«Смерть превращает жизнь в судьбу» © Андре Моруа
*
Мне редко снятся сны. Когда это случается, я обычно всё забываю наутро. Кошмары меня не мучают. Я даже и не вспомню, чтобы когда-то видел их. На улице конец июля, самый разгар лета. Оно у нас не очень тёплое, что неудивительно для северного штата. Родители наконец-то выбили себе несколько выходных и вместе с сестрой уехали в Мэдисон, поэтому я остался в доме один. На этот уик-энд у меня не было грандиозных планов. Первый день я чувствовал себя нехорошо и лежал в постели. Почти весь второй день я провёл на баскетбольной площадке с друзьями, потом болтал по домашнему телефону с девушкой и поздно вечером отправился спать. Вы, наверное, не понимаете кто я такой, и почему вы обязаны читать о том, что я делал в выходные, оставшись без родителей. Давайте по порядку. Меня зовут Влад Мориарти, мне восемнадцать лет, и я проснулся на своих похоронах. С этого начались те самые крайне странные обстоятельства.*
Пробуждение стало внезапным. Я резко открываю глаза и не чувствую себя так, словно только проснулся. Меня будто засунули в ведро со льдом. Как бутылку игристого вина в ресторане. Моментально осознаю, что мой сон прервали тихие рыдания. Смотрю я ровно в серое небо, заволоченное тяжёлыми облаками. Решительно не понимаю где нахожусь. Слышу траурную музыку, до меня доносится запах свежих досок и цветов. Даже не успеваю сообразить, что это подозрительно похоже на погребальную процессию. Похоронный марш перерывает знакомый голос. — Он открыл глаза! Он живой! Сынок! Мама в чёрном рюшевом платье с пышными рукавами подбегает ко мне и хватает за руку, что я отлично вижу, но совсем не чувствую. Странно и жутко: я не чувствую своей руки, но отчётливо улавливаю носом аромат цветов, чёрт я… Не дышу. Не могу вдохнуть. Только вижу и слышу: мама принимается мерять пульс, ещё несколько человек склоняются над… Гробом? Неужели меня положили в гроб, пока я спал? И как я от этого не проснулся? Пытаюсь осознать ситуацию. — Пульса нет… — шёпотом констатирует она, и в голубых глазах гаснет мимолётная надежда, вытекающая одинокой слезой. Она отпускает мою руку и прикрывается белым платком, будучи не в силах сдержать рыданий. Рядом, поджав губы, стоит папа, он кладёт ладонь ей на плечо и со скорбью смотрит на меня. Второй рукой нервно почёсывает густые усы. — Такое бывает… Наверное, — говорит чей-то смутно знакомый голос, пытаясь успокоить растерянные перешёптывания. — Покойники иногда непроизвольно шевелятся. — Я не покойник! — хочется закричать мне, но я с ужасом осознаю, что не могу даже пошевелить губами. Затем я отчаянно пытаюсь вскочить, но и этого не выходит. Я полностью обездвижен, даже взгляд, немигающий, устремлён чётко прямо. Моё тело, словно стеклянное, лежит на дне гроба. Очевидная мысль: это дрянной сон. Во сне всегда так бывает. Видишь, слышишь, чувствуешь, но ничего не можешь сделать. Я пытаюсь себя успокоить. Обычно, в жизни, я стараюсь глубоко дышать, чтобы прийти в чувства, но сейчас набрать воздуха в лёгкие у меня не получается. Мозг всё ещё со мной, поэтому я тактически бросаю все моральные усилия на попытку проснуться. Думаю: «не видеть бы этих опечаленных глаз, устремлённых на меня, не слышать бы этот чёртов орган, провожающий трупы в последний путь, не слышать бы как плачут над гробом мама с сестрой». Это поистине устрашающее зрелище, которое я вынужден наблюдать до тех пор, пока не захлопывается крышка гроба. Тут, во тьме деревянного ящика, мне становится ещё страшнее. Я слышу, как заколачивают гвозди, но всё тише и тише. Проснуться у меня не выходит, но получается… Заснуть? Чувствую, как вопреки собственному нежеланию проваливаюсь в небытие, теряю осознанность и способность формулировать мысль…*
