Место для чуда

      Сонни выдохнул с немалым облегчением, когда она уснула на его руках, перед этим проворчав о чем-то. Какая маленькая и хрупкая, а сколько копила внутри себя, чтобы потом перед ним вылить своё отчаяние. Её можно понять, с новой жизнью приходят сомнения, подходит ли она для этой семьи, не мешает ли и тому подобные вопросы, от которых голова болит. Странное дело, он считал её почти нормальной девочкой, разве что кроме тех моментов, когда у неё что-то замыкало. Но что такое нормальность? Он и самого себя считал не совсем подходящим под эту размытую категорию. Фронт работы предстоит серьезный.       Он медленно шёл, вслушиваясь в её умиротворённое дыхание, и улыбался тому, как она цеплялась за него даже во сне, как будто думала, что он её сейчас бросит. Ему остаётся только поверить её словам про родителей и информации Сайласа, так как думать об этом не особенно хочется. Если они бросили на произвол судьбы такое маленькое чудо, то это их большая ошибка, а он так не поступит. Даже если у неё откроются какие-либо секреты, он не оттолкнет и не бросит. Так ведь? Сонни раздражённо покачал головой. Дурацкие мысли у него приходят поздно ночью.       Впрочем, обычные динозавры в это время спят, а не разбираются с сломанной психикой ребенка. Хотя что тут скажешь, он как приёмный родитель является очень внимательным и осторожным в таких вещах. Только вот всё равно приходится расспрашивать о горестных воспоминаниях и раздирать шрамы прошлого. Опять же, ради блага разбитой души.       И Сонни понимал, что ссоры с мамой не избежать. Она стояла прямо у входа поезда, скрестив руки на груди — так она проявляла некую степень нетерпения. И, вполне вероятно, ей не понравилось, как он оскалил на неё зубы, и бросился вслед за ней. — Сынок, я понимаю, у тебя доброе сердце, но такие дети... Ты из-за неё можешь пострадать.       Табита проговорила заранее подготовленную речь так быстро, словно устраивала конкурс по скороговоркам. Она же хочет ему большого счастья, а та девочка, при всём желании, не умеет владеть своими эмоциями и срывается очень и очень не вовремя. Она уже устала объяснять семье Птеранодонов её характер. В конце концов, она же старше его, значит, имеет все права на решающее слово. Именно поэтому она всё стояла и смотрела, не моргая, как её любимое дитя держит в руках ту самую девочку. Не понимает она его намерений. Она не всегда думала об имидже своей семьи, просто ей хотелось, чтобы у её сына была хорошая семья. Не то чтобы у неё плохая, но... муж пропал, дети не поддерживают связь, внук просто буря эмоций, а сын единственный, кто всегда рядом с ней. — Пойми, мама, она просто боится нам доверять. Ты думаешь, что я о тебе забуду из-за неё. Но знаешь, это эгоистично с твоей стороны — делать такие требования.       И Сонни очень надеялся, что в конце концов она его поймёт, а пока что он отнес сладко спящую дочурку в спальный вагон, благосклонно приняв ослепительную улыбку Ромала. Тот рад, что справедливость восторжествовала и он сможет в дальнейшем пытаться общаться с милашкой. А какие вкусности он заготовил. Сонни старался верить, что когда-нибудь любимая им мама поймёт его решение, но надежда на это таяла, как мороженое на солнце. Да, Селина не всегда делала правильные вещи и понятные на взгляд вещи, вот только объявлять об её опасности глупо по меньшей мере. Ей всего восемь лет.       На этой мысли он запнулся и призадумался. В жизни всякое бывает, он много чего видел и потому понимает, что случай с Селиной не является единичным. Да, каждый случай индивидуален, но источники до банальности одинаковы. Враньё и недоверие разъедает счастье в семье быстрее, чем время пожирает железо.       