Не будь таким необходимым

— Не забудь главное, — Сумрак протягивает дочери маску для сегодняшнего задания. «Новинка из дизайнерской коллекции лучшего агента WISE — такого себе не может позволить даже модница Блэкбелл!» — с усмешкой думает младшая Форджер. Она в пару движений натягивает на лицо новый образ миленькой кареглазой шатенки — ничем не примечательной, в отличие от нее самой, розоволосой и с зеленющими глазами. В облегающих масках жарко и неудобно, но лучше привыкнуть к ним, чем к популярности в преступном мире. Выйдя из машины и окончательно приведя мысли в боевую готовность, младшая Форджер понимает, что на улице изрядно стемнело. — Сколько мы ехали? — интересуется у отца. — Три часа, — сообщает он. — А что ты хотела? Я вез тебя из престижной школы в Богом забытую глушь. Аня делает глубокий вдох-выдох. Поздний осенний вечер создает атмосферу, вдохновляющую на новые свершения. Учеба, саморазвитие, спасение мира — не важно. Свежий, прохладный воздух приятно бодрит, а темная синева создает какое-то спокойствие, умиротворение — или хотя бы его иллюзию. Приглушает тревогу как ассоциацию суматошных школьных будней. Однажды об этом сказал Дэмиан, когда им пришлось делать совместный проект, и с тех пор Форджер, присмотревшись, стала считать точно так же. Хотя, по идее, именно Десмонд страдает в светлое время суток, превращая учебу в борьбу за недостижимую цель. Он уже обогнал старшего брата, но для Донована так и остался вторым. «Опять в облаках витает», — отец мысленно закатывает глаза. Его укор моментально выдергивает из воспоминаний и стирает непроизвольные эмоции с лица. — Ночное небо прекрасно, — говорит Аня. — Да, ему очень идет отсутствие безвкусной мешанины из взрывов и вспышек, — подмечает отец. — За эту красоту мы и боремся. Аня знает. Слишком часто видит в мыслях Лойда. Картины в его голове — таких нельзя увидеть ни в одной галерее, где дорожат психикой богатых и влиятельных посетителей. Самое страшное — не взрывы, не разрушенные поселения, а когда ребенок ловит последний блеск в глазах смертельно раненого родителя, пытающегося произнести прощальное «Я тебя люблю». Когда бесконечно дорогой тебе человек ускользает навсегда в режиме реального времени. Такую боль не сможет изобразить на холсте ни один известный Ане художник, но видевший, ощутивший физически и морально сохранит ее в мыслях. И если сил маленькой Тени хватит на то, чтоб никто никогда больше не увидел этот кошмар своими глазами, значит она сделает все возможное, вернее, абсолютно все, потому что невозможное не должно, просто не имеет права преградить ей путь. Сделает в том числе и для Дэмиана. Война или предательство детской любви? Выбор до чертиков очевиден. Она послушно идет за отцом в какой-то непрезентабельный бункер, Лойд передает по пути все крупинки информации, что шпионам уже удалось наскрести. Они спускаются по каменной пропахшей сыростью лестнице. Внутренняя обстановка вызывает внезапное, но сильное угнетение как неприятнейшая и старательно отвергаемая ассоциация с прошлым в детдоме. Стены с обшарпанными и заляпанными обоями, светлая плитка, покрывшаяся темным налетом и относительно свежей грязью. Бычки валяются рядом с пепельницами, кое-где разбросаны стекла от разбитых бутылок виски, в воздухе воняет плесенью. В дальнем углу сидят два связанных парня, чей вид вполне соответствует обитателям этой срачельни. Веревки крепко обвивают руки, ноги, врезаются в рты, не давая пленникам и возможности себе навредить. Стоящая рядом Шервуд злобно косится на них, и бедняги съеживаются от одного ее взгляда. В руках Железной леди — толстая сигарета, застилающая помещение едким дымом, что чертовски сочетается с общей атмосферой. Увидя Форджеров, она переводит грозный взгляд на старшего из них. — Почему так долго? — холодно, но раздраженно спрашивает она, размахивая сигаретой. Сильвия прекрасно знает, почему, она просто задолбалась так долго сидеть в одиночестве, а ненавистные ей радикалы слабо походят на приятную компанию. — Я был ограничен возможностями средств передвижения, — отвечает Сумрак «на отвали». Железной леди такой ответ более, чем достаточен. Все, что ей нужно сейчас — это информация и никотин. — Ну привет, чудо-девочка! — Шервуд обращается