Посмотри на меня

Он удерживает её за руку силой. Такое происходит впервые, это кажется безумием и наказанием, благословением и подарком, потому что впервые за две недели его кожа сливается с её, его тепло оставляет ожоги на её ледяных запястьях.  Дани, правда, хотелось бы сгореть прямо здесь, потому что с того вечера чувствовала себя нормально один единственный день – дома у Чонвона, у чужих людей. Способность дышать полной грудью и чувствовать ветер на щеках дарит ей только один человек, которому она готова отдать всю себя. Что взамен? Глаза в глаза, вырвать руку не получается, а, может, и не хочется вовсе. Необходимо выслушать, понять и принять любые его слова, потому что без него дальше будет хуже, совсем никак. Марш впала в зависимость и держится за неё двумя руками. За все время игнорирования хотела вызвать скорую пять раз, столько же хотела сделать непоправимое. Исчезнуть, в любом случае, легче. Особенно, когда твой мир сужается и становится одним лишь человеком. Почему никогда не взаимно? — Постой, я прошу тебя, — шепотом и сразу в объятия.  Если он скучал, то можно простить абсолютно всё. Пусть он выбрал другого, никто не имеет права обладать им полностью. Пусть он знал, что тот вечер станет одним из худших снова, но все равно пошёл с другим, – ладно. Обо всем можно забыть, если он продолжит гладить по спине под ветровкой.  Впервые он обнимает настолько крепко, будто боится потерять или больше никогда не увидеть. Правда в том, что Даниэлль здесь могло уже не быть, и он знает.  Он ведь всегда обо всем знает. — Почему, — шепотом в ответ, а глаза щиплет из-за накатывающихся чувств, — почему ты оставил меня? Ещё крепче – воздуха катастрофически не хватает, и ладно. Пусть она испарится в его объятиях, а не в собственной ванной с запотевшими зеркалами и красного цвета разводами. Забавно, что была близка. — Я никогда не сделаю этого. Дани хочет верить, но нет, он ведь уже сделал. Правда у каждого своя, а истина одна: её никто и никогда не любил. От родной матери до чужого человека, ставшего самым близким, – ни одна душа. Нельзя путать привязанность с любовью, то же самое с жалостью. — Почему ты меня не любишь? Знать не хочется.  Он молчит, но хватка его не становится слабее ни на секунду. Он, словно якорь, удерживает её лишь на своих руках. Кажется, прямо сейчас он узнает, каково это, когда кто-то близкий умирает на твоих руках. Считает ли он ту, чьи слезы обращены к нему, близким человеком? — Я люблю тебя, Рики, — самое честное. — А кого любишь ты? Шелест листьев, прохладный вечер, запах асфальта после дождя, собирающиеся на небе облака.  — Дани… — Почему не я? Она останется одна, потому что.  — Я, — его голос звучит запредельно громко, хотя его едва ли услышал бы кто-либо, кроме неё.  Мимо проезжает велосипедист и обливает щиколотки холодной грязной водой из луж, но не волнует. Последний вечер, когда она может принять от него мнимую нежность – важнее всего остального. Важнее собственной жизни. — Теперь ты оставишь меня навсегда? — Нет. Один шаг в бесконечность.

