы присоединиться к обсуждению некоего безусловно важного вопроса. Габриэль только головой покачал. Пожалуй, он действительно стареет. Гости разъехались за полночь, и Альберт выдержал это испытание до конца, любезно беседуя с гостями, даже теми, что достаточно выпили и оттого стали шумнее и любопытнее обычного. Проводив последнего приглашенного, Габриэль, наконец, подал руку супругу: — Благодарю вас, мой дорогой. Вы блеснули не только днем, но и показали себя гостеприимным хозяином вечером. Должно быть, вы очень устали, так позвольте же проводить вас в ваши покои. Альберт кивнул, но не принял его руки, а отправился вперед быстрым шагом. Габриэль едва нагнал его, и тогда юноша обернулся и заметил не без насмешки: — Могли бы вести себя поприличнее. Кто, как не вы, учили меня манерам? Флиртовать на виду у всех приглашенных — это, конечно, великосветское поведение. — О, милый Альберт, — Габриэль все-таки поймал его руку, — как мучительно слышать ложные обвинения от вас. Что заставило вас подумать, будто я флиртую? — Вы за дурака меня держите? — Гневно прошептал юноша. — Думаете, я не видел, как вел себя этот виконт? — У виконта Реконе и впрямь такая манера общения, это вы верно подметили. Но я? Я не дал ни одного повода уличить меня в предосудительном поведении. Ваша ревность ничем не обоснована. — Ревность? — Воскликнул было Альберт, но тут же взял себя в руки, и на лице его появилась такая холодная, несвойственная ему улыбка, что граф моргнул от изумления. — Граф Монтани, вы можете проводить хоть каждую ночь в приятной компании. Мое замечание относилось лишь к тому, что не стоило бы демонстрировать свою любвеобильность на публике, таким образом компрометируя и себя, и меня. Вы сами говорили мне о необходимости вести себя чинно и благородно, сообразно занимаемому положению в высшем обществе; так и воспользуйтесь своим советом. Он особенно выделил «высшее общество», многозначительно глядя на Габриэля. Граф не сводил взгляда с Альберта и, когда тот закончил свою речь, изумленно покачал головой. — Мне чрезвычайно льстит такая оценка моих мужских способностей. Каждую ночь! О, Альберт, вашими бы устами да мед пить. Однако, к моему превеликому сожалению, ночи я провожу не в объятиях горячих красавцев, а в одинокой постели. А моими постоянными любовниками давно стали исторические и военные трактаты да острая шпага. Чертовски холодные любовники, должен заметить… Мне уже далеко не восемнадцать, поэтому, проведя время с ними, ночью я сплю как убитый. Но, право, приятно, что вы столь высокого мнения обо мне. Граф подмигнул Альберту, и щеки его привычно запылали, заметно даже в тусклом свете коридора. Хмыкнув, юноша развернулся, чтобы направиться к себе в комнату, ускользая от неудобного разговора. Монтани не стал преследовать его, только добавил: — После свадьбы у меня не было ни одной ночи любви. Воистину, я достоин сочувствия. Несмотря на короткий сон, они оба встали рано, чтобы проводить графа Алегре. Альберт держался молодцом, ничуть не выдавая усталости — только тени залегли под глазами — и впечатлений от ночного выяснения отношений. — Выпейте со мною по чашке горячего шоколада, — предложил граф, когда они вернулись в замок. — Нам обоим не помешает взбодриться. Диковинный напиток, приготовленный из подаренных Мартиссом кофейных зерен, показался Альберту слишком горьким, даже с добавлением сахара. Шоколад же, что он впервые попробовал в замке Монтани, завоевал его любовь. И теперь граф решил воспользоваться этой маленькой хитростью для возвращения расположения супруга. — Мой дорогой, вчера вы покорили всех, и меня в первую очередь, — начал граф, когда они расположились в малой гостиной, а служанка принесла им поднос с дымящимися чашками. — Вы еще раз продемонстрировали свою способность к обучению, не только усвоив написанное в книгах, но и научившись применять это на практике. А во время банкета манеры ваши были безукоризненны. Думаю, ваш отец прав: дать вам еще немного времени — и вы станете легендой Сонанты. — Не хочу быть легендой, — Альберт спрятал за чашкой какао свое смущение, — но рад, что угодил вам и отцу. И неужели вы оценили мои успехи в учебе? — Еще как оценил. Вы умница, Альберт. К тому же наблюдательны, — граф придвинулся к нему чуть ближе и продолжил доверительным тоном, — насчет вчерашнего разговора: я действительно не намеревался вызывать какие-либо подозрения и компрометировать нас. Скажу вам откровенно: мы с виконтом Реконе действительно были любовниками, но много лет назад, когда я еще был молод. Сейчас между нами ничего подобного нет. Возможно, он и пытался флиртовать со мной — таков уж он, — но я не дал ему повода продолжить. Да и прошли те годы, когда мне были интересны постоянный флирт и любовные похождения. Сейчас я слишком стар для этого. Альберт, совсем залившийся краской от таких откровенных признаний, все же запротестовал: — Почему вы все время говорите «стар», «когда я был молод»… Вам ведь всего тридцать! — Во-первых, скоро будет тридцать один. Во-вторых, неужели вы предпочли бы, чтобы я сохранил тот свой юношеский пыл? — Да я не об этом, — сердито махнул рукой Альберт, — просто, ну, мой отец гораздо старше вас, но кто осмелится назвать его стариком? — Никто не осмелится, — согласился граф, — и если в ваших глазах я еще молод, то я этому только рад. Я лишь хотел сказать, что у меня нет более интереса заводить череду любовников. В идеале, у человека, состоящего в браке, любовником должен быть его супруг. Оный супруг уткнулся носом в чашку, делая вид, что занят смакованием напитка. — Но если нет — что ж, значит, нет. Просто не хочу, чтобы вы думали, будто я готов изменять вам средь бела дня у всех на виду. Нет, мой дорогой. Пусть пока все будет так, как есть. Кстати, у меня к вам еще один вопрос, не менее важный: вы желаете поехать со мной на границу, чтобы встретить посла Лотоны и препроводить его к нам в замок? — Да, — воскликнул Альберт, не задумываясь, оторвавшись от чашки. Губы его и кончик носа были в шоколаде. Граф улыбнулся: его любопытство берет верх над всем остальным. Пора бы им отправиться в совместное путешествие, пусть даже с деловой целью.