Если же думать о собственной семье... С какого момента семейная идиллия пошла под откос? Прямо с того момента, когда он принял её в семью? Или при том выбросе негатива и раскрытии её душевной боли? Может, именно тогда, когда ему показали ту треклятую фотографию? Сонни не знал, что и думать при анализе прошедшей недели и вчерашнего дня. Прошло всего ничего, а столько событий, немудрено, что Селина до сих пор является зажатой девочкой. Хотя кто за неделю станет увереннее?       Кондуктор тихо сказал, ощущая, как собственная голова тяжелеет под напором головной боли: — Ромал, думаю, стоит отправить её ко мне домой. Ей нужно отдохнуть и я не хочу навязывать ей общение с детьми.       Он всё вглядывался в её спящее лицо, на дрожащие ресницы, на которых можно было заметить капельки слёз, и руки всё дёргали край одеяла, словно она даже во сне не верила, что всё будет хорошо, кажется, только несколько секунд спокойствия и что-то снова произойдёт. И ему не хотелось, чтобы её нервозность дошла до его уровня, может, даже выше, чем позволено ребёнку. Её нужно отправить домой, там по-любому тихо и мирно.       Сказать по правде, Сонни не особенно долго раздумывал над принятием за секунду придуманного решения проблемы. Если подумать, то именно в местах большого скопления динозавров Селина, что называется, срывается и чувствует себя неуютно. Конечно, рано или поздно ей придётся привыкать к обществу динозавров, не принимающих простой отказ от общения, а пока что можно дать ей шанс остаться наедине с собой. Иначе говоря, он решил устроить конец кругосветки лично для неё. Сам-то он должен продолжать работать, иначе горячо любимая мамочка решит опять провести с ним воспитательную беседу, а ему это никак не нужно. Да и не хочется снова и снова говорить о невиновности девочки, которую жестоко потрепала жизнь. И из-за чего? Только потому что она отличилась от своих родителей одной только внешностью? Дикость лично для него.       Ромал энергично похлопал его по плечу, крепко обнял, потом с умилением посмотрел на умиротворённую Селину, быстренько чмокнул её в щёку, размышляя над её незавидными нервами, и снова захватил его в плен объятий, тихонько смеясь. — Так и думал, что ей нужно было привыкать к новой жизни именно рядом с тобой. Помнишь? Ты тоже был на неё похож.       ...Селина понимала только то, что вообще ничего не понимала. Едва она только встала, ощутив при этом лёгкое покалывание в голове, так её сразу же подхватил на руки самый добрый троодон, которого она когда-либо встречала. Он смотрит на неё с понимающей улыбкой, всё гладит по голове и шепчет милые слова. Она ничего не понимает. Этот факт прочно застрял у неё в голове. — Папа... а что же случилось?       При одном слове «папа» стало намного теплее внутри. Быть может, ещё рано говорить такие слова, может быть всё это выглядит со стороны очень развязно, может... впервые в жизни ей не хотелось думать о последствиях своих слов. — Сейчас мы с тобой покушаем и пойдем ко мне домой. Будешь там жить и меня ждать, а я буду работать и всё думать, когда же кончится этот долгий день. И грустить немного       Перспектива показалась интересной и хорошей. — Почему ты будешь грустить, папа?       Сонни неловко улыбнулся. — Потому что без тебя не так уж и спокойно на душе.       ...Ромал умиротворённо замурчал от удовольствия. Какая прекрасная жизнь! Никого шума, только тишина и спокойствие, никто из детей не бегает рядом и не просит принести закуски, а если к ним подходишь, то долго выбирают из всяческого разнообразия рыб и мяса. Хотя по его мнению рыба одинакова. Никто не надоедает и ничего странного не происходит, ну, как в последние дни, то крошка Селина волнуется, то миссис кондуктор не доверяет той самой девочке. Он сидит и пьёт чай без всяких там мыслей о неприятностях. Благодать, да и только. И можно было бы расслабиться по полной, но грустное лицо Сонни встало проблемой перед ним, игнорируя всем видом позывы отдохнуть. Не то чтобы он против его страсти к чистоте, но протирать один стол целый час очень странно и нелепо. Тем более с таким убийственным видом за таким мирным занятием.       