Седьмой сидел, зажмурившись, сжимая руками штанины, он чувствовал, как альфа растирает мочку его уха и ожидал, когда же подготовленная игла пронзит ухо.
Омега вздрагивает, невольно выпуская феромоны страха и боли, когда Изана прокалывает его мочку, вдевая серьгу и приступая к другому уху. Такемичи сильнее сжимает свои штаны, почти вонзаясь пальцами в бёдра, когда его нос улавливает аромат Изаны. Альфа старается его успокоить, укутывая собственным ароматом, Седьмой невольно поддаётся вперёд, желая раствориться в аромате Господина. Его разум почти затуманен, когда второе ухо пронзает игла и застёжка серьги щёлкает.
— Я закончил. — Произносит Изана. — Посмотри… — Омега открывает глаза и застывает на месте, видя своё отражение, он даже не обращает внимание на серьги, подаренные ему господином, он просто смотрит в собственные глаза. Он не видел своего отражения, кажется, с самого детства, после того, как ему запретили поднимать взгляд, Такемичи даже ни разу не старался рассмотреть себя. Омега вздрагивает, когда ладони Изаны опускаются ему на плечи, а сам альфа прижимается щекой к его, встречаясь взглядом через отражение. — Ты даже не взглянул на серьги… — Взгляд омеги тут же переместился на увесистые прямоугольники — чем-то напоминающие карты ханафуда с изображением луны. — Я специально попросил сделать нам одинаковые. — Такемичи взглянул на серьги альфы, которые были чуть длиннее, чем его, а после он вновь встретился взглядом с Изаной в отражении. — Тебе нравится?
— Да, господин Изана. — Немедля отвечает Седьмой, вызывая у альфы довольную улыбку, он крепче обнял омегу, прикрыв глаза, прижался сильнее к нему, словно бы Изана хотел стать с ним единым целым, наслаждаясь ароматом Такемичи.
Изана вернулся ближе к вечеру, почти опоздав на ужин. Такемичи даже пришлось какое-то время оправдываться перед старшим братом господина. Шиничиро словно в этот день был чем-то не доволен и омега чувствовал за его улыбкой и натянуто вежливым тоном то, как из него наружу просачивается грубость, которую альфа пытался подавить. От этого Седьмому становилось не по себе, словно альфа мог в любой момент сорваться и накинуться на него, разорвав в клочья.
Но когда Шиничиро в очередной раз с плохо скрываемым раздражением поинтересовался о том, как скоро вернётся Изана, господин вошёл в комнату, замирая в дверях и взглядом обводя комнату. Словно Изана пытался догадаться, что тут происходило в его отсутствие, но именно приход альфы спас Такемичи от возможного гнева старшего из братьев Сано. И Такемичи понял, почему именно господин Изана нравится ему больше — он не скрывает своих чувств и намерений. Господин Изана не лицемерит, как Шиничиро, и не относится к нему как к куску мяса, как, например, Манджиро. Если Изане что-то не нравится — он говорит это.
Уже после ужина, который, как показалось омеге, затянулся, Изана вернулся в комнату и попросил Седьмого сесть за стол, поставив напротив большое круглое зеркало на подставке.
— Я устал… — Шепчет альфа, а после, наконец, отступает от омеги. — Я так сильно хочу спать. — Изана скидывает на ходу одежду с себя, а Такемичи почти мгновенно поднимается, тут же следуя за господином, собирая его одежды и осторожно проглаживая их, пока господин садился на кровать в одном исподнем.
Закончив с одеждой господина, Такемичи направляется к горящей на столе свече, чтобы перенести ее ближе к господину и, оставив на тумбочке, сбегать вниз, в столовую, где должна быть горячая вода, чтобы господин мог смыть с себя дневную грязь. Но альфа хватает омегу за руку, не позволяя скрыться за дверью.
Седьмой замирает и медленно подходит к господину, когда альфа притягивает его за руку.
— Ты собрался меня бросить? — Изана обхватывает омегу за талию, упираясь подбородком в его живот, и заглядывает в глаза.
— Нет, господин. Я хотел принести воды для вас.
— Я не хочу умываться. — Вновь прикрывая глаза, заговорил альфа, растягивая на лице улыбку. — Я слишком устал для этого. — Альфа втягивает воздух носом, уткнувшись лицом в живот Седьмого. — Ты сегодня пахнешь приятнее. Знаешь, Шиничиро был прав, у тебя действительно приятный аромат.
