Сложные вещи, простые моменты

Ямамото заприметил их сразу — высокие черноволосые гайдзины с фотоаппаратами, в ярких рубашках и длинных шортах благожелательно беседовали с молодой женщиной. Та оживленно что-то рассказывала, указывая рукой то вправо, то влево, то в сторону проезжающего автобуса — похоже, объясняла дорогу. Ничего странного, даже в Намимори бывают туристы. Не так часто, конечно, как в Киото — Ямамото бывал там у родственников — но все же достаточно, чтобы не считать пришельцев диковинкой. Только по спине все равно бежали неприятные мурашки. Если бы у Ямамото была шерсть, она бы, наверное, встала дыбом. Он поправил рюкзак, забитый суши, потянулся, закидывая руки за голову, и, изображая беспечность, подошел ближе, делая вид, что изучает витрину крошечного магазинчика. К счастью, там были выставлены фотоаппараты, фонарики, миниатюрные калькуляторы и прочая электронная мелочь. Ямамото начал внимательно рассматривать ассортимент. Гайдзины на приличном японском шумно поблагодарили женщину и заговорили по-итальянски. Вот тут Ямамото осознал две вещи — хорошо, что они с Цуной учили итальянский, и плохо, что делали это без энтузиазма. Потому что, кроме отдельных слов, Ямамото ничего не понимал. Он прислушался, стараясь хотя бы запомнить словесные конструкции — можно будет пересказать Гокудере, тот переведет… Гокудера! Ямамото как-то враз вспомнил, что друга в последнее время что-то беспокоило. Он не лез к нему с расспросами, Гокудера — это Гокудера, сам расскажет, когда захочет. Но сейчас Ямамото корил себя за глупость и невнимательность — вдруг это какие-нибудь могущественные враги? Наверняка он себе немало их нажил, когда скитался один. Итальянцы заговорили тише, но ближе Ямамото подойти не рискнул, продолжая напряженно рассматривать одноразовый плоский фотоаппарат на десять кадров. Купить, что ли? Пока его не запомнили в лицо? Он нырнул в невысокую дверь, над головой звякнул колокольчик. Расплачиваясь с сонным продавцом, Ямамото напряженно прислушивался — если его заметили или вдруг узнали — они подойдут ближе. Но снаружи не доносилось ни звука. Ямамото спрятал покупку в карман, потоптался перед дверью и решительно вышел на улицу. Типы стояли в отдалении, все еще о чем-то переговариваясь. Ямамото зашагал вдоль дороги. В это самое время подъехал автобус — из дверей высыпала шумная толпа детей, и Ямамото, незамеченный, нырнул в подъезд. Вбегая по лестнице, Ямамото решил, что вытрясет из Гокудеры правду — хватит уже ходить кругами и увиливать от ответов. Он занес руку над дверным звонком, но нажать не успел — дверь распахнулась, и злющий, как черт, Гокудера втянул Ямамото внутрь. Быстро захлопнул дверь, грохнув ею так, что у Ямамото заложило уши. А потом также молча ринулся в комнату. Ямамото прошел следом. Гокудера уже улегся на кровать. Сейчас он смотрел в потолок и курил. Ямамото скинул рюкзак и достал коробки с суши. — Ты голодный? — спросил он, стараясь разрядить неловкое молчание. — Неа, — голос Гокудеры звучал непривычно — как-то равнодушно и, пожалуй, устало. Вот тут Ямамото забеспокоился по-настоящему. Он добрался до кухни, уложил суши в холодильник — и вернулся в комнату. — Рассказывай. — Чего тебе рассказывать? — немедленно окрысился Гокудера. — Все рассказывай, — Ямамото улыбнулся. Гокудера только зыркнул на него и сердито затушил сигарету в пепельнице. Значит, не хочет говорить. Ямамото вздохнул. Ладно. Ладно. Попозже он повторит попытку. Он сел на кровать, подогнув ногу, и посмотрел на Гокудеру: узкие потрепанные джинсы с дырками на коленях, длинная майка без рукавов, острые соски видно через тонкую