— Влад! Резко открыв глаза, непроизвольно подскакиваю и мощно впечатываюсь лбом в деревянную доску. Меня пронзает полное непонимание ситуации. Вокруг темно что глаз выколи, пространство жалким образом сковано. Не так сложно догадаться, что я оказался запихан в ящик, но моё сознание долгие секунды, а может и минуты (я честно запутался и не понял), не может переварить этот факт. — Влад, просыпайся! Мозг работает слабо, воспоминания о прошлых днях не посещают голову, я ничерта не понимаю кроме того, что моё тело от затылка до пят затекло и онемело. Попытки размяться приводят к тому, что я бьюсь об отсыревшие деревянные стенки, и это всё же заставляет меня попытаться собрать спутанные мысли во что-то внятное, что сможет объяснить сложившуюся ситуацию. — Влад… Первое, что я понимаю — я очнулся от того, что меня позвал незнакомый юношеский голос. Второе, что я понимаю — я нахожусь взаперти. Клаустрофобией я никогда не страдал, но беспробудная тьма и отсутствие возможности пошевелиться приводят в тихий ужас. Ещё больше устрашает тот факт, что я никак не могу найти в голове воспоминания последних событий. Однако… Откуда-то доносится голос, который меня зовёт, стало быть… Не всё потеряно? — Влад, ты меня слышишь? Только не паникуй… Я беспомощно размыкаю губы, осознаю, что мне дышится очень тяжело. Воздух здесь спёртый и затхлый, а мои лёгкие почему-то функционируют с большим трудом. Мне так и не удаётся вычинить из пересохшего горла ни единого словечка. — Чёрт подери… Как так вообще получилось?.. Крайне странные обстоятельства. Ладно. Только ты можешь нам помочь. Выбирайся отсюда. Собери все свои силы и толкни крышку посильнее, гроб поддастся. И главное не волнуйся. Паника ни к чему. Отклик чужих слов слабо находится в моём понимании. Либо я не способен переварить информацию, либо сказанное в самом деле прозвучало дико. Мне становится лишь страшнее, но это придаёт мне сил. Рывок руками делаю неосознанно, тыльные стороны ладоней больно стукаются о крышку прежде, чем до меня доходит, как нужно вывернуть руки, чтобы упереться ладонями в доску. Паника срабатывает как рычаг, за счёт которого мне удаётся с треском распахнуть крышку. Похоже, она была заделана не особо плотно. Будто кто-то нарочно плохо заколотил её, либо приложил какие-то усилия к тому, чтобы меня разбаррикадировать. Передо мной предстаёт жуткая картина: я действительно лежу в гробу, в яме глубиной футов девять. Мертвенная духота резво сменяется прохладной свежестью, на моё лицо падают крупные капли дождя. — Молодец, а теперь вылезай из ямы. И резче. Что-то мне подсказывает, что у нас не так много времени. Мы должны успеть… Я уже не тороплюсь выполнять несвязные наказы человека, которого даже не вижу. Он мог бы и протянуть мне руку, что ли. Показаться. Чёрт, откуда доносится его голос? Я не могу понять. Но с его стороны откровенное издевательство подтрунивать надо мной издалека, пока я пытаюсь прийти в себя. Меня сильно знобит и тошнит. Тело практически не слушается, будто бы мозг забыл как управлять конечностями. Руки словно сотканы из ваты, а пальцы я вообще едва могу чувствовать. Ноги онемели, из-за чего я с трудом и болью сгибаю их в коленях. — Дьявол… Ты что, забыл, как шевелить ногами? Влад, приходи в себя. Это же твоё тело, я, сожалею, не могу отдавать ему приказы. Это совершенно не кажется мне смешным. Хоть голос и звучит крайне напряжённо, мне чудится, словно надо мной насмехаются. Какого чёрта вообще случилось? Вместо того, чтобы вылезать из ямы, мысленно провожу расследование. Что я помню? Помню кто я и откуда. Уже хорошо, память мне отшибло не окончательно. Но я точно не могу сказать какой