Место для чуда

— Селина, я хочу тебе помочь.       Она с явным подозрением смотрела на него, вжимаясь всем телом в жесткое кресло. Она мало что помнила. Только крики детей (ужаса?) и то, как его подняли к груди знакомые сильные руки. Он её снова спас. Сердцем она понимала, что тот не обманывает её, тем более все его поступки говорят об его хороших намерениях. Всё это она понимала хорошо, так как имела сильную эмпатию. А вот что делать с умом, прямо кричит о его странной натуре. И в этом тоже была доля смысла. Он её знает максимум неделю и утверждает, что не предаст и всё у неё будет хорошо. Красивые слова, не поспоришь. — Со мной всё хорошо.       Она не верила в свои же слова. Прошло всего ничего с того дня, как они познакомились, начали вместе жить и думать о друг друге как о семье. И, вполне возможно, что это было совершенно ненормально с его точки зрения. Никто не смог бы полюбить чужого ребёнка, свалившегося как снег на голову. К тому же, даже в сказках никто не может кого-то полюбить так чисто и невинно, чтобы мириться с всеми этими недостатками и проблемами.       Она точно не хорошая девочка. В прошлом точно.       ...Радость переполняла её, словно она воздушный шарик, было большое желание прыгать и визжать от восторга. Жаль, что нельзя, иначе все заметят отсутствие любимого всеми шестилетнего крошки, который размером почти с подростка (потому кто-то слишком много ест), поймут, почему её самой нет нигде.       Размышления над поступком придут потом, сейчас же кулаки работают, как отбойные молотки, отрабатывая все заученные ранее удары. Уроки от дяди не идут даром, хотя странно, что он учит пятилетнюю вот так племянницу драться. Но всё же приходит с опытом, верно? Как симфония... она и не знала, что мальчишка может издавать такие низкочастотные звуки, словно девчонка при виде паука. Спорный момент для неё, так как насекомых она не боится. От возникшего в воздухе напряжения хотелось встряхнуть с себя всю ответственность за происходящее. И эта атмосфера ей никак не нравилась, предвкушала сладкий вкус возмездия, а тут... он даже драться не умеет без туповатых товарищей. Но всё же это лучше, чем совсем ничего. Селина с притворной, словно на неё временно надели маску, ласковой улыбкой подошла к лежавшему на земле мальчишке.       Да, завтра его будут все жалеть, говорить о том, как плоха та гадкая и нехорошая девчонка, не только тронула его, но и побила, как какую-то тряпичную куклу. Из-за неё его авторитет подрастет. Ему будут тайком дарить сладости и комплименты, касающиеся его храбрости. Он... ничего не ответит и не понесёт наказания от взрослых. Почему именно она должна делать грязную работу и проводить воспитательные работы, когда для этого существуют родители? Ах да, потому для них эти детишки всегда останутся хорошенькими и чистыми. И как от них отличается тихая девчонка с диким нравом. Никто в здравом уме не дерётся с улыбкой на лице и с нескончаемыми слезами. Впрочем, она сама давно сомневается в здравости своего сознания. Ну и пусть, никому до этого нет дела.       Селина рывком подняла, как мешок картошки, тело того, кто говорил об её слабости и смеялся над её слезами. И кто тут теперь ведёт себя как плакса? Даже смотреть на него противно: по его лицу размазаны травинки, грязь и слёзы, и из носа обильно течёт кровь, а под глазом гордо, словно флаг, красуется фиолетовый синяк. И всё это сопровождалось смачным всхлипыванием и еле-еле слышной мольбой о пощаде. Забавно, а когда-то она тоже говорила так, когда разорвали любимую книгу и таскали за перья, потому что тогда она обозвала эту банду, очень даже резонно, головорезов невоспитанными дураками.       