Сложные вещи, простые моменты

— Смотрите, там речка! Хару со всех ног бросилась вперед, словно и забыв о тяжеленном рюкзаке за спиной. Кёко тоже радостно ойкнула, но не побежала, осталась идти рядом с Цуной, сгибавшимся под грузом своей ноши — Реборн велел ему нести самую большую палатку, на четверых. В ней собирались ночевать девчонки, Бьянка и дети. Остальным полагались двухместные, их тащили Рехей и Ямамото вместе с кучей других обязательных в походе вещей вроде надувных матрасов, теннисных ракеток и огромного чайника. Гокудере достались компас, одеяла и еда. Реборн не нес ничего — у него были Леон и черная, как сказал Цуна шепотом, магия. — Подумаешь, речка, — сказал Гокудера и стер ладонью пот со лба. Светлые волосы свисали сосульками, а рубашку он расстегнул полностью — Ямамото то и дело оборачивался, покусывая нижнюю губу. — Искупаться бы, — мечтательно сказал Рехей и потянулся — насколько позволял огромный рюкзак. — Ага, — Ямамото кивнул и поправил лямки своего. Гокудера шел чуть позади них, перед глазами маячила обтянутая джинсами задница Ямамото, и это заставляло думать о всяком таком, от чего в паху тяжелело и сладко ныло. Например, как они выбирались из подсобки — встрепанные, красные, потные, готовые к изумленным крикам, насмешкам и неизвестно чему еще: воображение рисовало сплошные ужасы, а сердце заходилось стуком. Когда Ямамото повернулся и сказал «тут нет никого», Гокудера решил, что он просто смеется. Как нет? Потом оказалось, парней выгнал из «убежища» помощник тренера. Гокудера этого совсем не помнил. Зато очень хорошо запомнились чужие губы на члене, горячий рот, язык, ласкающий чувствительную головку, и руки, которые водили по напряженному стволу. Гокудера сглотнул и снова глянул на нашлепку «Levis» на джинсах Ямамото. Ему тоже должно понравиться, если… Да у него крыша улетит, у Гокудеры же улетела. До сих пор не на месте, покосилась, и ни о чем, кроме члена Ямамото, он думать не может. Взять в рот, пройтись языком по тонкой кожице, обнажить ярко-красную головку, попробовать взять поглубже, пососать, как мороженое… — Давайте тут! Девочки хотят купаться. Голос у Цуны был почти твердым, хотя Реборн улыбался нехорошо, пряча глаза в тени шляпы. Но Кёко тоже улыбалась — нежно и спокойно — и Цуна явно старался быть смелым. — Да, Десятый! — Гокудера обогнал Рехея и Ямамото, и стал рядом с Цуной. — Отличное место, и речка, и поляна… — И идти никуда больше не хочется, — буркнул под нос Ямамото и сбросил рюкзак на траву. — Реборн, мы же сюда и шли? — Мы шли туда, где Цуна наконец наберется храбрости сказать «здесь», — Реборн довольно хмыкнул. — Как видите, вы прошли о-очень много. — Экстремально много! — подтвердил Рехей, поставив свой рюкзак рядом с рюкзаком Ямамото и несколько раз подпрыгнул, боксируя с тенью. — Хорошая тренировка! — Я устала, — сказала Хару. — Цуна-сан, давайте сначала купаться? Речка была мелкой и прозрачной-прозрачной — на песчаном дне можно было разглядеть любой случайный камешек или ракушку. Гокудера почти готов был визжать от счастья, как девчонки, или ржать, как их «спортсмены» — Рехей уже успел сплавать наперегонки с Ямамото. Гокудера нырнул, окунувшись с головой, и открыл глаза под водой — вокруг был другой беззвучно-тусклый мир, наполненный тенями, полутонами и яркими пятнами света. Рядом колыхалась какая-то чахлая водоросль, мелькнули вдалеке ноги Кёко и ее розовый купальник. А потом рядом оказались еще чьи-то — светлые, и красные шорты… — Ямамото!!! Гокудера подскочил, выныривая, мокрые волосы полезли в лицо, а чужие руки держали его под ребрами. Ямамото хохотал и уклонялся от брызг — Гокудера вырывался и плескался в него водой, Рехей смеялся и добавлял от себя — вода падала дождем на обоих. А в какой-то момент Гокудера