Сложные вещи, простые моменты

Гокудера сердито всматривался в толпу, выходившую из автобуса, и курил уже вторую сигарету. Он ждал не меньше пятнадцати минут, мысленно на все лады костеря Ямамото, вздумавшего покупать себе биту не в соседнем торговом квартале, а на другом конце префектуры, в огромном центре, Мекке для любителей шопинга всей Намимори. Там лучший магазин спорттоваров, сказал вчера тот и засмеялся. А потом чуть с кровати не упал — Гокудера из вредности толкнул его в бок. Они оба лежали голышом на смятых простынях, чертовски усталые. Даже курить не хотелось, хорошо было просто валяться, закинув ногу на горячее бедро Ямамото, и слушать, как он треплется о соревнованиях, битах и прочей чепухе. Может, поэтому Гокудера согласился сходить с ним в этот несчастный магазин? Расслабился, пригрелся рядом, как кот на солнышке. После вечернего разговора об отце и старых проблемах, снова мешавших ему жить так, как хочется, стало легче на душе. Нет, страшновато было довериться, тем более Ямамото, что он понимает? Или наоборот, он-то как раз понимает побольше других? Ямамото же. Друг. Ну, и придурок, конечно. А еще секс с ним крышесносный. Гокудера фыркнул и шагнул назад, глубже в тень от овощного магазинчика. Солнце пекло невыносимо, кажется, даже в Италии было не так жарко. Душно точно не было. В Италии было много такого, о чем Гокудере хотелось вспоминать и к чему хотелось вернуться. Однажды вернуться — с Десятым и Хранителями. Ну, и с Ямамото, конечно. Гокудера уже почти не краснел, думая о том, чем они с ним занимались при каждом удобном — и неудобном тоже — случае. Этот «просто секс» захватывал водоворотом, почти лишал разума и заставлял делать такое, о чем он раньше и мечтать боялся. То есть представить-то все это он мог — поцелуи, касания, самая сладкая боль, когда чужие зубы прикусывают сосок, а жесткие пальцы надрачивают член — но чтобы так, на самом деле… Еще неизвестно, кто тут дурак — он или Ямамото. А член в штанах шевельнулся, черт. Нельзя думать о том, как горячий язык лижет и посасывает его анус, нельзя! Лучше вспоминать, как внимательно смотрел Ямамото, слушая его недлинный, но чертовски невеселый рассказ о матери, которой не стало, об отце, который слишком привык решать за других. И на маме он так и не женился. У нее были светлые волосы и ласковые руки, Гокудера помнил. Или не помнил, потом все придумал и поверил. Мама была как ее музыка — мимолетная, легкая и грустная. А вот отец… Отца Гокудера ненавидел. И тот его, наверное, тоже. Хорошо, видно, старика прижало, если он своего сбежавшего ублюдка хочет вернуть в лоно Семьи. Жаль, что у него нет законного наследника, жаль, что Бьянки не может быть боссом. А Гокудера не хочет. И не будет, каких бы слезливых писем отец не присылал и сколько бы головорезов не отправлял за блудным сыном. Он — Хранитель урагана Десятого дона Вонголы. Он сам этого добился. И он сможет все сам! Станет лучшей Правой рукой, лучшим бойцом и советником, во всем лучшим — а отец пусть сам разбирается со своей Семьей. Гокудере нет до нее дела. Гокудера дернул плечом и потянулся за очередной сигаретой. Скорей бы уже приехал этот бейсболист хренов, сколько можно ждать. Не знаешь, что хуже — думать об их с Ямамото «играх» или об отцовских приказах. Хотя, вообще-то, это Гокудера приехал на полчаса раньше уговоренного времени, но не себя же ругать! Из очередного автобуса на тротуар вывалила целая толпа, в основном, девушек и женщин — явно шли оставлять денежки в кассах торгового центра. Несколько мужчин направились в ту же сторону, а один… Гокудера медленно выпустил дым изо рта и отступил, прячась за автоматом с газировкой. Один был «туристом», из тех, что дежурили около школы и на его улице. Гокудера его лица по отцовскому дому не помнил – кто-то из новых. Неприметная черная машина припарковалась недалеко от остановки. Может, у Гокудеры не было интуиции Вонголы, но он задницей чувствовал — по его душу пришли. Только хрен они его возьмут. Он выбросил сигарету, затушил окурок ногой и зашел в магазинчик. Его хозяин что-то возмущенно закричал, когда Гокудера нырнул в дверь черного входа, но даже из-за прилавка выскочить не успел — тот уже перепрыгивал через низкий забор и ящики, направляясь к громадине центра. Гокудера собирался затеряться