under the Tijuana sky

У Диего нет часов. И нет телефона. И нет вообще ничего, что могло бы сказать ему, задерживается Адан или нет. А вдруг уже два часа ночи и его поймали где-то по пути сюда? Вдруг он выбрал слишком длинную дорогу и столкнулся с чем-то, что ему не под силу? Диего поднимает глаза к небу, вдыхает, выдыхает, успокаивается. Для него нет ничего более сложного, чем сидеть сложа руки и ждать. Он бы лучше еще дважды прошел Афганистан, где трижды чуть не был убит, чем просто сидеть, без возможности хоть что-то сделать, и ждать, когда Адан вернется домой. Небо подмигивает пролетающим самолетом и зажигает первые звезды. Утро еще далеко, а значит, у Диего еще есть время. Но полночь? Еще только будет или уже миновала? Адан задерживается или не спешит, чтобы не привести домой след? Диего садится на прохладную землю напротив подъезда и начинает считать окна дома Адана. Когда досчитывает, принимается снова, на другом языке. Когда дело доходит до третьего, он сбивается. За его спиной слышатся шаги. Он оборачивается и смотрит между деревьев. Послышалось? Из тени осторожно выходит фигура, и Диего с облегчением узнает Адана. Он делает шаг навстречу, но Адан отшатывается и напрягается. — Эй, это я. Диего, — Диего поднимает руки. Адан как будто пытается рассмотреть его в темноте и вскоре расслабляется. Диего опускает руки. — Все в порядке? — Да. Относительно, учитывая, что нас, кажется, хотели убить. — Адан смеется. — Поговорим внутри. Диего фыркает, чувствуя себя героем фильма. Снова. Кажется, Адан очень любит эти пафосные фразочки. Ужас. Они поднимаются в квартиру, не зажигают свет и дружно садятся на кровать. Молчание затягивается. Адан потирает руки, словно пытаясь согреться, и Диего осторожно накрывает их ладонью. Чувствует сбитые костяшки и подносит одну из рук к глазам. И правда. Покрыты запекшейся кровью. Адан не сопротивляется, когда Диего осторожно гладит тыльную сторону его ладони. — Тебе удалось что-нибудь выяснить? — тихо спрашивает Диего. — Немного. И больше ничего не добавляет. Диего напрягает эта недосказанность. — Ты же работаешь на местный картель. Кто решился бы навредить тебе и перейти дорогу таким людям? — Предположения? — Именно этот картель? — Диего тяжело вздыхает. Он не хотел об этом думать. — Я так понял, что это не из-за тебя. Им просто не нравится, что я… не слушаюсь всех приказов. Решили припугнуть или вроде того. Кроме этих троих по дороге я видел еще несколько машин с людьми картеля. — Диего напрягается. — Меня не видели и я уверен, что никого не принес. Но они были там. Они перекрывали мне пути отхода. Они недовольны мной. Адан дергает плечами и начинает шарить руками по кровати. Через мгновение в его руках возникает сигарета, мелькает огонек зажигалки. Одна затяжка, две, и до Диего доходит, что он только что услышал. — Ты им нужен, поэтому они не убивают тебя, — медленно произносит он, словно пытаясь убедить себя. Адан кивает. — Но они хотят прижать тебя к ногтю… Уж не знаю, что ты там натворил, но это совсем не весело. Знал бы, не стал бы убивать тех двоих. — Да уж, мы идем по очень тонкому льду. — Адан делает еще затяжку и стряхивает пепел на пол рядом с кроватью. — Я разберусь с этим. Я применяю насилие, но не думаю, что они ожидали, что я смогу убить, — обращается он как будто к себе. И сам же себе отвечает. Выглядит он при этом немного отрешенно, почти не моргая и медленно растягивая губы в улыбке. У Диего пробегают мурашки. — Что ж, неприятное открытие, да? Да, ты опаснее, чем мы думали. Надо быть осторожнее с тобой. — Он поворачивается к Диего. Его взгляд серьезен. — Я придумаю, как выкрутиться. А ты лучше не влезай. — Я могу помочь! — возражает Боргес, чуть дергаясь от возмущения. — Как-нибудь. Придумаем. В конце концов, ты ведь никого не убивал. Вот я и понесу ответственность! — Нет, — твердо и упрямо отвечает Адан. — Я не маленький ребенок и как-то дожил до своих лет. Я сам могу разобраться со своей жизнью. К тому же… — его голос смягчается. Он тушит сигарету прямо о прикроватную тумбу. — Если про тебя пока