Не будь таким необходимым

— Дэмиан Десмонд, Мэтт Коллинс, Билл Уоткинс, Эми Рэдмун… — начинает диктор, перечисляя еще штук пять имен. — На большой перемене подойдите к директору. Аня и Дэмиан машинально поворачиваются на голос включившегося радио. Мысли переключаются. В миссии появляется новая подзадача, и нужно по-быстрому сымпровизировать план. Парочка плавно встает. Аня глубоко выдыхает, опуская глаза — чем больше она смотрит на Дэмиана, тем больше хочется… совсем не этого. Не постоянной суеты, разборок с чем-то и чертовых планов по спасению мира, хочется обнять его, прижать — не к стене, а к матрасу кровати — и с упоением нарушать негласные правила Вайс. Но гребаное нельзя, которое соседствует со сдаваться. Нельзя сдаваться, Аня. Мир не должен увидеть войны, пусть лучше видит морально изуродованную девочку-эспера, которая в его честь пойдет на грязь и шантаж. Спасибо Дэмиану, что он просто молчит, не провоцируя лишние чувства. Аня поднимает голову. Слезы давно высохли, а в голове стало яснее. Она выдыхает, серьезно произнося: — Запомни: ты рассказываешь версию Билла. Голос едва не срывается, но ей удается на грани удержать интонацию ровной. Сердце стучит быстрее, можно лишь понадеяться, что у Десмонда не звериный слух. Форджер волнуется, очень волнуется — как и во время любого опасного задания. Короткий, обреченный кивок Дэмиана дает добро. Аня произносит: — До большой перемены я все устрою. Верь мне. До встречи. Затем целует его на прощание в щеку и сразу же убегает, пока снова что-то не запорола. А еще до чертиков боязно видеть, с каким лицом он провожает ее, снова читать ранящие их обоих мысли. В каком-то плане мы оба убегаем друг от друга. Легкая дрожь пробирает все тело, когда Аня поднимается на второй этаж, истрепленные нервы уже не знают, как докричаться до идиотки-хозяйки с просьбой истязать себя немного поменьше, и отыгрываются на физических ощущениях. Это отец называет психосоматикой? Промелькнувшее в поле зрения зеркало заостряет на себе внимание, заставив вспомнить, что она натянула на себя впопыхах. Потрепанные джинсы, оверсайз-толстовка и розовые пушистые тапочки — отличный прикид, который в престижном учебном заведении никто не оценит. К счастью, школьная одежда всегда чистая и аккуратно висит на стуле — даже нервная и уставшая под вечер, Аня делает все необходимое, чтоб каждое утро появляться в школе красивой и ухоженной. Мальчик из высшего общества не захочет водиться с грязнулей, а значит, это тоже ради миссии. Белая рубашка, черная юбка, гольфы, а сверху — как вишенка на торте — Эдемовская накидка. И миру является не депрессивная замарашка, а обычная — ну, почти — милая девушка. Аня вновь смотрится в зеркало, чтоб сказать пару ласковых и мотивирующих — дать плацебо от нытья, которое вызывает отвращение к себе побольше, чем та грязь, на которую она идет ради всеобщего блага. Чем тяжелее испытание подкидывает судьба, тем больше сил схватить ее за шкирку и ткнуть в собственное дерьмо с истошным криком «Выкуси, сучка, выкуси, ты опять облажалась!» А чем громче крик, тем точнее выстрел, убивающий жалующееся ничтожество внутри целеустремленной шпионки. Внезапный взрыв адреналина бодрит и, словно под опьянением, стирает эмоциональное давление. Аня Форджер уверена во всем — дочь Сумрака она или кто? — а потому своего добьется. И в первую очередь — придет в школу вовремя. * * * До большой перемены — четыре урока, но Форджер отлавливает Рэдмун после первого. — Мы должны обсудить, как ты будешь вести себя у директора, — сухо констатирует, пока все вокруг заняты разговорчиками или суматошной подготовкой к возможным вопросам. — С какой стати я буду что-то с тобой обсуждать? — отвечает та с холодной усмешкой, однако не спешит уходить. — Ты, кажется, забыла, что у меня есть на тебя компромат, — не-а, опасения как раз и приковали красавицу на месте. — Давай, Рэдмун, подумай, какой из твоих самых грязных секретиков мог до меня дойти? «Что? Неужели…» Плохо спрятанный страх разрастается и не дает потоку мыслей остановиться. О да, Эми, начало — бомба, продолжай в том же духе. Заносчивая, почти безупречно красивая девушка, королева класса, которая пытается всех построить… Обнародовать такую информацию — значит раздавить и