«Мир был явно против, но ты уже влюбилась…»
Mary Gu
Бекки и Аня сидят в парке и обсуждают результаты контрольной. Блэкбелл хвастается хорошим знанием психологии, а заодно хвалит Форджер, потому что ее результаты оказались даже не ниже среднего. Все верно, Аня — молодец, выбрала правильного и надежного человека для списывания и грамотно совершила ошибки. Подруги с удивлением смотрят на Дэмиана, спешно, но слегка неуверенно подходящего к ним. Даже без подпевал. «Хех, неужели ему наконец-то надоело строить из себя невинного, ни разу не влюбленного барана?» — Бекки заинтригована, но не меняет выражения, боясь запороть долгожданный момент. — У тебя сбиты костяшки, — Дэмиан сразу же замечает новые раны, мысленно чертыхаясь, и будто забывает речь, что прокручивал в голове минуту назад. Он даже не издевается, его голос звучит серьезно и обеспокоенно. «Почему же она занимается самоповреждением, черт возьми? Почему мне не позволено быть человеком, который может ей помочь?» Аня явно не в духе, но его мысли снова меняют все, хоть он — последний, кому стоит об этом знать. Его забота так ценна для Ани, хоть и на практике бесполезна. Спасибо Блэкбелл, которая молчит и делает вид, что поверила в очередную наскоро придуманную ложь. Бекки тоже жалеет ее, отчего Аня злится на себя — такой, как она, нужно быть сдержанной, осторожной и уж точно не жалкой. Нельзя показывать раны тем, кто хочет, но не может тебе помочь. Однако дочка Форджеров с детства делает то, что нельзя. Она так часто лезет в чужие мысли и почти всегда скрывает свои. — Тренировалась, чтобы снова тебя защитить, — хмыкает Аня, насмешливо улыбаясь. Пытается сбить напряжение, переключить Дэмиана на очередную издевку. Она краем глаза замечает, как Бекки собирается уходить «по делам» — подруга часто и слишком топорно так делает, когда поблизости нет Эмиля и Юэна. Ну и зачем? Ты так хочешь, чтоб я прямо сейчас что-то ему объясняла?! «Спасибо, Блэкбелл», — проносится в голове Десмонда. Аня с облегчением понимает, что Дэмиан не собирается лезть глубже в запретную тему. Она с придыханием поднимает взгляд и пытается не испортить момент какой-нибудь неуместной репликой. Дэмиан снова теряется, краснеет и с трудом удерживает на ней взгляд. Пытается держаться смело и, кажется, забывает о том, что не съязвил в ответ. «Давай, скажи же это, чертов трус. Сколько уже можно…» — Твоя защита скоро отпугнет от меня всех девчонок, — горделиво, вербально задрав нос произносит он. Внезапно. Явно не то, к чему готовился. — Я уж начинаю думать, что ты именно этого и добиваешься. — Дурак! — первым делом выпаливает Форджер и тоже до жути смущается. Это не то, что он думает, точно не то, но обратного теперь не докажешь. А что, если так и есть? Дэмиан замечает ее волнение, и тщеславного мерзавца оно только забавляет. «Ого, не ожидал, что попаду в яблочко. Все идет даже лучше, чем я планировал». Дурак. Дурак. Дурак. Будешь так мыслить, попадешь лицом в траву рядом с моими ботинками. И не сможешь видеть мою позорную растерянность, которую ты понял совсем неправильно! Почему, черт возьми, она, распланировавшая свою операцию девочка-эспер, прекрасно осознающая его чувства, сейчас ведет себя, как какая-то загнанная малолетка? Почему она, сильная, не раз участвовавшая в поимке плохих парней, решительная, когда нужно связать и допросить, сейчас проигрывает в эмоциональной схватке с одноклассником? Почему, почему, почему… Соберись, Форджер, черт возьми. У тебя миссия. — Думать у тебя получается только по учебной программе, поэтому делай то, что умеешь, и не лезь, куда не следует. «Офигенная» реплика. Она злится — защитная реакция, а заправила ухмыляется, почувствовав себя королем положения. — Ай, можешь считать, что твоей больной голове угодно, — прибавляет Аня, пытаясь с холодом, но получается нервно. Затем совершенно случайно, на эмоциях встает со скамейки, оказываясь совсем близко к нему, отчего тот вздрагивает, и произносит: — Я просто хочу, чтоб ты был в безопасности. Тембр голоса переходит почти что на выплюнутую в лицо злость, разум — в шок от самой себя. Зато гордец-понимающий-все-неправильно — неправильно! — наконец осознает свое место в состязании «Смути меня еще больше». Отчаянный крик, вырвавшийся из сердца, который она должна была придержать до того времени, когда все уже произойдет. Когда семья Форджеров выведет Донована на чистую воду, а потом исчезнет из жизни всех, кому повезло быть непричастным к их призванию. Когда дорогие ей люди будут забывать о ней, а сам Дэмиан окажется под прицелом из-за роковой родственной связи. Я останусь для тебя призраком, который не уйдет, пока не убедится, что твоей