Сложные вещи, простые моменты

И как он умудрился проморгать бьянкину стряпню — вроде бы давно научился определять подвох. И Гокудера тоже хорош, хотя всегда смотрит, что пьет. Обоим по шее надо надавать за такую невнимательность. Хреновые из них мафиози. Цуна, конечно, ужасно расстроился — ведь это он притащил сок. И, кажется, здорово рассердился на Бьянки: сколько можно, в собственном доме ничего нельзя взять в рот. Гокудера, правда, пытался уверить Цуну, что все в порядке, и Десятому не стоит беспокоиться. Даже, бодро улыбаясь и демонстрируя, как ему хорошо, дошагал до выхода, а как только дверь за ним закрылась, чуть не упал. Ну, Ямамото знал, чем дело закончится. Поэтому быстренько попрощался с Цуной, выскочил следом и как раз успел поймать Гокудеру. Пришлось тащить на себе, ну да Ямамото был не в обиде. Все равно Гокудера весил немного, к тому же лишний раз потренироваться никогда не помешает. Пару раз пришлось останавливаться, аккуратно придерживать Гокудеру за голову, пока он наклонялся над урной — беднягу тошнило. К счастью, когда они добрались до дома, Гокудера более-менее пришел в себя. Что бы ни говорили Бьянки или Реборн, но иммунитет на ядовитую кухню у Гокудеры отменный, другой давно бы уже загнулся. А Гокудера дрожал, был мокрый как мышь, но чувствовал себя сносно. По крайней мере, он начал злиться и вырываться, а это верный знак, что дело налаживалось. Только вот выглядел он при этом таким несчастным, что Ямамото просто закинул тяжелую — и что он там таскает? — сумку друга в шкаф и сказал, что никуда не уйдет. Гокудера поворчал — совсем немного, а Ямамото пошел расстилать жертве собственной невнимательности постель. Правда, уложить в нее Гокудеру удалось только через полчаса — сначала он захотел помыться, а перед этим пришлось еще снять все его побрякушки. Потом ему приспичило покурить, потом попить воды, потом в туалет. Короче говоря, Ямамото тащил его в постель чуть ли не силком, не обращая внимания на протесты — Гокудера смешно орал и вырывался, но затих, едва его голова оказалась на подушке. Даже жалко стало, дурака. Ямамото сам сходил на кухню за холодной водой и сигареты с зажигалкой прихватил — лишь бы не вздумал с постели вставать. Но Гокудера лежал тихонько — воду, правда, выпил, приподнявшись на локте, а потом рухнул обратно на подушку, уже не просто бледный, а почти зеленый. Пришлось звонить отцу — предупредить, что задержится, а то и вовсе останется на ночь у друга. Старик был в курсе проблем Гокудеры с сестрой, да что там, пару раз видел, в каком он состоянии может быть после встречи с ней, так что не удивился. Потом Ямамото позвонил Цуне, сказал, что с Гокудерой все в порядке, заодно посочувствовал, предложив, если что, просить политического убежища в Таке-суши. Гокудера только вяло фыркал, слушая эти разговоры, но не возразил, когда Ямамото сказал, что, возможно, останется до утра — мало ли? Хотя все было намного проще — ему нравилось общаться с Гокудерой, когда он вот такой — почти не колючий и как будто не опасный. — Постели себе на диване, — голос у Гокудеры был совсем слабый, и вот это Ямамото совсем не нравилось. Вообще, бьянкин «сок» в этот раз оказался какой-то повышенной ядовитости, да еще и хлебнул Гокудера от души — раньше приступы так долго не длились. — Я плед возьму? — В шкафу. Нижняя полка. — Знаю. Первый раз, что ли. Когда Ямамото оставался ночевать у Гокудеры, тот особо не церемонился — гостю самому приходилось искать по шкафам полотенца и одеяла. Так что квартиру друга Ямамото знал неплохо, разве что в ящик с бельем не заглядывал. Ну, и с носками. Носки у Гокудеры и без того валялись где угодно, даже за диваном. — Ты как? — Я спать хочу. — Ага. Спи. Ямамото точно знал, сон — это здоровье. Гокудера завернулся в одеяло, как в кокон, только светлые волосы торчали. Смешной. Ямамото одеяла больше мешали, он привык спать, раскинувшись на кровати, или вот подушку под себя подмять — хорошо же, удобно. На кухне закипел чайник, и Ямамото пошел заваривать чай к черствым