сегодня день, месяц, что я делал вчера и каким образом всё пришло к этой ситуации. Мои размышления снова привлекает этот голос. — Тебе вполне комфортно сидеть в гробу посреди ночного кладбища? Может, ещё обратно ляжешь и крышку за собой захлопнешь? Сдох и ладно, да? Хватит тупить и пытаться вспомнить, как ты тут оказался. Хочешь найти ответы на свои вопросы — вылезай. Я остаюсь в недоумении. Я даже и не рассматривал вариант что-то отвечать: язык по-прежнему от перманентного ужаса не шевелится. Я могу только стушёвано поджать губы, слабо ухватиться за бортик гроба и возвести глаза вверх в надежде увидеть человека, который со мной говорит. Но я ничего не вижу кроме чёрного неба, засеянного тучами. Не знаю, что это за кретин, но он прав, мне в любом разе нужно отсюда вылезти, поэтому теперь все силы вполне осознанно бросаются мной на попытку встать. У меня получается раза с третьего, стойка шаткая, ноги еле держат, как же я вылезу из ямы? Нахожу в себе умение разговаривать. — К-кто т-ты т-так-кой? П-пом-моги, вм-мес-сто т-того, ч-чтобы т… Треп-паться. Я один… Н-не смогу. В моей голове это звучало куда лучше, на деле же я узнал, что почти разучился выговаривать буквы. Да что происходит? Не смог и пары слов без заиканий связать. Боже, это навсегда?! Я уверен, что раньше говорил чисто и складно, без каких-либо дефектов. — Хах… Были бы у меня руки, я бы непременно тебе помог. Но увы, придётся самому. Были бы у тебя руки?.. Я готов во всё горло завопить. Я в девятифутовой яме, ночью, в дождь, посреди кладбища с каким-то безруким инвалидом, и самое страшное: я проснулся в гробу без памяти. Может, надо мной поглумился маньяк, а этот парень — одна из его чудом уцелевших жертв? Рук своих он не спас, но сам сбежал и теперь мне помогает. История крайне бредовая, но я сейчас готов оправдать происходящее чем угодно, лишь бы мне мозг не порвало на кусочки от недоумения и паники. — Да ладно… Ну что ты встал как пришитый? Тебе могилу раскопали и все гвозди из гроба повыдёргивали, всё за тебя сделали, а ты теперь не можешь зацепиться за корешки и вылезти? Или прыгнуть там с размаха, не знаю. Прояви уж фантазию, капитан баскетбольной команды в отставке. Я тихо, совсем неразборчиво рычу, напрягая позвоночник, чтобы устоять на месте. Как же у него всё легко. Могилу мне раскопали, вот спасибо. Нет… Что? Меня что, зарыли? Похоронили, получается? Это полный сюр, такого не может быть. Хотя окружающая обстановка… Эти земляные стены вокруг меня, прямоугольником торчащее сверху небо, гроб под ногами, в конце концов. Похоже, что я действительно был похоронен. Заживо… И даже не хочется пререкаться по поводу того, что я вовсе не в отставке — я по-прежнему играю за баскетбольную команду Кеттл-Морейн. Это сейчас совсем не важно. Плохо помню, как я вылез. Такого испытания и помнить не хочется. Ладони, колени, ногти, одежда — всё в сырой земле. А вокруг меня никого, одни лишь грустные памятники и непрестанно накрапывающий дождь. Я жадно глотаю свежий воздух и ловлю лицом слабый ветер. — Что за ч-чертов-вщина? Где ты?! Мой голос становится чуть ровнее, хотя до совершенства ещё далеко. Сознание немного проясняется, и от этого появляется больше вопросов. В числе них и то, что я весьма парадно одет, но всё стоит прояснять по порядку, и больше всего меня волнует парень-невидимка, который со мной говорил. Я боязливо оглядываюсь в поисках этого парня, но не вижу его. Слышу смех. — У тебя в голове. Я продолжаю потеряно оглядываться. Он надо мной издевается. Я пытаюсь найти человеческий силуэт в тёмных закоулках кладбища, но понимаю, что он не может прятаться далеко. Голос звучит близко. А поблизости ни единого закутка, при помощи которого можно