***
Открывая глаза, Юнги боится увидеть пустоту, как и почувствовать её в своих руках. Но Сону, как и сонное мгновение назад оказывается рядом. Приятной тяжестью на груди и горячим дыханием в татуированную кожу шеи. Юнги возвращает пальцы в угольные волосы и прикрывает снова глаза. Сон уже не идёт, но и волнения не ощущается пока тоже. Он пользуется этим тонким недолгим моментом покоя, чтобы обдумать всё ещё раз. Свои обнаружившиеся и жившие всё это время способности. Их с Сону образовавшуюся, такую странную, но кажется теперь необходимую привязанность. Смерть Чимина и его в жизни Юнги важность. Возможную смерть и Сону, если Юнги не сможет ему помочь. Но разве может он.? Пропустивший сквозь пальцы однажды уже жизнь другую, он теперь так боится не справиться. Так боится этой ответственности, брошенной на него снова так неожиданно. — Хён? Снова тихое и хрипато сонное. Выбивающее Юнги из колеи. — Да? — отзывается он также негромко, словно боится спугнуть хрупкий покой внутри напряжённого тела. — Мне надо домой, да? Прыскающий смешок вместе со слабым выдохом облегчения вырываются из Юнги, когда он, едва касаясь губами теплого лба, произносит: — Было бы здорово. А не то твоя мама сойдёт с ума. — Она не проверяет меня по утрам, — бормочет Сону, причмокивая и потираясь машинально носом о ключицы Юнги, молниеносно покрывшегося мурашками. — Но может позвонить через час после того, как ушла. Который час? Юнги бы хотел ответить «самый счастливый и спокойный, пока ты здесь, и в то же время самый тревожный», но лишь нехотя тянется за телефоном, оставленным на столике, придерживая Сону за плечи теперь уже одной рукой. — Восемь, — поджимает он губы. — У меня занятия через полтора часа. — В школе? — В школе, — вздыхает Юнги, думая о пути в час-пик в душном автобусе. — Когда твоя мама уходит? И звонит? — После десяти? Он слышит забавное урчание, когда Сону начинает ворочаться в его руках, и с тяжестью напоминает себе о том, что нужно отпустить. Будет однажды. И нужно бы сейчас, чтобы позволить Сону подняться. Игнорировать старается тупую боль в груди от того, как давно это было с ним: просыпаться, обнимая кого-то столько важного. — Я могу ответить на её звонок из твоей квартиры, ты ведь знаешь, да? — хитрит Сону, приподнимая голову и глядя на Юнги лишь одним приоткрытым чёрным глазом. И Юнги…он слишком слаб этим утром, чтобы не потянуться пальцами к спутанной чёлке, разделяя прядки и тщетно пытаясь заправить их, короткие, за ухо. Он ничего не может поделать с той волной нежности и трепета, что накрывают его, топя в себе. Заставляя руки действовать на автомате, в мелочах даря Сону тепло и ласку. Которые, вообще-то, не должен. От которых не может себя сдержать. — Я, так и быть, опоздаю, но накормлю тебя прежде, чем отпущу, — вздыхает Юнги, следя за тем, как Сону нехотя отрывается от него и усаживается на диване, потирая сонно глаза. — А зубную щётку и полотенце выделишь? — ворчит он. Юнги смеётся беззвучно, садясь следом и кивая согласно. — Выделю, Сону-я.***
Расстаются они всего через полчаса после пробуждения, и Юнги едва успевает всунуть в руки Сону свой рабочий стаканчик с горячим чёрным чаем. Получая в ответ весьма скептичный взгляд чёрных бездн и мрачное: «мне семнадцать, а не семь, я пью кофе, Мистер Мин». Но чай Сону, тем не менее, забирает, и даже бросает чуть слышное «спасибо», пока натягивает одной рукой капюшон, скрывая лицо и улыбку. Юнги же улыбку скрывать приходится в голосе, как только он бросается к телефону, чтобы набрать Джину. Но улыбка сама сходит на «нет», едва он слышит: — Всё повторяется, да? — Что… — Этот мальчишка, Юнги? — из трубки слышится шорох страниц, а затем тяжкий вздох. — Ты всё-таки перешёл границу? Всё повторяется, как было с Чимином? — Сам же сказал, кроме того, что Сону не болен смертельно, — хмыкает, обороняясь Юнги и устремляя взгляд на недоеденный бутерброд на столе. — Но смертельно опасен. Юнги, этот мальчик… — Ты хоть когда-нибудь подозревал, что у меня есть способности, хён? — обрывает друга Юнги. Закусывает