жизни ничего не угрожает. Аня все еще не любит его, но использовать и бросить на произвол судьбы тоже не может. Даря свои чувства, он спасает ее и одновременно загоняет в ловушку. Дэмиан в жуткой растерянности от столь смелого, но непонятного ему заявления. — Все-таки ты чуднáя, — усмехается, даже с теплотой, и Ане вновь хочется улыбнуться. Это явно не все, что он хочет сказать. Его мысли опять разрываются от столкновения потоков красивых, горячих слов и самобичевания из-за собственной нерешительности. — …иначе б я на тебя не запал, — добавляет он тихо и испуганно опускает взгляд. «Назад пути нет». Аня вздрагивает, ощущая, как сердце бьется чаще, его короткая бестолковая фраза сводит с ума и ставит в тупик. Она просчитывала столько вариантов, как это произойдет — черт, она помешалась на своих бесполезных расчетах — но сейчас совсем не знает, как реагировать. Что говорят в таких случаях? Я тоже на тебя запала? Спасибо, я рада? Ну да, и что дальше? «Почему она молчит? Чертов наивный придурок, тебя только что отшили», — тревога в голосе Дэмиана такая громкая, что Аня и сама впадает в панику. Дурень, которого, мать его, не отшили, больше не может сохранять достоинство и намеки на невозмутимость, поэтому снова пытается удрать, но Аня молниеносно перехватывает его руку, сжимая в своей. «О черт… О ЧЕРТ», — от ее прикосновения Дэмиан, кажется, готов вот-вот упасть навзничь. Самой ей — о черт — тоже сложно сохранять самообладание. И она забывает о том, что будет дальше. Забывает, что кто-то сейчас на них смотрит. Она не думает вообще ни о чем — беспечная дура — когда хватает за ворот рубашки, поднося его красивое лицо непозволительно близко к своему, накрывает ладонью щеку и целует так, будто больше никогда не сможет. Сраное хрупкое «будто». Форджер чувствует, как колотится сердце Десмонда, и не может удержаться от соблазна прикоснуться рукой к его горячей груди, чтоб ощутить частое, отчетливое биение. Он вздрагивает, чуть погодя отвечает, лаская губами ее нижнюю. В поцелуе Дэмиана — нежность и ребячье смущение, в ее — отчаяние, неутолимая жажда ухватить как можно больше. Его губы мягкие, нетребовательные, мысли — да как сейчас вообще что-то считывать?! Форджер не может сосредоточиться, а Десмонд — внятно соображать. Она кусает его за губу, стараясь не слишком сильно, хотя очень хочется, цепляется за плечо, чуть ли не вжимаясь в Дэмиана всем телом. Наслаждается тем, что есть здесь и сейчас. А сейчас — горячо, нереально, впервые. Десмонд робко скрещивает руки за талией Ани — максимум, на что хватает решимости — невинно, боясь выглядеть слишком дерзко. Затем обжигающее: «Хочу быть твоим первым», — прошибает сознание ударом тока. Дерзко, до дрожи дерзко. Продолжай. Для девочки-эспера этот поцелуй гораздо интимнее, чем простое касание губ. — Д… Дэмиан. Мы тебя… искали, — запинающийся картавый голос вторгается в их контакт, который Аня тут же прерывает. «Смой себя в унитаз, Эмиль», — Дэмиан медленно оборачивается, демонстрируя подпевалам злобу во всей красе. Тот с ужасом понимает масштаб дерьма, в которое вляпался, а Юэн, как настоящий друг, уже ищет подходящий статусу сына Эльманов сливной бак. Ане их даже жаль, они ведь пытаются помочь своему лорду, уберечь от косых взглядов, что вот-вот упадут на него, если слишком долго задержится. Форджер мысленно благодарит их, но спасать от гнева Десмонда, пожалуй, не будет. Вместо этого она, нежно смотря в глаза Дэмиана, многообещающе шепчет: — Еще увидимся. И покидает троицу. «Конечно, увидимся, мы же, мать его, в одном классе!» Ее ноги слегка подкашиваются. * * * Поцелуй с Дэмианом обращает всю ее тактику в мусор, как бланки экзаменов с подчеркнутыми ошибками, где правильных ответов нет вообще. Форджер лежит на кровати, смотрит в потолок, до сих пор чувствуя, как щеки, как все тело горит, и неуемные воспоминания подливают масла в огонь. Его нежные, мягкие губы отвечали ей, пусть совсем неумело, но достаточно, чтобы выбить почву из под ног. Тепло тела, когда она вжималась в него грудью, тот факт, как он отреагировал, больше всего на свете желая освободить руку, чтобы дотронуться, но не позволяя себе. И ей хочется отвлечься хоть на чуть-чуть от беспрекословных обязательств, отдаться чувствам, разрешив не врать самой себе об их отсутствии, позволить самой живой части себя выйти из добровольного заключения. В последнее время Форджер слишком часто повторяет слово «добровольный» в отношении своего выбора. А есть ли он вообще у той, в чьих силах спасти мир от разрушений и кровавых смертей? Добрым быть легко, если ты слаб. Жертвовать жизнью не нужно, если от этого ничего не зависит. Как же страшно.