прижался задом к Ямамото — сквозь тонкую ткань чувствовался член, который занимал чересчур много места в его мыслях, который хотелось взять в рот и делать то, что в школе с ним делал Ямамото. Гокудера вздрогнул и прижался еще сильнее, почти не сознавая, как это может выглядеть со стороны. Ямамото, наверное, соображал лучше — выпустил его из рук и плюхнулся в воду по шею. А потом сказал тихо, чтобы слышал только Гокудера: — Я сейчас из воды не выйду, у меня стояк. — Придурок! Гокудера покраснел и поплыл рядом. Сасагава уже вовсю плескался с девчонками и Цуной — Десятый кричал громче всех, смешно разбрызгивая воду. Бьянка ворковала о чем-то с Реборном на берегу, загорая на солнышке. Вот ей не повезло в личной жизни. — Ну и что теперь? — Да нормально, сейчас, оно не так, чтобы сильно. Ямамото потянулся, по смуглой груди побежали, сверкая, капли, и Гокудера невольно сглотнул. — Слушай, а что это с утра у тебя было? — А что было? — Гокудера нахмурился. — Ты письмо вытянул из почтового ящика, а потом… — Не лезь не в свое дело! Не фиг было тащиться к моему дому! — Да я встретиться хотел пораньше, перед тем, как к Цуне идти. Ты же вчера пропал куда-то. Гокудера прищурился, глядя прямо в глаза Ямамото. Обиделся, что ли? Вчера был трудный день — все пошло совсем плохо, но придурку об этом знать не надо. — Никуда я не пропадал. Ямамото пожал плечами: — Я тебя искал. Хотел… Журналы посмотреть. — Озабоченный! — Гокудера покраснел. Он тоже хотел «посмотреть». Позвонить Ямамото, позвать к себе и снова делать с ним то, что раньше могло привидеться разве что во снах и фантазиях. Только вот дежурившие под окнами его квартиры типы в темных очках мешали. Их черная «тойота» мрачным чудовищем курсировала по улице. Чертово наследство — привет от семьи. Гокудера еще не придумал, как ему выбраться из новой-старой истории. — А что? Ты не хочешь? Ямамото наивно поднял брови, и Гокудера фыркнул. — Дурак. Давай… — он оглянулся — все были заняты, на них никто не обращал внимания. — Давай попозже пойдем… ну, изучим местность. У Ямамото была такая улыбка, что захотелось дать ему по морде. Или не дать, а окунуть с головой в холодную воду — Гокудера не мог решить. А еще чертовски хотелось секса, это он точно знал. Только ничего у них не вышло, у Реборна были свои планы. — А теперь мы будем готовить обед, — сказал малыш, уютно устроившись на тонких руках Бьянки. — Задача номер один: найти еду! — Как? — спросил Цуна, от неожиданности выпуская полотенце на траву. — А разве она не у Гокудеры? — У меня, — подтвердил тот и бросился бегом к брошенным на поляне рюкзакам. — Я же сам складывал! Пакеты с рисом, упаковки с вяленым мясом, консервы — тяжеленные! — и сладкое печенье для девочек. Ну, и для парней — Цуна был сладкоежкой, Ямамото с Рехеем тоже никогда не отказывались от десерта. Гокудера резкими движениями расстегивал замки и ремешки, больно поцарапался о железный зажим и добрался наконец до своего багажа. — Еду вы будете искать сами, — с ноткой привычного злорадства повторил Реборн, наблюдая, как кривится Гокудера, перебирая упаковки с васаби и кетчупом, которыми был забит рюкзак. Кажется, еще был несъедобно-кислый соус для бобов и пакет мармелада. И удочки. Чертов Реборн. Гокудера же лично собирал вещи! — Тогда давайте… — Цуна замялся, но Кёко ему улыбнулась, и он договорил: — Давайте с-со… или нет. Можно ловить рыбу? — Да, Десятый! — Гокудера отбросил бесполезный соус и вскочил. — Отличная идея! — А кто поймает больше всего рыбы, тот сможет не бежать вечерний кросс, — Реборн улыбался. — А кто меньше всего — будет бежать дополнительный круг. Цуна застонал. -…три, Ямамото — пять, Цуна — семь. Хорошо. Гокудера облегченно вздохнул — не то, чтобы его радовала мысль о пробежке и лишнем километровом