губы и готовится уже пускаться в объяснения, но на том конце провода не слышит удивлённых вздохов и кучи вопросов. Удивления или скептицизма. Джин лишь выдыхает тихо и тяжело, снова шурша какими-то листками, и произносит вполголоса осторожно: — А как давно о них знаешь ты? У Юнги из рук едва не валится телефон, а сам он шокировано оседает на край стула, хватая ртом воздух, как рыбка. — А ты? — глупо переспрашивает он. — Юнги, послушай… — Джин?! — вскрикивает Юнги, смаргивая внезапные слёзы. — Как…как давно? За его вопросом следует ещё один тихий вздох, чуть слышное причмокивание и шорох будто бы сухой ладони по лицу. Джин дважды набирает воздух в лёгкие, чтобы начать и будто бы до последнего сомневается. — Помнишь…помнишь, где-то полгода назад, ты обращался ко мне, чтобы я помог тебе с осмотром? Что-то, кажется, плановое для школы…да? — Что-то…да, — отзывается Юнги, начиная постепенно собирать в голове маленький паззл. — Я никогда, знаешь…никогда не интересовался твоим здоровьем. Нет, ты не подумай, мне не всё равно, я просто…я имею в виду, что меня никогда не заботили детали? Пойми правильно, я знал, как ты заботишься о себе. Тем более, после того, как…ты понимаешь. — Да… — Но краем уха я услышал, что твою карту отнесли в другую клинику. Просто услышал… — В клинику, где разбирают таких, как Сону? — бормочет Юнги, сглатывая. — Изучают, — поправляет его аккуратно Джин. — Да. Да и это показалось мне абсурдным. Ошибкой, понимаешь? Я знал тебя половину жизни… Юнги прикрывает глаза. Он знал себя всю жизнь. Выходит, не знал вовсе, пока какой-то семнадцатилетний мальчишка не открыл ему вдруг на его реальную сущность глаза. — Я схватил медсестру за руку там же, сразу. И увидел твои результаты. Зашкаливающие пару показателей, которые показались лаборанту странными и он просто отправил образец крови на повторный анализ. Включая проверку другой клиники. Ошибок быть не могло. — Их нет, — мотает головой Юнги, хоть его и не видно. — Их нет, — соглашается Джин. — Но единственное, в чём в лаборатории долгое время сомневались — сама способность. Они не могли понять, чем ты обладаешь и каково твоё… — Отклонение? — От нормы? Да…звучит жутко, знаю. Вы не отклонение и нет никаких норм, но…это чисто врачебное, без обид? — Какие уж тут обиды, — хмыкает Юнги, закусывая нижнюю губу. — А потом кто-то догадался поместить образец твоей крови с чьей-то ещё из таких, как вы с Сону. И вуаля. Кровь другого человека изменилась. Точнее…показатели, отвечающие за активацию способности. Так тебе в карту и вписали «поглотитель». — Ужасно… — морщится он. — Сону ночью назвал меня подавителем. Это звучит как-то приятнее. — И так и так, смысл один. Но…позволь-ка? Юнги, ты сказал ночью? — Чёрт… Шикая и жмурясь до цветных пятен, Юнги понимает свою оплошность и то, как опрометчиво ляпнул другу то, о чём вообще-то планировал умолчать. Хотя бы до вечера. — Мин, мать твою, Юнги, — чеканит Джин. — Мы только что обсудили такую важную тему твоей жизни и жизни многих вокруг, а ты решил скрыть то, что у тебя ночью какого-то чёрта рядом тусовался малолетка? Где вы были? — У меня…? — Господи… Джин замолкает и даже, кажется, перестаёт на мгновение дышать. И Юнги уже хочет окликнуть его, но Джин отзывается сам, хватая воздух ртом. — Я не пил ещё даже кофе, а уже хочется хлопнуть пару стопок чего-то явно покрепче двойного американо. Юнги, ты в своём уме? — Он пришёл сам! — защищается Юнги. — Честно, хён, не мог же я выгнать парнишку в разгар активированной способности на улицу? — Юнги… — Он погнул фонари возле моего дома. — Просто скажи, что между вами… — Ничего. Честное слово ничего, хён. — Пока что? — П…в каком это смысле? — сводит к переносице брови Юнги. — Давай продолжим марафон невиданной честности, а? Не вешай мне на уши все эти рассказы о спасении пропащей души молоденького паренька. Ты заставил меня поздним вечером выкапывать документы на его способности. Это явно не граничит с заботой настолько. — Гипер заботой? — Юнги, — вздыхает тяжко Джин. — Отговаривать и журить тебя, как