Такемичи боялся пошевелиться, пока Изана просто прижимался к нему, и альфа чувствовал его беспокойные феромоны, от чего недовольно фыркал, вновь укутывая своим ароматом омегу — это помогало, Седьмой чувствовал себя в безопасности рядом с альфой, а постоянно находящееся в напряжении тело — расслаблялось. Такемичи казалось, словно и дышать становится легче и всё еще горящие мочки ушей перестают болеть. Казалось, омега и сам стал засыпать, когда Изана взял его за руку и положил ладонь на свою голову. А Седьмой неосознанно зарылся пальцами в светлые, чуть завившиеся пряди, и очнулся только в то мгновение, когда по комнате разнеслось довольное урчание. Но стоило Такемичи замереть, как альфа приказал продолжить. И прежде чем Такемичи вновь начал массировать голову господина, Изана резко опрокинул его на постель, устраивая голову на груди вскрикнувшего омеги, задув пламя свечи.
Изана был словно огромный кот, довольно урчащий от ласки, альфа был таким тёплым, что омеге казалось, даже в самую глубокую зиму альфа может ходить без тёплых одеяний. И пока Такемичи массировал голову альфы, тот заснул, и омега невольно и сам провалился в сон, чтобы уже на следующее утро обнаружить себя прижатым к груди господина, в его объятиях. Словно омега был плюшевым медведем, с которым спали дети Ханагаки-сана, когда были совсем малышами — Такемичи неоднократно приходилось зашивать его, ведь он был одним на двоих и от чего-то отец мальчишек не желал покупать еще одного, чтобы прекратить споры сыновей.
Стоило Седьмому пошевелиться, как Изана крепче прижал его к своей груди.
— Еще слишком рано… — Шептал альфа в макушку омеги. — Спи, я сам тебя разбужу…
Казалось, альфа вновь заснул, а Такемичи остался лежать, ожидая, когда господин, наконец, выспится, ведь сам омега больше заснуть бы не смог.
Ждать пришлось не долго, ведь уже через пару минут в комнату альфы без стука ворвался Манджиро, вырывая альфу из сна своим бесцеремонным изучением чужого гардероба.
— Ты что творишь? — Еще не до конца проснувшись, альфа поднялся с постели, обращаясь к младшему, что с довольной улыбкой вынул из шкафа один из фраков Изаны.
Прижав к себе, словно примеряя тёмно-бордовый, явно сшитый на заказ, фрак, Манджиро довольно улыбнулся альфе.
— Скоро будет важный день! — Заговорил Манджиро, не обращая внимания на то, как аромат Изаны потяжелел. — Отец будет устраивать смотрины для меня, я должен выглядеть отлично.
— Шиничиро старший сын… — Изана поднялся с постели, направляясь к младшему альфе, Такемичи же оставалось лишь сесть в постели, сжимая одеяло, и надеяться, что они вновь не затеят драку, потому что это страшно. — Ему должны устраивать смотрины раньше.
Изана постарался отобрать у Манджиро вешалку со своим старым фраком, который он заказывал у одного очень искусного портного, когда был чуть младше Манджиро.
— Отец желает женить меня. Я должен выглядеть безупречно!
— Твой фингал придаёт тебя шарм! — Изана, наконец, вырвал вешалку, отбрасывая фрак на пол. — Не смей врываться в МОЮ комнату и трогать МОИ вещи. — С нажимом произнёс альфа.
Изана смотрел на брата сверху вниз, даже несмотря на то, что был выше него всего на пару сантиметров.
— Не указывай мне, что делать. Ты забрал моего омегу, я заберу твой фрак, всё честно! — Манджиро сделал шаг вперёд, оказываясь вплотную с альфой, выпуская свой аромат, но Изана, словно не желая, чтобы хоть след аромата младшего остался в его комнате, резкой волной выплеснул огромного количество феромонав, от чего даже пошатнулся, ощутив слабость в ногах.
Такое количество ферамона заставило голову омеги пойти кругом, ему хотелось срочно выбраться на воздух. Седьмой закашлялся, больше не слушая спор братьев, потому что дыхание перехватывало, а перед глазами плясали чёрные пятна. Такемичи постарался спуститься с кровати, но лишь запутался в одеяле и с грохотом свалился на пол.