Кажется, именно это и называют сладким чувством выполненного долга, когда хочется бить его дальше и долго, до собственного изнеможения и хрипоты, смеяться над тем, как он сам всё тише и тише кричит. Что интересно, сам он в компании друзей сам же отыскивает слабых и беззащитных детей и издевается вместе с ними. Если так, то она делает доброе дело, выбивая из него дурь из головы (хоть и малую часть, а всё же). Чтоб тому неповадно было говорить подобные слова!       Никогда, ни при каких обстоятельствах, она не станет такой же, как и её мать. И он это поймёт с следующим ударом ноги, направленной прямо в грудь, где трепещет его трусливое сердце — Как же мне хочется, чтобы вы все исчезли!       И это только с одним их главарем столько мороки, а с другими ещё нужно потихоньку разобраться. Конечно же, когда один останет от всех, тогда и предстает идеальная возможность. И ещё тогда нужно переходить на драку, когда переходят все границы дозволенного. Вроде как плохо делать что-то подобное, но... как быть, если никто не может защитить и приходится быть такой... плохой девочкой.       ...Она и сейчас плохая девочка, раз считает, что достойна прощения. — Я понимаю твои опасения, мой лунный свет. И я знаю о том, что случилось. Я смогу тебя защитить.       Сонни ловко прижал её к себе, не отпуская ни на миллиметр, словно она только отойдет от него и случится что-то ужасное. Он знал о её лжи, понял всё тогда, когда начал прислушиваться к её словам и самой интонации. У неё безусловно имеется причина для лжи, вот только у этого метода есть неприятное свойство: оно затягивает, как болото, и долго не отпускает. Разве ей нужны такие страдания? Он тоже в своё время лгал: маме, что он счастлив всегда на работе, племяннику, что скоро закончит и пойдёт спать, самому себе, что ему больше ничего не нужно. Ложь даёт лишь иллюзию, такую тонкую грань, напоминающую стекло. И эту поверхность так легко сломать.       Сонни вгляделся в её измученное лицо. Её слезы блестели как синий лёд. Они шли ровными потоками по щекам и, что особенно пугало, так это тишина. Она плакала, не издав ни единого всхлипа. И всё же можно было заметить и какую-то решительность. — Я... боюсь доверять. Мне хочется рассказать всё и... снова боль... накрывает... И я устала от этого!       Он ничего не сказал в ответ, лишь обнял ещё крепче, позволив ей вылить на него всю печаль, скопившуюся за эти годы.       ...Селина задумчиво вглядывалась в потолок, вспоминая запутанный момент в своей биографии. С одной стороны, она делала не совсем хорошо, когда решала проблемы дракой, однако, с другой стороны, ей ничего не оставалось делать, кроме как защищаться. Дело десятое, когда от разборок становилось легче на душе (на самом деле, это было обманчивое спокойствие). Всё это давно прошло, а последствия остались. Она не может быть хорошей девочкой после таких поступков. Но, может быть, если она постарается, то её примут.       Даже заботливый взгляд «брата», смотрящий так на неё перед сном, не даёт покоя. Может, если она прогуляется по поезду, то потом будет полегче спать. Говорят, усталость способствует хорошему сну. Или же разговор с хорошим троодоном всё расставит по своим местам. Только ему хочется... пусть отчаянно, но хочется доверится.       Снова и снова. Как сегодня, так и в другие дни.       Новая новость пришла тогда, когда её не ждали, а именно во время ночного дежурства, когда он только отошёл, чтобы чем-то перекусить. Поел, называется. Сонни долго и шокированно смотрел в лицо любимой мамочки, придумывая нужные слова для комментария или хотя бы одного единственного вопроса, чтобы не довести её до яркого приступа эмоций. Наконец, он выпил стакан воды, любезно предоставленный таким же взволнованным Ромалом, и захрипел: — Какой детский дом? Мама, всё уже решено и я всё хорошо обдумал. Не к чему этот разговор.       