ребёнка, и как тогда, я не буду. Сам за себя всё знаешь. Я скажу лишь одно, и не обижайся. Но, Юнги? Будь в этот раз осторожен. Во всех смыслах, ладно? Следовало бы, наверное, на эту фразу обидеться. Кто-нибудь бы обязательно. Но Юнги лишь опускает голову, поджимая губы. Потому, что он знает, что имеет в виду Джин. Потому, что он помнит, как с ума сходил буквально после смерти Чимина. Помнит, как сходил с ума ещё при жизни, срываясь на любой зов и посылая к чёрту всех и всё, едва не раскрыв их и не потеряв лицензию. Юнги помнит, как было страшно, когда мама Чимина впервые увидела их поцелуй в саду при больнице. Им двоим просто повезло, что она оказалась таким же, как был Чимин, Ангелом. Не то, чтобы мама Сону хоть сколько-то напрягала Юнги, но осторожность… Джин прав. Никогда не бывает лишней. — Я буду, хён, — обещает он. — И спасибо? — В любое время, Юнги. Кроме поздней ночи и праздников. Это заставляет побледневшие от нервов губы дрогнуть в усмешке. — Юнги? — М? — Ты уверен? — Совершенно нет, хён. В правильности чувств, в том, что делает, куда они с Сону теперь движутся. Юнги уверен лишь в одном: ему нужно защитить и спасти. Раз выпал ещё один шанс всё исправить.***
Весь день он проводит в каком-то вакууме. Абсолютно не выспавшийся, потерянный в мыслях о Сону, ощущении тёплого сонного тела в своих руках, мерном и спокойном дыхании в шею. Забывший в какой-то момент о том, что ведёт урок вовсе, задумчиво уставившись в окно на ясные солнечные лучи, облизывающие газон на стадионе. Домой он возвращается под вечер вымотанный и рассеянный, едва не роняя ключи на выходе из автобуса, потому что пытается отправить очередное сообщение для Сону, что останется, как и десяток других, непрочитанных. Волнение тошнотой вместе с голодом уже подбирается к горлу, когда он выходит из лифта, раздумывая над кнопкой звонка. Но застывает посреди пути, как и сам Юнги, завидев Сону, сидящего у его двери, прямиком на полу, и играющего в магнитный куб, разносящий шарики по длинному коридору с бешеной скоростью и неприятным стуком. Чёрные бездны упираются в Юнги. Шарики повисают в воздухе на разном расстоянии и высоте. — Вечерочка, мистер Мин, — тянет сипловато Сону. — Что ты тут делаешь, Сону? — облизывает бегло пересохшие губы Юнги, наконец, сдвигаясь с места и направляясь к своей квартире. — Ага, тоже рад тебя видеть. Я еды взял, но она уже остыла и наверняка на вкус, как дерьмо. — Что… Шарики со звоном сталкиваются в куб, который Сону на лету подхватывает, поднимаясь с пола и протягивая Юнги пакет, что прятался всё это время с другой стороны. — Говорю, я захватил доставку. Ночью-то мы так и не поели. Но оно остыло… — Я понял это, Сону, — хмурит брови Юнги, останавливаясь у двери и глядя на пакет в тонких пальцах. — Что ты тут делаешь? Твоя мама в курсе? — С каких пор она должна быть в курсе моих побегов, о которых ни сном, ни духом? — морщится Сону, толкая пакет в руку Юнги. — Сону. — Ты кого-то ждёшь? Приподнятая манерно бровь, обкусанные покрасневшие губы, порозовевшие от волнения щёки. Юнги успевает зацепить взглядом каждую деталь, отмечая в Сону изменения всего лишь за неполные сутки. Замечая изменения внутри себя, отзывающиеся на такого Сону. — Возможно? У меня всё-таки могут быть планы и… Ключи из его ослабшей ладони вылетают, цепляясь за приподнятый палец Сону, склонившего голову к плечу. Чернота глаз щурится, скептично оглядывая лицо Юнги. Кровь к щекам приливает так, что Юнги буквально видит, как расходится краска по скулам, украшая их. Как становится непроглядной тьма, смотрящая в него, сгущаясь от такой банальной детской ревности и злости. Вся строгость и напускная хмурость Юнги улетучивается, как и не было. Это абсурдно. Сону приехал к нему, как к себе, домой. Сону оглядывает его так, будто они в браке несколько лет, а он забыл выгулять их собаку. Сону считает, что у них действительно уже что-то есть, раз так уверенно себя ведёт… — У меня в самом деле могли быть планы, Сону, — тянется Юнги за ключами. — Ты написывал мне целый день, я думал телефон