сыграть в прятки. — Всё верно, Влад. Мой голос звучит близко. О-очень близко. Прямо в твоём сознании. Тебе придётся с этим мириться. Нервно вздрагиваю и к тому же от пробирающего до усталых костей холода. Я точно сейчас не говорил ничего вслух! Оно… действительно в моих мыслях?.. Я совершенно не понимаю, что здесь творится. Стою как придурочный возле вырытой ямы и памятника. Кстати о нём. — О, нет, погоди. Как ты меня назвал? «Оно»? Любишь Стивена Кинга? Я вполне себе мужского пола. Меня зовут Мёрфи, будь добр. — Заткнись… Как мне только хватает сил говорить. Мёрфи. Моё сумасшествие придумало себе имя, чудно. Я медленно обхожу яму… — Ты можешь и не разговаривать, раз уж я слышу твои мысли, дебил. И хватит говорить обо мне в среднем роде. А что ты делаешь? Хочешь почитать, что родственнички написали на твоей могиле? Ладненько, чемпион, вперёд. Только не описайся от страха. Я пытаюсь игнорировать этого загадочного Мёрфи, который со мной общается в моей же голове. Стараюсь не задавать себе вопросов: как? Откуда? кто? Но мне становится не по себе от того, что каждая моя мысль ему слышна. Так странно — он слушает мои терзания, нацелено молчит и в самый неожиданный момент отпускает какие-то едкие комментарии. Даже сейчас он слышит, что я думаю о нём, и не нарушает потока моих мыслей, видимо, испытывая интерес к тому, как дальше будет развиваться повествование в моём сознании. Чувствую некую уязвимость. Уязвимость, но не больше. Похоже, что у меня уже не осталось сил, чтобы впадать в панику, я медленно смиряюсь с тем, что вокруг происходит полнейший хаос, разобраться в котором мне не дано. Окей… Наклоняюсь к могильному памятнику и… Боже.«Влад Мориарти 15.03.1991-07.28.2009 Покойся с миром»
Я как завороженный смотрю на выгравированные на камне буквы, что сложно разбирать во тьме. Застываю надолго, наплевав на дрожь и прилипающую к телу влажную одежду, измазанную в пахучей земле. Мёрфи молчит. И какого чёрта? Может быть, что-нибудь всё-таки скажешь? — Что я тебе скажу? Сочувствую, парень. И это всё? — Могу ещё похвалить за то, что додумался не произносить ничего вслух. А-то твои заикания сильно путают. Я чувствую… Полную безысходность. Ничего не понимаю. Я разбит и подавлен. Не нахожу ничего лучше, чем опуститься на землю и прижаться спиной к памятнику, свесив ноги в яму. Почему бы и нет? Что мне ещё сейчас делать? Взвесить всё произошедшее? Окей. Я сижу возле собственной могилы под усиливающимся дождём, не могу назвать сегодняшнюю дату, в моей голове поселился какой-то хамский голос, и я совершенно не помню, как всё это случилось. — Успокойся. Хватит нагнетать обстановку. И без твоих терзаний тошно. Я могу исчезнуть в любой момент, а ты так и останешься здесь один сидеть. Мне показалось, или в твоём представлении это должно было быть угрозой? Я буду только счастлив, если ты пропадёшь. Я найду способ добраться до дома и всё выясню. Ты мне для этого не нужен. — Действительно? Твой план уже провалился, хотя бы потому, что в твоём доме вряд ли кто-то желает видеть родственника, который ушёл в мир мёртвых почти два месяца назад. И куда же ты пойдёшь? Сунешь череп в петлю и вернёшься обратно? Что это значит «ушёл в мир мёртвых почти два месяца назад»? — Уже сентябрь. Последнее твоё воспоминание — это вечер двадцать седьмого июля, когда ты ложился спать. Я прав? Я напряг свои воспоминания и с ужасом обнаружил, что Мёрфи, похоже, прав. Покопался в моей голове получше меня, значит. Нет, последнее, что я помню — сон, в котором меня хоронили. А с… — А сон ли? Вот именно, Мориарти. Но от этого ничего не стало прозрачнее. Если я умер, то каким таким чудесным образом мне удалось восстать из мёртвых, да ещё и почти