ткань. Ямамото зажался — у него теперь так и будет вставать при виде Гокудеры? Не то, чтобы ему это не нравилось, совсем наоборот, но энтузиазм собственного тела смущал. Иногда ему казалось, что он какой-то маньяк. После того похода неделю назад как будто прорвало плотину — ему все время хотелось прикасаться к Гокудере. Тот шипел и огрызался, а Ямамото это страшно заводило — он щекотал Гокудеру, потом, хохоча, уворачивался от динамитных шашек. Но остаться наедине — нормально остаться, чтобы совсем никто не увидел — не получалось. Аттестационная комиссия должна была приехать совсем скоро — точную дату никто не знал — и учителя разбушевались. Тесты, контрольные, устные ответы шли один за другим, и в случае неудовлетворительных результатов ученикам безжалостно назначались дополнительные задания. И вот сегодня им дали передышку. Цуна наотрез отказался куда-то идти, кажется, они договорились с Кеко посмотреть у него дома фильм, а Гокудера ринулся из школы прочь, как будто за ним гнались черти, только бросил на прощанье, что сегодня весь вечер будет дома. Поэтому Ямамото сначала сходил на тренировку, потом забежал домой — помыться и взять суши, а старику сказал, что остается ночевать у Гокудеры. От нетерпения сосало под ложечкой и перехватывало дух, ему казалось, что он набросится на Гокудеру прямо в прихожей, залезет ему в штаны, а, может, тот его ждет голым, и никуда лезть не придется… от фантазий поднималась температура, а возбужденный член терся о шов на трусах. Но, пока шел, Ямамото немного успокоился, потом повстречал подозрительных типов, а сейчас просто оробел. Потому что Гокудера лежал, курил в потолок и выглядел задолбанным. Ямамото просто осторожно улегся рядом, подперев голову рукой, и принялся смотреть на Гокудеру. Тот недовольно убрал пепельницу подальше, повернулся к Ямамото и нахмурился. Между бровями залегла морщинка, и Ямамото тронул ее пальцем — как будто от этого она разгладится. Но Гокудера неожиданно расслабился, вытянул руки и тяжело вздохнул. — Чем займемся? — спросил он после некоторого молчания. — Я хотел заняться тобой, — честно ответил Ямамото. Гокудера сердито фыркнул и перевернулся на другой бок. Майка задралась, обнажая белую спину, из-за пояса джинсов выглядывала темно-синяя резинка трусов. Ямамото подобрался ближе, сгреб Гокудеру, подтянул к себе, прижимаясь к нему всем телом, и уткнулся в затылок. От Гокудеры пахло сладким шампунем и острым мужским кондиционером — не так давно из душа. И волосы на концах влажные. А еще Гокудера явно хотел что-то сказать, но не решился. А Ямамото не решился его подталкивать. Потом. Позже. Он положил ладонь на живот Гокудере и погладил. Тот всхлипнул, дернулся и вжался задницей Ямамото в пах. Хотелось содрать с него эти чертовы джинсы, сунуть руку в промежность и для начала хорошенько отдрочить — ему первому, а потом себе. Но Ямамото сдерживался, поглаживая подушечками пальцев мягкую кожу. А Гокудера все больше и больше расслаблялся. Когда Ямамото почувствовал, как тело в его объятьях стало покорным и податливым, он потянулся к пряжке ремня на поясе Гокудеры. Щелкнул застежкой и начал медленно расстегивать пуговицы в ширинке. Гокудера задышал часто-часто, его полувозбужденный член, обтянутый трусами, лег в руку, и Ямамото легонько сжал кулак. Гокудера согнул ногу в колене, давая лучший доступ, и откинулся Ямамото на грудь. — Давай снимем футболку? Гокудера молча стащил ее через голову и отбросил подальше. Джинсы Ямамото хотел снять сам. Собственный член болезненно ныл, и он потер его, оттягивая возбуждение. Гокудера перевернулся на спину и сейчас молча