В конце концов, Ромал не выдержал. — Знаешь, мой милый друг Сонни, ты мне очень напоминаешь одну дамочку. И кто же это может быть?       Давным-давно понял Сонни, что во время шуточек от друга стоит промолчать, иначе он много чего наговорит и не всегда по делу. А что он может с собой поделать? Да, он волнуется за милую девочку и в этом нет ничего странного. Всё же он её приёмный отец и мать в одном большом флаконе. Собственно, он же сам отвёз её к себе домой и подробно всё разъяснил, где что лежит. Рассказал о правилах безопасности, хотя, если вспомнить, она смотрела так, словно он говорит очевидные вещи. И что с того, что ей восемь лет? Дети имеют тенденцию к исследованиям и даже стеснительная Селина в этом замешана. Эх, кто же знал, что при том нехорошем разговоре о детском доме она будет присутствовать? Зато она рассказала о своих чувствах и впервые назвала его папой.       Сонни мечтательно улыбнулся. В последний раз его так называл племянник, да и то когда тому было где-то пять лет. Теперь он подрос и называет его дядей, как и положено. А в случае с ней всё совсем иначе. И это так воодушевляет на новые поступки для неё. Как она посмотрела на него, когда он сказал, что его библиотека принадлежит и ей. Этот взгляд надо было запечатлеть на фотографии. Да, ещё стоит подумать и о семейном фотоальбоме, ведь она часть его семьи. А что же касается его мамы.       Может, что-то изменится. — Не волнуйся, Ромал, я умею ждать окончания дня.       Если только стол не сгорит от яростного трения, то Ромал ему поверит.       ...Табита с интересом разглядывала злосчастную фотографию и качала головой. Ну и ну, послушный сыночек, самый умный и лучший среди всех её посредственных детишек, решил пойти против её воли и взял под опеку... кого? Девочку, которая часто плачет, не смеётся и пугает пассажиров своими выходками. Как тогда бедная Тайни испугалась при её приступе. И сынок её защищает и бережет, как сокровище, и не допускает ни единой мысли о переводе её в другой детский дом. Если только сынок не соврал, что взял её из детского дома. Но зачем же ему врать своей же мамочке? Если же говорить о преимуществах, то... хм-м-м, такой ход имеет смысл. То есть он побоялся сказать ей правду и потому ничего не рассказал. А с интуицией и логикой у неё всё нормально, ведь документа о взятии ребенка из детского дома она, как бы не старалась, никак не могла найти. И с того момента пошло тщательно скрытое недоверие. Но что же ей теперь делать с его выбором? Настоять на своем и показать себя в роли плохой матери? Или же поддаться ему и, где-то глубоко в душе, не понимать и не принимать его выбор? Лучше уж мир в доме, хоть и с тайнами, чем вражда между всеми из-за одной маленькой девочки. Да, она покажет ему, какая она хорошая мать, раз «соглашается» с ним.       ...Сонни задумчиво смотрел на дочь, что с большим аппетитом уплетала овощной салат, приготовленный им самим, и всё старался придумать хорошее решение для всех возникших преград. Селина явно не хотела подкидывать новую задачку и это очевидно. Кто после кошмара останется в весёлом расположении духа? И, что очень естественно для обычного ребёнка и необычно для неё, она рассказала о своих страхах ему, что достойно похвалы за одну только искренность, но... теперь ему придется снова решать вопросы, а ведь он думал, что с последнего разговора с её дядей всё более менее решено.       Что же, наивность у него всегда имелась, как и специфичное чувство юмора. Он всё крутил и вертел в руках ложку, не решаясь притронуться к еде, хотя на столе были самые сладкие листья гинкго. Не это сейчас важно, совершенно не это.       Он прикрыл глаза и тяжело задумался.       