через пару месяцев? Минутку. Мёрфи поразительно осведомлён. Хоть и несёт вроде какой-то бред, с попеременным успехом козыряя точно доподлинной информацией. Но я уверен, что раньше его со мной не было. Я именно к тебе сейчас обращаюсь. Что ты знаешь? — Что нам нужно как можно быстрее свалить отсюда. И что нам с тобой есть, где спрятаться. Меня такой ответ не устраивает. — А меня не устраивает ночевать на кладбище и впитывать в себя ливень. Если хочешь, чтобы я ещё что-нибудь тебе сказал, то вставай и иди туда, куда я велю. Пораскинув мозгами, которые действительно работали так, словно разлагались последние несколько недель, я решил сделать так, как он сказал. По крайней мере, была одна веская причина, по которой мне стоило послушать назойливый голос в своей голове: кем бы он ни был, он внутри меня и вряд ли причинит вред… Себе же. Как странно это звучит. Ещё одна причина: у него были хотя бы какие-то идеи, в отличие от меня. — Выход с кладбища вроде где-то в той стороне… Как же хорошо, что нам недалеко идти. Если бы ты ещё нормально передвигал ногами, дорога заняла бы у нас не больше десяти минут. Жалуешься?! Есть ли у тебя хотя бы одна нога, чтобы упрекать меня за то, что я недостаточно быстро шагаю? Если верить твоим бредовым словам, то я гнил последние полтора месяца. Наверное, вполне логично, что я сейчас же не пробегу марафон на милю? Мёрфи молчал. Конечно. Я фыркнул и продолжил идти вперёд, пока не увидел перед собой простирающуюся вдаль дорогу с множеством одноэтажных частных домов по бокам. Для меня по-прежнему было загадкой место, которое я должен найти. Но это меньшее из того, что приводило меня в ужас. Я шёл невесть куда от отчаяния. Если бы не сделал этого, послушав голос в своей голове, точно бы забился обратно в ящик и плакал, пока не высохну до смерти. — Мы вышли не туда. Ты надо мной издеваешься? — Поверни вправо. Там другая улица. Но там… Залесок? Мой Бог, Мёрфи, кем бы ты ни был, но ты ведёшь нас в Хартленд или Ченекву? Я не пойду в лес. — Чёртов параноик, это не лес! Какая тебе разница, куда идти? Мечтаешь быть бездомным? Стало быть, ты вздумал найти мне приют как бродячей псине? Или, может, у тебя здесь есть какие-то знакомые? — Может быть и есть. Не спорь со мной, Влад. Я заскрипел зубами. Мозг уже и забыл, как делать что-либо автоматически. Я чувствую себя сейчас как паук, которого накрыли стаканом. Будто бы я взаперти и мне нужно двигать что-то тяжёлое, чтобы перемещаться. Ещё и этот придурок разговаривает прямо в моей голове, мешая сосредоточиться. Полная дезориентация, и я не отдаю отчёт вообще никаким своим действиям. Мной легко управлять. И Мёрфи именно этим занимается. Я стал даже называть виток своего сумасшествия именем, которым он представился. Хорошо. Я иду туда, куда нужно идти. Наступаю в грязь и лужи, пачкая лакированные туфли. Они обязательно развалятся, а есть ли мне до этого дело? Я потерял себя, и испорченная обувь уже не страшит. Пробираясь сквозь ветки в кромешной тьме и полной сырости, я пытался понять, почему Мёрфи и сейчас молчит. Я иду точно туда, куда он меня направил? Он поразительно строптив. И к тому же считает себя отдельной личностью. Очень надеюсь, что всему происходящему найдётся разумное объяснение, и всё это помешательство скоро кончится. Я потерял счёт времени совсем, но, наверное, его прошло не так много. Ямы, топи, болото, кривая почва и чёртов дождь заставили меня преодолевать самое маленькое расстояние слишком долго. Я был растерян и упал несколько раз, едва не увязнув в грязи. И наткнулся на низкое металлическое ограждение руками. Поднял голову, выглядывая сквозь кусты нечто, похожее на дом. — Следуй вдоль забора, пока не выйдешь к воротам. Нам