смотрел на него из-под челки. Губы покраснели, даже грудь, заросшая небольшими светлыми волосками, порозовела. Ямамото не выдержал и коснулся пальцем напряженного соска. Гокудера дернулся, как от удара током. Из расстегнутой ширинки выпирал уже вставший член, и Гокудера схватился за него. Ямамото мягко отвел руку, кусая себе губы — рано. Он начал стягивать с Гокудеры джинсы. На бедрах вышла заминка, и тогда сам Гокудера, яростно ругаясь по-итальянски, содрал их вместе с трусами. Голый Гокудера, вообще-то, намного круче, чем Гокудера одетый. У одетого есть только одно преимущество — его можно раздевать. Ямамото пялился на стоящий член, поджавшиеся яйца, и его потряхивало. — Ну. И долго так будешь сидеть? И Гокудера расстегнул ширинку на штанах Ямамото. А потом бесцеремонно сунул руки в трусы, доставая член. А Ямамото вдруг подумал, что они впервые все делают вот так, при свете дня, глаза-в-глаза. А еще подумал, что ему это нравится. — Перевернись на живот, — пришлось откашляться, потому что голос сел. Гокудера посмотрел настороженно, но подчинился. От этого Ямамото действительно чуть не кончил — покорный Гокудера, Гокудера послушный — это из разряда фантастики. И сейчас он лежал на животе, уткнувшись в собственные скрещенные руки и раздвинув ноги. В промежности были видны яйца, и Ямамото погладил твердые шары. Гокудера застонал и выгнулся. Поджарые полушария ягодиц сжались, а Ямамото задохнулся. Он увидел это в одном порноролике, который скачал в интернете. Один парень вылизывал другому парню зад. Ямамото тогда посмеялся, но потом ему всю ночь снился Гокудера, раздвигающий себе ягодицы и умоляющий: «Полижи меня там». Гокудера, конечно, никогда бы ничего такого не сделал, но почему-то казалось, что в принципе тот будет не против. Ямамото стянул с себя сначала штаны, потом трусы, сбросил рубашку. А потом уселся Гокудере между ног и погладил бедра. Тело под ним мелко дрожало — точно так же, как дрожало его собственное. Ямамото наклонился и осторожно поцеловал ягодицу. Гокудера весь сжался, и пришлось его успокаивать быстрыми поглаживаниями по спине. После он раздвинул теплые ягодицы — по коже побежали мурашки — и низко склонился к Гокудере. Его розовый анус был сжат. Ямамото втянул едва заметный запах мыла, пота, самого Гокудеры и коснулся закрытого отверстия языком. По телу Гокудеры прошла крупная дрожь, он приподнялся и сунул руку под себя. Ямамото развел ноги Гокудеры шире, тот всхлипнул и задвигал рукой, кровь ударила в голову, и Ямамото впился жестким, почти грубым поцелуем в кожу вокруг входа. Всосал в себя мелкие складочки, ввинтил в него кончик языка, проталкивая его все глубже. Гокудера хрипло застонал, вскинул бедра и начал дрочить сильнее и резче. Ямамото вылизывал промежность, обильно смачивая ее слюной, прихватывал губами основание мошонки и снова поднимался выше, теребя языком между ягодиц. Кажется, он что-то говорил, или просто стонал, или рычал — он не помнил. Гокудера извивался под ним, а потом перевернулся на спину, одной рукой подхватил себя под колено, раскрывая блестящую от слюны и покрасневшую промежность, а второй рукой дрочил себе. Кулак ходил вдоль ствола быстро-быстро, Гокудера жмурился и кривил рот в преддверии оргазма, а Ямамото не знал, чего ему хочется больше: смотреть, как кончает Гокудера или снова затолкать ему в задницу язык. Собственный член уже разрывался от возбуждения, в ушах шумело, и Ямамото начал дрочить, далеко оттягивая крайнюю плоть, стараясь не кончить вот прямо сейчас. Гокудера хрипло застонал, задирая ноги и зажимаясь, лицо исказилось судорогой наслаждения, и он кончил, содрогаясь