к Ане, которая уже готова внимать любым, особенно неозвученным, указаниям. — Эти убожества в твоем распоряжении. Приступай. Выражение лица Сильвии, как всегда, вгоняет в уныние. Целеустремленная, энергичная женщина, но почему-то взгляд ее — даже грозный — кажется потухшим. Железная леди делает глубокую затяжку и выжидающе смотрит на «чудо-девочку». — Приступаю, — твердо произносит Аня. Она совсем не боится Сильвию, но очень сочувствует ей. Впрочем, это останется под строжайшим секретом, иначе уже Шервуд начнет осторожничать. Все они хоть чуть-чуть, но боятся Аниной силы. Девочка-эспер подходит к пленникам, затем садится на корточки, чтобы быть на одном уровне с ними. Молодые ребята, лет двадцать, а уже встряли по уши. Она смотрит на одного из них фирменным пронзительным взглядом, без злобы и агрессии, так, чтобы он заметил и прочувствовал, как этот взгляд проникает в самое нутро. Конечно, это ложь. Анин взгляд — просто взгляд, тем более — через маску. «Чего вылупилась, Вестальская шлюха? Думаешь, сможешь с помощью своего смазливого личика меня разговорить? Ага, а отсосать у меня ты не хочешь? Или этот сладкий ротик только для твоего папочки…» Рука машинально нащупывает кобуру. Черт. Успокойся, Аня. Этот случай совсем не крайний. И Форджер, заставив себя расслабиться, смиренно слушает дальше. «Да сгинь уже, тварь. Эти недошпионы серьезно решили, что какая-то глупая соплячка способна на допрос? Скажи уже что-нибудь, раз допрашиваешь, дура. Спроси про бомбы, оружие, охрану… О да, мы долго готовились к тому, чтобы вас всех, выродков, истребили. Мы спрячем бомбы на теле охранника, который будет стоять у помещения для переговоров. Он погибнет, как герой. А вы сдохнете, как крысы. Хотя тебе, может, повезет больше, и тебя продадут в сексуальное рабство…» Она на миг замирает, скованная леденящим ужасом — не столько из-за возможных последствий, если план будет выполнен, сколько из-за агрессии, орущей в голове простого, мать его, студента. Когда уже агент Тень привыкнет не терять контроль при допросах? Как бы жутко ни было, надо прекращать так бурно реагировать на обыденные вещи в шпионском мире! Это информация, черт возьми, над ней нужно думать, а не впадать в шок. Кто-то смог пробиться в охрану государственного органа управления, будучи простым террористом? Или это подстроено кем-то поважнее «самодельной» группировки? Впрочем, ее дело — собирать данные. И спецагент Тень продолжит работу. Следующий на очереди. Она переводит взгляд на второго пленника: тот же самый — мягкий, просящий, с проникающей в душу теплотой просто-взгляд. «Вот уроды! Втянули ребенка во взрослые разборки. Ты молчишь, ведь даже не знаешь, что делать, правда? Тебя просто используют, чтобы сбить нас с толку…» Голос его мыслей, кажется, выражает сострадание, но для Ани это — противная, раздражающая «псевдодобротой» фигня. Нет. Уроды здесь только вы. И не смей, сволочь, относиться так ко мне и к агентству. Это ты ничерта не знаешь. Это тебя используют. «Мне бы не хватило духу лишить тебя жизни, но у моих товарищей хватит. Иногда приходится идти на огромные жертвы ради блага страны, даже на убийство ни в чем не повинных детей. Война, конечно, ужасно, но она закончится, и, если мы не будем медлить, то закончится победой. А хрупкий мир с Весталисом — бесконечная тревожная неопределенность за будущее наших детей…» «Ты нудный и тупой, твои мысли — по-прежнему мусор. Ты студент или старый пердун? — взрывается Аня. — Мне не нужны твои сраные размышления о войне и мире. Факты, мать его, мне нужны факты!» В лице ее, конечно же, нет ни капли агрессии. Она наклоняется ближе к нему — глаза парня печальные и беззлобные. Возможно, он и сам искренне верит, что борется за добро и свет. Все, что Аня может для него сделать — помочь не погубить своими глупыми намерениями надежду на мир. — Я не буду заставлять тебя говорить, — успокаивающе произносит Форджер. — Просто подумай еще раз. Вспомни весь ваш план действий, каждый его шаг, и подумай, где вы могли проколоться? В ее голосе — ни угрозы, ни давления, только тепло и свет, от которых плохим парням становится жутко. Неожиданность в принципе штука пугающая. Оба пленника прожигают ее опасливым взглядом. Теряются. Один из них уже заливается