Сердце быстро застучало в груди, словно он быстро бежал, а каждый вздох обжигал гортань. Омега паниковал.
Кажется он впервые ощущал собственную сущность внутри так чётко. Сущность неожиданно сжалась от страха в комок и Седьмой затрясся, словно в конвульсиях, он даже не понял, как оказался подхвачен альфой на руки, а в следующее мгновение свежий воздух наполнил его лёгкие, пока Изана едва не на половину вывесился вместе с ним из окна.
Такемичи мёртвой хваткой вцепился в поддерживающие его руки, жадно хватая ртом воздух. Омеге казалось, словно в его лёгкие залили раскалённую лаву, а проснувшаяся сущность скулила внутри, сбивая Седьмого с толку, он не понимал, что происходит, и от ощущения присутствия в его голове кого-то ещё становилось не по себе. Словно все его сокровенные мысли и желания были выставлены напоказ, как грязное белье в узких улицах на окраине города.
— Такемичи… — Шёпот альфы словно резкий толчок вернул Седьмого на землю, проясняя мысли, дышать всё еще было тяжело, но тем не менее, он смог избавиться от навязчивой мысли о присутствии, словно бы «сущность» и не существовала вовсе. — Такемичи, всё хорошо. — Изана вернул омегу в комнату, где аромат всё ещё был сильно концентрированным, но едва альфа уложил омегу на постель, как тут же раскрыл нараспашку второе окно. — Всё хорошо… — Господин вернулся к постели, и забравшись на нее, с какой-то нежностью поднял лицо Такемичи, обеспокоенно заглядывая ему в глаза.
Седьмой закашлялся, всё еще ощущая першение в горле, но тем не менее, он не отрывал взгляда от обеспокоенно осматривающего его Изаны. Омега даже не вздрогнул, как обычно, когда альфа свободной рукой осторожно погладил его по щеке, вновь повторяя:
— Всё хорошо.
А в следующее мгновение альфа склонился к нему, оставляя на губах лёгкий, едва ощутимый поцелуй, пославший по всему телу омеги стаю мурашек, оседая теплом внизу живота.
Губы словно горели огнём от столь нежного жеста со стороны господина. Такемичи совершенно не ожидал, что по его щекам потекут слёзы. Такая нежность и беспокойство была собрана в одном поцелуе альфы, что Седьмому было стыдно за то, что именно он получил её. Он, а не какая-нибудь достойная альфа-девушка, способная после родить альфа-наследника.
Но раздумывать дальше у омеги не было времени, ведь Изана, словно испробовав сладкого нектара и почувствовав его божественный вкус, вновь припал к губам омеги. Альфа словно хотел испить Такемичи до самого дна, повалив омегу на кровать, он ловил каждый вздох Седьмого собственными губами, подсунув руку под спину омеги, он прижал его плотнее к себе.
Несмотря на все топорные, неопытные движения, альфа был аккуратен, даже нежен. И омега таял, его мозг словно превращался в бесформенное нечто, не способное мыслить разумно. Даже вновь зашевелившаяся внутри сущность сейчас не заставляла омегу беспокоиться о себе, ведь он поддался её желаниям.
Неосознанно выпуская собственный аромат, наполненный возбуждёнными феромонами, Такемичи словно ожидал, что Изана зарычит, как голодный пёс, охраняющий свою еду. Седьмой лишь довольно заурчал в ответ, обхватив альфу за шею и прижимая его к себе. Проявляя невиданную смелость, отвечая на поцелуй, гонясь за губами господина, Такемичи, словно разбитая на миллиарды осколков статуэтка, собирался вновь как по волшебству, о котором слышал из сказок, которые читали детям Ханагаки-сана.
Его руки больше не дрожали от страха, поселившегося глубоко внутри, когда он позволил себе забраться ладонями под рубашку Изаны. Сейчас Такемичи дрожал только от возбуждения и предвкушения, он даже не сразу осознал, насколько влажными стали его штаны, напитываясь выделяющийся смазкой. Даже возбуждённый аромат альфы больше не раздражал рецепторы. Сам от себя не ожидая, Такемичи, когда Изана оторвался глотнуть воздуха, потянулся за альфой, проводя языком по шее, вырывая из уст господина возбуждённо-удивлённый вздох.
