under the Tijuana sky

— Ты — что? — Сантьяго, друг, это чертовски опасно и чертовски незаконно. — Это чертовски круто, — вставляет Боргес свои пять копеек в тихий сбивчивый гвалт сослуживцев. Все на секунду замолкают и непонимающе смотрят на него. — Я уже кольцо нашел! — вдохновленно сообщает Сантьяго Боргесу, в нем единственном увидев поддержку. — И все придумал. Мы сбежим в Европу или еще дальше, где нас точно не найдут. Я знаю одного чела в Сукре, который сможет достать доки, и мы уедем так быстро, что никто не увидит и пыль из-под наших ног. — А ты с ней это обсуждал? — уточняет Педро, и Сантьяго немного тушуется. В казарме у них одна комната с незапамятных времен, поэтому обсуждать посреди ночи планы Сантьяго на побег с его невестой — не настолько плохая идея, как могло бы показаться. Боргес перегнулся через перила верхней койки и висит так с начала обсуждения, переводя взгляд с одного друга на другого, слушая их дискуссию и пытаясь понять, что он сам об этом думает. А думает он ровно то, что сказал — это чертовски круто. — Надеюсь, я успею за ночь долететь до Сукре, а там дай мне сутки и только нас и видели. — До Сукре почти восемь тысяч километров, чувак, — качает головой Хосе. — Как? — Все спланировано. Не буду вдаваться в детали, но поверьте, я смогу. Мы уедем, и уже через неделю я позвоню вам откуда-нибудь из Барселоны, женатый, свободный и счастливый. — Я запомнил, братан, — ухмыляется Боргес и свешивает руку, чтобы стукнуть кулаком по кулаку Сантьяго. — И только попробуй позвонить и сказать, что ты не в Барселоне, а в чертовом Мадриде, я приеду и надеру тебе зад. Разговор сходит на нет. Вскоре все затихают. Каждый думает о том отчаянном шаге, на который решается их друг. Боргес не совсем понимает, верит ли, что Сантьяго действительно способен дезертировать, сбежать со своей невестой и остаток жизни скрываться от правосудия, но точно понимает, что если это все-таки произойдет, его собственные взгляды никогда не станут прежними. Эта сила любви как в книжках или эта усталость от постоянных приказов стопроцентно что-то в нем изменят. Он и сам порядком заколебался от армейской жизни, смертей и операций, и нередко думал, каково было бы жить с клеймом дезертира, но на свободе, но эти мысли никогда не формировались в настолько четкий план действий. А Сантьяго все для себя решил и был готов действовать и это... дезориентировало. — Эй, Сантьяго... — тихо зовет Диего. Сантьяго спит тоже на верхней койке на кровати через проход. И сразу открывает глаза на его зов. — Не спится, Ди? — Просто хотел спросить. Тебе не страшно? Вся эта фигня с побегом... — Страшно, — честно отвечает Сантьяго и приподнимается на локте. Его черные глаза ярко горят даже в ночной темноте. — И я капец как этому рад. В какой-то момент я перестал вообще что-либо чувствовать, просто жил, и работал, и делал то, что скажут, абсолютно ничего не чувствуя. И поэтому сейчас мне страшно за себя, за нее, за нашу жизнь после. Столько всего может пойти не так, но это лучше, чем продолжать такое существование. Ради себя и ради нашего будущего я хочу пойти на это. Блин, это звучит тупо и пафосно, но я много об этом думал, и то, к чему пришел, лучше всего звучит в таком виде. Диего невесело хмыкает и ложится обратно. До утра он думает о том, что они с Сантьяго похожи — оба устали и хотят что-то изменить, обоим осточертела такая жизнь и оба отчаянно ищут что-то. — Полиция, бросить оружие! — кричит мужичок в форме, прикрываясь щитом и выставляя из-за него пистолет. Короткий ствол загадочно блестит на солнце. Сегодня утром оно вышло впервые за многие дни. Площадь оцеплена, ребята из команды Боргеса стоят во всех переулках и на всех прилегающих улицах. Сам Диего пристально наблюдает за двумя группами крепких парней, всего около 15 человек, которые прекратили палить друг по другу сразу, как заслышали сирены, и теперь затаились в своих укрытиях из машин и мусорных баков. Кажется в машинах есть гражданские, но Диего тихо командует по рации сжимать кольцо. Сегодня он не хочет видеть смерти и готов сделать для этого все возможное. — Повторяю, оружие на землю, вы окружены! Армейский спецназ подбирается еще на шаг ближе к замершим наркопреступникам. Когда один за другим раздаются дребезги бросаемого оружия, Боргес командует атаковать. — Брать живыми... Раздается взрыв. Боргес стоит ближе всех к взорвавшему себя смертнику. Он хотел бы потерять сознание и очнуться на больничной койке, чтобы не слышать криков, и не мчаться к эпицентру взрыва по скользкой от крови брусчатке, и не видеть последствия. Но он бежит и он видит. Видит человеческий силуэт в догорающем пламени, видит почерневшие здания, видит машину, которую перевернуло взрывом. Видит ребенка на заднем сидении и видит — когда ему остается пару шагов — как машина тоже загорается. Диего