Священник-коммунист и суккуб-девственник

      Союз приоткрыл входную дверь, настороженно осмотревшись. Выдохнул: судя по синеватому мерцанию в «оконцах» двери, отец спал под очередной бубнёж ведущих новостей. Значит, громом пушки до утра не добудишься. Зайдя и следом затащив Рейха, он прошептал: — Тихо только. — Понял я, — почти еле слышно буркнул Рейх, скептично осмотревшись. — Какой отвратительный дизайн квартиры. — Тебя не спрашивали, когда строили.       Советы толкнул ему тапочки. Вздохнув, немец выскользнул из туфель. Советы отметил, что ноги тоже были черные, хоть и без хищных ногтей или копыт. Рейх взял свою обувь под мышку и вопросительно кивнул. СССР потащил его в свою спальню. — Какой кошмар… — демон оглядел скромное, даже аскетичное убранство. — Я помню, что ты такой, поближе к народу, но неужели твой народ настолько бедный?       Советы промолчал, присев на край кровати. Хотя возбуждение ощутимо давило внизу, он понятия не имел, как им начать. — Как погода в Аду? — буднично спросил он.       Рейх фыркнул, усаживаясь перед ним на колени: — Не строй из себя джентльмена, — он потянул молнию на джинсах. — Холодно. — Хм-мм, — Союз чуть отстранился, приспуская штаны. — Интересно.       Немец ухмыльнулся, осторожно высвобождая член из ткани. И остановился. — Особая техника что ли? — Союз нахмурился. — Ментальный минет? — М, нет, я просто, — вдруг вся кокетливость пропала с лица демона и он замолчал.       Советы озадаченно поднял белесые брови. Рейх потупил взгляд, неловко царапнув когтем линолеум. На улице кто-то звучно чихнул, одновременно выругавшись. — Ты что… Девственник?       Коммунист не знал, чего ему больше хотелось: рассмеяться в голос или сочувствующе похлопать голое плечо. — Вроде, как бы… — немец кашлянул. — Не доводилось. — Я думал, вы там с этим Чилентано только так друг другу злодейские жопы полировали!       Рейх оскорбленно отвернулся, сложив руки на груди: — Как будто в жизни другой радости нет, кроме секса.       Советы заинтересованно приблизился к нему, напрочь забыв про свой эрегированный член: — Даже не думал о подобном? — Нет, — Рейх поджал губу, чуть отстранившись. — Мне как-то… Противно было.       Коммунист почесал затылок. Догадка озарила его: — Так это твоё наказание! — он весело хмыкнул. — Почти, — немец поднял взгляд.       Снова стало душно. Осознанные мысли затупились в голове Советов, всё свелось к одной точке. Точнее, восклицательному знаку. — Скажи, что делать, — голос Рейха вновь стал ниже и более тягучим.       СССР облизнул губу, едва ворочая слова: — В рот возьмёшь… Хорошо будет.       Немец уставился на его член недоверчиво, как кошка, которой вместо кусочка мяса предлагали мякиш. Даже носом повёл характерно: — А есть другие варианты? — Руками, — Советы мотнул головой, протирая глаза ладонью.       Всё будто тонуло в какой-то воронке. Как с пьяну, только ощущения легче внутри. Даже слишком, словно каждая клетка тела наполнялась эфиром и таяла, как сахарная вата. Только желание получить разрядку пульсировало осязаемо и остро.       Рейх нерешительно коснулся пальцами у самого основания, мягко сжал, едва даже. Союза прошибло, стон сам вырвался из груди. Ладонь демона была горячей, нежной, как батист. Она скользнула легко, с небольшим изгибом по длине. Советы с силой сжал зубы: простая, даже примитивная ласковость жглась чистым удовольствием. — Так? — еле слышно произнес Рейх. — Просто двигать? — Ты себя не ублажал что ли? — прошептал Союз, смаргивая слезинки.       Немец не ответил, вместо этого положив вторую руку у самого основания. Он задвигал двумя руками в темпе, как если сбивать сливки из молока. Четкий ритм, ощутимый импульс.       У Союза правда давно не было. Ощущение, банально скопившееся, одурманившее, выплеснулось мгновенно тугой белесой нитью. — Вау, — Рейх смахнул капли и отправил в рот. — Знаешь… — Молчи. — Это прям- — Заткнись. — Рекорд, — немец расплылся в наглой ухмылке.       Советы закрыл глаза и глубоко вздохнул. В целом, оба получили, что хотели. Расслабленноть тяжелела усталостью. — Блять, на работу же, — СССР взглянул в экран телефона.       «Будильник сработает через четыре часа и пять минут» — издевательски гласила иконка. — Скажи, что заболел, — Рейх толкнул его, коммунист растерянно завалился на кровать. — Тебе нужен ещё денёк отдыха, ты не вытягиваешь. — Всё я вытягиваю!       Немец забрался на него, устроившись на манер кота. Тонкий хвост скользнул по широкой груди к щеке Советов. Союз был готов поклясться, что тот начал мурлыкать: из тощей груди исходили ощутимые вибрации. — Спи, — коготь мягко очертил линию от скулы к губам. — Откуда, — Союз зевнул, ощущая, как всё тяжелее и тяжелее держать себя в сознании. — Про проект… — Тшш.       Его дыхание приятно огрело шею. Коммунист был готов поклясться, что увидел в его глазах грусть. Такую, которая бывает в глазах подневольного человека. Бесконечная жажда вырваться, но, как не изворачивайся, жизнь закрыла тебя в душной камере. И всё, что останется – принять правила и пытаться жить.       