бисквитам, обнаруженными на подоконнике. У Гокудеры все вещи лежали не на тех местах, где им положено: печенье — на подоконнике, носки — за диваном, журналы — под раковиной. А Ямамото любил, чтобы был порядок. Чай получился невкусным — из пакетиков другого не бывает. Вот дома можно было бы заварить хороший, зеленый, в глиняном чайнике — все, как положено. Надо Гокудере принести, не все же ему давиться этой гадостью... Полезно будет, с его желудком и вечными бьянкиными «сюрпризами». Ямамото без особого энтузиазма жевал сухие бисквиты и рассматривал полутемную кухню — свет горел только над рабочим столом. В соседней комнате на кровати ворочался, засыпая, Гокудера — телевизор не включишь. Скучно. Спать не хотелось, в тишине сидеть — тоже. Книги у Гокудеры были сплошь на итальянском, только учебники на японском. Но не читать же учебники — Ямамото мазохистом не был, и вечер в компании законов Ома или косинусов с синусами приятным ему не казался. Чашку с остатками чая он осторожно поставил в раковину, решив не мыть — завтра с утра успеет, а сейчас шуметь не хочется, и тут же вспомнил про журналы. У Гокудеры там была целая стопка, он говорил — на выброс. — Черт! Засунул их в самый угол, Ямамото даже головой о трубу ударился, пока тянулся за ними. Зато добыча порадовала — толстые, глянцевые и на японском! Ямамото уселся прямо на пол, рассматривая добычу. Машины, научная дребедень, «Нэшнл джеографик» — эти Ямамото любил, несколько спортивных с незнакомыми названиями на английском. Качок на обложке был какой-то странный, слишком голый — в одних трусах. Не бейсболист, факт. Таких журналов с «небейсболистами» было много — штук шесть или семь. Ямамото взял один и открыл сразу на середине. Потом закрыл. Огого. Огогогого. Такого он точно не ожидал. Ямамото выглянул из кухни, посмотрел на завернутого по макушку в одеяло Гокудеру и нырнул обратно. Интересно, зачем он держит у себя эти журналы? Самому Ямамото такие никогда не попадались. С девочками покупал, чего уж там, целая полка ими забита, но с парнями видел впервые. Он начал листать страницы. Сначала было не очень интересно — просто полуголые и голые парни, ничего особенного. Он с любопытством рассматривал их, отмечая гладкость, даже какую-то неестественную холеность мускулистых тел. У самого Ямамото волосы были, но он знал, что многие ребята бреют грудь и живот — девочкам так нравится больше, да и мышцы видно лучше. А вот брить яйца, наверное, не очень удобно — хотя логика казалась понятной: чтобы все хорошо было видно. Хотя куда уж лучше? Дальше пошло веселее — интересные позы, да и парни выделывали со своими и не своими задницами такие штуки, что оставалось только удивляться — что, и так можно? Надо бы было закрыть ерунду, даже смотреть такое как-то неловко, аж ладони вспотели. Но зуд любопытства гнал вперед — а что дальше? Может, появится что-нибудь интересное? Вдруг там окажутся девушки? Девушки нашлись. Несчастная полуголая красотка смотрела, как один из парней засовывает в задницу другому что-то длинное и округлое. Ямамото листал журнал, и фотографии становились все откровеннее — даже узенькие черные полоски, стыдливо прикрывавшие обнаженные головки и раскрытые задницы, не спасали. Один парень европейского вида так выгнулся, облизывая член своего партнера, что Ямамото снова задумался, способно ли человеческое тело на такое, или это очередная работа с компьютерной графикой. В следующем разделе журнала оказались сплошь крупные, плотные, заросшие волосами мужики. «Отборные медведи» — гласила крупная надпись. Да уж, воистину, медведи. Раздел с мулатами Ямамото пролистал равнодушно — там явно делался упор на экзотичную внешность, и совсем не уделялось внимания тому, что происходит. Скучно. Ямамото подогнул под себя ногу и заерзал, устраиваясь поудобнее. Еще и жарко стало. Стоило бы приоткрыть окно, но было лень вставать. Он медленно листал страницы, отрешенно думая, зачем он это делает. Вроде бы фигня какая-то, но тянет досмотреть. А еще это все ему немного нравилось — совсем