***

before… Посиделки с друзьями иногда кажутся необходимостью для здоровья. Джей, если честно, соскучился по возможности собраться с близкими и просто отдохнуть, играя в бессмысленные игры и заливая в себя дорогой алкоголь. Разница между вечеринками во время подросткового возраста и сейчас – качество алкоголя.  Сонхун выпивает шот, закидывая голову назад – это привычка для, как выражается Хисын, «показухи» немного подбешивает окружающих, но вот, к примеру, Чонсону и Чонину абсолютно все равно. Интересно, что старший сегодня не смог, ещё интереснее причина.  Стыдно признавать, но без Ли немного страшно, ведь в компании он является именно тем, кто удерживает такой необходимый баланс.  Чонин нарезает лимоны и делает бутерброды, пока Сонхун ищет карты. Пак, конечно, скоро их найдёт и начнёт показывать фокусы, а после они сыграют. Так и происходит, Ян слышит с кухни веселый смех двух друзей, смешанный с криками журналиста, и счастливо улыбается. Привязанность и доверие вытекли из дружбы длиною в половину жизни.  — Раскладывай карты, — кричит Сонхун, уворачиваясь от очередного шуточного удара.  Такие дети.  Чонин выходит к остальным и раскладывает стаканы для сока, а после приносит и закуски с фруктами, слушая краем уха разговоры друзей: какие-то перепалки, бессмысленные шутки, передразнивания – все, как всегда. — Раскладываю карты на столе, — серьезно вздыхает Джей, на автомате выполняя свою обязанность, — а мог бы…  Или уже не дети. Сонхун взрывается смехом, толкая брюнета в плечо. Они явно думают об одном и том же, раз так весело переглядываются и продолжают смеяться. Ян чувствует удар по колену, потому что он, хоть и понял шутку, не знает того, что так веселит его друзей. Почему?  Правда в том, что Чонин и Чонсон абсолютно всегда были ближе, чем с кем-либо другим. Компания строилась на фундаменте, коим являлись два парня, чья дружба перенесла больше, чем можно себе представить. Тогда почему сейчас Сонхун, который никогда не отличался любовью к разговорам о личной жизни, знает больше? — Боже, вы до сих пор не научились играть, — ликует младший, показывая язык Джею и Яну.  Второй Пак лишь пожимает плечами: — Дуракам везет. Чонин посмеивается, но противное чувство в груди не думает исчезать. Чувствовать себя третьим лишним в компании друга и лучшего друга – омерзительно. Не знать чего-то сокровенного о Джее – ещё хуже. Ян закусывает губу до крови и не чувствует боли. — Кстати, Джей, когда улетаешь? — спрашивает будущий архитектор и натянуто улыбается. Прощаться с близким не хочется – это трудно, больно, долго и просто ужасно. Перед первым курсом Чонину пришлось пережить не только нервный срыв из-за поступления, но и отсутствие поддержки в качестве лучшего друга, на тот момент самого дорогого человека. Чонвон был слишком мал для того, чтобы понять проблемы и переживания старшего брата, а родители сосредоточены на бумагах и престиже университета.  — Примерно в феврале, — отвечает Чонсон, на что Сонхун весело свистит. — У тебя же были билеты на декабрь, из-за чего поменял? — Чонин не знал.  Волна, похожая на истерику, подступает от груди к горлу, но пока что не достигает мозга. Способность думать и трезво оценивать ситуацию постепенно покидает, но Ян лишь продолжает молча следить за спокойным на вид Джеем и веселым Сонхуном, вливая вместе с этим в себя больше напитков. — Или из-за кого? — смеется Пак, разглядывая Чонсона, который улыбается, но его выражение лица выдает напряжение. Ян знает его наизусть.  Сонхун откидывается на спинку кресла и довольно жмурится, пережевывая апельсин. Сезон заканчивается, последние сладкие фрукты в календарном году. После можно будет купить привезенные, они совсем немного хуже по вкусу, но сильно дороже в цене. — Слушай, а это не из-за того человека? — начинает Пак, а Джей останавливает руку на полпути к стакану с соком. — Помнишь, мы встретились на прошлой неделе в пятницу? Представляешь, хён, шёл он такой довольный, прямо светился. Я у него спрашиваю, на свидании ли он был? А он смеется. Видимо, правда кого-то нашел. Ян не имеет подобной привычки: выкладывать абсолютно все про друга при любом удобном случае – увольте, однако журналисту он прямо сейчас благодарен. Узнать, что у лучшего друга назревают отношения здесь, в родной стране, – полезно. Жаль только, что этот самый друг не удосужился рассказать самостоятельно о подобном. Неужели период их близости прошел? Шутка, которую пропустил Джей, относится к человеку, о котором они говорят сейчас? Знает ли Сонхун имя, возраст и социальное положение? Чонин вот нет. Опьянение не позволяет трезво оценивать ситуацию, голова кружится, и Ян вдруг вспоминает, почему пьет редко и мало. Состояние сейчас – хуже некуда, а выпитое его лишь ухудшает. Не зря всегда учил младшего брата не думать о спиртном, как о чем-то крутом или похвальном. Чонвон не имеет пристрастия к вредным привычкам – и славно.  Старший тянется к телефону и проверяет сообщения. Чонвон написал о необходимости купить молоко домой, когда брат поедет обратно. Провести пальцем вниз, мотая переписку вверх – полное безумие. Найти в диалоге число, соответствующее прошлой пятнице – полнейший бред. «хён, скажи родителям, что буду поздно, я гуляю»

«Хорошо, аккуратнее»

«А с кем?»

«с хёном, не волнуйся!» Возможно, Ян перепил. Из памяти совершенно вылетело, о каком хёне говорил младший, их ведь должно быть много, верно? Необязательно думать о своем лучшем друге в этом контексте. Реакция Джея на встречу с младший братом Чонина не могла быть такой, какой её описывал Сонхун. Нет, этого просто не может быть. — Вау, козырь!  Валет пик.  Чонин внимательно разглядывает карту, которую по невнимательности бросил Чонсону. Ходить с козырей в середине партии – глупо, но сердце пропускает несколько ударов.  Джей жил в стране, позволяющей намного больше, – раз. Чонвон стал слишком часто ходить на прогулки со старшим – два. Младший Ян выходил в пятницу с тем, кто мог быть Чонсоном, – три. — Чонин? — Похоже на Чонвона, — тише, чем обычно, вдруг заявляет Ян и смотрит другу в глаза.  — Что? Вдох-выдох.  — Валет пик похож на Чонвона, разве не так? — Сонхун начинает басню о том, как его бывшая девушка гадала на игральных картах, но его никто не слушает. — Ты хочешь его забрать, Джей? И в этом тоне, переходящем на шепот, намного больше, чем во всех разговорах за сегодняшний вечер. Ян задерживает дыхание, это же делает и Чонсон, не позволяя себе оторвать взгляд от того, перед кем, возможно, реально провинился.  — Да, я хочу забрать его. — Зачем? — Мне нечем отбить этот козырь, хён, — нервный смешок не спасет его от надвигающейся бури. Не следил за словами и попался на самую слабую удочку.  — Ты этого не сделаешь, — как попытка спастись. Карта, ранее лежащая на столе, оказывается в руках младшего. Этот жест больше похож на начало войны. — Я уже его забрал. — Ты можешь уйти, иначе, я клянусь, я ударю тебя? Он уходит, оставляя после себя недопитый алкоголь, карты, среди которых спокойно лежит валет, и кучу недосказанностей. Он уходит, признавая тем самым, что все, о чем думал или чего боялся Ян, является правдой.  Пожалуй, впервые Чонину настолько страшно.