сюда. Я выпутался из кустов и косо прошёлся вдоль забора. В ночи разглядывать дом было сложно, но я кое-что понял. Он ветхий и жуткий. Меня испугал высокий скат крыши, какая-то башня и странные высоченные окна. Что за страшная резиденция на отшибе мира? — Вполне милый домик. Внутри уютно. Или ты хочешь в пятизвёздочный отель, Влад? Давай поищем его. Заявимся туда в таком виде и без единого доллара в кармане. Это куда хуже, чем вломиться в жилище незнакомых людей посреди ночи? За кого меня здесь примут? И откуда ты знаешь, как дом устроен изнутри? Подожди ка... — Ты думаешь, я тебя случайно сюда привёл? Чёртов идиот. Постучись в эту дверь и проглоти нахрен свой язык. Будь я также нелеп как ты, мы бы оба сгинули в одно мгновение. Я вслух зарычал, пересчитывая пальцами мокрые прутья ограды. Ворота скрипнули вместе с моей душой. Не хочу никак реагировать на него, искренне не понимаю, почему слушаюсь. Верно, я не до конца собой управляю. Быть может, это слишком реалистичный сон? Конечно. Это самое нормальное объяснение. Идти через палисадник было немного неловко. Я всё ещё ощущал, что выгляжу дико и веду себя дико. Просто так вламываюсь в чей-то дом посреди ночи. Очень грубо нарушать чужой покой. Вот бы это скорее кончилось. Не хочу здесь быть. Не хочу быть замёрзшим, дезориентированным и грязным. Я робко постучал в дверь. Рука трясётся. Я почувствовал, что Мёрфи недоволен и постучал ещё раз настойчивее. Клянусь, это сделал он, а не я. Но почему он теперь делает что-то моими руками? — Ты беспомощный. Жаль, я не могу забрать твоё тело себе целиком. Я бы справился лучше, даже если бы ты что-то бубнил на заднем плане. В своём ли ты уме, Мёрфи? Буквально. Ты. В моём. Уме. Это моё чёртово тело! Мой мозг. Ты засел здесь как паразит. Я мечтаю, чтобы ты исчез сейчас же. У тебя нет права управлять мной или осуждать меня. И ещё… Прежде, чем я закончил мысль, дверь отворилась. Я увидел молодую женщину в винтажной белой сорочке, вышитой рюшами. Она была бледна, носила на своём лице тонкий прямой нос, толстые изящные губы и заметные скулы. — Проходи, — без единого вопроса сказала она. — Кайл подготовит тебе комнату, и сейчас же я отправлю тебя в душ. Выглядишь потрёпанным. Ни одной эмоции на благородном лице. И это при том, что в такой час к ней на порог заявился грязный мокрый незнакомец. Весь в земле и в царапинах. — О да, она прекрасна. Но мне мерзко это слушать. Быть может, ты ей представишься? — Я В-Влад, — промямлил я тихо, остановившись посреди мрачного коридора. — И я… М-мне н-нужна помощь. — Влад? — на до того бесстрастном лице пробежало удивление, и похоже, моё имя затмило её разум сильнее, чем проигнорированная просьба о помощи. — Мне тебя так называть? — Да. — проглотил я с растерянностью. — Каков смысл? Влад Мориарти по всем документам мёртв. Тебе понадобятся новые, и нет никакого значения, как ты будешь представляться. — она задумчиво последовала в просторную гостиную, в которой по-прежнему горела пышная люстра. — П-прошу прощения? С какого чёрта ты заткнулся?! Не хочешь мне объяснить, что здесь происходит? Я теперь ещё больше растерян! — Какая тоска наблюдать за тобой… Тебе следует объяснить ей, что произошло. Как это, позволь, мне следует объяснить ей, что произошло? Ты адекватен? Боже, и почему я не подумал, что ты можешь нести полный бред, который не нужно слушать! — Кому же ещё прояснить для нас всех ситуацию? Я не могу поговорить с ней. У меня нет рта. Раз у тебя нет рта, заткнись к чёртовой матери! Она смотрит на нас! На меня. Что же сказать? — Реши уже, должен я заткнуться или объяснить тебе что делать? Ведёшь себя так, будто тебя двое. Совершенно разнополярные просьбы с перерывом в десять