уничтожить, альтруистично освободив одноклассников от игры по ее правилам. Ну, и навязать свои. Аня вполне искренне кривит лицо, Эми же пытается успокоить себя шансом, что шантажистка имеет в виду распитие спиртного или подобную мелочь. — Мне рассказывать это сейчас при всех или ты все же отойдешь со мной? — спрашивает Аня спокойно, будто совсем не угрожает, а просто предлагает выбор. — Ладно, ладно, я все поняла, — тихо ворчит она. — Только… это… нам нужно действительно далеко отойти, — с неловкостью добавляет. «Если она опять начнет орать, мне будет очень хреново». Орать? Да нет же, я умею сдерживаться и ору, только когда это стратегически выгодно! И сейчас она тоже сдержится, чтобы с пеной у рта не начать доказывать обратное. — Что ж, тогда придется идти в общагу. Не знаю, как ты, а я не особо тороплюсь на второй урок. «Да мне тоже пофиг, оставаться наедине с тобой — в любом случае полная жопа». В лице Эми — обреченность, Аня привыкла вызывать такое чувство во врагах, для WISE это не более чем издержки специализации. Рэдмун недовольно, но смиренно следует за ней, они спешно минуют коридор, пытаясь не светиться перед преподавателями, выходят из здания. Эми непонимающе останавливается, когда уже на третьем этаже общежития понимает, что Форджер метит в сторону ее комнаты. — А… почему ко мне? — настороженно произносит. Ане стремно признаваться, но все же: — У меня не прибрано, — пытается сказать с как можно большим равнодушием и сарказмом, мол, причина на «отвали» и я не собираюсь отчитываться перед тобой. Впрочем, Эми не особо-то интересно. В ее комнате так же безупречно чисто, как у Дэмиана — Аня соврет, если скажет, что ее совсем это не волнует, или напомнит себе, что имеет право на срач. — Слушай внимательно, Рэдмун… — Стоп-стоп, — нагло перебивает та. — Не буду я ничего делать, пока не узнаю, что ты на меня нарыла. Может, игра не стоит свеч. Аня натянуто ухмыляется. — Я с тобой не играю, ты влипла по-взрослому, — произносит слащаво. — Итак… — Не переводи тему. Что. Ты. Нарыла? — голос становится твердым, требовательным, но вместе с тем нервным и тревожным. — Не время вредничать, — отвечает Аня раздраженно. — Я же чувствую страх. Это проявление тревожно-депрессивного расстройства, из-за которого ты уже год ходишь к врачу и сидишь на таблетках? А вдруг и мне тоже нужно… Форджер, прекрати. Эми хмыкает, мысленно расслабляясь, мол, фу-у-ух, миновала угроза. Ее наивная дурость отвлекает от собственных неправильных выводов. — И все? Слабо тянет на компромат. — Как? Как ты посмела сейчас ухмыльнуться? — Смирись, Форджер. Мы хотели просто позлить твоего лорда, но он нанес серьезную травму Глуману, а значит будет отчислен. Ложь. Ложь, ложь, ложь… — Этого никогда не случится! И не смей смеяться над моим настроем, падла. От отчаяния в голосе Форджер Эми кайфует и хочет разозлить ее только сильнее. Бесстрашная до безумия. «Я обязана отомстить вам обоим! Господи, наконец-то…» Нездоровая целеустремленность Рэдмун удивляет, настораживает и до ужаса бесит. Неужели эта токсичная мечта так ей важна? Но она разобьется, ведь задание спецагента Тени в стократ важнее. Ради него она страдает и приносит страдания, пачкает себя в грязи темной стороны шпионского мира, врет близкому человеку о самом сокровенном, чтоб манипулировать им с риском подорвать его личность. Она вложила слишком много, чтоб все сорвалось из-за мелочного сговора подлецов-одноклассников — а ведь Аня старается в том числе ради них. Понимаете, дураки. Ради вас я жертвую собой, а вы еще вставляете палки в колеса?! И факт, что они в душе не чают об этом, совсем не облегчает злость. — Пока, Форджер, — Аня включается в реальность, когда чувствует грубый толчок. Легкий по силе и «ты офигела?!» по факту. Рэдмун выталкивает ее из своей комнаты. Пытается закрыть дверь. Нахалка. Тварь. Миг — Аня перехватывает ее руку, врываясь обратно в комнату, миг — прижимает к стене. Миг — оскаливается так, что Эми снова сжимается от страха. Правильное чувство, ведь Аня намерена уничтожить любое препятствие, преграждающее путь к спасению мира и себя самой. Миг, миг, миг. Крыша куда-то теряется, фальшивое пианино играет реквием. Скрежет зубов и шипение — вместо тысячи слов. — Пытаешься принудить