там. — Алло! — Ты где? Я жду на остановке, но… — Там машина стоит? С гайдзинами? — Машина? Тут много… Слушай, тут эти твои «туристы» ходят. — Давай тихо, не привлекая внимания, дуй в Центр. Я на втором этаже в большом магазине с женской одеждой. В крайней слева кабинке. Слева от входа, понятно? — Ага. Иду. Гокудера проверил защелку и нервно щелкнул пальцами. Курить было нельзя, а хотелось. Трех отцовских бойцов он встретил на первом этаже, около кафе — пришлось бежать по лестнице и прятаться. Ничего удачней кабинки для переодевания в голову не пришло. Почему они решили начать открытую охоту именно сегодня? Специально ждали, когда он будет один и далеко от дома? И где ходит Ямамото? Когда в кабинку осторожно постучали, у Гокудеры сердце упало, но знакомый голос и тревожное «Гокудера?» заставили его расслабиться. Совсем немного. Ямамото скользнул в приоткрытую дверь и замер, глядя, как Гокудера быстро поворачивает замок. — Тебя кто-нибудь видел? — Нет, я осторожно… Гокудера, они собираются увезти тебя силой? — Думаю, что да. Отцу надоело ждать. Присутствие Ямамото успокаивало, Гокудера сам не понял, как прижался к нему и обхватил за талию. А теплые руки обняли его, прижали — сердце опять екнуло, но теперь не от страха. — Прорвемся, — сказал Ямамото, и Гокудера фыркнул. Надо было отстраниться, глупо так стоять. Только для этого надо было сделать усилие — слишком хорошо было. И руки, поглаживающие спину, придавали сил. Чего он, собственно, запаниковал? Конечно, прорвемся. У Гокудеры уже сложился план. — Идиот! Единственное, что он забыл учесть — дурацкое чувство юмора Ямамото. — А что? — И улыбка у него дурацкая! Юбка в руках Гокудеры была, наверное, самой короткой из тех, что продавали в магазине. Такую еще надо было отыскать, Ямамото постарался. — И как я ее надену? У меня трусы длиннее. — Вот. Гокудера только тихо застонал, увидев кружевную тряпку в смуглой ладони. Все продумал, даром, что идиот. Похотливый идиот. Ямамото расправил трусы и полюбовался на розовый бантик. А потом поднес к лицу и щекой потерся о белый хлопок. Глаза у него при этом были… Гокудера сглотнул и быстро стянул джинсы вместе с трусами, еще и повозиться пришлось — узкие штанины собрались на коленях, трусы свернулись каким-то жгутом. Ямамото шумно выдохнул и сел на корточки, его глаза оказались как раз на уровне паха Гокудеры. — Ты что? Не сейчас же. А хотелось — прямо сейчас. Зная, что где-то в десятке шагов бродят люди отца, некоторые знали его еще маленьким, совсем рядом, за хлипкой дверью кабинки стоят, перебирая вешалки с одеждой, покупательницы, что времени особо нет. Гокудера избавился, наконец, от джинсов и протянул руку за трусами. — Нет. Стой так. Я сам. Ямамото встал на колени у ног Гокудеры, тот почувствовал его дыхание на бедре. — Подними ногу. — Гокудера не смог не послушаться. Горячая ладонь скользнула по его щиколотке, поглаживая выступающую косточку. Оказывается, он замерз под всеми этими кондиционерами, от тепла прикосновения по телу прошла дрожь. — Другую. Ямамото обеими руками тянул вверх трусики, медленно, превращая это то ли в ласку, то ли пытку. У Гокудеры член стоял, как каменный. — Что ты делаешь? — и что делал он сам? Почему не останавливал придумавшего новую и такую несвоевременную игру Ямамото? Почему сейчас плевать на все, потому что тот натягивал женские трусы на его бедра, прижимая резинкой член, а потом лизал его — прямо так, через кружево, посасывал головку, и из-за этого Гокудера даже не дрожал. Он трясся, и пальцы Ямамото больно мяли задницу, удерживая его на месте. Гокудера зажал рот ладонью и уперся спиной в зеркальную стену. — Надень, — прошептал Ямамото. Плиссированная юбка, какие носят школьницы, пришлась почти впору, только на талии немного жала. Гокудера чувствовал себя странно и никак не мог разобраться, почему. Он был одновременно одет и раздет. Плотная ткань скрывала ноги, но Ямамото задрал подол юбки — и Гокудеру охватило чувство сладкой беспомощности и открытости. В штанах так не бывает. Как девчонка, ругнулся про себя Гокудера и застонал, когда Ямамото залез ему в трусы, раздвинул ягодицы и начал тереть там, гладить чувствительный анус. Гокудера прикусил пальцы и расставил ноги шире. — Нагнись немного… Да. Ямамото был так поглощен своим занятием, что, кажется, не