Такемичи никогда не чувствовал себя настолько смелым и готовым к действию, даже когда самостоятельно ублажал Ханагаки-сана в моменты, когда тому было лень двигаться. Если бы Такемичи мог думать хоть чуточку разумнее — он бы не узнал себя.
Такемичи зарылся пальцами в волосы господина, как прошлым вечером, вызывая по телу альфы стаю мурашек. Изана припал губами к шее омеги, желая добраться до источника этого сладкого аромата, улавливая носом все изменения в нём и его затуманенный похотью мозг не сразу понял, что омега не просто потекла для него, а у него начался настоящий «жар» — «течка». Но даже когда Изана, наконец, понял это, ему было плевать, потому что он хотел этого омегу, что так открыт и беззащитен под ним. Изана чувствовал, как удлинившиеся ноготки осторожно почёсывают его голову, едва не заставляя урчать и закатывать глаза, а заострившиеся клыки осторожно покусывают кожу на его шее.
Изана слышал, что омеги в течку могут начать перекидываться в зверя, но Изане было лишь известно о более звериных повадках, будто омега в жаре, раздвинувшая ноги перед альфой, теряет рассудок, и может только скулить о том, чтобы оказаться на члене господина. Никто и никогда не упоминал, что омеги перекидываются в звериную форму, Изана вообще не знал, что омеги тоже способны на такое.
Но удивление Изаны продержалось не дольше пары мгновений, прежде чем омега, наконец, не застонал на ухо альфы, вынуждая его удовлетворённо урчать. Омеге нравится то, как альфа нежен с ним, и Изана это осознаёт.
Он резко отрывается от такой сладкой на вкус шеи омеги, а желание вновь прильнуть к ней и вгрызться клыками никак не покидало, но тем не менее, альфа навис над омегой, отмечая, как чуть удлинился зрачок в глазах Такемичи. От этого в низу живота потянуло и альфа, вторя внутреннему зверю, довольно заурчал, без труда разрывая рубаху омеги, а следом и штаны, оголяя перед собой то, что по праву должно принадлежать ему. Он заслужил этого омегу и точно знает, что омега хочет его точно так же, как и он его.
Обычно жар омег не настолько явен, ведь они не чувствуют ни ароматов, ни запахов, ни феромонов, так что их мозг почти не затуманивается, да и течка пролетает быстро, порою даже без физической стимуляции, остаётся незаметной как для самих омег, так и для окружающих.
Но Такемичи отвечает собственными феромонами и ароматом на каждое колебание аромата Изаны. И от чего-то альфа даже рад, что Манджиро не видит того, как он наслаждается СВОИМ омегой, а ведь совсем недавно он бы хотел этого. Чтобы увидеть расстроенное лицо братца. Но он благодарен всем существующим богам, за то, что тот выскочил, как только Изана взорвался своим ароматом. У брата всегда был чувствительный нос.
Изана осторожно касается такой тонкой кожи омеги, альфе даже кажется, что он с лёгкостью может поранить Такемичи, если слишком сильно сожмёт. Но тем не менее, он устраивается между ног омеги, видя, как из него вытекает смазка, пачкая разорванные штаны и постель под раскрасневшимся то ли от стыда, то ли от жара омеги.
Напряжение в собственных штанах кажется невыносимым, а тихое поскуливание призывает Изану к более серьёзным действиям. Он спускает собственные исподние штаны и вновь наваливается на омегу сверху.
Изана не знает точно, как это делается, так как подобные разговоры всегда пролетали как-то мимо него, он не гнался, как Манджиро, за плотскими утехами, Изана всегда следовал за знаниями. Он всегда желал встать во главе семьи.
Но сейчас он прижимается к замершему под ним омеге, и не понимает сам, чего ждёт. Кровь внутри бурлит, он чувствует аромат и жар омеги, его возбуждение, сущность внутри скулит и просит взять то, что принадлежит по праву, но Изана ждёт.
Омега поднимает на него свой затуманенный похотью взгляд и это кажется красивым. Омега, принадлежащий ему, действительно красив, и если бы Изана не знал истинные намерения Манджиро, он до сих пор бы считал, что это просто очередная глупая шутка.
— Гос-сподин Изана… — Простонал омега, вырывая альфу из мыслей, словно возвращая в реальный мир. Он прильнул к нежным губам, вновь неумело целуя их. Схватывая с его приоткрытых губ тихий стон, когда медленно погрузился в горячее нутро.