круге, но зато Десятый будет от этого избавлен. А они с Рехеем и Ямамото как-нибудь пробегут, не в первый раз. — Бесполезный Цуна сегодня не такой бесполезный, как обычно. Поэтому он будет помогать мне следить за остальными. Побежали! — Но Реборн, ты же сказал, что победитель не бежит! — Цуна так расстроился, что даже возмутился. — А ты не бежишь. Ты несешь меня. — Но!.. В палатку они ввалились мокрые и уставшие — Ямамото из солидарности с Гокудерой пробежал еще один круг. Рехей тоже бежал — ради экстрима. — Хорошо, что мы в одной палатке, — сказал Ямамото, стягивая потемневшую футболку. От него пахло потом. Вкусно пахло. Черт возьми, от этого придурка даже потом пахло так, что хотелось прижаться носом к его шее и дышать чуть терпким запахом здорового сильного тела. Ямамото весь был такой — сильный, гладкий, красивый. У Гокудеры даже под ложечкой сосало — и не от голода. — Хорошо? Ямамото улыбнулся — в свете маленького фонарика его зубы показались очень белыми, а глаза блестели. Футболку он снял, оставшись в одних шортах. — Не надо идти изучать местность. — Что, прямо в палатке? — Гокудера невольно дернулся, припомнив приключение в подсобке. — Услышат же. — А мы тихо. Ямамото разлегся на спальнике и потянулся так, что у Гокудеры бешено забилось сердце. — Эй, давай сюда. — Только тихо! Если Десятый узнает… — Да ладно, иди… Хорошо, что палатку они поставили подальше от остальных, ближе к лесу. Гокудера стянул с себя одежду, оставшись в одних трусах, и лег рядом с Ямамото — тот немедленно повернулся на бок, обняв его за плечи и грудь. Гокудера прижался, как и хотел, к теплой шее и, не удержавшись, лизнул — солено. Ямамото выдохнул и потерся о него всем телом, скользнул руками по животу, спускаясь к трусам. Гокудера закрыл на секунду глаза — он помнил, что стонать нельзя, но осторожное, мягкое движение заставило сунуть в рот костяшки пальцев, чтобы удержаться от протяжного стона. Это как наваждение, решил Гокудера, поднимая бедра навстречу руке Ямамото. Это гормоны и любопытство, только они — иначе с чего бы ему так реагировать на простые прикосновения? Ямамото всего лишь гладил его через трусы, а хотелось кричать. Член стоял, как каменный. — Подожди. В ответ на тихий шепот Ямамото недовольно хныкнул — его, похоже, тоже проняло — но послушно перекатился на спину. Гокудера на коленях сполз к его ногам, чувствуя, как голова почти упиралась в купол палатки — места было совсем мало. — Я тоже хочу попробовать, как ты… Гокудера стащил с Ямамото шорты — тот приподнял задницу, позволяя снять их вместе с трусами. Не полностью — они-таки остались на уровне колен, мешая ему двигаться, но Гокудере было все равно. — Черт, но какой же у тебя большой. Член в его руке был теплым, пульсирующим — стояло у Ямамото железно, даже смазка выступила. Гокудера несколько раз провел кулаком вверх-вниз, облизнул губы и наклонился. На вкус это было солоновато, а еще мягко и даже приятно, очень приятно. Гокудера облизал головку, и Ямамото не удержался от стона — хорошо еще, тихого. — Глубже, а-аа… Гокудера сглотнул — от всего этого в голове плыло, в паху тянуло, даже колени дрожали. Хотелось лизать, заглатывать, сосать и творить черт знает что — чужое тело, поддающееся каждому движению языка и пальцев, разжигало в его собственном невыносимый, как Пламя, пожар. Ямамото тяжело дышал, толкался бедрами ему навстречу, расставив ноги настолько, насколько позволяли сползшие на лодыжки и скрутившиеся жгутом шорты. Грудь у него ходила ходуном, у Гокудеры от этого совсем сносило крышу. Он вылизывал по кругу головку, меняя направления — по телу Ямамото то и дело проходила дрожь, передававшаяся Гокудере. Это все чертова химия, гормоны и просто секс. Гокудера сосал — звук получался влажным, причмокивающим, от