никто не знает, то лучше не светиться. Вряд ли за тебя меня погладят по головке. В любом случае… мне нужно подумать и о нас тоже. Все слишком быстро. И я пока не хочу слишком... втягивать тебя. Диего поджимает губы, но кивает. (Адан использует нечестные приемы в этом споре.) Он-то давно уверен в своих чувствах и давно сделал выбор, несмотря на свое положение и обязанности. Есть то, что он не хочет терять — например, Адана, — и есть то, что он хочет вернуть — например, свою свободу. Два этих желания уже начали оформляться в решение. Страшное решение, которое выглядит совсем простым, если рядом есть кто-то, кто готов прикрыть спину. Адан может прикрыть его спину. Но, кажется, он еще не знает, готов ли. — Я могу подождать, — Боргес берет его за руку. — И могу дать тебе время наедине с собой. — Нет, я… — Пару недель точно. В конце концов, у меня тоже есть работа, и она требует моего внимания, — Диего усмехается, но совсем невесело. — А там… посмотрим, буду ли я вообще жив через две недели… — Ты… — Адан вырывает руку и возмущенно фыркает. — О боги, Диего, не обязательно так драматизировать! Я знаю, что я чувствую, мне просто нужно время придумать, что делать дальше! Диего смеется, довольный, что наконец добился от Адана чего-то ярче, чем скупая улыбка. Тот выглядит оскорбленным, словно что-то в словах Диего задело его за живое, но не обиженным. Диего словно наяву видит эту грань между тем, что можно сказать без последствий, и тем, что лучше не произносить. Диего нравится. — Я не драматизирую. Как ты мог такое подумать! Меня действительно отправляют в командировку на пару недель, так что у тебя будет время... — он затихает, не считая нужным продолжать. — И куда? — напряженно спрашивает Адан. — Ну… я всегда спешу туда, где ждет беда. Адан на секунду зависает, а потом уточняет: — Там, где ты, всегда успех? — Именно! — Диего улыбается от уха до уха. Адан качает головой, и Диего подвисает, глядя на пряди волос, закрывающие его лицо. Он протягивает руку и мягко заправляет их за ухо. Адан поднимает взгляд и перестает улыбаться. В следующих словах Диего нет ни тени усмешки или иронии. — Ты мне нравишься, Адан Герреро Койотль. — Он задерживает пальцы на его скуле, а потом отводит руку и смотрит в сторону. В свои года ему все еще тяжело говорить о чувствах. — Нравишься настолько, что я иногда не знаю, куда себя девать. Я хочу быть с тобой сильнее, чем чего-либо еще. Ну, за исключением возможности распоряжаться своей жизнью. Но последнего я могу добиться сам. А ты… Я не стану делать ничего, что тебе бы не понравилось. И если, подумав, ты скажешь мне исчезнуть, я так и сделаю. Потому что не хочу… принуждать. Его взгляд бродит по комнате и в конце концов останавливается на носу Адана. Посмотрит выше, в глаза, — и ляпнет еще какую-нибудь дурость. Ниже, на губы, — захочет его поцеловать так, что от желания сведет десны. Адан выглядит растерянным, но не недовольным. — Я пока не знаю, что тебе ответить. — Не проблема. Не обязательно отвечать сейчас. Но совсем уйти от ответа ты не сможешь. Я люблю, когда все ясно. Адан кивает. Диего задерживает на нем взгляд еще ненадолго, пытаясь понять, что за мысли бродят в этой голове, но безуспешно. Он смотрит на часы и поднимается. Ему пора. В четыре утра должны доставить его ласточку в часть. И он должен быть там. Никто не произносит ни слова, пока он не уходит. *** Боргеса тянет в сон. Количество бессонных ночей, которые не сказались бы на его самочувствии, уже превышено. Он не жалеет, но то, что у него плывет перед глазами, пока он идет в ангар, где стоит его самолет, доставляет некоторые неудобства. — Подъем, подъем, рядовой Боргес! — кричит ему на ухо омерзительно бодрый Хосе. Он шагает рядом и тоже выглядит не особо выспавшимся, но взгляд его подозрительно горит. Вероятно, он просто радуется возможности уехать из Тихуаны. — Ночью спать надо, а не бегать на свидания, — уже тише добавляет он, стараясь не быть услышанным. — Тоже мне, генерал нашелся… Откуда тебе-то знать про свидания? — А ты падок на мексиканок. И я еще помню того