Утром Советы проснулся с удивительно чистой головой и совершенно отдохнувшим. Опомнившись, он вскочил и кинулся к телефону. «Выздоравливай!» — маячил текст на экране под прозаичным «Начальство». — Какого… — прошептал СССР.       Он огляделся: в комнате, кроме него, никого не было.       Советы терялся в догадках. Пиво испорченное? Переутомление? Травма головы? Что вчера вообще происходило? СССР решил подумать об этом за чашкой кофе, после того, как умоется. Проходя мимо открытой двери кухни, он скосил взгляд, вяло бросив: — Доброе утро, пап. — Допбрпое, — счастливо прочавкал тот, уплетая оладьи. — Доброго утра, Союз, — мягко произнёс Рейх.       Советы кивнул. Замер. Метнулся на кухню:       Он. Двухметровый образец арийской красоты. Без рогов и хвоста, в домашнем свитере и штанах, которые едва ему закрывали щиколотки.       Советы вдохнул. Выдохнул.       Вдохнул. — Я окончательно ебнулся — произнёс он сам себе и направился в ванную.       Советы хмуро переводил взгляд с отца на Рейха и обратно. Немец сидел, как у себя дома: расслабленно, потягивая кофе из кружки. Союзовской кружки. В союзовском доме. — Бать, тебя вообще ничего не смущает? — задал он вопрос, который жирной мухой уже час летал по помещению. — Нет, — РИ макнул оладушек в варенье. — А должно?       У Союза была масса слов на этот счёт. Далеко нецензурного значения. Но он нашёл в себе силы выдавить нейтральное: — Должно.       Тот пожал плечами, продолжая наминать уменьшающуюся горку. Советы отодвинул от него тарелку, одновременно привлекая внимание к себе и пытаясь хоть что-то тоже урвать. — Мальчик всё мне объяснил, — РИ трогательно улыбнулся Рейху.       «Мальчик», который был выше Советов, ответил не менее любезной улыбкой. Союз подавился: — Что?! — Союз, — Рейх поднялся с места, смахнув крошки со стола и поставив чайник на плиту. — Я тебя обманул. Мне не нужно было, м-мм, сам помнишь, что. Мне нужна была твоя энергия, чтобы… Создать союз между нами.       СССР подавился снова. Отодвинув злосчастную тарелку на радость отцу, краснея от кашля и от злости, просипел: — Ах ты хитрая морда… — Ну-ка! — РИ зло погрозил ему пальцем. — Твой священный долг спасать заблудшие души! Бедный мальчик так страдал там, ему дали шанс и что грешного, что он им воспользовался? — Да он одурманил меня! — Советы вскочил. — Напустил чар каких-то! — Я давал тебе ровно то, что ты хотел, — спокойно поправил его немец. — Не хотел никогда чтобы у меня мертвец отсосал! — хлопнув ладонью по столу, рявкнул Советы. — Батюшки, какие страсти… — выдохнул имперец, шустро доев последнюю оладью. — Не хотел, — спокойно согласился Рейх. — Но ты хотел партнёра, чтобы и душу умаслил и… Сам помнишь. Я исполнил твоё желание. И теперь я твой.       Советы в шоке смотрел на него. Хрупким и эротичным, он может быть как-то ещё спокойно принял Рейха в свою жизнь. Но двухметровая машина для убийств не вписывалась в картину счастливого «партнёрства». — И как от тебя избавиться, джин? — зло прошипел коммунист.       Рейх вздохнул, оправив свитер: — Отправив меня в Ад. Экзорцизм.       СССР тут же немного стушевался. Конечно, он был зол и в целом обладал дурным характером. «Бычара», — оскорбительно-ласково звала его Анюта. Советы очень любил, чтобы всё было, как ему хочется и свои чувства не сдерживал, когда что-то шло не так.       Может поэтому он остался один с отцом-пенсионером, даже сын его не навещал. Друзей — не было, коллеги его сторонились. — Ну, — он отвёл взгляд к окну.       Снаружи была унылая погода. Небо затянули тучи, сиротливо пустели скамейки в парке и качели на детской площадке.       «Холодно», — вспомнил Союз слова Рейха. Коммунист явно не представлял, какого это быть там. Может настолько страшно и мучительно, что хватаешься за любую соломинку, даже вот такую? — Ладно, — Союз насупился, шаркнув тапкой. — Но дом будет на тебе! И учти, от бати проблем больше, чем от пятилетнего ребенка, даром, что спокойно в обед дрыхнет. — Ах ты, мелочь пузатая! — РИ зло свёл кустистые брови к переносице.       Вот так живи и заботься о родном, а он тебя «мелочь», а другого «мальчик». — Поверь, — Рейх огладил гладко прилизанные короткие волосы. — Это райские условия по сравнению с тем… Впрочем, неважно.       Советы задумчиво взглянул на него. Вопросы были. И много. — Ты теперь… Больше не превращаешся? — А ты хотел бы? — Рейх приопустил ворот и указал на татуировку на шее. — Ночью. Днём мои силы пропадают.       Татуировка была в форме той самой подвески. — Только вы свою срамоту проворачивайте так, чтобы я не слышал, — вставил свои пять копеек РИ. — И кровать уж не сломайте, она ещё Анну Павловну застала!       Советы кивнул, склонившись над чашкой, которую любезно поставил перед ним немец.       То, что Анна Павловна была секретаршей из мебельной фабрики в шестидесятые, Союз тактично придержал при себе.