взорвётся. Какие у тебя могут быть планы? Настрочить мне ещё с десяток, пока не уснёшь? — фырчит Сону, поднимая руку повыше. Это смешно, они с Юнги одного роста, но он всё равно делает это. Так по-ребячески, но так мило. Так очевидно желая просто контакта, а не поиздеваться. — Я волновался за тебя, Сону, — исправляет Юнги. — А не написывал. Это разные вещи. — Так сильно волновался, что сейчас видеть не рад? Длинные пальцы охватывают хрупкое запястье, открывшееся под спавшим рукавом чёрной толстовки. Сону ощутимо вздрагивает, но не отводит от Юнги глаз, чуть вскидывая даже подбородок. Юнги не тянет его руку к себе, но проводит пальцем по пути голубоватых под тонкой кожей вен, ближе к ладони, в которой скрываются ключи. — У моих соседей бурная фантазия и злые языки. Давай зайдём в квартиру? — О, ты всё же пустишь меня, а не отправишь к мамочке на такси? — язвит Сону, закатывая глаза. Разрывая, наконец, контакт и размыкая пальцы, чтобы уронить ключи аккурат в подставленную руку Юнги, отпустившего бледное запястье. — Для начала да. Хотя бы пущу, — кивает старший, торопливо опирая дверь. — Я думал ты будешь больше рад мне, мистер Мин. Учитывая сотню сообщений в чате. — Около двадцати, не больше. — Да миллион. Реально думал выброшу телефон. Юнги пропускает Сону в квартиру первым, действительно озираясь по сторонам и как можно быстрее запираясь изнутри. Не успевая включить свет, потому что Сону делает это первым, нагловато раскидывая обувь и устремляясь прямиком к кухонному островку. Он уже хочет одёрнуть его и даже поднимает ладонь, но останавливает себя же. Ведомый непонятным чувством внутри. Оставшийся у входной двери наблюдать. За тем, как важно Сону ставит пакеты и достаёт оттуда контейнеры. Закатывая рукава толстовки до локтя, моет руки и достаёт из шкафа тарелки так, будто живёт здесь, а не второй раз в гостях. Как откупоривает одну из крышек, пачкая пальцы и тут же облизывая их немного варварски, но так… — Мило, — вздыхает себе под нос Юнги. Так мило и по-домашнему. — Вообще-то, я просто захотел посмотреть один вышедший недавно фильм, — подаёт голос Сону, хлопая дверцей микроволновки. — А в одиночку оказалось скучно. Ну, и я подумал, что тебе такое тоже понравится. А вместе всяко веселей. — Вот оно как, — медленно кивает Юнги, снимая наконец обувь и проходя неспешно за Сону следом. Глядя на то, как способностью подросток открывает ещё пару шкафчиков, таща из них приборы. — Ты не осмелишься выставить меня и сдать маме. Брови Юнги взлетают от такой неприкрытой наглости, но губы, вопреки всему, изгибаются в беззлобной усмешке, когда он опирается локтем о кухонную тумбу, становясь напротив Сону. — Почему же? — О, знаешь, мистер Мин, у меня есть ещё одна крутая способность, — поводит плечами Сону, зеркаля позу старшего с другой стороны тумбы. — Я умею читать мысли. — И что же такого ты прочёл в моих? — Ты хочешь, чтобы я был здесь. — Серьёзно? — Абсолютно. Их игра в гляделки могла бы быть бесконечной. Если бы не противный писк микроволновки, напоминающей о еде. И слабость сердца Юнги перед затягивающей чернотой, окутанной длинными ресницами. — Ну, и миллиард твоих сообщений подтверждение тому, что ты заскучал без меня, — хмыкает Сону, локтем захлопывая микроволновку и ставя на столешницу горячие контейнеры. — Уже миллиард? — прыскает Юнги. — Да брось, Юнги. Упираясь ладонями в тумбу, Сону на этот раз без толики язвительности, совсем серьёзно и внимательно смотрит на Юнги. Разглядывает тёмно-карюю радужку с отражением белоснежных кухонных лампочек. Обкусывает снова губы задумчиво. — Девять лет, — на выдохе напоминает Юнги, присаживаясь на край барного стула. — В самом деле не хочешь, чтобы я был здесь? — не слышит его Сону. Заставляет лёгкую гуляющую по губам улыбку испариться. — Я не говорил этого. — Всем видом показываешь, что не рад мне. — Сону… — Я не навязываюсь, серьёзно, — отталкивается подросток от стола, опуская рукава до самых кончиков пальцев. — Могу прямо сейчас уйти, если реально неправильно тебя понял. — Сону? — Приятного