насилием? Хочешь пойти вслед за Десмондом? — выдавливает Эми робко, но насмешливо. Ее притворство очевидно, ухмылки слишком частые и одинаковые для искренних, но попытки обмануть раздражают. Дура, ты прижата в обоих смыслах. Вспышки отчаяния, эти рваные мгновения вместо плавного течения реальности невыносимо флешбекают, но нет… В убийстве сейчас смысла нет, есть — в шантаже, при котором цель не должна выбрать смерть. — Слушай сюда, безмозглая дрянь, — глаза искрятся, Эми опускает взгляд, ведь посмотреть в упор — значит схватиться за оголенный провод. — Ты должна навсегда понять, насколько мы на разных уровнях, и делать то, что я скажу. Сжимает руку сильнее, для убедительности, выкручивает — так, чтобы было больно, но без травм. — Стрессовое недержание мочи, — произносит, смотря в упор: три мелких слова — и что-то громко разбивается, ударяя по эсперскому чутью. Что это? Желание обидчицы жить? — Вся такая популярная раскрасавица, а на деле — по-тихому ссышь под себя, — демонстративно морщит нос, чтоб задеть побольнее. — Вопиющая неэлегантность — та еще проблема, наверное. Как думаешь, одноклассники сильно тебе посочувствуют? Это — самое бездарное применение ее суперсилы, самое эгоистичное и самое значимое. Форджер выпускает ее руку, освобождая от физического давления. — Ты… — все, на что хватает сиплого голоса Эми, перед тем как ноги подкашиваются, а тело медленно сползает вниз. Зачем? Зачем ты все еще держишься? — Впрочем, мы обе знаем, что нет, ведь вся твоя свита — не друзья, а дерьмо, как и ты, — продолжает Форджер. — Узнают — репутации трындец, ты сама убежишь из Эдема и заляжешь на дно. Если Дэмиана отчислят — клянусь, я разрушу твою жизнь. Этого наконец достаточно, чтобы добить. Рэдмун безжизненно падает на колени и начинает безудержно рыдать, прижав руки к лицу. Форджер громко усмехается, выставляя себя победительницей, хотя на деле ощущает не победу, а какой-то отстой. Любой «плохиш» на обычных допросах посмотрел бы как на идиотку, если бы в качестве компромата она предоставила ему такой незначительный медицинский диагноз. Но — «Не обесценивай чужие переживания. Используй их», — как мантра для той, чьи способности лучше всего подходят для психологического насилия. Спасать мир нужно так, как умеешь, и от этого тоже пробивает на истерический смех. — Ты очень жестока, Форджер, — произносит Рэдмун на всхлипах. Нет, ты ведь сама… То есть да, и это «да» ядовито шепчет, что так яростно издеваться было необязательно. Что Форджер — садистка, которая, прикрываясь спасением мира, просто изливает злость на него же. Нет. Нетнетнет… — Думаю, мы поняли друг друга. — Почему на сокрушительный проигрыш врага так грустно смотреть? — Итак, в кабинете директора тебе нужно… И она пересказывает то, что говорил Уоткинс, когда пытался защитить Десмонда. Хорошо, что слишком долго объяснять не приходится: Эми — не считая некоторых нюансов — умная девушка, и, если захочет, то все сделает, как надо. А теперь она точно захочет, а потому слушает внимательно, силой унимая плач. — Хорошо, — Рэдмун более-менее приходит в себя, хотя голос все еще подрагивает. Ее «До встречи» мысленно звучит как «Вали уже». — Я догадываюсь, в чем причина твоей ненависти, — произносит Аня напоследок. — Невзаимные чувства — очень тяжело. У тебя два варианта. Либо героически не сдаваться и бороться за свою любовь, пока я не смою тебя в унитаз, потому что Дэмиан — мой и только мой. Либо же перешагнуть через них и полностью сосредоточиться на себе, ну, там… на хобби или заветных мечтах, отличных от того, чтобы испоганить нам жизнь. И для чего это странное напутствие? Ради «мой и только мой» и «смою в унитаз»? Черт, неужели Аня разозлилась не только из-за угрозы срыва операции? Это ненормально — ревновать к той, кого Дэмиан на дух не переносит, ненормально вообще ревновать ключевую цель спецзадания. Ане тут же становится стыдно до жути, однако Эми заметила бы это в последнюю очередь — Форджерские слова почему-то поставили ее в тупик. «Ха, моя вторая мечта — уничтожить Партию народного единства. Нет, не потому что ее возглавляет папочка Дэмиана, однако это тоже подходит под “испоганить вам жизнь”». Что? Ч-Т-О? Похоже, разборки с Эми еще не закончены. Но сейчас нужно просто подождать.