Изана замер, находясь внутри. Это было горячее, чем он ожидал, омега обхватывал его и пульсировал вокруг, альфа задыхался от этого ощущения, чувствуя, как напряжение резко отступает и сам того не ожидая, он изливается внутрь.
Изане кажется, что его сердце, колотящееся в груди слишком быстро, на мгновение вовсе замерзло, а во всём мире словно попал звук. И единственное, что оставалось неизменным — это пульсирующее нутро омеги, его аромат и короткие ноготки, врезавшиеся в его спину, заставили прийти в себя.
Изана, следуя желанием сущности протолкнутся глубже внутрь омеги, проталкивая семя как можно дальше в матку, замер, ощущая, как чувствительный узел запирает его внутри омеги. Изана рвано выдыхает, утыкаясь лбом в подушку рядом с головой подрагивающего омеги.
И в этот момент дверь в его комнату распахивается.
— Прочь! — Рычит Изана, прикрывая своим телом Седьмого. Нос улавливает аромат Шиничиро и внутренний зверь скалит клыки. От чего-то в мыслях лишь то, что сейчас у него заберут омегу, и он больше никогда не сможет увидеть его. Кажется и сам омега почувствовал неладное, его аромат усилился, а феромоны страха забивались в нос альфы. Омега задрожал, а затихшее в груди сердце Изаны вновь забилось с бешеной силой, когти и клыки удлинились. Альфа зарычал, устремив взгляд на замершего в дверях Шиничиро и сам не ожидая от себя, вонзил клыки в шею омеги, в место, где аромат был концентрированнее всего.
Омега всхлипнул, его ногти глубже вошли под кожу альфы и Такемичи замер. Его аромат стал более спокойным, а Изана всё не отрывал взгляда от Шиничиро, чувствуя во рту привкус крови и словно бы какого-то нектара — сладковато-пряного.
И лишь только когда Шиничиро осторожно вышел за дверь, держа руки на виду, Изана наконец отпустил омегу, как-то слишком осторожно зализывая собственный укус.
***
Седьмой проснулся глубокой ночью, чувствуя себя неприятно липким и уставшим, он помнил то, что произошло, отрывками. Словно целый день просто исчез из его памяти, единственное приятное чувство, оставшееся у него, это тепло. Омега даже не ощущал боли, как было при Ханагаки-сане, Такемичи просто чувствовал себя хорошо.
Он пошевелился, тут же понимая, что находится в объятиях спящего альфы и картины того, как альфа раз за разом наполнял его, то нежно лаская — будто боясь сломать, то вдалбливая его в кровать, как голодный зверь, пожирающий свою добычу, заставили омегу смутиться, пряча горячие щёки в мягкие подушки.
Изана пошевелился и Такемичи почувствовал, как альфа выскальзывает из него, с еще большим смущением осознавая, что до сих пор господин находился в нём, завязав наверное около пяти раз. Альфа плотнее прижал омегу к себе, утыкаясь носом в его шею — Изана спал, делая всё это неосознанно. И глаза Седьмого тоже стали слипаться, он чувствовал себя в руках альфы защищённым и нужным, такое непривычное нежное чувство, поселившееся в груди, приятно согревало сердце.
***
— Он завязал тебя? — Такемичи отступил, опустив взгляд в пол, желая оказаться сейчас как можно дальше от этого узкого коридора, в котором Манджиро его поймал, в буквальном смысле нагнав и заставив остановиться.
Уже следующим утром, проснувшись, Такемичи понял, что находится в комнате один, Изаны нигде не было, И Седьмой, надев свою рубаху вместо порванных альфой вещей, приступил к своей обычной рутине, периодически уходя в собственные мысли, больше не представляя себя бетой или альфой, а к своему стыду, он мечтал о господине. Омега ничего не мог с собой поделать, особенно когда внутренняя сущность ощущалась так ярко, будто то засыпала, то просыпалась, вновь испуская радостные феромоны, и за этим всем Такемичи слишком поздно почуял Манджиро.
— Отвечай мне! — Резкий хлопок у самого уха дал омеге понять — он в западне. Альфа поймал его в клетку собственных рук, заставляя вжиматься в стену. Душащий аромат феромонов заставлял сущность паниковать. Такемичи хотелось просто проснуться. — Отвечай, блядь!