грёбаных секунд. Будто меня двое?! Это не так смешно, как тебе кажется! — Что-то не так? — она манерно присела на раритетный красный диван, и мой взгляд упал на бронзовый поднос, вмещающий на себе чайник и пару фарфоровых чашек. Спор с Мёрфи тут же свернулся. — В-всё. — Будь спокоен. Можешь выпить чаю. Только не садись в таком виде на диван, запачкаешь подушки. У тебя неприятности? — Пол-лагаю, ог-громные. — Рассказывай ей всё. Чёрт бы тебя побрал, поехавшая клетка моего мозга, нагло придумавшая себе название. Пусть будет по-твоему. Мне наверняка нечего терять, и если она примет меня за сумасшедшего, это будет не худший исход. По крайней мере, в доме для душевнобольных мне выделят койку и кусок мыла. Вдох-выход. Мне нужна ещё секунда, чтобы собраться. Мои мысли слишком рассеяны из-за постороннего вмешательства. И из-за всего, что произошло. И из-за того, что я не могу более нормально разговаривать. — Я н-ничего не п-помню. П-проснулся в г-гробу на кладбище. Я с-слышу к-какой-то г-голос в своей голове. Он п-представился Мёрфи. И п-привёл м-меня сюда. И ещё… Я не п-понимаю, откуда этот д-дефект в речи. К-клянусь… Его н-не было р-раньше. Она посмотрела на меня проникновенно-серыми глазами и задумчиво свела тонкие тёмные брови. В её изящных пальцах ровно держалась маленькая чайная посуда — блюдце и чашка, и я чувствовал себя так глупо, просто стоя посреди гостиного зала после своего мистического рассказа. — Я Наташа Волдрин, — представилась она сурово холодным голосом. — Я провожу тебя в ванную. Мой муж, Кайл, скоро представится тебе и поможет освоиться в доме. Неужели она мне поверила?! Мёрфи, вы знакомы? И что, твою мать, здесь творится?! Миссис Волдрин велела следовать за ней по скрипучей лестнице и выглядела напряжённо. Однако, недостаточно напряжённо для человека, услышавшего подобную историю. Мёрфи же молчал и никак не давал знать о своём присутствии, что меня лишь больше напрягло. Беспечно долго распинаться, как я отогревал затёкшие кости в горячей ванне. Либо же описывать мрачный дом, обставленный так, будто я оказался в позапрошлом веке. Всё, что здесь было в обиходе, довольно дорого бы оценили в антикварной лавке. За исключением ванной, такой ремонт я отнёс бы к восьмидесятым годам двадцатого века или чуть пораньше. Я просидел в воде долго. Когда ванная остыла, я вышел и замотался в багровый халат. Сразу за порогом меня ждал молодой мужчина лет тридцати. Самый обычный, с классической короткой стрижкой, лёгкой щетиной и мутными карими глазами. Должно быть, это Кайл. — Твоя комната за этой дверью. — кратко указал он и распахнул передо мной спальню, чтобы я мог зайти. — Мистер… Волдрин? — выговорил я чётко, обернувшись прежде, чем он успел бы захлопнуть дверь. — Верно. Какие-то вопросы? — ровно ответил Мистер Волдрин, и ощущение меня пробило такое, будто он здесь в роли дворецкого или какой-нибудь другой прислуги. — Вы что-то з-знаете? — я застыл как восковая фигура, испытывая его молящим взглядом. Он тяжко вздохнул и молча прошёл вглубь комнаты, заняв небольшой диван у окна, что должен был сделать и я. Я понадеялся на него. И похоже, он собирался со мной поговорить. Хоть кто-то. — Это очень длинная история. — начал Мистер Волдрин с явной неохотой отвечать на мой вопрос. — Меня уверяют, ч-что я умер, — горько усмехнулся я. — П-полагаете, у мёртвых н-недостаточно времени, чтобы слушать д-длинные истории? — Насколько хорошо тебе известно о местных сектах? — словно прощупывая почву, спросил Кайл. — Я осведомлён о них не б-больше, чем любой ж-житель Д-Делафилда, — насторожившись, ответил я. — З-знаю, что секты з-здесь повсеместны. И всё. Н-никогда не интересовала эта тема. — Полиция охотится на