Не будь таким необходимым

Не могла оторваться? Все быстро меняется, когда речь идет об отцовской миссии. Аня «со всей силы» отключается от мыслей Дэмиана. Почему-то хочется спать — хотя активной физической деятельностью занималась явно не она. Однако сон — тоже не в тему. Аня спешно открывает шкаф, одевается в самую простую и неприметную одежду и завязывает волосы в хвост — увы, не может, как ее легендарная мама, творить убийственные «мир и добро», будучи сногсшибательной сразу в обоих смыслах. Она пулей вылетает из общежития, пытаясь не нарваться на «тонитр» за случайное столкновение с прохожими. Рядом со входом уже ждет «одноразовая» машина отца и очередное испытание «Гордость или разочарование». Форджер не мешкает, садясь всегда на переднее. С этой секунды непутевая дочь превращается в Тень — ее кодовое имя в мрачном шпионском мире. Папа хочет, чтобы она привыкла к нему сильнее, чем к настоящему. Про то, что ее по-настоящему настоящее имя — уничижительная цифра, Аня предпочитает не вспоминать. — После убийства купишь мне сладостей! — игриво заявляет она под звук заводящегося двигателя. Опять дурачится. — И не надейся, Тень, — папа Сумрак не может удержаться от легкой улыбки. — Куплю сладостей, если никого не убьешь. Есть! Я заставила тебя улыбнуться! Это победа! — И приготовишь омлетик! Ан… Тень проголодалась! И, если честно, немного хочет спать… — она непритворно зевает, завершая на этом свою сценку: все же ее позвали не в качестве клоуна. — Так что там, с миссией? «Ее моментальные преображения порой восхищают». Аня запрещает себе показать, как радуется от невысказанного отцовского комплимента. — Допросить парочку радикальных «гениев», — говорит тот. — «Допросить», естественно, твоими беззвучными методами. Эти идиоты чуть не откусили себе языки, теперь сидят с кляпами во рту. Нужно успеть, пока что-нибудь еще не учудили. Не хватало нам еще смертей от потери крови. — Поняла, приняла, — деловито отрезает Аня. — Но я жду подробностей. Мы ж договорились, что твои мысли я не читаю. «Врет — и не краснеет. У нее большой потенциал». Конечно, я ведь дочка своего отца. — Да как всегда, проказы юных разжигателей войны. Возможно, вдохновились «подвигами» той студенческой группировки, что доставила хлопот лет десять назад. Опять Вестальский дипломат, опять угроза покушения. Конференция будет уже завтра. Проблема в том, что мы вообще не знаем, кого и как останавливать. Я помню ваш общий вклад в спасение этой миссии, поэтому ты сейчас так нужна. Сейчас. — В бардачке пистолет и пули, так, на крайний случай. Повторяю, на крайний. Аня послушно достает оружие — она знает, что делать. Давно знает. Рука уже не дрожит, ее попадания — часто в цель. В первый раз было больно. * * * Это случилось, когда ей стукнуло тринадцать. Лидер преступной организации решил использовать Аню, чтоб надавить на отца, который был на задании по срыву его плана. Ублюдок взял младшую Форджер в заложники, грубо бросив на заднее сидение автомобиля и заткнув ей рот грязной тряпкой, крепко завязанной на затылке. Он был опасен, но так наивен, ведь все время пытался успокоить себя мыслями, что глупая малолетка не найдет спрятанный в сидении заряженный пистолет. Ее сердце сжималось от страха, все тело оцепенело, кроме рук — но и те дрожали, отказываясь слушаться. Преступник уже связывался с Сумраком через жучок, который тот подложил в автомобиль. «Прекрасно, уже спешит со своей дворнягой из «Яблока», два зайца — одним выстрелом». Выстрел. Либо в него — либо в того, кто ей дорог. И — она точно не может сказать, когда впала в безумие, которое отец называет аффектом, когда все нутро наполнилось опьяняющей уверенностью в столь очевидном выборе. И почему ей хотелось смеяться, неистово смеяться, и так же неистово рыдать. Где страх? Глупый страх! Да пошел в задницу страх! Мысли меняются быстро, щелк — и Аня вскрывает тайник, щелк — видит в собственных руках оружие, щелк — поднимается на ноги… Щелк. Щелк. Щелк. Третье попадание — в голову. Говорил ли он что-то? Пытался защититься? Аня уже и не помнит. Помнит — как отец достает ее из машины. Помнит — падение на колени, руки, упершиеся в пол. Помнит, как рыдает, прижимаясь к полу, бьется кулаками об асфальт до крови, заливающей все вокруг, орет благим матом — вернее, нет, не благим, а очень злым, отборным и трехэтажным. Отец подхватывает вырывающуюся, истекающую собственной кровью дочь и требует от напарников отвезти ее к матери. Звонит супруге, приказывая той сделать все «как надо». Как надо — значит без лишних слез. Как надо — значит без соплей вроде «прости, только я виновата во всем». Как надо — значит объяснить дочери, что и отец, и мать живут на этой проклятой стороне мира уже давно, что они — все поймут и подскажут, что она