останавливается. Где-то заливается сирена пожарных. В рации неразборчиво что-то кричат бойцы. Тяжелых подошв ботинок Боргеса достигает кровавая лужа. Боргес не двигается, чувствуя одновременно желание растереть в пыль все, что попадется под руку и острую необходимость оказаться подальше от этого места. В машине был ребенок. Маленькая ручка с по-детски обгрызенными ногтями плавится рядом со смятой водительской дверью. Чей-то приказ шевелиться звучит отдаленно и глухо, но заставляет подключить инстинкты и сделать все, как нужно. Он помогает повязать выживших преступников, координирует полицейскую машину, чуть не попадает под пулю, но успевает увернуться, и она проходит по касательной, лишь слегка обжигая плечо болью. Боль действует отрезвляюще. Раньше Диего думал, что так говорят лишь идиоты из глупых книжек, но в этот момент понимает, насколько это справедливо и точно. Всего-то нужно было почти простреленное плечо, чтобы опытный военный взял себя в руки и закончил операцию быстро и максимально эффективно. В тот же вечер после отбоя Сантьяго прощается с ребятами и сбегает в ангар, где стоят готовые к вылету самолеты. Боргес знает, что сегодня вечером пара самолетов полетит в Сукре — за оснащением и технической поддержкой, потому что происходящее в Тихуане очевидно вышло из-под контроля. И, видимо, именно так Сантьяго собирался добраться до столицы Боливии и встретиться со своей любимой. Диего должен был лететь этим самолетом за своей ласточкой, своей малюткой-истребителем, но сверху пришел приказ не убирать Боргеса с передовой, поэтому теперь, вероятно, Сanadair AT-33A будет доставлен в Мексику буксиром. Провожая Сантьяго, Боргес обнимает его и жмет ему руку и самую капельку завидует его решимости. Решимости не на поле брани, а в том, что касается его жизни. — Я знаю, что у тебя на сердце, Ди, — шепчет Сантьяго, на секунду продлевая их объятия. — Думай в первую очередь о себе. Жду тебя на свободе. — Удачи, Сантьяго, — так же тихо отвечает Диего и отстраняется. В казармах гаснет свет. Незаметной тенью Сантьяго выскальзывает из комнаты, готовый на все, чтобы никогда в нее не вернуться. Боргес лежит без сна полчаса, час. А потом встает, одевается и так же тихо, как и его друг до этого, выходит, прикрывая за собой дверь. В доме стоит почти могильная тишина. Только скрип деревянных ступеней под тяжелыми ботинками невозможно громко пронзает ночной покой. Лампочек в подъезде нет, и темноту разбаляют только отсветы луны сквозь разбитые окна. На верхнем этаже раздается грохот, будто уронили как минимум шкаф с книгами. Диего Боргес замирает на секунду, но быстро расслабляется и широкими шагами преодолевает последние лесничные пролете. Если бы на последнем этаже его ждала смертельная ловушка, устроившие ее не стали бы так безответственно шуметь. Он останавливается перед дверью, из-под которой выглядывает узкая полоска теплого света, достает из кобуры подмышкой пистолет и на всякий случай взводит его. Глок 17 никогда не бывает лишним. Диего стучит пару раз в дверь и ждет. Ни шороха. Он осматривает ее на предмет замков, которые нужно было бы взломать, и с удивлением обнаруживает, что все открыто. Поэтому он просто распахивает дверь на себя, одновременно вскидывая пистолет. И никого не видит. На потолке висит, покачиваясь, тусклая желтая лампочка. Напротив двери — окно, чистое и закрытое. Слева кровать, справа два кресла, столик между ними перевернут, а вокруг него разбросаны осколки какой-то посуды, пара потрепанных книг и пульт от телевизора. Диего делает два шага внутрь и бросает быстрый взгляд себе за спину. Комната как будто пуста. Через секунду в левый висок ему упирается холодный металл. — Ты один? — спрашивает некто голосом еще холоднее. Диего косится на револьвер у своей головы. — Нет, я два. — Диего... — Адан. Кто же еще. Кого еще можно было ожидать встретить в квартире по адресу, который Адан написал в той записке, которая сейчас лежит у Диего в кармане. Боргес отточенным движением отбрасывает от себя руку с револьвером, отпрыгивает к креслам и целится. Целится Адану между глаз. Адан успевает захлопнуть дверь и тоже целится. Целится Боргесу в сердце. — Блин, у тебя больше, ты победил! — обиженно выдает Боргес, глядя на револьвер, и под почти-удивленным взглядом Адана убирает пистолет в кобуру. Адан смотрит на него некоторое время, но в итоге тоже откладывает оружие и расслабляет сведенные брови. — Надеюсь, нет. — Что — нет? — Надеюсь, у меня не больше. Диего зависает и с секунду напряженно думает, а потом до него доходит. Он кашляюще смеется и сквозь прищуренные глаза видит, что Адан тоже смеется, запуская руку в волосы. Диего думает, что не так уж он похож на Сантьяго. Сантьяго нужен покой и тихая жена. Диего нужен адреналин, свобода и вот этот парень, который может сломать ему ребра и прострелить сердце.