Хлёсткая пощёчина и Седьмой бы без сомнения упал на пол, если бы не рука Манджиро. Он схватил омегу за ворот и встряхнул, ударяя головой о стену. Такемичи чувствовал, как его тело сотрясает мелкая дрожь — ему было страшно.
— Ты что, глухой?! — Шипел словно змея альфа. — Изана тебя завязал?!
— Да! — Всхлипывая, признался Такемичи, чувствуя, как Манджиро его отпустил, но не успел он расслабиться, как почувствовал руки альфы на своих бёдрах.
Альфа, не церемонясь, задрал подол юбки, прижимаясь к бедру Такемичи пахом.
— Сейчас, блядь! — Шипел он, и Такемичи почувствовал, как пальцы Манджиро грубо проникают в него. Внутренняя сущность ощетинилась и Седьмой, сам от себя не ожидая, оцарапал альфу, оставляя кровавые борозды на его шее и отталкивая Манджиро от себя. Чтобы в следующее мгновение бросится в сторону жилых коридоров.
Не успел омега и трёх метров пробежать, как оказался прижат к полу, упав и отбив себе грудь, альфа сел на него сверху, прижимая к полу.
— Я смотрю, ты совсем расслабился! — Заговорил Манджиро, а в следующее мгновение мир перед глазами потемнел.
В следующий раз, когда Такемичи пришёл в себя, его руки онемели и были подняты над головой, по сути он просто висел на собственных связанных руках, а его глаза были завязаны плотной тканью.
Такемичи чувствовал рядом с собой аромат Манджиро и просто снующих туда-сюда людей. Омега попытался пошевелиться, но стоило ему лишь двинуться, как его спину тут же обожгло болью, вынуждая закричать и качнуться вперёд, наконец опереться на ослабевшие ноги, но даже этого было мало, чтобы хоть немного расслабить руки.
Седьмой даже не понимал, что происходит, когда услышал такой знакомый до боли звук рассечения воздуха, а после его спину вновь обожгло болью, что-то тёплое потекло по его оголённой спине.
Омега всхлипнул, было больно и страшно. Страшно от того, что он ничего не видит, страшно от того, что он один на один с младшим из братьев Сано, даже несмотря на то, что вокруг множество людей, никто не остановится и даже не посмеет попытаться помочь ему.
Седьмой закричал, заливаясь слезами и пытаясь уйти из-под ударов, но верёвки не хватило даже для шага, а хлёский удар в очередной раз обжёг кожу. Такемичи чувствовал, как кожа на его запястьях медленно стирается. Внутренний омега забился в истерике и Седьмой, вторя ему, разрыдался еще сильнее, он даже не пытался контролировать собственные феромоны. Такемичи было больно и страшно — именно эти чувства были в его аромате.
Очередной удар плети и Седьмой чувствует, как под ним становится слишком мокро, он даже не понимает — это его кровь или моча. А Манджиро все не останавливается, заносит руку для нового удара и омега, даже не видя, слышит шорох одежды, и пытается сжаться в комок. Но это не спасает — плеть ложится ровно поперёк спины, заставляя Седьмого задыхаться от боли. Ему кажется, что даже кричать он больше не может.
Манджиро подходит к омеге со спины и шипит ему на ухо.
— Давно тебя не пороли, да? — Ладонь альфы ложится поверх израненной спины, а острые ногти зарываются в оставленную кровавую борозду, заставляя омегу визжать от боли и извиваться, причиняя себе ещё больше боли. — Ничего страшного, я напомню, где твоё место.
Манджиро хлопнул омегу по спине, чтобы сделать два шага и вновь оставить кровавую полосу на спине.
Минутное затишье позволяет омеге уловить принесённый ветром аромат Муто, скорее всего просто наблюдающий за этим альфа стоит у своей кузницы. А Такемичи слышит, как из воды Манджиро вынимает явно замоченную в соли розгу. Такемичи становится плохо.
Ему хочется молить о пощаде, просить остановиться, ползать в ногах Манджиро, лишь бы он прекратил. Лишь бы Манджиро, наконец, остановился. Но Такемичи молчит, молчит, как было всегда — так, как его учили раньше.
Альфа равнозначен господину, а господин подобен божеству.