мужика из бара. Но кончай с этим, серьезно, друг. Здесь творится сплошная жопа, а мы если не уедем, то сдохнем под пулями сегодня-завтра. — Обожаю твой оптимизм, братан. — Да иди ты… Как будто сам не понимаешь, к чему все идет. Хосе хмурится. Боргес хлопает его по плечу, не чувствуя удовлетворения от того, что заставил его замолчать, и укоряет шаг. Ангар в ста метрах манит его открытыми дверями. Боргес скучал по своей ласточке. Его "ласточка" представляла собой военного окраса махину с туповатым носом и крошечной кабиной пилота, прикрытой только тонким плексигласом. Начищенная, Т-33А выглядела почти новой, но кое-какие детали указывали, что она уже не раз была в сражениях и оставалась победителем. Боевые шрамы украшают, думает Боргес, любовно проводя кончиками пальцев по длинной царапине вдоль всего бока самолета. Металл под пальцами холоден, и это отрезвляет. Сон постепенно отступает, давая место предвкушению. Какие-то часы, и Боргес сможет снова надеть шлем, защитные очки и перчатки, залезть в потертое кожаное кресло и с наслаждением услышать, как под его умелыми пальцами большая неповоротливая машина начинает утробно рычать и послушно превращается в самое смертоносное судно во всем Южном полушарии. Диего нравится. А пока — построиться, расправить плечи, выслушать рапорт о состоянии самолета, проверить количество горючего, доложить о готовности отправляться. Делать то, что положено, не думать о лишнем, не думать вообще. Его ждет Стьюдад-Хуарес и ублюдки, которые, по донесениям, собираются перевезти через границу пару тонн героина. *** — Говорит капитан второго ранга Боргес. Старший лейтенант Хосе доложил о движении грузовиков по восточной окружной в сторону границы. Он едет за ними. Сообщите пограничной службе, готовность приоритета 1. Боргес дожидается положительного ответа и запускает двигатель самолета. За неделю, что он в Стьюдад-Хуаресе, — еще одном пограничном городке в соседнем с Нижней Калифорнией штатом, — ему удалось подняться лишь единожды, когда местный картель внезапно вывел в небо пару самолетов для контроля поставки с воздуха. Это была первая попытка наркоторговцев пересечь границу, и боливийская армия вместе с местной полицией успешно ее предотвратили. Как выяснилось потом, на этих самолетах неизвестной принадлежности и происхождения, тоже был "ценный груз", так что Боргес не чувствовал ни единого угрызения совести за то, что сбил их двумя точными ударами. Потом было большое расследование, потому что никто не ожидал, что у новой, слабой и только растущей группировки внезапно окажутся в наличии грузовые самолеты. Это говорило лишь об одном — торговцы опережают военных на шаг минимум, не давая им собирать актуальную информацию. Откуда появились самолеты так выяснить и не удалось, но зато они нашли склад. По бумагам помещение принадлежало муниципалитету, и просто так разворошить это осиное гнездо не представлялось возможным, поэтому они выжидали. Вся военная техника была спрятана, любые подвижки войск были заморожены, — все, чтобы создать иллюзию, что они ушли из города. Идея принадлежала Боргесу, и она сработала. Примерно через неделю после первой попытки последовала вторая — Хосе сообщил, что со склада в сторону границы двинулось три грузовика. Решение, вообще-то, опрометчивое, считал Боргес. Он бы на их месте затаился и не высовывал носа как можно дольше, тем более после того, как их так мощно накрыли при первой попытке. Может, придумал бы схему, как отвлечь внимание полицейских, и вывозил бы товар частями. Даже если горят сроки или кончаются деньги, вот так открыто соваться в пекло ради операции с сомнительный прогнозом? Глупо. Непрофессионально. Но Боргес играл за другую команду и не мог пойти к руководству этой группировки и рассказать им по пунктам, почему везти товар через неделю после того, как два ваших самолета сбил чертов истребитель, — это плохая идея. И не может им рассказать, что бы делал он. Ведь тогда пришлось бы объяснять, почему он вообще об этом думал, а ответа на этот вопрос он и сам не знает. А еще Боргесу порядком