сектантов. Ты стал свидетелем ритуального убийства. И лакомым кусочком, — неторопливо разъяснял Мистер Волдрин, будто мысли в его голове совсем не складывались. — Не только для полиции, но и для сектантов. За грамотную наводку тебе пообещали поддержку по программе защиты свидетелей. — Но вся ситуация в-выглядит так, будто она меня н-не спасла. — вмешался я против собственной воли и снова почему-то вспомнил про Мёрфи, который также затяжно молчал. — Так и есть. Пришлось пойти на отчаянные меры и подстроить твою смерть. Тебе ввели сильнодействующий препарат. После провели подставные похороны. — невозмутимо сказал Кайл, приоткрывая для меня завесу этой страшной тайны. — Почему я н-ничего этого не помню? — получив право задавать наводящие вопросы, я не собирался упускать эту возможность. — Препараты сильно пошатнули твою нервную систему. Чудо, что ты добрался до нас… Мы должны скрывать тебя некоторое время. Пока сектанты не будут пойманы. — терпеливо вздохнул Мистер Волдрин, постаравшись не выказать своего раздражения напрямую, но уведомить меня о нём. — Я слышал г-голос в своей голове. Его зовут М-Мёрфи. И он же велел мне идти с-сюда. — не унимался я, желая прояснить все детали до единой. — Ответ тот же: препараты. И дефекты речи оттуда же. Твой мозг растерян и выдумал себе помощника. До того, как всё случилось, ты знал, куда идти. А проснувшись растерянным и без памяти, ты нашёл своё спасение в диалоге с подсознанием, которое подсказало тебе верный путь, — легко справившись с моими пытками, Кайл поднялся с дивана и пошёл прочь, кратко обернулся на меня только у двери. — На этом закончим. — Мои родители!.. — напоследок бросил я, осознав, что не получил ответа на самый главный теперь вопрос. — Не в курсе, чтобы ничего не испортить. Уверены, что ты действительно мёртв. — нехотя дополнил Мистер Волдрин. — Тебе нужен отдых. И я хотел бы его получить тоже. Доброй ночи. С этими словами он покинул меня, чтобы быть уверенным в том, что не решусь спросить что-либо ещё. Я остался наедине со своими мыслями в незнакомой комнате. Темнота за окном показалась мне губительной. Дождь по-прежнему не стихал, и теперь я думал о том, что где-то в ночи за мной могут наблюдать из-под капюшона чёрной мантии жадные глаза религиозных фанатиков. Насколько же опасно мне было в одиночку идти через кладбище и этот грязный лес? Я в действительности ничего не знаю о культах, орудующих в нашем городе, кроме того, что они, должно быть, обитают в подобных местах. Я слышал про изуродованные трупы неподалёку от Кеттл-Морейн, а это совсем близко к месту, где я учусь. По нашей школе вечно гуляли грязные слухи и сплетни, периодически приходила полиция. Наверное, неудивительно, что я оказался замешан в подобной истории. История Кайла объясняет многое, но мне по-прежнему не по себе. Я лёг в свежую заправленную постель, но не мог сомкнуть глаз ещё долго. Что теперь со мной будет и вернусь ли я к нормальной жизни? Школа, семья, друзья, баскетбол. И… Мёрфи? Всё также молчит. Возможно, он исчез и больше не появится? Столько новых вопросов родилось в голове. Но по крайней мере, все они были логически обоснованы. Как скоро я буду дома и смогу известить родителей о том, что со мной всё в порядке? Нахожусь ли я в безопасности в этом доме с этими людьми? Раскроют ли дело о ритуальных убийствах вообще или поклонники оккультных процессий снова останутся в тени? Как, в конце концов, я смог наткнуться на них? Где и при каких обстоятельствах я был, чтобы стать свидетелем собрания сатанинского культа? Даже не знаю, как охарактеризовать для себя всё произошедшее. Хотя нет. В моей голове есть одна фраза. Как там сказал Мёрфи? Крайне странные обстоятельства.