И ей сразу не понравился его решительный тон, словно сталь слили с ртутью, настолько сильный и чуточку ядовитый тон. — У меня просто открылись глаза, особенно после той фотографии. Так она нас просто опозорит! Поэтому её стоит отправить в детский дом, желательно в другой, подальше от города троодонов. Я лишь хочу, чтобы у тебя был нормальный ребёнок.       А что она ещё должна была подумать, когда нашла странную фотографию троодона с следами побоев и с припиской сзади «вот это подвиг в пять лет»? Ей тогда было всего пять лет, а она уже вела себя отвратительно и неподобающе юной леди. С ней репутация идеальных троодонов и совершенной семьи будет разрушена. Да и в целом, приобщаться к такому прошлому просто нет смысла и желания. Табита уговаривала саму себя, что делает всё лишь ради счастья сыночка, который с раздражением рычал на неё. Только вот Селина всё услышала и быстро приняла решение. Поезд как раз высадился.       ...Селина молча отошла и присела прямо на пол, обхватив голову руками. Ей нельзя в детский дом, там же обязательно разузнают подробности её прошлых проделок и будут новые издевательства, только на высшем уровне. Чем старше дети, тем изощрённее становятся их попытки самоутвердиться. И даже если она сможет постоять за себя, не факт, что потом жизнь сложится удачно. Впрочем, она всегда, почти с момента осознания себя, понимала, что с такой семейной историей ей ничего путного не светит. Отец ушёл из-за того, что усомнился в верности жены, та, в свою очередь, закрутила светскую жизнь с бесчисленными романами, и дядя, нормальный троодон, но с странной любовью ко многим вещам.       Что-то словно толкнуло её в спину. Ей надо бежать.       Она бежала так, словно за ней гнался свирепый хищник, жаждущий насладится её плотью. В боку уже беспощадно кололо, как будто туда вонзили булавку, но она не смела останавливаться. И она бежала даже тогда, когда дыхание сбилось окончательно и появилась привычная одышка. Всё это так неважно, чем тот, кто гонится за ней. И уж точно он не будет говорить ласковых слов насчёт её нехорошего поступка. И это заставляло Селину бежать из последних сил, несмотря на нарастающее чувство сонливости. И она остановилась лишь тогда, когда её окликнул знакомый голос, от которого хотелось спрятаться. — Селина! Да постой же!       Наказания не избежать, за любые, даже самые мелкие шалости, идёт расплата. И она это слишком хорошо понимает, именно поэтому Селина покорно стояла, вслушиваясь в приближающееся сбитое дыхание. Что же, если повезёт, то она более менее сможет поспать на одном боку, так как другой, обычно, после наказаний сильно болит. Так же ведь воспитывают невоспитанных детей. И она всё ждала, не поворачиваясь к нему, когда же прибудет первый удар или ругательство, даже закрыла глаза от волнения. Как же сейчас сердце болит. Ничего не произошло из того, что она ожидала. Вместо этого он просто опустился перед ней на колени, как тогда, и с мягким тоном произнес, как когда-то давным-давно, в те времена, когда его племянник был маленьким и впечатлительным ребёнком: — Не бойся, я тебя не оставлю. Пойми, я просто хочу тебе помочь, но это трудно, когда я не знаю полностью, что тебя тревожит. Я знаю, ты не хочешь остаться в одиночестве.       Как оказалось, слова поддержки могут стать пусковым крючком. — Нет! Ничего я не боюсь! Из-за меня... разрушилась вся семья. Не хочу, чтобы и вы пострадали.       Селина кричала изо всех сил, пытаясь показать, насколько она испорчена, нет смысла ей помогать и вообще, его мать не хочет её видеть, поэтому нет никаких аргументов в её защиту. И каждое слово становилось всё тише и тише, пока она сама не осела на землю, тяжело вздохнув. Как же ей хочется спать. Похоже, жизнь не такая уж серая и однотонная, как думалось раньше. Иначе как объяснить, почему он не оттолкнул её от себя, наоборот, обнял, словно она и вправду ему дочь. — Спасибо, п-п-папочка...       И стало почему-то легко на душе и в теле.