от мощнейших толчков. Ямамото кончил следом, яростно работая кулаком. Сперма брызнула между пальцев, и он застонал, извиваясь и заваливаясь на Гокудеру. Они лежали, постепенно успокаиваясь. Ямамото счастливо закрыл глаза. Классно, как же с Гокудерой классно. А тот лениво потянулся и начал вытирать их углом простыни. — Круто, — пробормотал Ямамото куда-то Гокудере под мышку. — Ага, — тот попытался спихнуть его с себя. Ямамото перегнулся через него, свешиваясь с кровати, подобрал с пола зажигалку и пачку сигарет и вручил Гокудере. Тот прикурил, второй рукой небрежно обнимая Ямамото и взъерошивая пальцами волосы на затылке. От этой мягкой, но уверенной хватки сердце почему-то екнуло, замерло, а потом застучало быстро-быстро в оглушительной тишине. Ямамото казалось, что происходит что-то важное. Он не мог ухватить это «важное» за хвост, просто лежал и впитывал скупую ласку. От Гокудеры пахло табаком, потом, спермой и немного шампунем. Ямамото хотел запомнить этот момент. А потом Гокудера недовольно пихнул его в бок и встал с кровати. Ямамото перевернулся на спину, заложил за голову руки, чтобы удобнее было смотреть, как двигается Гокудера. А тот потянулся — худой, жилистый, поджарый — опустил жалюзи и пошлепал на кухню. — Есть хочется. — Доставай суши, я тоже голодный…. — Угу, где-то у меня был соус… — Да я принес немного. И васаби там есть. — Все, нашел… Чай будешь? — Кофе. — Черт, — загрохотала банка, — у меня только растворимый остался. — Ну и ладно. Надо будет купить Гокудере кофе — побольше. Чтобы надолго хватило. Хотя если он его глушит так, как курит… Ямамото прислушивался к возне Гокудеры на кухне, и не хотел ничего менять. Даже спать не хотелось — хотелось просто лежать и смотреть на Гокудеру. Они устроились прямо на кровати. Расстелили бумажные полотенца в несколько слоев, макали суши в одну чашку с соусом — у Гокудеры не нашлось поменьше — и молчали. Хорошо. — О чем полагается говорить? — С кем? — не понял Ямамото. — Ну, вообще. Что люди делают после секса? Ямамото засмеялся: — Едят суши, — и увернулся, когда Гокудера замахнулся палочками. — Я серьезно. Не думал, что будет вот так. — Как? — иногда Гокудера поражал умением думать о сложных вещах во всякие простые моменты типа этого. — Как будто… — Гокудера запнулся. — Мы давно вместе. — И тут же покраснел. — Я не имел ввиду, что мы пара, — быстро сказал он. — Почему нет? У тебя никого нет, у меня тоже. Мы никому не скажем. И Цуна не узнает. Эмоции менялись на лице Гокудеры одна за другой. Раньше Ямамото думал, что Гокудера — это раскрытая книга, которую может прочитать каждый. Сейчас он знал, что это не так. Сейчас Ямамото увидел в глазах удивление, недоверие, страх, облегчение — а потом мелькнула радость, очень быстро, но Ямамото ее заметил. — Это всего лишь секс, — небрежно дернул плечом Гокудера. — Ямамото согласно кивнул — секс так секс, главное, с ним, а не с кем-то еще. — Я не хочу, чтобы ты думал себе… — Хорошо, хорошо, — засмеялся Ямамото. — Договорились. Я согласен. У нас секс, и мы вместе. — Хорошо, что ты сразу понял, придурок, — по привычке встал на дыбы Гокудера. А Ямамото снова засмеялся. Ненормальная жизнь, похоже, прокладывала себе новое русло. — Хаято. — Он редко звал Гокудеру по имени. — Хаято, что за письма тебе приходят? И что за люди вокруг дома? Гокудера посмотрел зло, сгреб посуду из-под суши и пошлепал на кухню. Донесся запах кофе. Он пришел с двумя огромными дымящимися кружками. Одну протянул Ямамото, из второй щедро отхлебнул. — Это люди моего отца, — неохотно поговорил он. — Хотят вернуть меня домой. Ямамото чуть не выронил кружку.