матами. И наивные дураки принимаются послушно, шаг за шагом, сливать ей подробности так долго вынашиваемого плана, делая упор на его слабые места. В этот момент начинается реальное испытание. Читать два потока информации сразу — невероятно сложная задача. Аня отключает собственные мысли, как только может, и принимается ловить как можно больше чужих. Когда все важное окончательно теряется за шумом пустых фраз, агент Тень молниеносно поднимается с пола и, хватая отца за руку, выбегает из помещения на лестницу. «Плохиши» не должны узнать о ее силе. — Листок с ручкой, срочно! — командует она, и отец быстро выдает ей запрошенное. Аня тут же принимается наспех и коряво записывать все, что удалось уловить — сбивчиво и непоследовательно, столько, сколько не вылетело из головы, пытаясь угнаться за ускользающими воспоминаниями. — Вот! — она довольно протягивает смятую и криво исчирканную бумагу отцу, когда понимает, что больше выжать из себя нечего. Звучно выдыхает, явно выходя из строя. — Здесь то, что я услышала от обоих. Разом. Вам с Шервуд нужно это расшифровать. Отец деловито смотрит в листок. К ним вскоре подходит Сильвия — она терпеть не может оставаться не в курсе. — Я так понимаю, мы закончили? — требовательно спрашивает. — Так точно! — говорит Аня и тут же осекается: — Вернее, если этого недостаточно, я могу еще раз! — выжидающий взгляд Железной леди всегда мотивирует на максимальную эффективность. — То есть, я прямо сейчас… Договорить не хватает сил. Агент Тень валится на пол, прижимаясь к каменной стене. — Ты как? — говорит Сумрак, оторвавшись от бумажки, чтобы оценить состояние дочери. Младшая Форджер глубоко зевает. — Еще чуть-чуть… и пойду. — Пойдешь спать, — отрезает отец, словно это не обсуждается. — Ты хорошо постаралась, поэтому твоя миссия заканчивается прямо сейчас. — Агент Сумрак, — Сильвия недовольно косится. — Тень нам может еще пригодиться завтра, когда планируется покушение. — Навряд ли, — неожиданно твердо отвечает Лойд. — Агент Тень теряет эффективность в условиях скопления людей. Даже сейчас — видишь, как ослабела за пятнадцать минут допроса. — Действительно, — признает Сильвия. — Она нам будет только обузой. Пусть тратит энергию на основную операцию. Сердце Ани дрогнуло. Ауч. «Я знаю, что ты бы справилась, но Железной леди знать необязательно. Просто сделай, как я прошу. Пожалуйста». Мысленный посыл отца моментально «обезболивает», приводит в норму, и — бонусом — внутри становится очень тепло, но Аня по-прежнему не позволяет себе улыбнуться. Он не сомневается в ней. Он просто заботится. Либо очень умело врет. «Говорил, что не привяжется, а сам выгораживает дочь», — думает Шервуд, но произносит совсем другое: — Что ж, вези ее до дома, пока прям тут не заснула, — отвечает а-ля «ну и хрен с ними». — Листок отдай мне, ты все равно все запомнил, и оба можете быть свободны. С этими двоими я разберусь. * * * Тень с Сумраком едут домой, туда, где Аня почувствует себя просто дочкой, где станет тепло и уютно, где ее ждут, хоть и обязывают жить вдалеке. — Сегодня все остались живы, а значит мы заезжаем за сладостями! — усталым голосом командует Аня, и отец чуть-чуть улыбается. — Так и быть. Мы ушли отдыхать, а Сильвия осталась в бункере. Эта мерзкая мысль портит радость. — Шервуд сейчас одна с двумя преступниками, — печально подмечает Аня. — Ей не будет грустно? — Грустно — не грустно, не имеет значения, — неопределенно отвечает Лойд. — Я должен отвезти тебя до дома, а кого-то еще дергать, только потому что «скучно», крайне нелепая затея. Да и, насколько ты помнишь, больше никто из агентства не должен знать о твоей силе. Агент Сумрак хладнокровен и очень разумен. И все — благодаря Железной леди, наставнице, которая сама вколачивала в его голову эти принципы, словно гвозди, что с таким прозвищем чертовски символично. — Не беспокойся, она быстро со всем разберется, — внезапно прибавляет тот, будто хочет успокоить — как отец, а не как спецагент. — Шервуд потрясающая, но, кажется, такая одинокая… — черт, голос дрогнул. — Шпионы — всегда одиночки, — обреченно напоминает папа и вдруг запинается: — Почти всегда. То, что я обрел семью, уникальный случай. Аня надеется, что между строк есть что-то о везении или счастье.