аппетита, — не смотрит на него Сону, глядя себе под ноги. — Деньги можешь не отдавать. Подарок за помощь ночью. Юнги перехватывает его за предплечья сквозь толстые рукава толстовки, останавливая и разворачивая к себе. Глядя чуть снизу вверх и ловя в ловушку меж своих колен и придерживая крепче под локтями. Сону совсем не сопротивляется, но всё ещё не поднимает взгляд до крови уже искусывая нижнюю губу. Юнги из последних сил борется, чтобы не потянуться к ней, касаясь раненной кожи пальцем, помогая ей выбраться из острого плена зубов… — Сону, ты не должен появляться здесь вот так. — Из-за твоих соседей? — бурчит Сону. — В том числе. Это могут неверно истолковать. — И как же например? — Например, что ко мне ходит какой-то подросток, оставаясь на целую ночь. А, учитывая, что я учитель… — Я могу быть просто молодо выглядящим студентом, — закатывает глаза Сону. Наконец, возвращая их к лицу Юнги. И к его глазам. Осознавая только сейчас, как близко они друг к другу. — А ещё, можешь быть не такой язвой и хотя бы предупреждать меня, если вдруг захочешь ещё раз ко мне прийти с едой, — Юнги отпускает его предплечья, соскальзывая пальцами по чёрной ткани толстовки. — Это приглашение на ещё один вечер? — Это просто просьба. Сону хватается за его пальцы своими, сдавливая крепко и не давая теперь Юнги увильнуть. — Значит ты хочешь, чтобы я приходил, да? — Я… — Еда стынет, мистер Мин, — усмехается искусанными губами Сону, резко отпуская большие ладони старшего и подпинывая его колено своим, заставляя освободить путь. — Поговорим после фильма? Отпуская его, Юнги лишь беззвучно усмехается тоже.***
Но после фильма, приобняв одну из мягких подушек, Сону засыпает с откинутой на спинку дивана головой. Уморённый сытным ужином, действительно насыщенным сюжетом фильма и почти бессонной до этого ночью, он сопит, слегка приоткрыв губы и вмяв пальцы в серую ткань. Юнги замечает это после титров. Обернувшийся, чтобы задать парочку назревших вопросов, и обсудить три с половиной часа картины, приклеившей их к экрану. Фырчит насмешливо лишь, оглядывая спящее тельце. Цыкает языком, как только замечает неудобное положение. И, будь он на месте Сону, а на его Джин, был бы он укрыт одеялом и оставлен так, чтобы утром «было поделом». Но Юнги не Джин, да и проучать Сону ему не за что. А потому, выключая тихонько смолкающие на экране титры и забирая осторожно из тонких пальчиков подушку, Юнги подхватывает Сону на руки, приваливая щекой к плечу. Невольно улыбаясь, слыша сладкое сонное причмокивание, и приникая ласково губами к горячему лбу. Он решает оставить Сону в своей спальне, а самому подремать до утра на диване, после того, как приберёт оставленный ими бардак. Опускает хрупкое тело на заправленную постель, потягиваясь за тёплым, лежащим на углу, пледом. Кутает в него, останавливаясь пальцами на изящной шейке. Оглаживает легко, невесомо почти, касаясь кончиками челюсти. Наклоняется, чтобы оставить ещё один ласковый поцелуй на виске, но вздрагивает от того, что Сону начинает возиться и недовольно ворчать. — Спи, — шепчет Юнги, поправляя одеяло на плече Сону. — Всё в порядке, я просто перенёс тебя в спальню. — А ты? — сонно проговаривает тот. — Я буду в гостиной. — Оставь дверь открытой, м? — Как скажешь, Сону-я. Даже в темноте спальни, глаза Сону кажутся ещё темнее, виднеющиеся за приоткрытой завесой ресниц, затянутые сонной поволокой. — Как скажу? — Да, — срывается с губ Юнги быстрее, чем он осознаёт глубину вопроса и опасность своего ответа. — Тогда останься со мной? — просит Сону тихо. Выбираясь из тёплого кокона пледа, находит в темноте ладонь Юнги, сжимая. Глаз не отводит, словно гипнотизируя. — Я не хочу засыпать один, — прибивает окончательно. За спиной Юнги мягко щёлкает, закрываясь, дверь. Под одеялом два тела, сплетясь в тесных объятиях, согреваются и пропадают в лабиринтах сна быстрее. Юнги упирается подбородком в макушку Сону, позволяя тому вновь утыкаться носом в чернильную шею. И замыкает его в своих руках, как в защитной броне. Бережёт, как может, этой ночью…