него даже яйца поджимались. Хотелось втянуть член как можно глубже, но он не умел — почти закашлялся, когда Ямамото, дернувшись, загнал его слишком далеко. — Гокудера… В палатке было темно и жарко, они оба снова вспотели — руки скользили по бедрам Ямамото, пальцы жадно гладили негустую поросль в паху, на яйцах, еще ниже. Гокудера даже не представлял, насколько это охренительно — изучать чужое, желанное тело, открытое его прикосновениям и поддающееся каждому движению. Потом прикосновений стало мало — Ямамото сдавленно хрипел, напрашиваясь на что-то большее, у Гокудеры почти не было сил держаться, он мог спустить в любую секунду. Черт знает, как этого еще не случилось. — Ямамото, мо… Гокудера хотел спросить «можно?», но не смог договорить — Ямамото закрыл рот обеими ладонями, сдерживая стон, и вскинулся вверх — палец Гокудеры уже очерчивал складки ануса, поглаживая, чуть царапая ногтем. — Тебе нравится? Палец настойчиво тер, осторожно надавливая — Гокудера с каким-то восторгом играл с телом Ямамото, заставляя того кусать ребро ладони, удерживая крик. Гокудера почти лег ему на правую ногу, терся пахом о гладкое бедро, наклонившись, сосал член и все сильнее нажимал на анус. Тот раскрывался, туго, постепенно — и это приводило в состояние почти эйфории, словно Гокудера выиграл главный приз в лотерею. Внутри у Ямамото было горячо и тесно, от ощущения этой узости, от знания, что это — Ямамото, он сейчас трахает Ямамото, пусть только пальцем! — у Гокудеры сперло дыхание, он выпустил член изо рта, давясь протяжным стоном. Шальная мысль — их же услышат, все узнают, всё раскроется — мелькнула и ушла, когда Ямамото, приподнявшись на локтях, прошептал его имя. В голове снова зашумело, сильнее, Гокудера уже дрочил себе, одновременно толкаясь пальцем в Ямамото, тот сам насаживался на него, подаваясь вперед и повторяя, как заведенный, «Гокудера, Гокудера, Гокудера…». — Ямамото, — собственный стон показался очень громким на фоне глухого сорванного шепота, и это стало последней каплей, Гокудера не удержался — сорвался, кончил, сперма брызнула на живот и возбужденный член Ямамото. Гокудера невольно толкнулся пальцем сильнее, согнул, царапнув ногтем нежное нутро — и Ямамото шумно выдохнул, тоже кончая. — Черт, это было… что-то, — бейсбольный придурок зажмурился, когда Гокудера вытаскивал из него палец. — Знаешь, это в самом деле что-то. — Угу. Из-за усталости, наверное, Гокудере страшно захотелось спать, прямо так, не вытираясь, голым — он сам не заметил, как снял трусы — привалившись к горячему телу рядом, обхватив рукой тяжело подымающуюся грудь, уткнувшись лицом в чужую шею. Он подтянулся выше, лег рядом с Ямамото, который повернулся набок, позволяя устроиться ближе. Нарушать тишину не хотелось, но Гокудера все равно спросил: — Как думаешь, они слышали? — Не знаю. Не помню, что делал. Здорово было. Гокудера улыбнулся — от этого искреннего и бесстыдного «здорово» в груди сладко дрогнуло, захотелось сделать что-то такое, чтобы было еще лучше, еще невероятнее. Когда Ямамото потянулся к его губам, Гокудера почти удивился — как он узнал? Прочитал его мысли? А потом мысли ушли, опять. Ямамото целовался жадно, почти грубо — и это было, твою мать, как раз невероятно. Просто невыносимо — невозможно не отозваться, не застонать в чужой рот, не ответить на «атаку» чужого языка своей. Несколько минут они страстно целовались, Ямамото почти накрыл Гокудеру своим телом, а потом вдруг снизил темп — обвел языком губы, нежно-нежно пощекотал уголок рта, прошелся легким поцелуем по щекам и виску. Гокудера успел отдышаться и ответить — такой же нежностью. Он в первый раз был таким — нежным. Это все Ямамото был виноват. Все из-за Ямамото. Так Гокудера и уснул — в чужих объятиях, с мыслью о чужой вине.