думал о Гокудере, только кайфа от этого не меньше — хотелось стонать и материться в голос. А то, что делать этого ни в коем случае нельзя, кажется, только повышало градус удовольствия. — Какой ты красивый. Глухой шепот отдался в висках, Гокудера зажмурился, чувствуя, как смоченный слюной палец втиснулся ему в задницу — Ямамото был очень осторожен, знал, что без любриканта больно. Но не знал, как хорошо. Гокудера дернулся, насаживаясь на палец, и услышал, как полувздыхает-полустонет Ямамото. Наверное, ему тоже тяжело сдерживаться, подумал Гокудера и тут же забыл об этом — второй палец втолкнулся рядом с первым, а потом исчезли оба, и это хуже всего. — Давай же!.. У Гокудеры прервался голос, слов почти не разобрать, но Ямамото послушался. Снова вставил два пальца, неторопливо согнул, нажимая на нужное место. Острое наслаждение заставило Гокудеру выгнуться еще больше, хватаясь одной рукой за стенку, другой — за Ямамото. Волосы у того оказались жесткие, гладкие, за них удобно цепляться — Гокудера прикусил губу, чувствуя, как двигаются внутри него пальцы, а потом дернул голову Ямамото вперед, к паху. Тот чуть слышно выдохнул свое вечное «ха» и потянул вниз резинку трусов. Гокудера был уже на грани, но ему хотелось кончить в горячий влажный рот, увидеть, как Ямамото глотает его сперму, слизывает ее с покрасневших губ. — Гокудера, — шепот показался далеким, собственное имя — чужим и незнакомым. Ноги ослабели, каждое движение пальцев отдавалось в теле приливом тяжелого, уже почти мучительного удовольствия, но Гокудера терпел. Ямамото облизал головку члена, у него при этом всегда такой вид, будто ему купили шоколадное мороженое после года диеты. Гокудере стало почти стыдно от того, насколько ему самому нравилось наблюдать, с каким кайфом сосет Ямамото. Он сдержался, только бы видеть, как тот сосредоточенно морщит брови, глубоко насаживаясь ртом на его ствол. Картинка плыла перед глазами, отчетливая, будто кадры из фильма — бледно-розовая плоть появлялась и исчезала между припухших губ, но с порнофильмами так не бывает, чтобы живот скручивало от ощущения безумного, слишком острого, почти нереального счастья! Гокудера кончил и сам не понял, как ему удалось удержать крик. Потом смотрел, как сглатывает Ямамото, как улыбается, вынимает пальцы из его ануса и поправляет на нем трусы — обмякший член в кружевах смотрелся совсем нелепо, но Ямамото явно нравилось: он улыбнулся шире и уткнулся лицом Гокудере в пах. — Потом заберу у тебя эти трусы. На память. — Дурак, — Гокудере почему-то тоже стало смешно, но он нахмурился и одернул юбку. Развел его на секс, как девчонку. — Смотри, вот еще. Ямамото встал с колен, порылся в сваленной около зеркала одежде и протянул ему бюстгальтер. — Да ни за что! — Туда запихнем твою футболку, будет грудь. Так тебя никто не узнает. Через пять минут у Гокудеры были сиськи размером с приличные яблоки и не было любимой футболки, которую пришлось разорвать на две части. Рвал Ямамото, Гокудера матерился под нос, разбираясь с крючочками бюстгальтера. — Черт, я тебя опять хочу, — сказал Ямамото, разглядывая результат. — Наденешь потом это, когда мы будем дома? — Фетишист хренов. Бабу себе заведи. Гокудера вроде и огрызнулся, а внутри больно кольнуло — а ведь заведет. Надоест ему трахаться с парнем, заведет девчонку. И что тогда делать Гокудере? Еще и смеется, юморист несчастный. — Отлично. Одна из трех блузок пришлась Гокудере впору, хорошо еще, Ямамото догадался выбрать обычные, даже похожие на мужские. Высокие полосатые чулки Гокудера натягивал, тихо матерясь под нос — они перекручивались, непривычно тянулись и сползали. — Ты такой… Красивый. — Еще скажи, что я на девку смахиваю! — А-а… Нет. Гокудера ему не поверил. Сам в зеркале видел — девчонка же. Слишком он худой, тонкокостный и лицом в маму пошел. На отца совсем не похож. — Давай шляпу. Хорошо, очки у меня есть. «Шляпа» была похожа на перевернутый горшок, но в таких ходило половина модниц Намимори, так что грех было жаловаться. Зато не видны светлые «гайдзинские» волосы Гокудеры. — Ну что? — Давай. Ямамото дружески хлопнул его по плечу — хорошо, не по заднице! — и улыбнулся. Как он умел ободрить одной своей лыбой во все тридцать два, Гокудера не понимал. Но шагать навстречу опасности с ним было легче.