Очередной удар рассекает кожу и разъедает рану солью, вынуждая Седьмого виться на месте, как свинку на скотобойне.
К омеге медленно возвращаются мысли, знания, о которых он позабыл, оказавшись под крылом господина Изаны. Он как слепой котёнок повёлся на тепло, а вместо груди матери попал в ведро с водой. Седьмой уже не перестаёт кричать между ударами, понимая, что еще немного, и на его спине не останется ничего, кроме открытого мяса.
Такемичи вновь слышит, как розга рассекает воздух, но удар не настигает его, вместо этого он чувствует стремительно приближающийся к ним аромат господина Изаны. И альфа был в ярости.
— Ещё один удар и я выгрызу твой кадык! — Кричит на брата Изана, останавливаясь всего в паре метров от подвешенного к столбу омеги.
— Да ну? Из-за какой-то омеги ты собираешься убить брата… — Безвольно повисший на своих руках, Седьмой слышал всё ехидство в голосе младшего Сано — от этого становилось не по себе, но ещё хуже было от давящего аромата и пульсирующей боли в спине. — Омега тебе важнее семьи?
— Не смей…
Манджиро лишь хмыкнул и вновь звук рассечения воздуха и его спину пронзает боль, на мгновение отключая все чувства и сознание, но не надолго. Седьмой, придя в себя, с удивлением услышал рядом с собой возьню. Ароматы Манжиро и Изаны перемешивались меж собой, пытаясь подавить друг друга. Такемичи был уверен, что они собирались порвать друг друга голыми руками, когда парней разделили, прижимая к земле, не позволяя шелохнуться.
— Вновь устроили сыр бор из-за омеги! — Голос отца Изаны заставил омегу задержать дыхание.
— Это мой омега! — Голос Изаны звучит сдавленно, но тем не менее в нём слышится сила и готовность отстоять каждую сказанную букву. — Мой!
Такемичи почувствовал, как рядом с ним остановился господин Макото, хотелось тут же закричать, как от удара. Седьмому просто хотелось кричать от безысходности, ощущение кого-то вроде Макото за спиной делало омегу жалкой букашкой под колесом колесницы.
Пальцы господина сжались вокруг тонкой шеи и Такемичи понял, он буквально почувствовал, что с каждым миллиметром, пока его шея сжимается в тонких, аристократичных пальцах — его жизнь ускользает.
— Макото… — Голос Мансаку Сано раздался совсем рядом, омега даже не почувствовал его присутствия. — Убери руки от этой омеги.
— Это яблоко раздора. — Спокойно отвечал Макото, пока омега чувствовал, как медленно сжимавшиеся пальцы остановились.
— Эта омега по праву принадлежит Изане. — Старик подцепил повязку, стягивая ее с глаз омеги, и брезгливо откидывая ее в сторону. — И вообще не понимаю твоих опасений, ты сам убил своих братьев и занял место главы.
Между мужчинами повисла тишина, а Седьмой отыскал взглядом прижатого к земле сразу тремя охранниками Изану, он не отрывал взгляда от Такемичи и, казалось, старался освободиться. Макото резко отдёрнул свою руку, убирая ее от шеи омеги, позволяя вздохнуть полной грудью.
— Я последую новому закону, потому что старый слишком жесток и…
— Просто Манджиро твой любимчик и ты знаешь, что Изана развивается лучше, чем твой сын… прекрати врать хотя бы в присутствии свидетелей. — Мансаку вынул из кармана нож, кажется заставив вздрогнуть сразу всех окружающих, но он лишь срезал верёвку, позволяя омеге, наконец, расслабиться, и ощутить боль в руках на полную. — Правитель своим указом лишь предал традиции нашего народа, хотя мы из покон веков грызли глотки за власть.
Мансаку хмыкнул, с вызовом уставившись на отца, и, сложив руки на груди, с вызовом заговорил.
— Эти времена давно уже прошли.
— Но вкус крови всё ещё на языке. — Старший альфа улыбался, чувствуя свою правоту. — Забирай Манджиро и не прикасайся к этой омеге.
— Ты уже давно не управляешь мной, с тех пор, как оставил пост главы.
— Да неужели? — Напряжённое молчание повисло между ними, пока Макото, наконец, не фыркнул, разворачиваясь и заставляя стражу отпустить Манджиро.