надоел Стьюдад-Хуарес. Боргесу порядком надоели наркотики и чуваки, которые их толкают. Ему уже плевать, что истребитель не предназначен для наземных мишеней. Он готов лично пустить заряд в тех придурков, которые сейчас едут по восточной окружной, даже учитывая, что его задача состоит только в слежении. — Капитан Боргес, видите цель? — спрашивает в наушнике шеф местной полиции. Шеф был человеком безобидным и, несмотря на преклонный возраст, не слишком опытным воякой. От него толку — только сидеть на базе и наблюдать. Боргес сверяет показатели компьютеров и на всякий случай выглядывает из кабины вниз (через стекло с высоты почти 7 тысяч метров видно не очень). — Капитан Боргес! — Вижу. Готов нанести удар. — Ждем ответа пограничников, придержите коней. Боргес следует за грузовиками, его бортовой компьютер прекрасно видит их и уже настраивает прицел. Кажется, он тоже хочет поскорее с этим разобраться и поехать домой. Когда грузовики останавливаются на границе, Боргес весь обращается в слух. Его нервы натянуты на пределе. Он не слышит выстрелов, но понимает, что что-то пошло не так, когда слышит отборный испанский мат по какой-то из радиолиний. Его вопросы остаются без ответа. Все, что он понимает — что люди в грузовиках были вооружены и сейчас движутся к американской стороне. Он корректирует прицел и осторожно касается кнопки. — Они перестреляли всех на мексиканской стороне, — почти спокойно сообщает по радио генерал Перес — непосредственный начальник Боргеса — заглушая весь гомон. — Диего. Не дай им дойти до американцев. — Вы знаете мои методы, генерал, — ощеривается Боргес. — Знаю. Поэтому и поручаю это тебе. Боргес жмет на кнопку. *** Вечером они с Хосе напиваются. Не просто культурно выпивают в местном баре, а именно напиваются в хлам. Не то чтобы эта командировка была какой-то особенно напряженной или тяжелой, но после операции их желание выпить и забыться просто непреодолимо. Они пьют всю ночь напролет. Они много говорят — сначала о мелочах, потом — внезапно — о важном. Диего делится своими чувствами к Адану. Ему кажется, что он может говорить и говорить, не останавливаясь и не переводя дыхание. Об Адане, о том, какой он красивый, сильный, умный, потрясающий. А Хосе неожиданно внимательно слушает и задает вопросы, которые и Диего уже много раз задавал себе — о том, чего хочет сам Диего и чего хочет Адан, что они планируют делать и как это совместить с работой Диего и тем, чем занимается по жизни Адан. А ближе к утру спрашивает: — Тебе страшно? И Диего — да, Диего — страшно. Страшно получить отказ, когда он уже нырнул в чувства с головой. Страшно потерять то немногое, что он имеет, и страшно, что он сам будет виноват в потере. Диего мало чего боится в этой жизни, но страх потерять тех, кто ему дорог, родился раньше него и исчезнет, кажется, только с его смертью. Диего не страшно — почти — менять свою жизнь. Диего на днях звонил Сантьяго из Барселоны, с левого номера и всего на минуту, но это показало Диего: другая жизнь — есть. Жить иначе — можно. Менять — не страшно. Страшно терять. (Никогда не было. Диего всегда легко расставался с людьми, вещами и местами. Но теперь — да. Теперь он хочет всеми силами сохранить.) — Конечно, я переживу, если он испугается и не захочет. С ним или без него, я найду, как выкрутиться и придумаю, как от всего этого избавиться. — Диего рассеянно обозначает рукой погоны и роняет голову на стол. За окном бара почти светает. Он прижимается щекой к липкой столешнице и тяжело вздыхает. Скребет ногтем по дереву и тихо-тихо выдыхает, — Но как же, черт возьми, хочется, чтобы он тоже был рядом. — Я… я понимаю, — внезапно говорит Хосе. В его голосе нет напускной серьезности и сострадания. Он как будто… действительно понимает. Диего поднимает на него взгляд. Хосе всегда был у них оплотом разума, отрицал чувства и не испытывал за всю жизнь сильной привязанности ни к кому. (Диего знает. Диего вырос с ним. Диего видел, как он из 15-летнего юнца превращается в мужчину.) В его сердце нет места никому, кроме него самого. Но — пожалуйста — Хосе искренне понимает, когда Диего пьяно изливает ему душу. — Что? О боже, я… Мы так давно в Мексике. Мы нигде так надолго не задерживались. Так что… Она вдова, на несколько лет старше. Живет с дочкой на окраине. У нее чудесная дочка, мы так подружились… Но Роза… Она совсем не готова что-то менять. Она боится, что я уйду. И я боюсь, что умру раньше, чем успею доказать. Я надеюсь получить еще пару зарплат, может поймать пулю и уйти в отставку. И уехать подальше от этого города. От этой страны. Переживу, если они не поедут. Но так хочется... Диего не знает, что на такое нужно отвечать. Диего просто сжимает его плечо, и они снова пьют. *** К утру они едва ли успевают протрезветь. Сидя на совещании с начальством и местной полицией, Боргес не может сфокусировать взгляд. Слова докладчика влетают в одно ухо и вылетают из другого, не задевая ни одного нейрона в мозгу. Хосе, сидящий напротив, чувствует себя не лучше — он выводит пальцем по столу какие-то фигуры и, кажется, вообще не слушает. — И насчет Тихуаны. Там снова неспокойно. В этот раз был взорван жилой дом в районе Санчес Табоада. Восемь погибших, еще четверо ранены, в тяжелом состоянии в больнице. Террористическая деятельность… Боргес улавливает два момента — Санчес Табоада и погибшие. Жилой дом в Санчес Табоаде. В районе, где живет Адан. Погибшие. Теракт. — Сука… Когда мы возвращаемся? — спрашивает он, игнорируя остальные разговоры. Офицеры замолкают. Генерал Перес смотрит на него неодобрительно, но Боргес выдерживает этот взгляд. Ему нужно знать, а все зависит от этого человека. — Через два дня, Боргес, — все-таки отвечает тот. Взгляд у него тяжелый, светлые глаза как будто видят Диего насквозь. Неприятно. — И это первый и последний раз, когда я закрываю глаза на то, что ты являешься на службу поддатым. Решай свои проблемы с алкоголем, или пусть они не мешают тебе выполнять долг. А иначе… — Есть, сэр. До конца совещания он просидел молча. Пару раз он ловил на себе взгляды Хосе, но в ответ лишь качал головой — он объяснит, но позже. Когда все начали расходиться, генерал попросил Боргеса остаться. — Послушай, Диего, — начинает он, когда за напрягшимся Хосе закрывается дверь. — Твое поведение последнее время… Ты один из моих самых ценных старших офицеров, так что я прощаю тебе ночные загулы и интрижки. Я знаю, что ты достаточно благоразумен, чтобы не болтать на стороне. Но, пойми меня правильно, ты не в средней школе, здесь все несколько серьезнее. Я вижу, тебя что-то держит в Тихуане, и что-то мне подсказывает, что ты не говоришь все, что знаешь. Речь ведь идет не о личных драмах и не о клятвах на мизинцах. Речь идет о сотнях и тысячах человеческих жизней. Если тебе что-то известно… — Мне известно не больше вашего, генерал. Мы в центре нарковойны, и я помню свой долг. Последнее слово неприятным послевкусием оседает на языке. Боргес давно не думает о своем долге. Боргес давно не чувствует, что сражается за какое-то правое дело и не чувствует, что хочет. Сейчас он не хочет давать Пересу поводов для подозрений, чтобы ненароком не подставить Адана, и все. Повисшая тишина немного давит. — Ну хорошо, — наконец отвечает Перес. — Я рассчитываю на тебя. И, правда, заканчивай пить. Это может плохо для тебя обернуться. Мы возвращаемся через два дня, постарайся хотя бы до этого времени продержаться. А как приедем… передавай от меня привет своей красотке. — Перес неприятно улыбается и подмигивает. Боргес нутром чует, что это было сказано не просто так, но усилием воли улыбается. — Откуда вы… — Ну не просто же так ты чуть ли не каждую ночь сбегаешь из казарм. Я все знаю и все понимаю. А теперь свободен. — Так точно. Диего выходит из кабинета. Руки, сжатые в кулаки, немного трясутся. Шею свело от напряжения. Он был чертовски неосторожен, и сейчас ему просто повезло. Он не волнуется о последствиях для себя. Если его выгонят из армии, он будет даже рад. Он не хочет того, что может произойти с Аданом из-за его легкомыслия. Адан. Теракт. Жилой дом в Санчес Табоаде. Погибшие. Боргесу срочно нужно возвращаться.