чуть-чуть. Можно даже пофантазировать, будто вместо одного из парней — симпатичная девушка, или даже не очень симпатичная, но обязательно вот с такой ровной гладкой попой. Член натянул брюки, и Ямамото поправил его, сжав через ткань. — Что ты делаешь? — сонный и хмурый голос Гокудеры заставил вздрогнуть, и Ямамото судорожно захлопнул журнал, чувствуя себя так, словно его застукали на воровстве пива из супермаркета. А потом рассердился на себя — какого черта? Не велика трагедия — порножурналы посмотреть. — Ээээ... Гокудера заглянул ему через плечо, побледнел и начал лихорадочно ощупывать себя. Ямамото отлично знал эти движения — искал динамит. Он у Гокудеры был всегда при себе — ну, разве что мыться с ним не ходил. Ямамото соскочил со стула — нога занемела — и ухватил Гокудеру за плечи, не давая двигать руками. — Отпусти меня, дубина! — Не злись, чего ты? Да все нормально, — Ямамото крепко держал Гокудеру, не давая пошевелиться, — подумаешь, порнуха, что я, порнухи не видел? Тут ногу свело судорогой боли, и Ямамото, покачнувшись, рухнул на пол, увлекая за собой Гокудеру. Было больно, очень больно — Ямамото выгибался, кусая губы и зажмурив глаза. Гокудера извивался под ним, пытаясь выбраться, бормотал что-то об умственных способностях некоторых бейсболистов. Потом крепко ухватил Ямамото за ступню, а в сведенную икру начало тыкаться что-то твердое и острое. После третьего «укола» боль отпустила, осталась лишь ее легкая тень. Нога расслабилась – и это было невероятно хорошо. — Недоумок, — буркнул Гокудера, откладывая в сторону ножницы. — Нехрен совать нос в чужие вещи. Облегчение было таким оглушающее-прекрасным, что Ямамото почти не слушал Гокудеру — блаженно жмурился в белый потолок сквозь туман выступивших слез. — Ты меня вообще слушаешь? — Неа, — честно ответил Ямамото. — Кальций пей, болван, — буркнул Гокудера и начал подниматься. Футболка у него задралась, обнажая плоский живот с куцей дорожкой волос. Ямамото подумал, что это выглядит намного красивее любого бритого тела и почувствовал, как лицо заливает краска. А потом он вспомнил, что Гокудера, вообще-то, болен. Он подскочил. — Ты зачем встал? Как себя чувствуешь? — Да отвали ты, — Гокудера дернул плечом и поднялся. — Нормально все, в туалет шел. А ты там так увлеченно пялился. Понравились? Ямамото удивленно посмотрел на друга — голос у Гокудеры был виноватый и одновременно вызывающий — и честно ответил: — Ну, интересно было. Слушай, а тебе зачем? У Гокудеры сделалось такое лицо, как будто он про себя считал до ста. Зачем он одернул футболку и проворчал: — Просто так. Нельзя, что ли? Ямамото почесал в затылке, глядя, как Гокудера удаляется в туалет. Странный он все-таки. Ну и ладно, зато с ним не соскучишься. Ямамото убрал журналы, сполоснул чашку, вытер со стола крошки и только тогда забеспокоился, что Гокудера до сих пор не вышел. Когда он уже собрался было взламывать дверь туалета, Гокудера вышел, ожег яростным взглядом и нырнул в ванную: — Стели себе давай, спать ляжем. Ямамото зевнул — ляжем так ляжем. Все равно он твердо решил выяснить, начерта Гокудере такие журналы. Под ложечкой заныло, словно от предвкушения. Правда, когда Гокудера, покачиваясь, вышел из ванной, дурацкие мысли пришлось отбросить — тот явно не стоял на ногах. Ямамото едва успел его подхватить, и сразу же потащил в кровать. — Ну, и кто здесь придурок? — Не я, — огрызнулся Гокудера. — Спать ложись. Ямамото засмеялся — вот всегда Гокудера такой. После душа Ямамото замотал бедра полотенцем и прошел в комнату. Горел один лишь ночник, в его свете лицо Гокудеры казалось совсем белым, и Ямамото забеспокоился. — Слушай, тебе хуже не стало? — он обеспокоенно присел на край кровати. — Все со мной нормально, — процедил Гокудера и отвел взгляд. — Ладно, — Ямамото довольно потянулся. — Тогда я ложусь. Если что — зови. Ответное «угу» прозвучало совсем мрачно. Ямамото взбил непривычно пухлую, европейскую подушку, сбросил полотенце и с наслаждением улегся на диван, натягивая на себя простыню. Хорошо-то так.