— Я ещё не закончил с тобой, Изана. — Напоследок проговорил отец и утянул младшего сына за собой.
Седьмой всхлипывал, сидя на земле, от боли и страха, от того, что однажды Манджиро никто не остановит и тогда…
Мансаку присел рядом с ним, поднимая на себя его лицо.
— Так вот оно, яблоко раздора… — Старик пошевелил усами, расправляя их пальцем. — Давно пора было их расшевелить. — Отпустив омегу, альфа поднялся, оборачиваясь к страже, что всё еще прижимали к земле Изану. — Долго вы собрались валять в грязи вашего господина?
Моментально Изану отпустили и тот, даже не до конца поднявшись на ноги, словно не видя ничего перед собой, кинулся к омеге, обхватывая его лицо ладонями и стирая слёзы.
— Когда я был еще совсем малышом, мой дед рассказывал о том, как раньше омеги всегда были причиной большинства смертей. — Мансаку подошёл к Изане со спины, не обращая внимания на низкий предостерегающий рык. — Много времени прошло, но омеги всё ещё манят нас…
***
Лекарь беспрекословно выполнял свою работу, стоило Изане пригрозить, что если тот что-нибудь сделает не так, он его посадит на кол. В итоге бета даже не произнёс и слова на то, что отрабатывал раны потерявшего сознание омеги, пока его помощник зашивал небольшие разрывы на лице альфы.
Изана привык прислушиваться к своей сущности, она столько раз спасала его и вела вперед. И сейчас его альфа хотел только благополучия лежащему на столе омеге, раны на котором осторожно сшиваются умелыми руками мастера.
Злость, бурлящая внутри, в данный момент была приглушена беспокойством. Изана никогда не обращал столько внимания на кого бы то ни было, сколько достаётся этому омеге. В начале он был просто полезен, после стал приятным существом рядом, как домашний любимец, а совсем недавно Изана неожиданно осознал, что это маленькое существо дорого ему. Изане не хотелось потерять его. И когда он, находясь в кабинете отца, услышал крики, доносящиеся из приоткрытого окна, сердце на мгновение замерло, а после он сорвался на бег, не слушая слов отца, не обращая внимание на встающих на его пути людей. Словно его зрение сузилось до небольшой точки.
Он хотел разорвать брата на мелкие части, наплевав на свидетелей, наплевав на кровные связи, абсолютно на всё.
Лекарь сделал последний стяжок, начиная перевязывать всё еще находящегося без сознания омегу. Чтобы после Изана мог аккуратно поднять его на руки и отнести в свою комнату, встретив на пороге Шиничиро, что был достаточно любезен и открыл перед ним дверь.
— Манджиро сильно пострадал… — Заговорил брат, не дожидаясь, пока Изана опустит омегу на кровать. — Я просил тебя быть более сдержанным с омегой, но это не означало, что ты должен был убивать за него, он всего лишь омега, то, что ты сделал с Манджиро…
— Это мой омега. — Изана накрыл Такемичи лёгким одеялом.
— Манджиро твой брат! — Шиничиро повысил голос, делая шаг в направлении альфы.
— Отвратительная пародия на человека. — Спокойно поправил его Изана.
— Почему ты так его ненавидишь? Он твой младший!
— Он мне противен. Манджиро всегда был любимчиком отца, он был для него на первом месте. Отец всегда ставил его выше меня. — К собственному удивлению, Изана даже не чувствовал обычного раздражения, говоря о брате, он ощущал сейчас лишь усталость.
— Но это не так!
— Открой глаза, Шиничиро, для отца нет никого дороже Манджиро — он лучшее его произведение.
— Не неси чушь!
— Это так, брат. — Изана вздохнул, садясь рядом с омегой, заправляя его волосы за ухо. Сейчас Такемичи выглядел таким спокойным, альфе хотелось, чтобы так было всегда.
— Нет. — Изана молча поднял взор на брата, а после вздохнул.
— Я не хочу с тобой спорить, просто прими всё как есть. — Поднявшись на ноги, он подошел к двери. — Тебе пора.
— Изана!
— Уходи, я не хочу с тобой разговаривать.
Шиничиро возмущённо открыл рот, но после тяжело вздохнул, и опуская голову, пошёл на выход, задержавшись на мгновение рядом с Изаной.
— Омега не стоит того…
— Уходи.