не одна. Теперь она никогда не будет одна. Мать делает-как-надо лучше, чем ожидалось. Аня перестает считывать ее мысли сразу после фразы «Опиум не слишком ей навредит?» Йор заваривает чай, Аня, взяв чашку, осушает залпом слишком горячую жидкость, будто крепкий алкоголь. Морщится, орет от боли — физической и душевной. Затем — срывается с места, снова и снова разбивает костяшки о стены и не дает обработать раны. Мать хватает ее за запястья и силой блокирует ее любую попытку вырваться. — Аня, послушай! — кричит Йор, безуспешно пытаясь хоть притвориться спокойной. — Мы тебя любим, слышишь? И я, и папа — мы все через это проходили, проходим и будем проходить. — Мои родители — убийцы, спасибо, мне легче, — до безумия нервно смеется в ответ Аня. — Ты хоть не плакала бы сама, когда успокоить пытаешься! Йор звучно шмыгает носом и, все еще не отпуская дочь, пытается плечом вытереть слезы. — Да, убийцы, которые спасают сотни людей, — говорит уже спокойней и тверже, хоть голос сильно дрожит. — Послушай, ты лишила жизни человека, но этот человек — не ты. Аня вдруг замолкает. Считает, надо ответить, выкрикнув какую-нибудь дерзость, но почему-то становится до отвращения равнодушной, а от материнской попытки что-то сказать клонит в сон. Отстань, мама, не до тебя, не до отца, не до убитого мной ублюдка. Всмотревшись, как следует, в дочь, Йор ослабляет хватку. Аня хочет заснуть на всю жизнь. Мать подхватывает ее на руки и куда-то несет. Когда Аня просыпается, отец уже дома, сторожит ее у кровати. Кисти ну-слишком-непутевой дочери обмотаны бинтами, на них пятна засохшей крови. Пофиг. До тошноты пофиг. — Мне пофиг, — озвучивает мысли отцу, который даже не успел ничего сказать. — Меня теперь отправят за решетку? — первое, что приходит в голову. Слезы давно высохли, как и любые эмоции. — Ага, как и нас с матерью, — он безнадежно усмехается. — Как видишь, на решетку наш дом пока еще не похож. — Я убила человека, — произносит она. Не для него, для себя. Находит силы хотя бы признать. Потому что ей уже пофиг. — Будет слишком глупо, если я скажу «Не расстраивайся»? — Я сразу исключу тебя из списка крутых людей, — у Ани хватает духа даже повыпендриваться. Но отец абсолютно серьезен. — Я тоже расстраивался. Да, этот человек был плохой, да, его смерть спасла невинных, но все равно... Когда впервые убиваешь человека, ты убиваешь и свое право на обычную жизнь. Теперь перед тобой три выхода: быть злым убийцей, быть добрым убийцей или потратить жизнь на жалкие попытки быть «как все». Спасибо за сраную правду. — Какой «прекрасный» выбор, — хмыкает Аня, чувствуя, как что-то внутри снова паникует и пытается заорать. Он молчит, даже мысленно. Она — не стремится продолжить, хотя знает, что разговор не закончен. — Каков твой выбор? — не выдерживает отец. Весь «пофигизм» взрывается, как лопнувший гнойник. — Издеваешься?! — выпаливает Аня, затем, даже не думая, произносит: — Я хочу быть доброй. Очень хочу, — голос дико дрожит, а глаза снова блестят от слез. — Нет, не совсем. Я хочу продолжать быть доброй. — Другого я и не ожидал, — отвечает тот. — Ты совершила убийство, этот отпечаток ничем не сотрешь. Но ты научишься принимать его как необходимую жертву, если твоя сохраненная жизнь спасет миллионы людей, — Аня прокручивает его слова, пытаясь найти в них утешение, но как-то совсем не выходит. — Сегодня ты убила мерзавца, который чуть не спровоцировал военный конфликт. Я тобой горжусь. Любимый папа совсем не пытается ее успокоить, его речь бессердечно честна — лови, милая, советы от Сумрака, основанные на собственном жизненном опыте. Пара фраз будто загоняет в холодильную камеру пыток, однако… Он мной гордится. Это было самое важное, что он сегодня сказал. Я сделаю так, чтобы ты и дальше гордился. Уже потом отец признался, что знает о ее сверхспособности, как и о личности «Принцессы шипов», но молчал, потому что до последнего не хотел посвящать ребенка в мрачную реальность «избранных», в которой ему самому приходится существовать. Однако теперь ей не отвертеться. Посвятить себя спасению мира — ее единственный способ спастись самой. Честно, Аня не совсем понимает, что есть настоящая доброта, но предполагает, какие поступки считают добрыми ее родители. Поэтому отныне она отказалась от права распоряжаться своей жизнью ради всеобщего блага. Хотя нет, не так. Ради блага своей семьи. Больше она никогда не будет одна. * * * — Просыпайся! — Аня резко вскакивает, когда кто-то трясет ее за плечо. Открывает глаза и быстро оглядывается вокруг, пытаясь ухватиться за нити реальности. Когда мозг отходит ото сна, она видит раздраженного отца, сидящего в автомобиле рядом с ней. — Надеюсь, ты достаточно отдохнула. Вытри слюни. Мы приехали. И сопли тоже вытри. Время действовать, Тень.