Проблемы как-то слишком быстро приходили в его семейную жизнь и это сильно напрягало. Чуть больше недели или около того хватило, чтобы с неким страхом смотреть в завтрашний день. А ведь он не должен бояться, потому что кто-то должен выруливать ситуацию и спасать. Хоть он и не супергерой, чего уж там, иногда боится до нервного тика собственную мать, но... что-то надо делать. И чем скорее он их решит, тем лучше сложится жизнь для неё. А он решил, что будет ей гораздо лучшим родителем, чем её кровные родственники. Эх, просто вот так говорить, а делать гораздо труднее.       Сонни насторожился, когда перезвон вилки об тарелку затих. Неужто она так быстро наелась? А ведь ужин только начался. Он сонно протерел глаза и снова посмотрел на дочурку, и, честно говоря, чуть не испытал дежавю. Селина сидела на краю стула, словно что-то её зовёт и она сейчас побежит отсюда, и всё касалась из стороны в сторону, сжимаясь в какой-то маленький комок. Да, она не плакала на этот раз, но вот это её бессилие и страх говорить сразу же о своих чувствах всегда его пугало. И, похоже, он ещё долго будет исправлять и склеивать всю её личность. — Прости, я правда не хотела приносить проблемы. Не нужно так волноваться из-за меня.       Последние слова она кое-как прошептала, буквально выдавив их из себя, и сползла на пол. Селина понимала, что эта дрожь перерастет в лихорадку или, если повезёт, в очередной плохой сон, но её это слабо волновало. Ей самой не хочется расставаться с добрым троодоном, но сама она ничего не могла сделать, а отсутствует источника проблемы исключает наличие самих бед. Иначе говоря, если потребуется жертва с её стороны, то она к этому готова. Даже если она сама будет несчастлива после этого. Ей просто не хочется видеть, как ещё одна семья разрушается из-за неё. Тем более семья хорошего и умного троодона, что-то в ней увидевший и, что очень странно, полюбивший её.       А ведь она сама себя не любит.       Сонни опустился перед ней на колени, установив с ней зрительный контакт. Как-то раз этот способ ему помог с Гилбертом, теперь же этот метод он использует с ней. Необычно жизнь идёт, ежели он таким образом вспоминает прошлое. Он гладил её по лицу, наблюдая за тем, как от каждого прикосновения по ней проходят мурашки по чешуе. В ней просто куча комплексов и страхов. И что-то со всем этим надо решать. Тяжела работа воспитателя, особенно когда ребёнок из неблагополучной семьи. И вот эти всё её слезы трудно объяснить капризами, которых, к слову, вообще нет. — Селина, ты мне доверяешь? Если так, то перестань думать о себе как о помехе. Ты моя дочь, а я твой отец. Мы семья, а в семье никто не оставит и не забудет никогда.       Ей очень хочется поверить в сказку про любящую семью и хорошую жизнь, и если бы можно было отказаться от прошлого и выбросить его, как фантика от конфеты. Но она боится смотреть в будущее с оптимизмом, особенно когда за спиной по-настоящему счастливых моментов было мало. И всё же... она верит своему отцу хотя бы потому, что собственное недоверие убивает. Именно поэтому Селина неловко улыбается и стирает украдкой слёзы.       С ним не хочется плакать. — Спасибо...       ...Сонни качал её на руках, словно младенца, и мурлыкал для неё песню, которую нельзя назвать веселой и задорной, но ему кажется, что эта песня идеально вписывается не только в его текущее настроение, но и в историю в целом. Тихая девочка с огнём внутри. И ему хочется спасти в ней тот огонь, искорку любви к собственной жизни. Но ему нужно узнать больше о ней.       Тогда кого же спросить? Есть у него один единственный вариант, но...       Он же сам поклялся, что больше не пойдет к её дяде, думал, что больше нет нужды к нему идти, а теперь какая-то ерунда получилась с тем обещанием. И не сказать, что Сайлас плохой, но он странный и его слова и прикосновения к нему. Хотя чего только не сделаешь, чтобы помочь любимой дочке.       Решено, значит, он пойдет к её дяде по деловому разговору и ничего более. Если только сам Сайлас не потребует большего.